Джулия Поздно
Бывшие. Дурман
Пролог
– Что это? – недоуменным взглядом смотрю на тонкую и хрупкую фигуру своей свекрови – Тамары Ильиной-Стембольской.
Женщина явно напряжена. Двумя руками она опирается на дубовую трость с инкрустированной полудрагоценными камнями рукояткой. Несмотря на хромоту и травму, поставившую крест на ее карьере балерины, Тамара Александровна до сих пор держит великолепную осанку и сохранила отличную форму. В ее-то возрасте!
– Простая формальность, – с невозмутимым выражением лица проговаривает Ильина. – Брачный договор.
– Но как же… – чувствую, как губы немеют и язык не слушается, а в теле пронзительной и жгучей лавой разливается боль. – На каждой странице убористым почерком стоит подпись моего Яна.
– Марина, – с нажимом повторяет женщина, – просто подпиши. Ты же клялась моему сыну в великой и бескорыстной любви, тогда докажи это на деле.
Я перевожу взгляд на стопку бумаг. Все буквы пестрят и расплываются, пытаюсь сосредоточиться и прочитать хотя бы первую строчку. Особенно мешает этот больничный тошнотворный запах, который уже несколько дней наполняет мои легкие после страшной аварии, в которой пострадали я и мой муж.
– Я могу ознакомиться с документами позднее? – оттягиваю время, предчувствие просто вопит о том, что меня заманивают в какую-то западню.
Ян никогда не предлагал мне заключить брачный договор, да и я сама не заводила этот разговор. Было не до того. Водоворот страсти и чувств закрутил с такой бешеной скоростью, что очнулась я уже окольцованной и с совершенно чужой для себя фамилией Стембольская. Из-за этого я сейчас смотрю с сомнением на эти документы. Да и свекровь меня невзлюбила с той самой минуты, как меня представил Ян в качестве своей жены.
«Ян, ты, наверное, зло пошутил? Где ты подобрал эту…» – недоуменно, с примесью злобы и горечи выдала моя новоиспеченная родственница.
Сказать, что мне хотелось помыться, ничего не сказать. В ее совершенную жизнь я пробралась тайком, словно воришка, в грязных сапогах натоптала по белоснежному ковру и теперь переезжаю в их дом на правах молодой супруги единственного наследника.
Дверь в палату открывается, и на пороге появляется врач. Я тяну губы в едва заметной улыбке и смотрю с надеждой на своего спасителя, столь вовремя прервавшего этот неприятный разговор.
– Кто вас пустил? Больной нужен покой, особенно в ее положении.
– О каком положении идет речь?! – во взгляде улавливаю тревожный блеск, что женщина уже поняла, о каком событии заикнулся мой лечащий врач. Ее губы сложились в одну плотную и узкую линию, а лицо исказила жуткая гримаса.
В панике отодвигаю документы в сторону и инстинктивно закрываю ладонями живот. Мне так хотелось оттянуть этот момент. Все должно было произойти иначе и не здесь. С Яном всегда как за каменной стеной, а сейчас мой спаситель лежит в реанимации и подключен к ИВЛ.
– Я говорю о беременности вашей невестки. Ей нужен покой, и никаких волнений. Девушке просто повезло, после подобного ДТП не было ни единого шанса на спасение, тем более что…
– Какой срок? – прерывает бесцеремонно Ильина мужчину, и я замечаю, как плотно она сжимает в руках трость до побелевших костяшек.
«Плод».
Странное название для еще нерожденного ребенка. Грубое и бесчувственное.
Для меня это уже был настоящий человек. С двух полосок. С первого УЗИ на пяти неделях и его сердцебиения.
– Восемь недель, – отвечает врач и, обогнув Ильину, садится на край больничной кровати, начиная стандартный осмотр. – Как ваше самочувствие?
– Как и вчера, – отвечаю тихо-тихо и прячу взгляд за широкой мужской спиной, проклиная эту аварию и сейчас свою беспомощность. – С ребенком правда все хорошо? – сглатываю и пытаюсь унять нарастающую панику от гнетущей обстановки.
