Джозеф Нокс
Улыбающийся человек
В дальнем конце комнаты виднелся неподвижный силуэт.
Кто-то сидел в кресле, лицом к окну. Я сделал несколько шагов к нему. Человек не пошевелился. У меня на лбу выступил холодный пот. Я вытер его рукавом, не отрывая взгляда от неподвижной фигуры. Подошел вплотную. Человек был мертв. На лице его застыла испарина. Казалось, от него еще исходит жар. На грабителя не похож: опрятно одет, чисто выбрит, коротко подстрижен. Я замер, увидев его широко открытые глаза. Ярко-синие, со взглядом, обращенным куда-то за пределы земной жизни. Челюсти ему свело судорогой, из-за чего губы застыли в широкой улыбке, больше похожей на оскал.
8
Аниса дожидалась «скорой» вместе с Али. Я сказал Сатти, что он должен увидеть кое-что на пятом этаже, и повел его в номер 513. Вентиляция в коридорах не работала, на верхних этажах было жарче. К тому времени, как мы дошли до номера, бледное лицо Сатти покрыли бисеринки пота. Вид у него был такой, будто его варят заживо.
– Надеюсь, я не зря сюда перся, – пропыхтел он, поднимаясь по узким ступенькам в номер. Потом дурашливо постучал в открытую дверь костяшками пальцев и крикнул: – Обслуживание номеров!
Увидев труп, Сатти замер и оглянулся. Ткнул потным пальцем мне в грудь:
– Лапал тут что-нибудь?
– Нет.
– Свет включал?
– Уже горел.
Одарив меня пристальным взглядом, Сатти повернулся к мертвецу. При закрытом окне в номере стояла давящая духота. Сатти сбросил с себя куртку, я – пиджак. Его рубашка промокла от пота.
Он остановился и оглядел номер. Стандартную двуспальную кровать, стены, обитые тиком, мебель. Комната скорее походила на спальню из симпатичной квартиры в центре города, нежели на гостиничный номер. Сатти кивнул на пластиковую ключ-карту, валяющуюся на полу.
Покойник сидел в кожаном кресле, повернутом к окну. Тусклый свет, проникающий сквозь занавески, отбрасывал блики на стены.
– На лицо глянь, – сказал я.
– Что, такой симпатяшка?
Сатти совсем взмок. Я тоже смахнул пот со лба.
– Ладно, ты первый, – сказал Сатти.
Света настольной лампы не хватало, чтобы впечатлиться сполна. Я зажег фонарик и направил его на лицо покойника. Луч высветил оскаленные зубы, застывший в гримасе рот. Сатти поморщился и сделал мне знак убрать фонарик. Потом задумчиво облизал губы.
– С чего он так разлыбился…
Я промолчал.
Направил луч фонарика на ноги покойника. Сразу бросилась в глаза странная заплата на штанине. Круглая, пришитая оранжевыми нитками. Я собирался подойти еще ближе, но Сатти щелкнул пальцами. Покачал головой.
Умерший был среднего возраста. В темном костюме. Смуглый. Сначала я решил, что он – выходец с Ближнего Востока, но это впечатление разрушали поразительные ярко-синие глаза. Вкупе со злобным оскалом они создавали впечатление, что мертвецу известно нечто, чего не знаем мы. Некая ужасная правда на грани здравого смысла.
– Бездомный? – спросил Сатти.
Я покачал головой:
– Одежда чистая, ничем не пахнет. По виду скорее университетский профессор или преподаватель, нежели наркоман…
Сатти ухмыльнулся:
– Ладно, пока обойдемся без заумных теорий. Подождем криминалистов. Но надо поговорить с охранником до того, как врачи возьмут его в оборот. В общем, поведем гору к Магомету…
– Его зовут Али.
– Угу, – сказал Сатти, выходя из комнаты.
