Джозеф Гис
Жизнь в средневековой деревне

Полная версия

Элтон в конце XIII века был большой деревней – в 1287 году на сбор урожая явились 327 жителей⁸⁰. В королевской описи 1279 года перечислены 113 арендаторов, глав семей⁸¹. Если учесть жен, детей и безземельных батраков, разумно предположить, что в Элтоне проживало пятьсот-шестьсот человек. Это соответствует оценкам Хилтона, согласно которым 45 % деревень Уэст-Мидлендса имели население в 400–600 человек. Еще 10 % были более населенными, остальные – менее населенными⁸².

Деревни вроде Элтона не были отрезаны от окружающего мира. Судя по многим элтонским фамилиям, эти семьи происходили из других мест, а в записях иногда прямо указывалось, что человек является пришлым: так, Ричард Трун, бедный крестьянин (cottager), приехал в Элтон из Фотерингхэя в Нортгемптоншире⁸³. Многие обитатели деревни жили за пределами поместья и вносили за это ежегодную пошлину (или подвергались наказанию за ее неуплату). Элтонские должностные лица ездили на ярмарки и рынки для совершения покупок – как и простые жители деревни, желавшие продать свою продукцию. Отрабатывая извозную повинность, вилланы ездили в Рэмси и на любой рынок, куда пожелает господин, в пределах графства [Хантингдоншир]⁸⁴. Некоторые крестьяне аббатства Рэмси даже ездили в Лондон. Свободные арендаторы Элтона дважды в год являлись на аббатский суд в Броутоне, а также на королевские суды в Хантингдоне и Норман-Кроссе. И одновременно в Элтон вторгался окружающий мир, вместе с монахами, церковнослужителями, дворянами, ремесленниками, поденщиками и королевскими чиновниками.

Таким образом, жители деревни Элтон (Норман-Кросс-Хандред, Хантингдоншир, Англия), принадлежавшей аббатству Рэмси и занимавшей около тысячи восьмисот акров сельскохозяйственных угодий, выращивали урожай и пасли скот точно так же, как жители тысяч других деревень в Англии и на континенте. По более поздним представлениям это существование не было ни богатым, ни привлекательным. Но по более ранним меркам такая деревня представляла собой процветающую общественную структуру и важное новшество социально-экономического порядка.

Глава III. Хозяин

У каждой деревни был хозяин, но он редко жил на одном месте, не считая мелких рыцарей, владевших только одним поместьем. Примером такого рыцаря служит Генри де Брей, сеньор Харлстоуна (Нортгемптоншир), чья счетная книга сохранилась до наших дней. У Генри было пятьсот акров земли и двадцать четыре арендатора, которые ежегодно уплачивали ему денежную ренту (двенадцать фунтов) и натуральную (фунт^[2] перца и восемь голов птицы), а также занимались сбором урожая⁸⁵. На другом конце спектра стояли граф, графство, аббатство или епископ, чья «честь» (домен) состояла из поместий, разбросанных по четвертой части территории Англии.

На континенте могущественные феодалы, вроде графов Шампани или Фландрии, в политическом отношении порой соперничали с королями. В Англии Вильгельм Завоеватель и его преемники монополизировали политическую власть, а потому крупные сеньоры сперва были полководцами в войске захватчиков, позднее же их власть из военной превратилась в экономическую. Граф Варенн, «главный ленник», владевший десятками деревень в дюжине графств, имел право на всевозможные виды ренты и услуг, получая все это самостоятельно или через вторые руки; большинство тех, кто зависел от него, – шестьдесят пять рыцарей, сотни свободных землевладельцев и тысячи вилланов – никогда не встречались с ним лицом к лицу⁸⁶. Между этими двумя полюсами, воплощением которых были Генри де Брей и граф Варенн, располагались сеньоры средней руки, имевшие несколько поместий и время от времени объезжавшие их.

Сеньоры делились не только на крупных и мелких, но также на светских и церковных. Хорошим примером церковного феодала является аббат Рэмси, владевший двадцатью тремя деревнями целиком, включая Элтон, и частями многих других. Число таких сеньоров неуклонно росло со времен Завоевания. Старый феодальный принцип, согласно которому сеньор был звеном в цепи власти, тянущейся от крепостного крестьянина к монарху, во многом утратил свое значение. Изначальная основа феодальной иерархии – военная служба короне – была разрушена, отчасти из-за того, что рыцари и бароны с неохотой отправлялись в заграничные походы, а отчасти из-за превратностей наследования. Проще было получить денежную выплату, чем уговорить упорствующего рыцаря идти на войну. Эту сумму, на которую нанимали и снаряжали солдат, проще было разделить на доли: треть или половина обязательств рыцаря соответствовали отдельному фьефу.

