Джун Хёр Красный дворец

По какой-то непонятной причине, когда я решилась о нем заговорить, мои щеки пылали:

– Чиын-а…

– Да?

– Я… Мне нужно поговорить с твоим двоюродным братом.

– С моим братом? – Она непонимающе улыбнулась краешком рта. – А вы разве знакомы?

Я помассировала кисть, пытаясь успокоить нервы.

– Да.

Она ничего не ответила. Мы вошли в лавку и стали рассматривать книги на полках. Но я чувствовала, что ее мозг усиленно работает, стараясь заполнить лакуны в том, что было ей известно. Я в смущении откашлялась и, пролистав несколько книг, вернула их на полки. Ничто меня не заинтересовало – мой ум был занят совсем другим.

– Вы любите друг друга? – внезапно спросила Чиын.

– Нет-нет-нет, – ужаснулась я. – Мы пересеклись в Хёминсо, и я хотела бы поговорить с ним… о некоторых вещах, имеющих отношение к резне. По секрету поговорить. Мой отец не должен об этом знать. – Я посмотрела на открытую дверь в лавку, на все еще яркое небо за ней. – Не можешь ли ты спросить у него, готов ли он встретиться до наступления темноты?

– Могу. И я могу сказать ему, куда идти. – Она прижала к себе книгу и озорно улыбнулась. – Мне только что пришло в голову, что мой брат еще никогда не влюблялся. Ему не довелось пока встретиться с суженой. Но ты… Если ты выйдешь за него замуж, то станешь моей двоюродной невесткой?

Я чуть не задохнулась от удивления, хотя ничего странного в ее словах не было. Чиын слыла особой романтичной. Стоило ей отвлечься от учебы, как она тут же принималась устраивать чью-то судьбу.

– Ничего подобного не произойдет, уверяю тебя, – сказала я и быстро добавила: – Можешь к нам присоединиться. Будем искать правду вместе. – Эта мысль внезапно показалась мне очень заманчивой. – Точно, тебеследует присоединиться к нам! Можем встретиться в харчевне, все трое. Обсудить дела, а потом поужинать. За мой счет. А потом ты останешься у меня, и мы будем готовиться к экзамену… – Мой голос невольно затих, потому что Чиын упорно молчала.

– Нет, – прошептала она наконец, – не проси меня присоединиться. Я не стану этого делать.

Я моргнула.

– Но почему? Он твой двоюродный брат, а медсестра Чонсу не только моя, но и твоя наставница. Ты же ее обожаешь.

Чиын стояла, не произнося ни слова. Она по-прежнему прижимала к себе книгу, но теперь, казалось, она старалась обнять себя покрепче, словно ей вдруг стало очень холодно.

– Я не хочу иметь никакого отношения к расследованию.

В глазах подруги я увидела неприкрытый страх.

– Что случилось? – осторожно спросила я.

– Я солгала тебе. – Ее голос надломился, она отвела взгляд. – Я не стала ждать тебя снаружи Хёминсо. По всей видимости, тем же вечером, немного раньше, произошло ограбление, и пробежавший мимо патрульный сказал стражнику, что они наконец-то нашли преступника. Стражник отвлекся, и я проскользнула в ворота, чтобы найти тебя. И увидела накрытые циновками трупы. Не надо было этого делать, но я приподняла циновку и… – Ее лицо стало прямо-таки белым, таким же бледным, как и утром. Теперь я поняла, почему она выглядела такой испуганной. – Убийца тех женщин… он где-то рядом, и если он узнает, что мы его ищем… то под соломенными циновками окажемсямы.

– Чиын-а. – Я пыталась поймать ее взгляд, но она избегала смотреть мне в глаза. – Именно поэтому я намереваюсь действовать втайне. Никто не должен ничего знать. Мы можем…

Она помотала головой:

– Говорю же, не хочу иметь хоть какое отношение к этому делу. И мне очень жаль, если я тебя расстроила.

Я смотрела на подругу – моюединственную подругу. На ее круглое лицо и изящный подбородок, на яркие глаза и постоянно улыбающиеся губы. Мы все всегда делали вместе. Но я напомнила себе еще раз, что предстоящее расследование не игра. Даже если мы будем очень и очень осторожны, никто не сможет гарантировать нам безопасность.