– Вот сходите на плановое УЗИ, и врач вам все подробнее расскажет о вашем бойце.
– С чего вы взяли, что это он?
– С таким рвением к жизни, как у него, он просто обязан быть пацаном, – врач улыбается и смотрит на меня с хитрым прищуром.
Мне не важно, какого пола будет наш с Яном ребенок, я уже его люблю.
– Ты… нашла все-таки способ привязать к себе Яна! – с досадой говорит Ильина, сняв маску милой и воспитанной женщины, как только за врачом закрывается дверь
– Вы все неправильно истолковали, – тянусь к документам и решаю закончить столь неприятный разговор, поставив подпись на каждой странице.
Мне не нужны деньги семьи моего мужа. Главное, чтобы он вышел из комы и у нас было все как раньше. Я так надеялась, что, отказавшись от прав на имущество Стембольских, я обрету долгожданный покой и, встав на ноги, смогу побороться за жизнь Яна.
Увы! Я наивный и доверчивый человек, до безобразия.
Несмотря на детский дом и статус сироты, несмотря на отсутствие поддержки в лице родных людей, я обрела любовь и сильное, крепкое мужское плечо. Я сохранила веру в людей, и это стало для меня стало началом конца.
– Готово, – протягиваю документы Ильиной.
– Отлично, Мариночка. Умная девочка. Ты только что подарила свободу моему сыну.
Я вздрагиваю и понимаю, что произошло неизбежное и сейчас собственными руками я помогла уничтожить нашу семью.
Глава 1
– Ма-а-а-м, – тянет сын меня за рукав рубашки. – Хочу мороженое. Ты мне обещала! – мой маленький мужчина заметно дуется и скрещивает руки на груди.
Присаживаюсь на корточки.
Зрительный контакт самый важный в общении с детьми. Вот так – глаза в глаза.
– Зайчик, давай зайдем в магазин у дома и купим целый брикет. Тот самый, шоколадный, – наиграно провожу языком по губам по часовой стрелке и потираю рукой живот. – Темный и сладкий, такой же, как и ты, – дотрагиваюсь осторожно рукой до лица сына и широко улыбаюсь. Смотрю на своего пятилетку, на забавные складки на носу ребенка. Сашка так часто любит морщить нос, хотя ему это не очень идет.
– Не хочу в магазин, хочу в кафе! – затягивает любимую истерику сын и с разбега всем телом падает в лужу. – Мороженое, мороженое…
Кризис пяти лет нас не миновал, а я все же надеялась отделаться малой кровью. Мне едва удалось пережить наши три года. По совету опытных подруг-матерей, подключила к ситуации специалистов: логопеда-дефектолога, психолога, невролога.
«Маринка, сейчас дети просто атомные, без специалистов труба!» – все мои знакомые утверждали в один голос.
«Дыши!» – приказываю себе и подхожу к луже.
– Сам встанешь или тебе помочь? – продолжаю улыбаться и боковым зрением замечаю, как нашей ситуацией начинают интересоваться окружающие. Все ждут моей реакции.
– Ой! – слышу за спиной сердобольный голос одного из присутствующих. – Что за мать такая? Ребенок упал, а она стоит, лыбится, ждет, пока промерзнет. Полицию надо вызвать!
«Где же вас таких делают – правильных?!» – на моем лице застыла непроницаемая маска доброжелательности, склоняюсь к Саше и протягиваю руку.
– Заболеешь, мороженого точно тогда не видать в ближайший месяц, – методично капаю на детский мозг, стараюсь достучаться до своего ребенка.
В какой-то момент он осознает, что выбрал не самый лучший вариант шантажа, как прогнуть мать под себя. Замечает посторонних, смущается и перестает кричать, как потерпевший, на всю улицу.
– Я вызову такси. Ты весь промок. В таком виде теперь даже в магазин не попадем, – со скорбным выражением лица фиксирую свою маленькую победу над очередным детским капризом.