Для деревни эти юридические хитросплетения значили не слишком много, как и то, был ли сеньор крупным или мелким, светским или церковным (а также мужчиной или женщиной – многими поместьями владели настоятельницы монастырей, вдовы и наследницы состояний). Одна деревня вполне могла быть разделена между двумя или несколькими хозяевами. Так, деревня Тайсоу в Уорикшире относилась к пяти различным поместьям, которые принадлежали барону Стаффорду, его сыну, двум монастырям и местным рыцарям-тамплиерам⁸⁷. Но часто, как и в случае Элтона, деревня равнялась поместью и была одним из нескольких землевладений сеньора.

Независимо от статуса сеньор был сеньором, ему отходили все излишки сельскохозяйственного производства. В XIII веке поместье являлось не политической или военной, а экономической единицей, сеньор был ее эксплуататором и выгодополучателем.

У поместья уже была своя история. В XII веке обрело популярность «фермерство» – сдача в аренду господского надела или даже всего поместья. Арендатор платил фиксированную сумму, хозяйствовал на земле и получал прибыль от разницы между внесенной платой и полученными доходами. «Фермером» мог быть местный рыцарь, богатый крестьянин, предприниматель из близлежащего города. Иногда жители деревни сами объединялись в товарищество для обработки земель, относившихся к поместью⁸⁸. Один сеньор мог «фермерствовать» во владениях другого, если география располагала к этому. Аббат Рэмси занимался «фермерством» в Кингс-Риптоне, королевском поместье, расположенном рядом с его собственным Эбботс-Риптоном. «Ферма» обычно включала землю, животных, инвентарь, работников, труд вилланов и даже штрафы, взимаемые по решению манориального суда. Как правило, «фермер» имел право передавать землю кому-либо, чтобы хозяйство велось непрерывно, – например, когда арендатор умирал, не оставив прямого наследника⁸⁹.

Около 1200 года «фермерство» начинает сходить на нет. В XIII веке наблюдался рост населения, городские рынки поглощали все больше сельскохозяйственной продукции, и сеньоры все чаще эксплуатировали свои поместья напрямую. Некоторые – например, Элтон – по-прежнему сдавались в аренду, но основной тенденцией было непосредственное и активное управление поместьем. Чтобы увеличить доходность господского надела, вилланов часто обременяли либо новыми повинностями, либо старыми, от которых они ранее откупились. Но арендаторы, включая вилланов, также начали продавать продукцию на рынке. Маятник качнулся в обратную сторону: сеньоры повысили ренту и другие денежные выплаты, чтобы нанимать батраков для обработки собственного надела. Эта эпоха принесла процветание всем, но прежде всего хозяевам поместий, чьи доходы, особенно денежные, стремительно росли.

Потратить их не составляло труда. Феодал по своей натуре был заядлым потребителем. Его социальный статус требовал показного потребления – в Средние века это означало главным образом поглощение еды и напитков. По словам Жоржа Дюби, сеньор «всегда мог есть вдоволь», а также «снабжал других едой» и, следовательно, вызывал восхищение своей щедростью. Его престиж измерялся числом людей, которых он кормил: слуги, воины, работники, гости⁹⁰.

Аббат Рэмси получал со своих поместий зерно, говядину, муку, хлеб, солод для эля, фураж, сало, бобы, масло, бекон, мед, ягнят, птицу, яйца, сельдь и сыр. Как и другим сеньорам, ему были необходимы также наличные деньги для покупок – за пределами поместья – многочисленных предметов, служивших для ведения хозяйства: лошадей, тканей, покрывал, вешалок, одежды, подсвечников, тарелок.

Итак, будучи потребителем, сеньор нуждался в натуральных и денежных выплатах, а кроме того, в выполнении повинностей, особенно извозной, чтобы доставлять продукцию из поместий в замок или монастырь. Еще больший объем повинностей требовался ему как производителю. Здесь существовали заметные различия не только между крупными и мелкими феодалами, но и между их поместьями. Одни были большими, другие – нет, в одних господский надел был обширным, в других – крошечным (или его не имелось вовсе). Господский надел Элтона площадью в тринадцать гайд был, вероятно, средним по размерам; это же касалось и пропорций (около четверти всей земли). Точному определению площади господского надела не придавали большого значения. В записях аббатства Рэмси относительно поместий Уорбойс и Холиуэлл говорится: «Господский надел этого поместья состоит из многих фурлонгов, но неизвестно, сколько акров в них содержится»⁹¹. Даже в разных поместьях одного владельца величина акра могла различаться⁹². На землях аббатства Рэмси площадь гайды составляла от четырех до семи виргат, площадь виргаты – от пятнадцати до тридцати двух акров, а площадь акра нам неизвестна⁹³.

