Джудит Макнот
Помнишь ли ты…
– Очень мило, – пробормотал Коул.
Диана с улыбкой пожала плечами:
– Мама с бабушкой убеждены, что атмосфера за столом и сервировка делают вкусной даже самую скромную трапезу.
– Вероятно, они правы, – кивнул Коул, ставя тарелки с цыпленком и печеньем на импровизированный стол и садясь на приготовленную для него охапку сена. Само понятие «сервировка» оставалось для него тайной за семью печатями. Ему предстояло узнать сотни мелочей и правил, неотъемлемых принадлежностей богатства и успеха, но пока он был скорее заинтересован в приобретении богатства, нежели внешнего лоска, которым мог заняться позднее. – Я восхищен, – добавил он, вытянув длинные ноги вдоль стола. Диана уселась слева от него.
– Почему? – спросила она, отламывая кусочек печенья.
– Потому, что вы необыкновенная, – вырвалась у Коула.
Помимо всего прочего, его восхищали ум и сдержанность Дианы. Несмотря на мягкие манеры, она обладала поразительным остроумием, но шутила всегда так тонко, что проявления ее чувства юмора либо заставали Коула врасплох, либо оставались незамеченными. Но больше всего в Диане Фостер ему нравилось демократичное отношение к нему, презренному конюху.
Она беседовала с дружеским интересом – неподдельным, но лишенным каких-либо заигрываний. За годы, пока Коул работал у Хэйуордов, почти все подруги Барбары пытались завязать с ним романтические отношения, которых он мудро и опасливо избегал.
Но Диана Фостер была приятным исключением. Она не переставала удивлять Коула с самой первой встречи, а теперь это удивление непомерно возросло – потому что девушка смутилась и оробела, услышав искренний комплимент. Пытаясь уклониться от продолжения разговора, она подозвала одного из котят, которым помогала появиться на свет, и тот принялся ластиться к ней.
– Подумать только, как ты выросла, Саманта! – воскликнула Диана, подхватывая серую кошку на руки и угощая ее кусочком печенья. Коротконогий песик с черно-белыми пятнами, длинной шерстью и без малейших признаков какой-либо породы слонялся за Дианой по пятам весь вечер и теперь тоже получил лакомство. – Сидеть, Льюк! – приказала Диана и, когда песик с радостью повиновался, вручила ему заслуженную награду.
– Сколько же у вас дома кошек и собак? – спросил Коул, глядя, как Диана любовно перебирает спутанную шерсть песика.
– Мы не держим ни кошки, ни собаки.
Коул остолбенел. Когда в конюшне появились котята, Диана ухаживала за ними, играла и даже умудрилась найти для них хозяев – для всех, кроме Саманты: взять этого котенка Диана убедила Коула. Прошлой зимой она появилась здесь с тощей бродячей собачонкой в руках и уговорила Коула поселить на конюшне и ее.
– Я помогу вам выбрать для нее кличку, – пообещала она, пока Коул отговаривался, не желая обременять себя еще и псом. – Может, назовем его Льюком?
– Он больше похож на Ровера, – возразил Коул. – Или Кабыздоха.
– Если его хорошенько вымыть, он будет похож на Льюка.
Коул не устоял перед взглядом ее огромных зеленых глаз. Подхватив собачонку, он отправился на поиски металлической лохани и мыла от блох. Коул предположил, что дома у девушки уже и без того хватает животных.
Он ухватился за эту тему, чтобы помочь Диане избавиться от внезапного приступа робости.
– Котенок, разве вам никогда не говорили, что милосердие начинается дома? – строго осведомился он, вспомнив прозвище, которое придумал Диане.
Диана опустила Саманту на пол, усадила к себе на колени Льюка, а затем вопросительно взглянула на Коула:
– О чем вы?
– Почему это роль приемного родителя для беспризорного пса должен разыгрывать я, а не вы? Прежде я, разумеется, предполагал, что вы уже несете свое бремя, предоставив «приют для бездомных», и лишь потом обратились ко мне.
Поджав под себя загорелую ногу, Диана уселась боком, чтобы гладить одновременно и Льюка, и Саманту.