«Кто бы знал, чего мне стоит вот так стоять и держать лицо…»
Сын протягивает свою маленькую ладошку навстречу. Удерживаю его руку и вытягиваю ребенка из лужи. Интересно, сколько таксистов мне придется перебрать, пока найду того, кого не испугают лужи в салоне?
Достаю из сумки смартфон, открываю приложение и включаю геолокацию. В этом районе около пяти свободных машин, но по иронии судьбы заказ никто не берет в эконом-сегменте. Нажимаю отмену и выбираю в меню бизнес-вариант. Всего одна машина – внедорожник. Эта поездка до дома мне обойдется в кругленькую сумму.
Плевать. Уверенно принимаю условия службы такси. Маячок на карте вновь оживает и подает сигнал. Запрос принят. Система отбивает новое уведомление. Внимательно читаю фамилию владельца машины и регистрационный номер: Суриков Евгений Альбертович, «Т783ОР».
– Мне холодно, – начинает поднывать Сашка.
Смотрю на хрупкую фигурку сына. Глядя на этого маленького мальчика, пока сложно представить, каким он вырастет мужчиной, но уже сейчас в нем четко прослеживаются знакомые черты. Его отца. Смуглая кожа, черные, как смоль, вьющиеся волосы, брови домиком, овальная форма лица, серьезный волевой взгляд. Вот только цветом глаз сын пошел в меня: небесная синь, напоминающая весеннее безоблачное небо. Хотя бы в этом я перехватила первенство.
Я снимаю с себя ветровку и ловко снаряжаю сына, пока ждем такси. Этого должно хватить, чтобы мы успели добраться до теплой ванны и чашечки горячего цикория.
Сразу выхватываю взглядом черный внедорожник, как только он показывается на перекрестке.
«Зачем работать в такси на такой дорогущей машине? Одна страховка только чего стоит».
Я не могу похвастаться стабильным доходом. На скромную жизнь хватает, правда, не всегда. На зарплату офис-менеджера не сильно разбежишься. Иногда приходится прибегнуть к кредитам и займам. Брать у знакомых в долг не хочу. Легче иметь обязательства перед бездушным банком.
– Зайка, а вот и наша машина.
– Это же настоящий черный танк, – сын с восторгом смотрит на внедорожник.
И я его понимаю. Мы всегда перемещаемся на общественном транспорте или пешком. Мальчишки в его группе давно гоняют с отцами на машинах. Знают все марки и модели. Я, как смогла, тоже научила Сашу, но это все не то, когда нет рядом мужчины и его поддержки. Своей машины у меня нет. Я как-то наведалась в автосалон, но сумма по автокредиту ужасала. Не рискнула повесить на себя такое ярмо. Мать-одиночка, дошкольник и маленькая зарплата в фирме – это совсем не располагает к подобной роскоши. Хотя по современным меркам личный автомобиль больше необходимость.
Я машу рукой, обозначаю, кто здесь клиент. Парковка машин на автобусной остановке запрещена, поэтому резко открываю дверь и пропускаю ребенка вперед.
– Добрый день, – быстро проговариваю и только сейчас замечаю, что нет детского кресла.
Совершенно забыла указать в комментариях подобные детали. Ладно, это ничего, ехать совсем недалеко, поэтому пристегиваю Сашку обычным ремнем и подкладываю ладонь, чтобы ему не натирало шею.
– Добрый, – мужчина в ответ приветствует, а я теряюсь.
Кажется или все-таки нет, что я узнаю обладателя этого голоса? Пока решала, как разместить сына, даже не посмотрела в сторону водителя.
– Девушка, почему не указали, что вы с ребенком? – назидательным тоном спрашивает мужчина.
Свободная рука зависает в воздухе, я вытягиваюсь по струнке и в страхе медленно поворачиваю голову в его сторону.
В последний раз, когда я его видела, мужские глаза были плотно сомкнуты, а лицо изрезано битым стеклом.