Я последовал за ним к двери, остановился, оглянулся на покойника. С улицы по-прежнему слышался шум транспорта. Пронзительно выли сирены сразу двух или трех машин, разъезжающихся в разные стороны.
9
Али на носилках перенесли в вестибюль. Над ним склонились два врача «скорой помощи». Аниса поглядывала на них с беспокойством. Патрульный брал у нее показания.
Сатти подошел к главному из врачей:
– Нам надо поговорить с ним.
– Боюсь, это будет похоже на разговор с самим собой. Мы дали ему болеутоляющее.
– Ну, так дайте еще что-нибудь.
– Так не получится, инспектор. Мы везем его в больницу Святой Марии, ваш разговор подождет до утра.
Сатти хотел было возразить, но проглотил обиду и кивнул. Потом крикнул патрульному, беседовавшему с Анисой:
– Эй, красавчик!
Тот обернулся.
– Поедешь с ними. У нас то ли свидетель, то ли преступник. Как бы не сбежал.
– Сэр, но мне приказано…
– Приказ изменился, голубчик.
Патрульный не сдвинулся с места.
– Ты лучше прямо сейчас в штаны напруди, а то потом в отделении забегаешь.
Покраснев от стыда, патрульный последовал за врачами.
Я посмотрел на Сатти:
– Превосходишь самого себя…
– Зато тебе есть на кого равняться. Ладно. – Он хлопнул в ладоши. – Эй вы, копы-стриптизеры, подваливайте сюда.
Аниса обессиленно опустилась на кресло. Сатти закатил глаза:
– Сделай хоть что-нибудь полезное, спровадь ее отсюда.
Он велел полицейским выставить охрану на этажах и начать обыск.
– На четвертый и пятый этаж без моего разрешения ни ногой. Повторите приказ.
Патрульные повторили. Сатти хмыкнул:
– Ладно, за дело.
Полицейские гуськом вышли из вестибюля и разбрелись в разные стороны. Я остался с Анисой.
– Как вы? Нормально? – спросил я.
Она кивнула, не глядя на меня.
– Та еще ночка выдалась. Давайте вызову вам такси, – предложил я.
Пока мы ждали машину, Аниса расхаживала взад-вперед по тротуару, будто ходьба отвлекала ее от мыслей о нападении на Али.
Недобитый детектив во мне задался было вопросом, нет ли между ними чего-нибудь, но сразу отмел эту мысль. Амбициозная женщина, да еще и лет на двадцать моложе его. Приехало такси. Аниса села в машину и начала закрывать дверцу, но остановилась.
– Пятый этаж… – произнесла она.
– Что пятый этаж?
– Вы говорили, что нашли Али на четвертом. Почему ваш начальник сказал, что на пятый этаж нельзя? Что там такого?
Я не ответил, и она домыслила вслух:
– До того как ему вкололи обезболивающее, он вел себя очень беспокойно… Будто его что-то сильно напугало…
– Что же?
– Он сказал, что слышал голоса, – ответила она.
Я протянул ей визитку:
– Нам и так нужно будет еще побеседовать, но позвоните, если захотите поговорить раньше.
Аниса захлопнула дверцу и отчужденно уставилась в спинку водительского кресла. Такси медленно влилось в поток машин и исчезло из виду.
Я отсутствовал минут десять, но за это время прибыли криминалисты. Младший по званию опечатывал лестницу. Сатти спустился к ним.
– Пока вроде бы все, – сообщил он. – Ленту в пятьсот тринадцатом я натянул.
– Там нужно весь этаж опечатывать.
– У нас только половина расчета. Будут обходить номера по очереди. Вряд ли утром случится наплыв постояльцев. Все, я отбываю. – Сатти прошел мимо меня, насвистывая какую-то мелодию.
Свист гулко отдавался под сводами.