– Я не расстроена. Вовсе нет. – Я взяла ее ладонь в свою, пальцы у нее были ледяными, и я тут же пожалела о том, что вообще заговорила с ней о расследовании. – Я не буду настаивать. Обещаю.

– Спасибо, – прошептала она, а затем, поймав наконец мой взгляд, сказала: – Но я все же поговорю с братом. И передам ему от тебя весточку. Он говорил, что сегодня, попозже, собирается к горе Пугак, чтобы пообщаться с еще какими-то родственниками Минджи – они живут в тех местах.

«Четвертая пропавшая медсестра», – подумала я.

– Давай передам, чтобы он встретился с тобой там?

Я кивнула, не выпуская ее руки.

– Притворись, что известие от меня не имеет никакого отношения к расследованию.

– Я просто сделаю вид, что я… – Она помолчала и перевела взгляд на книгу у нее в руке. Это была «История Чхунхян» – повесть о любви низкорожденной дочери кисэн и молодого человека знатного происхождения. Ее губы тронула слабая улыбка. – Что я вообразила, будто у вас романтическое свидание. Скажу ему, пусть наденет самый подходящий для такого случая халат, чтобы как можно лучше смотрелся при свете луны.

Мое лицо снова запылало, шею и грудь охватил жар. Но я была рада видеть улыбку Чиын.

– Тогда встретимся с ним под луной. Скажем, у павильона Сегомджон.

– Павильон Сегомджон, – прошептала она, и в ее глазах снова вспыхнул свет. – Я так ему и скажу.

– Нет, я же прошу…

Чиын отложила книгу в сторону и отошла от меня; и я поняла, что умудрилась внушить довольно странную мысль девушке, тратившей все заработанные деньги на романтическую литературу.

– Я пошутила, – договорила я, кинувшись вслед за ней.

Я перешла по маленькому мосту через ручей Хонджевончхон, в котором массивных плоских камней было больше, чем воды, и тут же увидела Сегомджон – крытый черной черепицей павильон у горы Пугак. Здесь имели обыкновение отдыхать и мыть в ручье мечи воины, а свидетелями свиданий приходивших сюда влюбленных становились лишь гора и лягушки. Несуразное место для встречи с молодым инспектором, а я терпеть не могла несуразности. Но Чиын передала ему мою просьбу, и он согласился встретиться здесь со мной незадолго до наступления сумерек.

Я тяжело вздохнула. Что сделано, то сделано. Не имело смысла беспокоиться о том, что я была не в силах изменить.

Очутившись на террасе, я откинула голову назад. Меня окружали коричневые колонны, поддерживающие выкрашенные в нефритово-зеленый цвет и искусно разукрашенные изысканные карнизы. Дул легкий ветерок, и я глубоко вдохнула запах десяти тысяч деревьев.

Не было ничего удивительного в том, что павильон Сегомджон часто упоминался в разного рода литературных произведениях, особенно в поэзии. Он располагался у поросшей лесом горы, рядом с ручьем, поблескивающим в свете заходящего солнца, и внушал уверенность в том, что в нашем королевстве все в порядке. У нас нет голода. Нет ужаса и боли. Есть лишь вода, земля и деревья.

Это легкое, не тяжелее птичьего пера, чувство я испытывала всего одно мгновение.

Прислонившись к низкому дощатому забору, я прокручивала в голове одну и ту же мысль: все былоне хорошо и правда казалась недосягаемой. По пути сюда я забежала в Хёминсо поговорить с медсестрой Огсун, выяснить, не слышала ли она чего-то нового. Она покачала головой и сказала, что расспрашивала всех, кого только было можно, но никто не знает, куда медсестра Чонсу ходила ночью незадолго до резни в Хёминсо.

Я так глубоко погрузилась в свои мысли, что не замечала, как шло время, пока не услышала стук копыт вдали. Я обернулась. Солнце уже наполовину село, украсив золотым сиянием безоблачное небо и припорошенную снегом землю. В приближающемся всаднике я узнала Оджина.

Я похолодела от страха, но поспешила прогнать это чувство, выпрямила спину и сложила руки на груди. Я приняла решение и не собиралась менять его.

Я сделаю все, чтобы помочь медсестре Чонсу.

Оджин спрыгнул с лошади, привязал ее к перилам моста и перешел на мою сторону ручья. Он принес с собой запахи тумана, сосны и чуть ощутимый запах пота – создавалось впечатление, будто он очень спешил сюда. Одет он был в полицейскую форму, и мне казалось, я вижу перед собой молодого командира Сона в черной шляпе с бусинами. Рукава синего шелкового халата Оджина были расшиты серебром. На поясе висел внушительного вида меч.