Он узнает меня сразу.
Я вижу это по его янтарным глазам с темными вкраплениями шоколадных точек по всей радужке. Моргает и снова впивается пронзительным взглядом, а меня начинает бить внутренний озноб. Все та же смуглая кожа, все те же черные, как воронье крыло, волосы.
– Нет, это невозможно, – шепчу одними губами и чувствую, как в груди все каменеет. Вжимаюсь спиной в пассажирское сиденье. Ощущаю, как резко немеют ноги, такое со мной впервые за пять лет.
Неловкую паузу неожиданно прерывает Сашка.
– Класс, – проговаривает сын. – Внутри еще круче, чем снаружи.
Вздрагиваю. И большим усилием воли привожу себя в чувство. Я не должна показать, как сильно боюсь. Иначе…
– Что, нравится, малец? – водитель резко отстраняется и прерывает зрительный контакт, разворачивается обратно к рулю. Машина трогается с места под непрерывный сигнал маршрутки, которая пытается нырнуть уже несколько минут в «карман» остановки.
– Очень, – выдает бесхитростно Сашка.
– Рижская, восемь, – немного переведя дух, называю домашний адрес, моментами даже заикаюсь.
– Я в курсе, – бархатный баритон разливается ласкающим звуком по салону, а я продолжаю наблюдать за отражением мужчины в зеркале заднего вида, уголки его губ дрогнули и поползли вверх. Заметил.
Ругаю себя на чем свет стоит. И зачем назвала свой домашний адрес? Его же я вбиваю еще в самом начале заказа, ровно до того момента, как начинает работать геолокация.
Мне есть что скрывать, вернее кого, от этого человека. Теснее прижимаюсь к Сашке, и мне сейчас плевать, что ребенок весь мокрый.
Сын же, напротив, чувствует себя прекрасно, несмотря на явный дискомфорт.
– А бензина нужно много для этой машины? А она ваша? А мне такую подарите? – ребенок закидывает своими детскими вопросами нового знакомого.
– Да. Нет. Как мама решит, – мужчина втянулся в диалог, а я внутренне умираю от переливов в его интонации, особенно в момент последнего ответа.
«Что значит, как мама решит?»
Напрягаюсь.
Через пару минут я справлюсь с эмоциями. Вдох-выдох… Пять лет как-то продержалась и сейчас смогу. Главное – срочно унять внутреннюю панику. Натянуть свою любимую маску непроницаемости и сделать вид, что ничего особенного не случилось. Подумаешь, встретила призрака прошлого. Любимого призрака, который перевернул душу и забрал мое сердце…
Глава 2
За окном машины мелькают быстро улицы. Сашка так и продолжает засыпать Яна вопросами, тот любезничает не специально, а действительно проникается к мальчику симпатией. В людях чувствуется фальшь, особенно в адрес детей.
Я молчу.
Дикое напряжение тягучей лавой растекается по телу. Нервы. В последнее время я плохо справляюсь со стрессом. Стрессоустойчивости вовсе нет. Работая корректором, я полностью отсекла себя от общения с людьми.
Я больше им не верила. Особенно мужчинам.
Я смотрю в зеркало заднего вида и изучаю до боли знакомые лоб, брови и сосредоточенный прищур родных глаз.
Не родных. Бывших. Мы чужие.
Повторяю, как мантру, и прикусываю нижнюю губу до крови. Какой же надо быть дурой, чтобы продолжать испытывать искренние чувства к одному из представителей Стембольских. Они жестоко обошлись со мной. С нами. Молодую девушку, беременную, вышвырнуть практически на улицу. Без сожаления и сострадания. А он? Чем Ян лучше своих родителей? Если он сейчас сидит здесь и спокойно управляет машиной, значит, все благополучно закончилось для него. Он ничего не сделал или не захотел сделать.
– Мам, – тянет меня за руку Сашка. – А мы еще раз покатаемся на машине Яна? – я совершенно обескуражена и теряюсь, не зная, что ответить сыну.