Я пошел вверх по лестнице. Патрульных мое присутствие явно тяготило, я даже подумал, что они попытаются меня остановить. С пятого этажа навстречу мне спускалась Карен Стромер – патологоанатом. Стромер была неординарной личностью. Славилась безжалостными суждениями и острым чутьем. Я впервые видел ее с тех пор, как снова стал дежурить по ночам. Похоже, ее мнение обо мне изменилось далеко не в лучшую сторону. Она уважала серьезных сотрудников, настоящих профессионалов, и, судя по выражению ее лица, я в число таковых не входил. На ней был защитный полиэтиленовый комбинезон, надетый поверх одежды. Она остановилась и откинула капюшон, открыв узкое бледное лицо и нахмуренные брови. У нее были короткие черные волосы, темные глаза-бусины и почти невидимая полоска рта.
– Детектив-констебль Уэйтс, – проговорила она, остановившись на несколько ступенек выше меня. – Что вы здесь делаете?
– Мы приехали на вызов… – начал я, но осекся, уловив на ее лице тень улыбки.
– Не знала, что вы вернулись в строй, – произнесла она твердо и спокойно.
– Пролез кое-как.
– И не только туда, если я правильно помню. Вас арестовали. За кражу наркотиков из хранилища для улик…
– Обвинения сняли. – Мой голос прозвучал неуверенно.
Стромер кивнула, поглядела куда-то мимо меня и улыбнулась самой себе:
– Попрошу вас вернуться в вестибюль. Не хочется, чтобы улики пропали.
Я отступил:
– Предварительные выводы есть?
– Смерть наступила в промежутке с половины одиннадцатого до полпервого ночи. Точнее пока сказать нельзя, так как неизвестно, когда произошли события, предшествующие смерти. При нем нет документов. И с одежды срезаны этикетки.
– Срезаны?
– Подробный отчет будет у вашего начальника. Это ведь детектив-инспектор Сатклифф, если не ошибаюсь?
Я кивнул, собираясь спускаться.
– Лучше бы ошибались.
– Еще кое-что, детектив-констебль.
Я обернулся. На губах Стромер по-прежнему играла улыбка.
– Стежки на брюках заметили?
Очевидно, ответ был написан на моем лице.
– Ну конечно заметили. Причем простеганные с изнанки.
– Что это значит?
– Что-то вшили в брюки. Что-то очень ценное для него…
Я молчал, и Стромер продолжила:
– Если я найду наркотики, то должна буду сообщить о вашей попытке проникнуть на место преступления. Учитывая ваш послужной список… – Она пошла обратно на пятый этаж, явно не желая оставлять труп без присмотра, пока я еще в здании.
– Не найдете, – сказал я ей вслед.
Она остановилась, но не обернулась:
– Почему вы так уверены, детектив-констебль?
– Тут что-то другое.
– Кому знать, как не вам. – Она поднялась по лестнице и исчезла из виду.
Я остался один на лестничной площадке. Мне не хватало воздуха.
Женщина отдернула руку, когда он попытался за нее ухватиться.
Мальчик очутился в ярмарочной толчее между рядами прилавков. Взрослые – вдвое выше его – шли в разных направлениях, на уровне глаз мелькали руки. Мальчик потянул за руку другую женщину, но та высвободилась и исчезла в толпе, и он, запыхавшись, остановился. Его толкали со всех сторон. Он потянулся к другой, вроде бы знакомой руке. Синие вены, длинные ногти, серебряные кольца. На этот раз он сжал руку крепче и не выпустил, когда его поволокли прочь из толпы. Только ухватился за запястье обеими руками и повис, шаркая ногами по земле.
Женщина остановилась и еще раз дернула рукой. Потом наклонилась к мальчику:
– Ты чего прицепился?
Мальчик отпустил ее запястье. У этой женщины только руки походили на материны, а так она была моложе. От нее пахло цветами. Она смотрела на мальчика с жалостью и любопытством. Он открыл рот, еще не зная, что скажет, но света вдруг стало меньше. Чья-то тень заслонила солнце, плечо сжала крепкая ладонь.
