Дмитрий Андреевич Шашков
Чернец
III. Дети, яже ми даде Бог
Через бурелом дремучих северных лесов пробирался жалкого вида странник. Одежда на его худом теле вся давно изодралась в клочья и висела теперь лохмотьями, словно распоротый многажды сверху донизу черный мешок. Голова его теперь была непокрыта, так как клобук свой он давно потерял в пути, и спутанные длинные волосы, как и клочковатая борода, в беспорядке ниспадали на костлявые плечи. Он давно потерял направление, а уж дороги в этих краях не было от сотворения мира, и не мог даже приблизительно сказать, сколько дней, недель или месяцев блуждает в этих тёмных лесах. Видел только, что дни становятся всё короче и холоднее, а ночной холод – всё более лютой мукой для его исхудавшего и теперь почти нагого тела. Пищей ему служили ягоды и грибы, которые он ел, конечно, сырыми, но ещё хуже было с водой. Бывало, ему встречались родники или ручьи, и, напившись всласть, он всякий раз подолгу лежал в изнеможении рядом с водой, борясь с соблазном более не идти никуда, так и остаться у этого водного изобилия, которого ему так не хватало в пути – куда больше не хватало, чем скудной пищи. Но всякий раз он с молитвой пересиливал себя и шел дальше, или лучше, блуждал, не ведая дороги, в надежде только на Бога.
"Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит… На воде покойне всели мя, на месте злачне питай мя…" – сбивчиво молился про себя Лазарь.
– Ну, где же Ты? – забормотал он, наконец, тихим голосом, – где та вода, чтоб не жаждать вовек? И что это за послушание такое, сгинуть в этих лесах без исповеди и причастия?
Лазарь споткнулся, упал и продолжал лежать, не желая более подыматься.
Очнулся он под низким деревянным потолком полуземлянки. В дымном чаду, но в тепле, на скромном ложе у стены. Поблизости кто-то возился, должно быть у очага. Лазарь с трудом разомкнул глаза, но в полумраке поначалу ничего не смог разобрать, только яснее почувствовал тяжесть исхудавшего, больного тела. Но память и сознание его потихоньку прояснялись; он понял, что находится в жилище местных крестьян, которые, очевидно, и спасли его, найдя без чувств в чащобе.
Лазарь стал медленно оглядываться по сторонам. Потолок имел отверстие-дымоход, под которым был устроен очаг. У очага возилась женщина средних лет, и Лазарь поспешил отвести от неё взор, опасаясь соблазна. В углу, напротив его ложа, разглядел древнего старика, сидевшего при свете лучины за каким-то рукодельем, – кажется, тот вырезал какие-то поделки из кости. Лазарь продолжал осматриваться, отметил скромность жизни хозяев, но не это занимало его душу, заставляя всё напряженнее осматриваться, – он не находил в помещении ни одной иконы, ни распятия. Лазарь понял, что он достиг цели своего путешествия, теперь он у тех самых несчастных язычников, не ведавших света Евангелия, к которым послал его когда-то – как давно! – настоятель монастыря.