– Милый, в службе такси много разных машин, вряд ли мы еще раз сможем позволить себе такую недешевую поездку.
Я не хочу выглядеть нищенкой перед Яном. Я много раз представляла эту встречу. Нашу встречу. Но воображение, где я красивая и независимая – это одно, а суровая реальность – другое.
Ян молчит. Делает вид, что пропустил мимо ушей мое объяснение ребенку. Я в тревоге считаю минуты до того момента, как смогу выйти из машины, сгрести в охапку сына и отгородиться от Стембольского-младшего хотя бы подъездной дверью.
– Ура-а-а, – кричит сын. – «Рыжий слон». Мы дома.
За тягостными размышлениями я совершенно пропустила тот момент, когда мы въехали в знакомый район. Сын всякий раз, узнавая любимый магазин игрушек, радовался, что скоро мы окажемся дома. У нас эта привычка переросла в целый ритуал. Во всех интересных местах, где мы побывали, искали некий ориентир. Недалеко от дома – магазин игрушек, в центральном парке – маленький пруд.
– Рижская, восемь, – глушит двигатель Ян.
Вот зачем он это делает? Почему не проверяет поступившую оплату по выполненному заказу.
Мужчина отстегивает ремень безопасности. Плавно открывает дверь и выходит на улицу. Я только и успеваю, как рыба, открывать рот и хватать безмолвно воздух. В глазах плывут черные точки, и кажется, что я сейчас упаду.
Ян открывает дверь с моей стороны и протягивает руку.
– Это вовсе не обязательно, – язвительно отвечаю и игнорирую галантный жест со стороны Стембольского.
– Тариф «бизнес» обязывает, – я замечаю, что в глазах Яна заплясали чёртики. Он явно получает удовольствие от происходящего. – Желание клиента – закон, – он отстраняется, огибает машину сзади и тот же галантный жест проделывает с Сашкой.
Отстегивает ремень. Проверяет, не натер ли он ребенку шею. Подает руку.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не выругаться. Нервы, словно оголенные провода, разлетаются из стороны в сторону и начинают коротить.
– Спасибо, не надо. Саша, я помогу, – вклиниваюсь между Яном и сыном.
Подсознательно я пытаюсь избежать их телесного контакта. Чтобы «зов крови» не сработал.
– Мам, ключи.
Я подхватываю Сашку. Несмотря на то, что ребенок мокрый, я плотнее прижимаю к себе сына.
– Ключи, – повторяет он.
Я спохватываюсь, расстегиваю сумку и начинаю поиски для нашего очередного ритуала. Когда мы подходим к подъезду, Саша открывает двери, прикладывая цифровой ключ к панели домофона. Так ребенок ощущает себя взрослым, помощником.
– Пока, – Саша машет Яну рукой, а я, не поворачиваясь, пытаюсь ускользнуть от своего болезненного прошлого.
– И даже не попрощаешься?! – летит острием кинжала в спину брошенная реплика. – Рина.
От того, как он произносит мое имя, я спотыкаюсь, едва удерживаюсь на ногах и застываю. Ноги словно два бетонных столба. Не сдвинуть. Не пошевелить пальцами.
«Что же ты никак не угомонишься, Ян Стембольский, или мало причинил боли и решаешь дожать ситуацию?»
– Прощай, Ян, – чеканю каждое слово, неимоверным усилием воли сдвигаю себя с места, словно ледокол, и спешу к входу в подъезд.
Только когда железная дверь примагничивается доводчиком к замку, выдыхаю.
Больно, мне до сих пор больно видеть этого мужчину, знать о его предательстве, ненавидеть… или нет?
***
– Где ты была? – сын колошматит по кнопке вызова лифта и смеется.
– Саша, так нельзя. Кнопка может сломаться, лифт застрянет. Тогда нам придется идти на десятый этаж пешком, а ты весь мокрый, – включаю назидательный тон учителя в адрес ребенка.