– Кош, вот ты где, приятель. Не убегай больше, ладно? До смерти напугал.
Выражение лица женщины изменилось. Она убрала упавшую на глаза прядь темных волос, выпрямилась и, сощурившись, посмотрела на говорившего. Мальчик обернулся и задрал голову. На фоне солнца был виден лишь темный силуэт. Квадратный подбородок, как у супергероя, и широченные плечи.
– Ваш мальчик? – спросила женщина, наклонив голову набок.
– Да, наказание мое. – Мужчина шутливо улыбнулся. – За что – не скажу. А я Бейтмен. – Он протянул ей руку, и она пожала ее.
– Холли, – представилась она и добавила, явно пытаясь завязать разговор: – Забавное у него имя…
Мальчик часто замечал, что женщины так себя ведут в присутствии Бейтмена.
– Хотите узнать, откуда такое?
Холли сморщила нос, кивнула.
– «Кош» – сокращенно от «кошелек». – Бейтмен провел рукой за ухом мальчика и положил монетку в его раскрытую ладонь. – Мальчонка – золотая жила.
Холли рассмеялась. Стало ясно, что она не просто молода, а юна.
Бейтмен шагнул к ней, предложил закурить.
– Живете рядом, Холли?
Ее выражение лица снова изменилось, она переступила с ноги на ногу.
Бейтмен вернулся в машину только с наступлением темноты.
Холли сказала, что ее родители уехали до завтра, и Бейтмен пошел посмотреть ее дом. Когда он вернулся, от него пахло цветами. Он понюхал свои пальцы, нашел в карманах сигарету, зажег ее и ухмыльнулся. Докурил сигарету почти до фильтра, не глядя на Коша. Потом завел руку за ухо мальчика, будто чтобы достать очередную монетку, но вместо этого крепко схватил его за волосы и поднес к лицу тлеющий окурок:
– Матери ни слова, понял?
Кош кивнул, неотрывно глядя на пламя.
Бейтмен усмехнулся и отпустил его.
– Ну-ка, посмотрим, чем ты сегодня на рынке разжился.
Кош открыл бардачок и вытащил оттуда улов. Кольца женщин, за чьи руки он цеплялся, и три бумажника, которые умыкнул у мужчин. Бейтмен проверил содержимое бумажников, вынул наличные и кредитки, а сами бумажники вышвырнул в окно. Потом положил кольца себе в карман и завел мотор. Перед тем как выехать на шоссе, снова посмотрел на мальчика:
– Мать твою, точно золотая жила.
II
Красные глаза[6]
1
Я не сразу понял, где нахожусь. Меня будто перенесли куда-то во сне. Трезвонил телефон. Я вылез из постели и взял трубку.
– Алло. – Мой голос прозвучал на удивление хрипло.
Ответа не было. Яркое теплое солнце светило прямо в глаза, вокруг стояла тишина. Я прислонился к стене, с наслаждением подставив лицо солнечному свету, которого мне перепадало так мало.
– Кто это?
Тишина. Чье-то дыхание. Потом связь оборвалась.
Я немного подождал, отнял трубку от уха и подошел к окну. В этой квартире в Северном квартале я прожил уже год, но она по-прежнему казалась чужой и незнакомой. Я переехал сюда из-за прошлого задания, оборвав связи со старыми друзьями. Теперь их предстояло восстанавливать. Все эти месяцы моя жизнь будто стояла на паузе: днем я спал, ночью работал. С прошлого дежурства вернулся в шесть утра. Шел десятый час. Рано утром под окнами грохотал транспорт, теперь на улице было тихо. В припаркованной у подъезда машине бубнило радио, по тротуару цокали женские каблучки.
