Дмитрий Андреевич Шашков
Неподобный
* * *
Хотя за пределами комнаты ещё есть комнаты, кухня, коридор и санузел, я всё это не очень люблю, и бываю там только по необходимости, поскольку там намного тревожнее, – менее привычно, чем в моей комнате. Там обычно обитают эти люди, подобные друг другу и совсем не похожие на меня. Я неплохо понимаю их речь, но сам никогда с ними не говорю. Мне кажется, я и мог бы сказать им что-нибудь, иногда даже приходит мысль, что сказать в ответ на их обычно многочисленные слова, обращённые друг к другу или иногда даже, кажется, ко мне, но пока я формулирую пришедшую мысль, облекаю её в уме в слова, чтобы высказать, они уже говорят что-то следующее, совсем другое, или принимаются за какое-то несвязанное с прежними словами занятие, или и вовсе уходят. Люди вообще очень непостоянны, и это мешает. Впрочем, обычно я и вовсе не испытываю потребности говорить с ними. Зато письменная речь мне вполне подходит, здесь можно не спеша сформулировать свою мысль, облечь её в слова и изложить последовательно, не опасаясь быть прерванным. Так я и начал эти записки. Я очень опасаюсь, что кто-нибудь их увидит, поэтому пишу их только тогда, когда никто не может меня видеть, и храню в тайне со всеми предосторожностями. Я не могу даже примерно представить себе реакцию людей в случае обнаружения этих записок, и это меня очень пугает. Не то чтобы я ожидаю какого-то определённого зла от них, однако сам факт, что люди обо мне столько узнают, кажется мне устрашающим.
Людей несколько: мужчина, ласковая женщина, и ещё двое совсем молодых. Последние никогда ко мне не заходят, но я помню, что когда я был совсем маленький, они тоже были маленькие, они тогда ладили со мной, и даже иногда со мной играли. И я даже тогда помнил их имена, хотя никогда не произносил вслух. Сейчас об этом странно вспоминать. Впрочем, теперь они и в квартире-то, как я замечал, часто отсутствуют, и взрослый мужчина тоже, видимо, часто отсутствует, женщина же, напротив, почти всегда присутствует и даже заботится обо мне, принося еду, постиранную одежду и бельё. Иногда мне кажется, что она поклоняется мне, как некоторому божеству. Хотя, более вероятно, что они все просто изучают меня, как некоторое невиданное животное, помещённое в лабораторию, потому что я и есть невиданный, очевидно, единственный в своём роде, – во всяком случае, за всё время моего существования я не только не встречал подобного себе, но и не слышал, чтобы таковой существовал.
* * *