– У моего отца аллергия на шерсть. Иначе, – объяснила она восхищенно уставившемуся на нее песику, – я принесла бы тебя прямо к себе домой! И ты спал бы в моей постели…
«Счастливый пес!» – неожиданно подумал Коул, наблюдая, как пятно света пляшет на стене за спиной Дианы, рассеивая мрак. Девушка обладала такой же способностью излучать свет и придавать прелесть всему, что ее окружало. «Когда-нибудь она превратится в удивительную женщину… и при этом изумительную красавицу», – решил Коул.
Ее волосы напоминали тяжелый шелк, а кожа всегда была нежной и свежей. С каждой их встречей Диана хорошела, ее кожа становилась все бархатистее, а глаза – ярче. Сейчас ее рост не превышал пяти футов и двух дюймов – девушка едва доходила Коулу до плеча. В желтых трикотажных шортах и такой же рубашке с V-образным вырезом она казалась богиней, с длинными стройными ногами, высокой грудью и тонкой талией. Она словно гипнотизировала Коула глазами. Он перевел взгляд с ее густых темных ресниц на мягкие полушария грудей, помедлив, чтобы полюбоваться гладкими щеками и нежными губами…
Осознав, что оценивает женские прелести невинного ребенка, Коул разозлился на себя за то, что думал о ней… и испытывал желание.
– Просто нелепо, что вы по-прежнему отказываетесь ездить верхом! – резко выпалил он. При звуках его голоса пес, кошка и девушка вздрогнули, но Коул был слишком раздосадован, чтобы сдерживаться. – Неужели у вас нет ни капли смелости?
Диана не верила своим ушам: Коул еще никогда не разговаривал с ней в таком тоне. Ей захотелось расплакаться, вскочить на ноги, подбочениться и потребовать объяснений. Но вместо этого она лишь пристально взглянула на юношу и спокойно отозвалась:
– Я не трусиха, если вы спрашиваете об этом.
– Нет, нет, я имел в виду совсем другое, – пробормотал Коул, чувствуя себя негодяем. Несомненно, Диана Фостер была одной из самых отважных, добрых и самостоятельных девушек, каких он только знал. – Признаюсь честно, впервые упав с лошади, я выплакал себе все глаза, – солгал он, пытаясь утешить ее.
– Я не плакала, – покачала головой Диана.
– В самом деле? – насмешливо переспросил Коул.
– Да, это правда. Я не плакала даже тогда, когда вывихнула руку и доктор Полтрона вправлял ее.
– Умница, – похвалил Коул.
– Не совсем. – Диана вздохнула. – Я потеряла сознание.
Коул запрокинул голову и разразился хохотом, но вдруг посерьезнел и посмотрел на нее так нежно, что сердце Дианы гулко застучало.
– Не меняйтесь, – хрипло попросил он. – Оставайтесь такой, как сейчас.
Диане не верилось, что все это происходит наяву. Она не знала, чем закончится сегодняшний вечер, но не хотела, чтобы он заканчивался – по крайней мере пока.
– Я хотела бы немного подрасти, – неловко пошутила она.
Девушка выпрямилась и подняла голову, словно невольно побуждая Коула прикоснуться к ее улыбающимся губам.
– Хорошо бы, но в остальном не меняйтесь, – посоветовал он, пытаясь не обращать внимания на ее соблазнительную позу. – Однажды появится какой-нибудь счастливчик и поймет, какое вы сокровище.
Услышав жизнерадостное предсказание Коула, Диана сникла. Опустив голову, она сняла с коленей собаку. Однако девушка не почувствовала за вежливым замечанием Коула злого умысла, и искренне заинтересовалась его мнением.
– А если он будет мне безразличен?
– Исключено.
– Пока со мной не случалось ничего подобного. Кроме себя, я не знаю ни одной девушки, которая не была бы влюблена без памяти и убеждена, что хочет выйти замуж только за своего избранника. – Приподняв руку, она принялась считать, загибая пальцы. – Кори влюблена в Спенсера… Хейли – в Питера Митчелла… Дениза – в Дуга Хэйуорда… Мисси влюблена в Майкла Мерчисона… – Раздраженно махнув рукой, она закончила: – Перечислять можно до бесконечности.