Я пошел в ванную и посмотрел в зеркало. Работа по ночам сделала свое дело. Лишила лицо красок. Остались только темные круги под глазами. Иногда наутро я с трудом узнавал себя в зеркале. На самом деле менялось лишь мое представление о себе, но теперь эти перемены в восприятии происходили с пугающей быстротой. Иногда мне казалось, что отражение в стекле искривляется и плывет. То ли потому, что организм окончательно избавлялся от последствий многолетнего употребления наркотиков, то ли из-за психологической травмы. С каждым днем мне все больше открывалась некая ужасная и непреложная правда о себе. Это стало еще одним поводом с головой уйти в ночные дежурства. Там можно было исчезать и полностью меняться.
Скрывать свою личность.
Как улыбающийся человек.
Обычно присутствие покойника ощущалось как некая пустота, однако здесь передо мной будто разверзлась черная дыра. Стромер сказала, что не обнаружилось ни удостоверений личности, ни этикеток на одежде. Будто человек хотел исчезнуть, полностью лишиться собственного «я». Однако гостиничный номер содержал какие-то знаки. В свое время я много размышлял над феноменом безымянных смертей. У подножия горы Фудзи есть Аокигахара – «лес самоубийц» с непроходимыми чащами. В Индии – город Варанаси, где палящий жар погребальных костров ежедневно превращает в пепел сотни тел. Река Ганг, где вводят себе в вену героин, а потом заходят все глубже в зловеще-мутную воду и исчезают, уносимые коварным течением. Смерть в «Палас-отеле» была чем-то иным. Провалом чьего-то блестящего плана. Весь облик умершего был обезличенным, однако в выборе номера и вида за окном проглядывала индивидуальность. Сам ли он их выбирал – другой вопрос.
Снова зазвонил телефон; я вернулся в гостиную.
– Проснись и пой, красавчик.
– Привет, Сатти. – Я почти чувствовал, как у него воняет изо рта. – Чем могу помочь?
– Смени свой фирменный кисляк на улыбочку и дуй в больницу.
– Охранник проснулся?
– Увы, да. Надо, чтобы первым делом он увидел твои вечно недовольные голубые глазки. Подержи его за руку, пусти скупую слезу, он и расколется.
– А разве мы не должны передать дело дневной смене? – Мне хотелось знать, насколько прочно мы увязли в этом деле и стоит ли тратить на него силы.
– Официально расследование поручено сержанту Латтимеру.
– Ему, значит, свинью подложили.
– Я пообещал, что ты поможешь с беготней.
– Да ну?
– Дело пойдет мне в зачет, Эйд.
По договоренности между Сатти и Латтимером всю беготню обычно поручали мне. Возражать почему-то не хотелось.
– Что, по-твоему, может знать сторож? – спросил я.
– Может, он ненадолго умер и теперь знает, что там, за чертой? Сам узнавай. Меня больше интересует, что случилось перед тем, как его огрели огнетушителем. Попробуй понять: преступник он или жертва.
– Поеду прямо сейчас.
– И спроси про второго сторожа. Маркуса Кольера.
– Что о нем известно?
– Только адрес, но ты знаешь, как это обычно бывает. От патрульных толку никакого. Ищут, короче.
– Думаешь, он как-то связан с делом?
– Есть одна интересная деталь. Магнитная карта на полу в номере принадлежит ему.
Итак, значит, Маркус Кольер. Дневной сторож. Неужели все так просто? Может, он впустил постороннего в отель до того, как на пост заступил Али. Или карточку у него украли. А может, покойник – он?
– Как бы то ни было, – прервал мои размышления Сатти, – пока я не скажу иначе, под подозрением каждый. И твой дружок в коме тоже. Если по-хорошему не проснется, можешь показать ему свое истинное лицо, но только в крайнем случае.
– Так мы расследуем убийство?
– Только через мой труп. Считай, что это – приятное отвлечение от поджогов мусора. Тщательный анализ фактов, чтобы распрощаться с этим делом и записать его в раскрытые.
Подход Сатти к расследованию дел заключался в том, чтобы пойти по пути наименьшего сопротивления.