Господский надел мог представлять собой единый участок, отделенный от полей жителей деревни, или – как, очевидно, было в Элтоне – множество полос, перемежавшихся с точно такими же наделами арендаторов. Для обработки обширного надела требовалось много рабочей силы, и тогда немалая часть арендаторов отбывала еженедельную барщину. При небольших размерах надела большинство арендаторов, по всей видимости, были свободными, а если нет – платили денежную ренту вместо отработки повинностей.

Сеньор выступал не только в качестве потребителя, производителя и землевладельца. Уже много веков он был важным звеном в судебной системе: его манориальный суд (hallmote) рассматривал ряд гражданских и уголовных дел, приносивших доход от штрафов, сборов и конфискации собственности. С арендаторов взимались налоги по различным поводам – смерть, получение наследства, вступление в брак, – и, кроме того, сеньор пользовался привилегией, известной как «ban», то есть монополией на определенные виды деятельности, прежде всего на помол зерна и выпечку хлеба. Запрет вызывал недовольство, и некоторые нарушали его, хотя манориальный суд строго карал такие проступки. Это же касалось и других привилегий сеньора, например права держать у себя всех деревенских овец, чтобы их навоз улучшал почвы господского надела. В Элтоне – дело происходило в 1306 году – Ричард Хьюберт и Джон Врау были оштрафованы за то, что «отказались впустить [своих] овец в господский загон»⁹⁴. За это же нарушение в 1312 году по шесть пенсов уплатили Джеффри Шумейкер и Ральф Этвич, а в 1331 году подверглись штрафу девять жителей деревни – и, кроме того, Роберт ле Уорд был наказан за то, что приютил стадо одного из своих соседей «к невыгоде сеньора»⁹⁵. В то же время свободно расхаживавшие по деревне животные рисковали стать жертвой другой привилегии, под названием «бесхозный и заблудившийся» («waif and stray»): Пришла молодая кобылка стоимостью в 18 пенсов и осталась. Пусть староста отвечает [продаст кобылу и вручит деньги сеньору]⁹⁶. Тот, кто без спросу возвращал себе отобранное у него животное, штрафовался за «спасение» (Томас Дайер в 1294 году, Изабель, дочь Аллоты из Лангетофта, в 1312-м)⁹⁷.

При этом одна из самых доходных привилегий сеньора не вызывала особого недовольства: речь идет о праве разрешать устройство рынков и ярмарок, которое даровалось королем, а иногда – вышестоящим сеньором. Ярмарка аббата Рэмси в Сент-Айвсе была известна во многих странах, ее посещали купцы из Фландрии, Франции, Италии и Скандинавии⁹⁸. Такие ярмарки и рынки были выгодны и для сеньора, и для арендаторов – по крайней мере, самых удачливых и предприимчивых. (В 1279 году аббат Рэмси задумал создать еженедельный рынок в Элтоне и достиг соответствующего соглашения с аббатом Питерборо, но по какой-то причине из этого ничего не вышло.)⁹⁹

Итак, сеньор взимал различные налоги, опутывал жителей деревни обязательствами, присваивал их имущество. Но, возможно, самым интересным в их отношениях было другое – минимум вмешательства в деревенскую жизнь со стороны феодала. Некогда распространенное представление о сеньоре как о «всесильном деревенском тиране» является, по словам Джорджа Хоманса, «нереалистичным предположением»¹⁰⁰. Обитатели средневековой деревни жили и работали в условиях почти полной автономии. Система открытых полей требовала приложения совместных усилий на каждом этапе сельскохозяйственного цикла: во время вспашки, сева, ухода за посевами и сбора урожая. Сейчас мы почти наверняка знаем, что община добивалась этого самостоятельно, без помощи или руководства извне. К замечанию Марка Блока о том, что поместье и деревня, как правило, не враждовали друг с другом, Хоманс добавляет: «поместье могло быть крепким, только если деревня была крепкой»¹⁰¹. Недавние исследования подчеркивают, что деревня в большей степени, нежели поместье, влияла на исторические процессы.