Она выглядела такой подавленной, что Коул счел своим долгом исправить положение, прежде чем перевести разговор.
– Наверняка найдется хотя бы еще одна ваша ровесница, у которой хватает ума приберечь свои чувства для будущего. – Несмотря на то что Коул втайне считал Барбару Хэйуорд легкомысленной девчонкой, Диана не упомянула ее имени, и он решил подкрепить свой довод именно этим примером: – А как насчет Барб? За кого она рассчитывает выйти замуж?
Диана с отвращением подняла глаза к потолку:
– За Харрисона Форда.
– Так я и думал, – сухо заметил Коул.
– И потом, есть еще вы, – продолжала Диана, намекая на Валери и прекрасно понимая, что такая уловка отвлечет внимание Коула от нее самой.
– При чем тут я?
Он казался таким растерянным, что у Дианы проснулась надежда. Во время многочисленных бесед девушка узнала почти все о прекрасной блондинке из Джефферсонвилля.
– Я говорю о Валери.
– А, вот оно что! – Коул усиленно закивал, подстегнув любопытство Дианы.
– Вы давно не получали от нее вестей?
– Мы виделись несколько недель назад, на весенних каникулах.
Перед глазами Дианы мгновенно вспыхнуло яркое видение: Коул и Валери, бурно, страстно занимающиеся любовью на лоне природы под усыпанным звездами небом. В минуту слабости Диана взяла ежегодник лос-анджелесского Калифорнийского университета в главной библиотеке Хьюстона и выяснила, что Валери не только активный участник женского клуба, но и встречается с капитаном футбольной команды колледжа. К тому же Валери и вправду была высокая и красивая, не говоря уже о том, что возрастом и житейским опытом, несомненно, превосходила Диану. Валери обладала внешностью северной принцессы, а ее улыбка просилась на плакаты, рекламирующие зубную пасту. Диана предприняла воистину отчаянное усилие, чтобы не возненавидеть ее. Единственное, что отсутствовало у Валери, это хорошие оценки. По крайней мере у Дианы с Коулом было нечто общее: их средний балл составлял 3,9.
– С какими успехами Валери закончила семестр? – спросила Диана, снисходя до мелочного соперничества и презирая себя за это.
– Она решила пройти научную стажировку.
– Отлично, – пробормотала Диана. – Значит, она будет посещать летнюю школу и вы не увидитесь с ней, когда приедете домой?
– В таком случае я не поеду домой, – ответил Коул.
Именно так и предполагала Диана. Несмотря на то что она плохо знала, как жил Коул, прежде чем появиться в Хьюстоне, девушка сумела выяснить, что родом он из техасского городка Кингдом-Сити, что у него нет родственников, кроме дяди и двоюродного брата пятью годами старше самого Коула. Вскоре Диана поняла: любая попытка вникнуть в подробности его прошлого наверняка приведет к оскорбительному ответу или завершению дружбы, которой она так дорожила.
Коул поднес банку кока-колы к губам, и Диана принялась наблюдать, как играет золотистое пятнышко света на его загорелой шее, очерчивая контуры квадратного подбородка и твердой челюсти.
Диана надеялась, что Валери не станет пытаться превратить Коула в дрессированного лабрадора-ретривера, уничтожив прежнее сходство с пантерой. В девушке с рекламной улыбкой чувствовалось нечто разнящее их с Коулом. Диана не могла заставить себя судить о ней беспристрастно.
Коул отставил жестянку в сторону и осторожно вгляделся в лицо Дианы, на котором застыла жесткая, хозяйская усмешка.
– Не вашу ли кока-колу я ненароком выпил? – осведомился он.
Диана вынырнула из потока мечтаний и быстро замотала головой. Пора было уезжать… давно пора, поскольку сегодня ее здравомыслие и сдержанность куда-то улетучились.
– Я помогу вам убрать здесь, – пообещала она, поднимаясь и собирая тарелки и приборы.
– Мне надо готовиться к выпускным экзаменам, – начал он, потушив лампы и подхватывая посудину с оранжевыми гибискусами, – но мы успеем сыграть с вами партию в пинокль.