– Запишешь в самоубийства? Но нападение на Али означает…
– Ни хрена оно не означает, – бросил Сатти. – Зубоскал его вырубил, а потом порешил себя. Ты раньше не работал над такими делами, Эйдан. Нам нужен результат, а не разгадка. Наша работа – найти то, что хочет начальство, и повсюду раструбить официальную версию.
– Новости какие-нибудь есть? – спросил я как можно небрежнее, безуспешно пытаясь скрыть любопытство в голосе.
Сатти засопел в трубку.
– Сатти?
– Завтра будут результаты вскрытия. Больше пока ничего не слышно. Только то, что Стромер не хочет тебя к делу подпускать.
– Почему?
– Почему муха жрет говно? Она же лесби, мужиков ненавидит. – Он фыркнул. – Наверное, приняла тебя за мужика.
Говорить с Сатти по телефону было все равно что лить отраву в уши, и у меня в голове уже звенело. Я стиснул в руке телефон:
– Вряд ли дело в этом, Сатти…
– Слушай, она так долго с бабами лижется, что у нее яйца отросли. Так что наплюй.
Я сменил тему:
– А ты куда?
– Воскресенье же. До дежурства еще десять часов. Дрыхнуть буду. Введешь потом в курс дела.
Я уже хотел нажать «отбой», потом кое-что вспомнил.
– А ты мне до этого звонил? Минут пять назад?
Сатти присвистнул:
– Надо же, целых два звонка в день! Личный рекорд Эйдана Уэйтса. Может, это Стромер звонила? – Он рассмеялся. – Меняет ориентацию ради тебя? – Сатти повесил трубку, а я принял душ, больше потому, что после этого разговора захотелось помыться.
Я выпил кофе, оделся и собрался ехать в больницу. Закрывая дверь, снова лениво прикинул, кто еще мог мне звонить.
2
Ослепительный солнечный свет лился с нежно-голубого неба. Прохожие сияли улыбками и золотистым загаром; из-под их ног разбегались пляшущие тени. Я так долго жил без дневного света, что казалось, будто я впервые в жизни иду по городу в прекрасный летний день и никому до меня нет дела. Я шел по улочкам с закопченными краснокирпичными домами, вокруг царила утренняя суета, а я чувствовал себя по-новому, будто проснулся от какого-то сна.
Мокрая от пота рубашка прилипла к телу. В регистратуре больницы Святой Марии меня направили на второй этаж. В коридоре дежурил полицейский, которого прислал сюда Сатти. Он расхаживал взад-вперед и зевал, прикрываясь рукавом. При виде меня вздрогнул и заправил выбившуюся рубашку в брюки.
– Доброе утро, – поздоровался я.
– Детектив-констебль? – Дежурный странно на меня посмотрел.
За дверью раздался вопль.
– Там чувак с ночными кошмарами, – устало пояснил полицейский.
– Сейчас же утро.
– Ему скажите, он уже несколько часов вопит.
– Как наш больной?
– Проспал всю ночь. Вот бы мне получить то же, что и он.
– Чем-нибудь тяжелым по голове? Не подавай Сатти идею.
– Это я виноват…
Я сменил тему:
– Он говорил что-нибудь?
– Даже глаз не открывал, но врачи сказали, что опасности нет.
– Когда тебя сменят?
– Часа через два, – мечтательно произнес полицейский.
– Мне в любом случае надо быть здесь, когда он проснется. Так что ступай домой. Я дождусь твоего сменщика.
Он замер. Поглядел на коридор у меня за спиной. Потом снова на меня:
– Наверное, нельзя оставлять его одного…
– Одного? – переспросил я.
Он замялся, подбирая слова. Сцепил руки за спиной, будто я надел на него наручники.
– Моя слава бежит впереди меня, констебль?
Он посмотрел на меня одновременно с недоверием и облегчением, оттого что я произнес вслух очевидное. Неуверенно кивнул.
– Ладно, понял, – сказал я. – Пойду кофе принесу.