Сеньор не возражал против автономного существования деревни. Он хотел лишь гарантированно получать плату и различные сборы с арендаторов, обеспечить эффективное управление господским наделом и продавать шерсть и зерно по высокой цене. Популярность руководств по управлению поместьем указывает на то, что занимало умы крупных землевладельцев в конце XIII века. Уолтер из Хенли, автор «Трактата о хозяйстве», советовал благородным читателям «часто вникать в свои дела и устроить наблюдение за ними, ибо служащие вам тем самым не станут совершать злоупотреблений»¹⁰². Разумный совет: сеньор не мог присутствовать во всех своих поместьях, разбросанных по стране, а потому был вынужден назначать особых распорядителей, чтобы надзирать за ними.

Именно благодаря этим распорядителям деревенские жители непосредственно ощущали присутствие сеньора. Ведущая роль в манориальной системе принадлежала трем лицам: управляющему, бейлифу и старосте.

Управляющий (иногда называемый сенешалем) первоначально был слугой или домоправителем, но в XII–XIII веках прошел такой же путь, что и Иосиф, из слуги превратившийся в наместника Египта. В одном поместье за другим управляющий становился ближайшим помощником сеньора, в чьем ведении находился громадный комплекс земель, прав и людей. Епископ Роберт Гроссетест (1175–1253), автор другого популярного трактата – «Правила святого Роберта», – так определял обязанности управляющего: охранять и приумножать имущество и запасы лорда «честными способами», а также защищать его права и привилегии¹⁰³. Немного позднее анонимный автор «Seneschaucie» – руководства по управлению поместьем, составленного в XIII веке, – указывал, что управляющий прежде всего должен быть подкован в правовых вопросах, ведь он теперь представляет сеньора в судах – «собственном», манориальном и других. Однако его главной обязанностью было наблюдение за всеми поместьями, для чего ему приходилось периодически посещать их¹⁰⁴. В выборе управляющего следует проявлять как можно больше осторожности, напоминает автор «Seneschaucie»: «Сенешаль владений должен быть рассудительным, верным и рачительным, должен знать законы королевства, заботиться о делах своего господина, наставлять бейлифов». Не стоит ждать мудрости от «юношей с кипящей кровью, полных отваги, которые почти совсем несведущи в делах». Куда разумнее назначать «зрелых годами, много повидавших, много знающих, тех, кто… никогда не был пойман или осужден за обман или другой проступок»¹⁰⁵. Судя по многочисленным проповедям и сатирам, эти грехи были нередко свойственны помощникам сеньора.

Обыкновенно управляющим у крупного светского сеньора был рыцарь, у церковного – священнослужитель. Последнего иногда называли келарем – так именовали тех, кто отвечал за монастырский стол. Если говорить об аббатстве Рэмси, то в конце XIII века по крайней мере двое управляющих были монахами¹⁰⁶. Назначенный на эту должность рыцарь получал за свою службу фьеф (земельное владение), клирик же, как правило, доходы с приходской церкви, где служил его викарий. Управляющий Рэмси, как и большинство ему подобных, вместе с писцом регулярно посещал поместья аббатства, проверяя, как ведется в них хозяйство. В отличие от многих управляющих, он не проверял лично счета поместий. Этим занимался особый писец, который ежегодно объезжал принадлежавшие аббатству земли и рукой, свидетельствующей о прекрасном образовании, подробно записывал все сделки, заключенные за год. Ему полагалось довольно скромное жалованье в пять шиллингов. Таким образом, аббат получал независимый отчет об управлении поместьями¹⁰⁷.

Управляющий появлялся в каждой деревне наездами, обычно не более двух-трех раз в год, и лишь в редких случаях задерживался дольше двух дней. Постоянным представителем сеньора в поместье был бейлиф, как правило назначавшийся по рекомендации управляющего. В социальном плане бейлиф – младший отпрыск дворянского семейства или сын зажиточного крестьянина – стоял ближе к жителям деревни. Он умел читать и писать. Как видно, служба у сеньора и короля способствовала развитию светской образованности¹⁰⁸.

Бейлиф был одновременно и высшим должностным лицом, и вершителем повседневных дел поместья. Он представлял сеньора перед жителями деревни и перед чужаками, защищая тем самым деревню от людей другого феодала. Однако главной его заботой было управление поместьем: бейлиф следил, чтобы за посевами и скотом хорошо ухаживали, а воровство сводилось к минимуму, старался, чтобы поместье было обеспечено необходимыми товарами. Элтон закупал чрезвычайно много: жернова, железо, лес и камень для строительства, дрова, гвозди, подковы, телеги, тележные колеса, оси и обода для них, соль, свечи, пергамент, ткани, утварь для молочни и кухни, шифер, солому, негашеную известь, медный купорос, ртуть, смолу, корзины, скот, провизию. Все это приобреталось главным образом на рынках близлежащих городов – Ондла, Питерборо, Сент-Нотса, – а также на ярмарках в Стэмфорде и Сент-Айвсе. Поместье XIII века вовсе не было самодостаточным.