Смутившись, я опустила глаза.

– Прошу прощения за то, что заставила вас проделать неблизкий путь к этому павильону, наыри.

Я ждала, что тут последует короткий неловкий разговор ни о чем или даже язвительный комментарий по поводу места нашей встречи. Но он просто сказал:

– Ты приняла решение?

– Не знаю, хватит ли у меня смелости попросить…

– Ты смелая, так что будь смелой и со мной, – ответил он, и голос его прозвучал столь твердо, что я удивилась. – В обходительности нет нужды.

Я обдумала его слова и пробормотала:

– Полагаю, ни в самом убийстве, ни в том, что имеет к нему отношение, нет ни капли обходительности.

– Это точно, – улыбнулся он.

Ободренная им, я чуть подняла глаза.

– Тогда расскажите мне, наыри, все, что вам известно об этом деле, а я расскажу вам все, что знаю я.

Он прислонился к забору, достал небольшую записную книжку и открыл ее.

– Мы опросили всех свидетелей, что оказались рядом с Хёминсо той ночью.

Я провела пальцем по воротнику своей формы, а затем, слегка смущаясь, встала рядом с Оджином и посмотрела на страницу, которую он мне показывал. И увидела написанные аккуратными иероглифами ханча имена. Первым шло имя медсестры Инён.

– Наша главная свидетельница – дворцовая медсестра Инён, бывшая служанка тамо в полицейском отделении, – сказал Оджин. – По ее словам, она пошла за Анби, чтобы предупредить ее о том, что нельзя покидать территорию дворца, но не смогла ее догнать. Потом она услышала крики и помчалась на место преступления.

У меня по спине пробежала дрожь.

– А где обнаружили тела?

– Тело придворной дамы Анби нашли неподалеку от ворот.

Я вспомнила ее, холодную и красную от крови.

Точные удары в легкие и горло.

– Старшая медсестра Хиджин лежала у подножия лестницы, рядом с учебным кабинетом.

Раны в спине и горле.

– Две ученицы были найдены в самом кабинете. Ынчхэ лежала рядом с дверным проемом, а Питна, свернувшись клубочком, у стены.

Питна, чьи ногти были в крови. Ей нанесли колющие удары в горло и грудь. У Ынчхэ был сломан нос, а в кулаке она зажимала клок волос. Ее ранили в живот, а прикончили ударом в горло.

– У всех жертв есть нечто общее, – прошептала я. – Рана в горле.

Оджин кивнул:

– Тамо, осматривая тело во второй раз, измерила раны в груди и на шее придворной дамы Анби. Они были нанесены оружием четыре чхона на два пуна[25].

Я нахмурилась:

– Командир считает, что орудие убийства – нож для резки трав. Однако для якчакту, мне кажется, лезвие слишком маленькое. Нож для резки трав по длине ближе к мечу. А ее закололи чем-то… я бы сказала, длинным иочень тонким.

– Я тоже так считаю. Но раны у других женщин вполне могли быть нанесены ножом для резки трав.

Я скрестила руки и начала ходить по террасе, пытаясь представить тела убитых. Хорошо бы рассмотреть их раны тщательнее, чем тогда, на месте преступления.

– Будет ли у меня возможность осмотреть тела?

– Нет, женщин похоронили.

– Как? – прошептала я. – Прошло всего четыре дня.

– Командир Сон сказал, что трупы слишком быстро разлагаются. Я пытался убедить его не торопиться, но на третий день после убийств жертв все равно похоронили.

Мое удивление все росло. Тело убитого часто говорит очень о многом, раны способны детально повествовать о произошедшем. И подобные свидетельства буквально зарывают в землю на третий день после трагедии?

Значит, придется полагаться на рассказы Оджина и тамо.

– Вы упомянули, что придворную даму Анби закололи ударом в легкие. Легкие защищены ребрами… – Я позволила мыслям задержаться на этом моменте и попыталась сообразить, о чем еще способны поведать мертвые. Продолжая хмуриться, я подняла глаза на Оджина. – Просто ли это – заколоть кого-то ударом в легкие?