Али проснулся примерно через час. Врач убедился, что он в состоянии говорить, и велел проходившему мимо медбрату сопроводить меня к больному. Медбрат был болезненного вида парнем с сероватыми, почти прозрачными зубами. Он дышал, шумно втягивая сквозь них воздух. Может, когда он начинал здесь работать, то был еще здоров, но со временем поддался атмосфере душевного нездоровья и смерти? Что тогда творила со мной моя работа? При виде нас беспокойный пациент замолк. У него было красное, потное лицо. И изможденный вид.
– Что с ним? – спросил я медбрата.
– Не обращайте внимания, не сегодня завтра окочурится.
Я остановился:
– Дальше я сам. Спасибо.
– Отлично. – Медбрат одарил меня серо-прозрачной улыбкой.
У двери он задержался, бросил пару ласковых перепуганному пациенту и вышел. Я сел рядом с Али. Крупный мужчина. Руки, лежащие поверх одеяла, были толщиной с мои икры. Попробуй такого выруби. Услышав, что кто-то сел на стул, он открыл глаза.
– Доброе утро, мистер Нассер. Как самочувствие?
Он шевельнул ладонями, будто говоря, мол, сами-то как думаете.
– Доктор объяснил вам, что случилось?
Взгляд темных глаз остановился на моем лице.
– Вы в больнице. На вас напали ночью…
Али приложил ладонь ко лбу и кивнул.
– Я – детектив-констебль Эйдан Уэйтс. Меня вызвали в «Палас-отель», потому что сработала сигнализация.
– Это вы меня нашли? – проговорил он с отчетливым восточным акцентом.
Я кивнул.
– В коридоре на четвертом этаже. Помните, как там оказались?
Али наморщил лоб.
– Я услышал голоса.
– Какие?
– Мужские. – Али замялся. – Кричали. – Он помолчал, потом добавил: – Громко.
– Сколько человек?
– Вроде двое. – Он помотал головой. – Спорили, ругались.
– Из-за чего?
Он напрягся:
– Я… не разобрал.
– Во сколько это было?
– До полуночи. Я еще не начал обход.
– Вы услышали голоса из вестибюля?
– Да.
– И поднялись по лестнице?
– Да, пошел на шум. – Он горько усмехнулся. – Старый дурак.
– Вы просто делали свою работу.
– Что-нибудь украли? – Он попытался сесть.
– Боюсь, все несколько серьезнее. Мы обнаружили труп на пятом этаже.
– Не понимаю…
– Обстоятельства смерти кажутся нам подозрительными.
Смысл известия доходил до него медленно, будто капля чернил растворялась в воде.
– Кто он?
– Пока не установили. Вы впускали посторонних в здание?
– Никогда.
– Совсем никого?
Он задумался.
– Рабочих, несколько месяцев назад. Мистер Блик иногда инспектировал здание.
– Мистер Блик – хозяин?
– Адвокат, – пояснил Али. – Он сам меня нанял.
Очевидно, этот факт вызывал у него гордость.
– Ясно. Он работает с мисс Хан?
– По-моему, он – ее начальник.
– Когда мистер Блик приходил в последний раз?
– Несколько месяцев назад. Он, кажется, нездоров.
– Еще что-нибудь необычное прошлой ночью видели или слышали?
– До голосов – нет.
– Дверь пожарного выхода на пятом этаже была открыта.
Али нахмурился:
– Я не открывал пожарные выходы.
Утверждение прозвучало безапелляционно. Я сменил тему:
– Как вы стали охранником в «Палас-отеле»?
– Спросите лучше, как я вообще оказался в этой стране, – усмехнулся Али.
– И как?
– Я тут уже год. Раньше жил в Сирии.
– Вам пришлось уехать?
– На родине ужас что творится. – Али опустил взгляд; лицо его помрачнело. – Да, я беженец.
– Тяжело пришлось?
Он непонимающе посмотрел на меня.
