Дмитрий Андреевич Шашков
Два разговора
Бывший священник:
– Нет, что вы, тогда я был ещё вполне себе верующим…
Врач:
– А вот я вам наврал… Насчёт того, что в старости мне было бы легко умирать, помните? На самом деле, с годами, наоборот, мне всё ужаснее кажется факт человеческой смертности, всё противоестественнее, и отсюда я тоже делаю вывод, что человек есть образ Божий, созданный для вечности!
Бывший священник:
– Ну и что же, если бы вы могли сказать сейчас что-то тому парню, – допустим, каким-то чудом, – сказать что-то тому, кто умирал тогда у нас на глазах, вы бы смогли ему сказать, что всё к лучшему, – то, что он умер, – и что Бог не должен был бы предотвратить… Войну, например… Да и всё прочее…
Врач:
– Вы судите с позиции, что жизнь его кончилась навсегда, но вы же не хуже меня, даже лучше, знаете, что христиане верят иначе, что мы «чаем воскресения мертвых и жизни будущего века». Так что и он воскреснет, и мы его ещё, наверняка, увидим живым и здоровым. А зачем нужно было прервать его временную жизнь именно тогда – это уже не наше дело… Может, он и сам виноват в этом. Может, наоборот, избавлен тем самым от какого-то зла…
Бывший священник:
– Хорошо, допустим, но зачем было мучить его перед смертью? Почему тогда умирающие не умирают хотя бы мгновенно?!
Врач:
– Не могу точно объяснить, зачем это нужно, но точно знаю, что, если и Сам Бог сошёл на землю, жестоко страдал на кресте и умер, как самый несчастный из людей, значит, это зачем-то да нужно.
Бывший священник:
– Ну, со страданиями Христа как раз всё понятно – наше искупление. А зачем простым людям-то?
Врач:
– Да нет, не всё понятно со страданиями Христа! Неужели для искупления недостаточно было одной смерти Сына Божьего? Зачем ещё и страдания?.. Может, потому что, если бы Он оставался только на высоте Своего совершенства, недоступный человеческим страданиям, то как бы мы удостоверились в Его любви к нам?.. Впрочем, не могу сказать, что мне это понятно. Со страданиями простых людей как раз понятнее: что-то это значит в их собственной жизни, у каждого своё… Мне вот тоже немало пришлось пострадать на войне, – хоть и не так, а скорее морально, – но без этого я не был бы сейчас тем, кто есть. Не в социальном или профессиональном, конечно, смысле, тут я по-прежнему врач, а в личном, в духовном…