Затем он включил лампы в коридоре, и слепящий свет уничтожил последние романтические фантазии. В прошлом году Диана научила Коула играть в пинокль и преферанс – в один из тех чудесных и редких дней, когда Кори приезжала, чтобы поупражняться в верховой езде, а больше в конюшне никого не было. Теперь это счастливое время закончилось. Диана поняла, что отныне ее мечты перестали поддаваться контролю. Если бы сегодня Коул поцеловал ее, она забыла бы обо всех опасностях и позволила ему это сделать. Позволила? Да если бы он хоть немного поощрил ее, она сама поцеловала бы его! В последние несколько недель она была готова пойти на любой риск ради него, но с присущей ей чуткостью понимала: ее победа маловероятна.
– Вы чрезвычайно любезны, – с улыбкой произнесла она, оглянувшись через плечо.
– Для такого профессионального игрока, как вы, этой любезности маловато.
– К сожалению, мне и вправду уже пора.
– Понятно. – У него в голосе послышалось разочарование, и Диана с трудом поборола искушение побыть с ним еще немного.
Неожиданно Коул повернулся и исчез в своей комнате. К тому времени как он вышел, чтобы проводить ее до машины, Диана успела сложить посуду в раковину и вновь обрела хорошее расположение духа. Девушка поздравила себя с очередной победой над собой, когда Коул протянул руку, открывая перед ней дверцу.
– Кстати… – произнес он, когда она собралась прощаться, – я слышал, как ваши подруги обсуждали чудесную вечеринку, которую устроили в вашу честь родители две недели назад.
Диана была слишком очарована улыбкой, приподнявшей уголки его губ, чтобы дать более или менее разумный ответ.
– Да, мне исполнилось шестнадцать лет.
– Знаю. – Он вдруг усмехнулся, услышав ее взволнованный голос. – Там, где я вырос, было принято по-особому отмечать шестнадцатилетие девочек…
Поцелуй! Он собирается поцеловать ее, решила девушка в радостном возбуждении. Она перевела взгляд с его искрящихся глаз на чувственные губы.
– Как же вы отмечали шестнадцатилетие девочек? – с дрожью спросила она, закрывая глаза.
– Дарил подарки! – торжествующе провозгласил он, вытягивая из-за спины левую руку. Диана широко раскрыла глаза и схватилась за дверцу, глядя на унизительный сюрприз. Это был довольно большой сверток странной формы, который Коул самостоятельно завернул в газету и перевязал шнурком. По-видимому, не замечая смятения девушки, он протянул руку: – Ну, открывайте!
Диана опомнилась, сверкнула притворной улыбкой и потянула за кончик разлохмаченного белого шнурка.
– На многое не рассчитывайте, – предупредил Коул, на лице которого вдруг появилась неуверенность.
Бумага упала на землю. Под ней оказалась надувная игрушка – белый кот в натуральную величину, с розовым язычком, зелеными глазами и ошейником с надписью «Меня зовут Пинкертон».
– Наверное, у вас уже есть десятки самых экзотических надувных зверей, – неловко добавил он, так и не дождавшись реакции Дианы. – По правде говоря, вы уже слишком взрослая для таких подарков.
Он был прав и в том и в другом, но для Дианы это не имело значения. Коул отказывал себе в самом необходимом, но в конце концов приготовил ей подарок. Диана бережно, словно бесценный фарфор, взяла обычную дешевую игрушку из рук юноши, а затем подняла ее перед собой в немом восхищении.
Коул вдруг понял, каким жалким выглядит его подарок в руках Дианы.
– Это просто шутка… сувенир… – оправдывался он и в удивлении осекся, когда Диана помотала головой и прижала надувного кота к груди.
– Спасибо вам, Коул, – прошептала она, прижавшись щекой к голове кота. Улыбнувшись, девушка окинула Коула сияющим взглядом: – Спасибо!
«Не стоит благодарности», – машинально подумал Коул, но невероятная теплота ее ответа на миг лишила его способности говорить и думать. Он молча закрыл дверцу, когда Диана опустилась на сиденье, и неподвижно застыл, наблюдая, как задние огни машины исчезают за поворотом длинной подъездной аллеи.