– Я имею в виду, здесь.
– Тяжело и… – Он замолчал, подыскивая слово. – Унизительно. В центре для нелегальных иммигрантов очень плохо. Вот я и пошел в охрану. Мог бы по специальности работать, если бы подобрее к нам относились. – Он пожал плечами. – Так что пока я просто сторож.
– А кем в Сирии работали?
– Врачом. Пятнадцать лет. – Он с тоской обвел взглядом палату.
– Нам пока не удалось найти вашего напарника, Маркуса. Он ведь так выглядит? Опрятно одетый, темные волосы, смуглый, глаза голубые… – Я описывал покойника из гостиничного номера.
Не стоило без особой необходимости говорить Али, что его напарник, возможно, мертв.
Али покачал головой.
– Маркус белый и лысый.
– Где его можно найти, кроме дома?
Он снова покачал головой:
– Мы не то чтобы дружим.
– Но ладите?
– Трудно сказать, – сказал он, потом добавил: – Я его почти не знаю.
– С работой справляется?
– А Маркуса вы будете обо мне спрашивать?
– Да.
Али кивнул:
– Справляется – не то слово.
– То есть?
– В деловой хватке ему не откажешь.
– Что-то вы загадками говорите.
Али фыркнул:
– Разгадка – в мусорных корзинах нах на четвертом этаже отеля.
Я ждал более развернутого ответа, но его не последовало.
– Я и так сказал больше, чем знаю, – пояснил Али. – Догадкой поделился.
– Ладно. А что у Маркуса с карточкой от номеров?
– Не понял.
– Как она оказалась рядом с трупом в пятьсот тринадцатом номере?
– Понятия не имею. – Али пожал плечами.
Я пристально посмотрел на него:
– К вам сегодня придут записать показания. Пока что у палаты подежурит полицейский.
– Меня караулят?
– Нет, защищают. – Я встал.
– От чего? – вдруг возмутился Али. – Сейчас-то что со мной может случиться?
– Возможно, вы – свидетель тяжкого преступления.
– Чего я только не насмотрелся в Алеппо. И когда беженцем был, никто мной не интересовался. Всем было плевать. – Али безрадостно рассмеялся. – А тут я ничего не видел, но меня, видите ли, защищают.
– Иногда человек, сам того не понимая, может что-то знать.
Он снова фыркнул:
– А иногда ничего не понимает в том, что якобы знает. Что так, что этак – один хрен. Старая пословица.
– Слышал такую.
Я вышел из палаты. Пациент снова завопил. Серозубый медбрат направился к двери с явным намерением устроить разборку. Я уже собрался вмешаться, но тут подошла какая-то женщина, по виду врач.
– Опять с пациентами ругается? – спросила она.
Я кивнул:
– Похоже, ему не дали поспать…
– Что ж поделать. Работа у нас такая, – сказала она, угадывая во мне «сову».
Такое часто случалось. Мы – родственные души – узнавали друг друга по бледному лицу и усталому взгляду.
– Я поговорю с ним, – пообещала она. – Спасибо.
Жара стояла стеной. Я думал о том, что пережил Али, и о том, как часто мы обесцениваем трагедию отдельного человека, и тут передо мной притормозил большой черный «БМВ». Я попытался обойти автомобиль, но он проехал чуть вперед и перекрыл мне путь. В тонированном стекле отразилась моя обеспокоенная физиономия. Стекло на задней дверце опустилось. На меня глянуло знакомое лицо.
– Эйдан Уэйтс. Чтоб мне сквозь землю провалиться!.. – глухо, с раскатистым шотландским акцентом буркнул пассажир, похожий на седовласого Люцифера, явившегося из преисподней.
– Паррс.
– А где уважение, сынок?
– Простите, суперинтендант.
Он оглядел меня. Воспаленными, налитыми кровью глазами.
– Куда собрался?
– Никуда.
– Правильный ответ. Садись в машину.