– Это совсем не просто, если не иметь представления о строении человеческого тела. Нужно, чтобы клинок прошел между ребрами – только так можно беспрепятственно добраться до легких. – Между его бровями залегла морщинка. – А что происходит при этом с человеком с медицинской точки зрения?

Ветер тем временем усилился, и сколько бы я ни заправляла волосы за уши, они все равно лезли мне в лицо.

– Большая кровопотеря, затрудненное дыхание, но смерть в подобных случаях далеко не мгновенна… – Я убрала еще одну прядь за ухо, но потом, сдавшись, позволила ей упасть на лицо. – Обычно она наступает спустя несколько часов, в течение которых легкие наполняются кровью.

– Возможно, именно поэтому убийца преследовал Анби – зная, что быстро она не умрет, он хотел нанести ей второй удар. Она же потеряла слишком много крови и не могла защищаться. На эту вторую рану ты и обратила внимание.

– А что обнаружили тамо при осмотре?

– Тамо подтвердили, что рана достаточно глубока и оказалась смертельной – был задет большой кровеносный сосуд в горле.

Это объяснило то тяжелое чувство, которое я испытала, впервые увидев рану. Знал ли напавший на Анби убийца, где именно находится такой сосуд?

– Убийца либо случайно нашел нужную точку на теле жертвы и за один удар понял, что ранил куда нужно, потому что на этом он остановился, – сказала я, – либо у него имеется хорошая военная или медицинская подготовка.

Мне на ум пришли врач Кхун, медсестра Инён и наследный принц. Первые двое всю жизнь изучали человеческое тело, а последний был хорошо подкован в военном деле.

– Кто наши подозреваемые?

Оджин тяжело вздохнул.

– В настоящий момент таковых очень много, нам нужно будет сузить круг.

– Но например?

– Самый вероятный убийца – врач Кхун.

– Он не выходил вчера на работу, – сказала я, неожиданно вспомнив о его отсутствии. – Его никто не видел. А вы с ним встречались?

– Я недавно ходил поговорить с ним. Он отсиживается у себя дома и так сильно горюет, что даже с кровати подняться не в силах, – ответил Оджин, а поскольку я молча ждала, что он еще скажет, продолжил: – Я расспросил врача о его отношениях с придворной дамой Анби, но он все отрицал. Даже то, что кольцо принадлежит ему. И все же совершенно очевидно: ему известно о ней довольно многое. Он сказал, что я должен допрашивать не его, а госпожу Мун.

Мои брови сошлись на переносице:

– Госпожу Мун?

– Он поведал мне, что госпожа испортила жизнь придворной даме Анби, но в детали не вдавался. Сказал еще, что она могла заплатить наемным убийцам, чтобы те покончили с Анби. – Оджин заглянул в записную книжку. – Так что госпожа Мун тоже находится под подозрением, хотя ума не приложу, с какой стати она могла столь сильно ополчиться на придворную даму.

Я замерла: у меня было чувство, что я знаю ответ на этот вопрос. А потом моя неясная мысль сформировалась и стала отчетливой:

– Придворная дама Анби была шпионкой госпожи Мун.

Оджин поднял на меня ошарашенный взгляд:

– Откуда тебе это известно?

– Мне сказала госпожа Хегён…

– Госпожа Хегён, жена наследного принца? Но почему женщина из королевской семьи доверилась тебе, по сути, служанке? – спросил он, и я поняла, что проболталась.

Под его испытующим взглядом во мне всколыхнулись воспоминания о той ночи, и я испугалась, что если Оджин вглядится в меня чуть пристальнее, то разгадает один из дворцовых секретов, а после этого многие лишатся голов. В том числе и я.

– Тебе известно что-то такое, что следует знать и мне? – тихо спросил он.

– Я медсестра, и мои пациенты часто откровенничают со мной, – ответила я и быстро сменила тему разговора: – Язнаю, что госпожа Мун поручала слугам шпионить за принцем. Я слышала также, что она пытается настроить короля против сына, хочет, чтобы его величество остался в одиночестве. Чтобы он всецело принадлежал ей.

Оджин продолжал смотреть на меня, и между его бровями появилась морщинка, словно он что-то начинал понимать, и я запаниковала еще больше. Отчаянно желая отвлечь его, я посмотрела в его записную книжку.

– А как насчет Минджи? – Я ткнула пальцем в ее имя. – Она же не стала жертвой резни, правильно я говорю? Вы нашли ее?