Глава 8
Через три часа после отъезда Дианы Коул наконец закрыл учебник экономики и отодвинул тетрадь со своими записями. У него болели плечи, голова раскалывалась. Продолжать заниматься было бессмысленно. Коул подготовился, чтобы выдержать выпускной экзамен, но хорошие оценки никогда не были для него самоцелью. Он жаждал знаний, чтобы добиться успеха.
Юноша рассеянно потер ноющие плечи, а затем запрокинул голову, закрыл глаза и принялся размышлять над письмом дяди Кэлвина. Оно пришло с утренней почтой, и вести были настолько хороши – нет, невероятно удачны, – что Коул заулыбался, делая круговые движения плечами, стараясь расслабиться.
Четыре года назад представители буровой компании разыскали Кэлвина и предложили ему контракт на десять тысяч долларов за право пробурить у него на участке пробную скважину. Первая попытка оказалась неудачной, но на следующий год компания рискнула еще раз, заплатив дядюшке еще пять тысяч долларов. Когда выяснилось, что и вторая скважина дает слишком мало газа, чтобы приносить значительную прибыль, компания сдалась.
Но совсем недавно агенты другой, более крупной фирмы нанесли визит дядюшке и попросили разрешения начать бурение на другом участке. Кэл предупредил, что они зря потратят время, и Коул его поддержал, но оба они ошиблись. В сегодняшнем письме Кэл сообщал: новая скважина оказалась мощнейшей и буквально «извергала деньги».
Потянувшись, Коул открыл глаза и достал толстый конверт, содержащий письмо дяди и копию контракта, который компания предложила подписать Кэлу.
По подсчетам Кэла, в следующем году ему предстояло получить двести пятьдесят тысяч долларов – Коул знал, что столько старый владелец ранчо не заработал за всю свою предыдущую жизнь. Разворачивая объемистый контракт, Коул с усмешкой размышлял о том, что по иронии судьбы из всех родственников Гаррисонов именно Кэлвину Патрику Даунингу выпала честь распоряжаться неожиданно свалившимся богатством. Он был отчаянный сквалыга, и даже четверть миллиона долларов вряд ли смогли бы изменить его.
Вместо того чтобы потратить два доллара на междугородный разговор с Коулом по телефону и объявить ему фантастические новости, он отправил письмо и копию контракта обычной авиапочтой. Дядюшка пояснил, что он прислал Коулу договор потому, что «в буровой компании говорят – это стандартные контракты и их нельзя менять. По-моему, нет смысла платить какому-нибудь недоделанному юристу, который прочтет всю эту белиберду, только чтобы повторить мне ее слово в слово. При твоем университете есть школа права. Пусть кто-нибудь из студентов посмотрит договор, или прочитай его сам и предупреди меня, не готовит ли эта «Южная исследовательская компания» какой-нибудь подвох».
Таким уж был Кэл – донельзя бережливым. Мелочным. Скупым.
Дядя собирал купоны из газет, сам подстригал волосы, латал джинсы и выходил из себя, если приходилось платить лишнее пенни за фут проволоки, чтобы сделать загородку для цыплят. Больше всего на свете он ненавидел расставаться с долларом.
Однако он без колебаний отдал чек на десять тысяч долларов, полученных за бурение первой пробной скважины, чтобы Коул смог поступить в колледж.
А год спустя Кэл расстался со вторым чеком – на пять тысяч долларов.
Одинокий, наделенный бунтарской душой, Коул часто добирался на попутных машинах до ранчо Кэлвина и там находил понимание и дружеское участие – те чувства, на которые был не способен его отец. Только Кэлвин понимал его раздражение, верил, что мечты Коула сбудутся, и за это юноша любил его. Но от Кэлвина ему перепадали не только утешительные и ободряющие слова: Кэлвин давал ему деньги, чтобы у Коула было реальное будущее – яркое, многообещающее будущее вдали от Кингдом-Сити. Благодаря этому у Коула развилось обостренное чувство долга.