Ненавижу такие моменты. Где ты на правах родителя должен провести черту между «можно» и «нельзя». Еще бы это работало! Столько книг по воспитанию мною прочитано, а результат один – мой ребенок постоянно проверяет рамки дозволенного и пытается взять первенство в наших отношениях. Может, это потому, что в нашей маленькой семье только я и он?
Стискиваю челюсти до зубного скрежета.
Терпеливо убираю руку сынишки с кнопки и стараюсь перевести дыхание. Сердце стучит о ребра как бешеное. Встреча с биологическим отцом Сашки совершенно выбила почву из-под ног и спутала все планы.
Трясу головой и смотрю, как на табло над дверями лифта меняются этажи. Нельзя себе позволить сейчас думать о семействе Стембольских. Лучше поразмыслить, как установить доверительные отношения с сыном. Наверное, когда он станет старше, все изменится, и я еще буду скучать по таким милым нелепостям, как детское непослушание. Убеждаю себя: все будет хорошо! Вновь бросаю встревоженный взгляд на Сашку. Правильно ли я поступаю, что в нашей жизни нет мужчины? Возможно, если бы я не была однолюбом, то уже давно могла бы выйти замуж, найти настоящего друга ребенку и быть счастливой…
– Мам, чего застыла? Пойдем.
Двери лифта открываются, и металлический голос оповещает о выборе нужного этажа.
Дома мы спешно снимаем всю мокрую одежду. Я включаю кран с горячей водой, теплое испарение ложится крупными каплями на керамическую плитку. Беру мочалку, выдавливаю цветной гель для купания, который так нравится сыну, и начинаю интенсивными движениями растирать Сашу.
– Хочу пить! – немного требовательно и плаксиво затягивает ребенок, когда я стираю влагу с детской кожи махровым пушистым полотенцем.
– Сейчас, подожди минутку, мама поставить твою одежду на стирку, а потом я заварю тебе травяной чай с медом.
– Фу-у-у, – тянет Сашка, – гадость. Сама пей свой чай! Я хочу обычный, сгущенку и блинчики.
– Заболеешь, – натягиваю банный халат на ребенка и быстро завязываю крупным узлом пояс. – В садик не пойдешь, Петьку не увидишь. Будем сидеть дома.
– Ну и ладно, – не моргнув, заявляет сын и с деловым видом проходит мимо меня. – А Петька твой – дурак, – сын оборачивается на мгновение и корчит забавную рожицу, затем хмыкает и выходит.
Я растерянно моргаю и смотрю моему маленькому победителю-неслуху в спину.
Блины так блины. Иду на поводу в очередной раз, прохожу в кухню, открываю холодильник: молоко, пять яиц…
Ставлю продукты на небольшой столик, что еле уместился в крохотном помещении на несколько квадратных метров. Я тогда в положении не сильно расстраивалась, насколько мне досталась маленькая квартирка от бабули. Крыша над головой, свой угол вызывали только восторг.
В доме Стембольских мне никогда не нравилось. Черно-белые тона в интерьере, дорогая мебель, хрусталь, лучшие зеркала. Все это напоминало больше дворец королевы из Зазеркалья. Холодный и неприветливый.
Так и перемещаюсь по кухне от стола до плиты.
Сашка кричит:
– Мам, смотри, какой сильный дождь!
Реагирую мгновенно. Убавляю газ под сковородой. Так привычнее – быть с сыном на одной волне, не игнорировать детское обращение. Одергиваю гипюровую занавеску, еще доставшуюся от бабушки, смотрю на дождь, затем на уличный асфальт. Сердце пропускает несколько ударов.
Машина Яна до сих пор стоит в нашем дворе. Он так и не уехал. Сидит внутри, я замечаю тусклые блики внутри салона от подсветки телефона.
«Что же тебе не живется спокойно, Стембольский?» – тихо бросаю в оконное стекло, оставляя на гладкой поверхности жаркое дыхание.
Я провожу указательным пальцем и ставлю на запотевшем участке знак вопроса.