– Я еще не закончил с подозреваемыми. – В голосе Оджина звучало напряжение. – Наследный принц тоже в их числе.

– Темнеет. – Я смотрела куда угодно, только не на Оджина. – Нужно идти, пока не наступила ночь. Мне по меньшей мере два часа добираться до дома.

Свет постепенно покидал небеса, горизонт окрасило пурпурно-красное сияние, и на все окружающее упали тени, наполовину закрывшие лицо Оджина.

– У меня еще остались вопросы, – глухо сказал он. – Я провожу тебя до дома.

И, не дожидаясь моих возражений, Оджин пошел к своей вороной лошади. Я последовала за ним, думая, как бы мне избежать его расспросов. Когда он остановился перед лошадью, у меня не было ни малейших сомнений, что сейчас он заставит меня идти домой пешком. Я была служанкой, в конце-то концов, рожденной ходить по грязи. Хорошо, что хоть погода была хорошей.

Оджин поправил седло и бросил на меня быстрый взгляд.

– Можешь поехать на лошади, – сказал он. Я уставилась на него, слишком сбитая с толку, чтобы произнести хоть слово. Заметив мое замешательство, он неловко потер шею, вид у него при этом был непривычно взволнованный. – Ты… боишься лошадей?

– Ну конечно, нет, – пряча удивление, ответила я.

Я направилась к лошади и попыталась засунуть ногу в стремя. У меня все никак не получалось, а потом мое сердце зашлось от изумления, потому что Оджин обхватил меня за талию и легко посадил в седло. Он тут же убрал руки, и все же я по-прежнему чувствовала их тепло. Он, человек благородного происхождения, не должен был прикасаться ко мне. Это было незыблемым правилом, составной частью конфуцианской нравственности, а люди ранга Оджина рьяно охраняли свою репутацию и стремились вести себя правильно и добродетельно.

Я сидела на лошади, слишком ошарашенная, чтобы пошевелиться, и Оджин повел ее к дороге. Далеко не сразу мое разгоряченное лицо остудил вечерний ветер. Я совершенно забыла о только что случившимся разговоре, и Оджину пришлось вернуть меня к действительности.

– Я слышал, госпожа Хегён защищает своего мужа как только может, – осторожно сказал он. – Она не стала бы снабжать тебя столь щекотливой информацией без важной на то причины. Не будучи уверенной в твоем молчании.

Я снова вспомнила покои принца Джанхона.

– Я действительно не знаю, почему она доверилась мне, – солгала я. – Но, уверяю вас, наследный принц невиновен. Госпожа сказала, что, когда он вернулся той ночью, на его одежде не было пятен крови.

Оджин замедлил шаг:

– Вернулся?

У меня перехватило дыхание. Я очень сильно оплошала.

– Я хочу сказать… он целый день был во дворце. Так что как он может быть убийцей?

Оджин остановился, и его лошадь тоже. Он смотрел на меня из-под шляпы так пристально, что я не могла отвести от него взгляда.

– Мне нужно знать абсолютно все, – произнес он. – И я не допущу, чтобы ты пострадала из-за того, что сказала мне правду.

Мои губы по-прежнему были крепко сжаты; сердце грохотало в груди.

– Я прошу тебя довериться мне, – продолжил он медленно и твердо. – Расследование ведем только мы с тобой. Я должен знать, что могу на тебя положиться. Одно-единственное лживое слово – и все пропало.

Я крепче вцепилась в седло, нерешительность тяжелым грузом лежала у меня на сердце. А затем до меня дошло: Оджин доверил мне чрезвычайно важную секретную информацию. Дал прочитать сведения из своей записной книжки. И, по справедливости, я тоже должна быть искренней с ним…

После долгой паузы я прошептала:

– Наследного принца не было в его покоях в ночь резни. – По лицу Оджина пробежала тень удивления, равно как и ужаса. – Поклянитесь, что никому об этом не скажете.

Казалось, он не может подобрать нужных слов, и я продолжала стоять на своем:

– Если вы проболтаетесь, то навлечете на мою голову нечто ужасное.

Он выдержал мой взгляд, его глаза из-под нахмуренных бровей смотрели серьезно и решительно:

– Клянусь. Клянусь могилой отца, что ничто из того, что ты мне скажешь, не будет обращено против тебя.

И в этот момент у меня появилось странное чувство.

Я поверила ему.