Контракт изобиловал юридическими терминами и занимал пятнадцать страниц, отпечатанных мелким шрифтом. На полях виднелись карандашные пометки самого Кэлвина, и Коул заулыбался, отмечая проницательность старика. Кэлвин бросил школу, но был заядлым книгочеем и посему постоянно расширял свой кругозор – вероятно, в этом он не уступал выпускнику колледжа. Но Коул не имел ни малейшего намерения разрешать дяде подписывать эти документы, пока их не просмотрит компетентный юрист-практик. Конечно, Кэл был хитер, но Коул понимал: в этом случае старик будет играть не в своей лиге. За четыре года, проведенных в Хьюстоне, Коул узнал, что такое бизнес на самом деле. Он понимал, что стандартных контрактов, в которые нельзя вносить изменения, попросту не существует, и не сомневался, чьи интересы обычно защищает составитель любого договора.
Завтра, когда Чарльз Хэйуорд вернется из деловой поездки в Филадельфию, Коул выяснит у него имя самого известного юриста в Хьюстоне, занимающегося договорами на добычу нефти и газа. Ни для кого не секрет, что хозяин Коула сколотил состояние на нефти. Хэйуорд наверняка знает, с кем можно посоветоваться, и не откажет своему служащему в рекомендации.
В отличие от множества высокопоставленных персон, которых Коул повидал за время работы, Чарльзу Хэйуорду были чужды напыщенность и самодовольство. В свои пятьдесят лет он оставался энергичным, трудолюбивым, прямым и беспристрастным. У него имелись четкие представления обо всем – начиная с прислуги и заканчивая родственниками и лошадьми. Те, кто не оправдывал его ожиданий – будь то служащие или охотничьи собаки, – вскоре покидали его дом, но к тем, кто соответствовал его требованиям, Чарльз относился с уважением. Находясь дома, он каждый вечер посещал конюшню и проходил по широкому коридору, раздавая морковь и дружески поглаживая великолепных коней, размещенных в ультрасовременных денниках.
Со временем он все больше проникался симпатией к Коулу с его неустанными заботами о лошадях, и в конце концов между мужчинами завязались своеобразные приятельские отношения. Навещая своих обожаемых животных, Хэйуорд часто оставался попить кофе и поболтать с Коулом, и постепенно стал для юноши наставником, особенно в двух областях, больше всего интересовавших Коула: бизнес и деньги.
Когда разговор переходил на эти темы, Чарльз выказывал проницательность, блестящий ум и сметку. В сущности, Коул обнаружил, что единственным уязвимым местом этого человека является его семья. Первая жена Хэйуорда и их единственный ребенок погибли в авиакатастрофе двадцать пять лет назад, и горе Хэйуорда было столь глубоким и неутешным, что его друзья до сих пор упоминали об этом лишь шепотом, да и то когда собирались в конюшне.
Семнадцать лет назад Хэйуорд снова женился, и молодая жена подарила ему погодков – сына и дочь. Судя по всему, Чарльз был без ума от своей Джессики – и ее, и детей он обеспечивал всем самым лучшим, что только можно купить за деньги, – и, по-видимому, непоколебимо верил, что они в конце концов оправдают все его надежды и чаяния.
Коул мог бы привести своему наставнику несколько горьких, но неопровержимых доказательств того, к чему приводят чрезмерная снисходительность к детям и доверие к неверным женам.
По личным наблюдениям и опыту Коул знал, что Джессика Хэйуорд – ослепительная, избалованная, безнравственная сорокалетняя сука.
Ее пятнадцатилетняя дочь Барбара так трепетала и благоговела перед матерью, что выросла совершенно бесхарактерным подобием Джессики; к тому же материальные блага, которыми осыпал ее Чарльз, и роскошь, которую ей не приходилось заслуживать ни отличными оценками в школе, ни чем-нибудь другим, только усиливали беспомощность девочки.
Дуг Хэйуорд был обаятельным шестнадцатилетним повесой, но Коул не считал, что он безнадежен. Время от времени Коул видел в нем прямоту и острый ум Чарльза Хэйуорда. Дуг мог похвастаться лишь средними оценками, но показатели тестирования у него были очень высоки.
Взглянув на часы, Коул увидел, что близится полночь, потянулся и зевнул. Выйдя в коридор, он в последний раз обошел конюшню, убеждаясь перед сном, что в его владениях все в порядке.