Уолтер из Хенли, сам бывший бейлиф, советовал сеньорам и управляющим не выбирать бейлифов из числа родственников и друзей и учитывать одни лишь заслуги¹⁰⁹. Бейлиф получал щедрое вознаграждение и сверх того – льготы: в Элтоне ему причитались двадцать шиллингов в год, комната и питание, меховой плащ, корм для лошади и два пенса на рождественское приношение. В элтонских счетах упоминаются еще два распорядителя, подчиненные бейлифу: булавоносец и сержант. Но обе эти должности, похоже, исчезли в самом начале XIV века¹¹⁰.

Бейлиф проживал в усадьбе сеньора. Его дом из цельного камня резко выделялся на фоне жалких деревенских хижин из глины и соломы. Он отличался просторным интерьером и относительным комфортом. Главный зал находился в распоряжении бейлифа, когда там не заседал манориальный суд. Здесь бейлиф с семьей трапезовали; время от времени к ним присоединялись служители, имевшие право есть за одним столом с сеньором, и гости. В южной части зала стоял большой прямоугольный камин из известняка, рядом с ним – каменная скамья. Кроме того, в помещении были переносной стол на козлах, деревянные скамьи и «умывальник» – металлический рукомойник. К нему примыкало отхожее место. Перегородки, воздвигнутые в одном конце зала, отделяли кладовые для еды и напитков. Имелась спальня – есть записи о починки ее самой и двери, что вела в помещение; возможно, это комната с камином, обнаруженная при раскопках 1977 года. Поблизости от усадьбы стояла часовня¹¹¹. В обязанности бейлифа входило устраивать развлечения для гостей, «прибывших с предписанием господина» (управляющий, счетовод); бейлиф вел учет соответствующих расходов и представлял результаты в Рэмси. Среди посетителей были монахи и должностные лица, направлявшиеся в Стэмфорд – на ярмарку или для посвящения в сан, прочие церковнослужители, в том числе два брата аббата и настоятель Сент-Айвса, а также королевские чиновники – лесной судья, шериф Хантингдона, королевские гонцы. Однажды явились двенадцать рыцарей-смотрителей, которые следили за соблюдением королевского лесного законодательства¹¹². Нужно было где-то поместить и затем кормить лошадей и собак, принадлежавших гостям, а иногда и их соколов, включая «соколов господина аббата»¹¹³. В 1298 году, когда королевская армия выступила походом на Шотландию, возникли особые расходы – шестипенсовая взятка «человеку из казначейства господина короля… за то, чтобы он не брал наших лошадей»¹¹⁴. Позднее несколько раз указываются расходы на пропитание военных отрядов либо на подкуп их начальников, чтобы те повели войско в другое место.

Бейлифу подчинялись нижестоящие распорядители, ежегодно выбираемые из числа жителей деревни и обычно (как в Элтоне) самими жителями. Главным из них был староста, обязательно виллан, и притом чрезвычайно зажиточный – «лучший земледелец», как указывается в «Seneschaucie»¹¹⁵. Обычно новый староста приступал к исполнению своих обязанностей в Михайлов день (29 сентября), от которого отсчитывался сельскохозяйственный год. В первую очередь староста следил за тем, чтобы жители деревни, обремененные трудовыми повинностями, вставали рано и являлись на работу. Он также руководил созданием плужных упряжек, проверял, надежно ли заперт загон для господского скота, следил за починкой господских изгородей и надзирал за заготовкой корма на зиму, который следовало запасти в достаточном количестве¹¹⁶. Согласно «Seneschaucie», староста должен был убедиться, что ни один пастух не сбежал на ярмарку, рынок, борцовский поединок или в таверну, не испросив разрешения и не найдя кого-нибудь на замену себе¹¹⁷. Старосте могли поручить продажу урожая с господского надела, как это порой делали в Элтоне. В некоторых поместьях он собирал арендную плату.

Из всех многочисленных обязанностей старосты самой примечательной было составление отчета о делах поместья. В конце сельскохозяйственного года его следовало представить управляющему или письмоводителю, заведовавшему счетами. Все сохранившиеся отчеты элтонских старост делятся на четыре части: «задолженность» или поступления; расходы и поставки; выдача зерна и других запасов из амбаров; домашний скот. К счету Александра Атте Кросса («живущего у креста»), старосты в 1297 году, приложен «отчет о работах», выполненных арендаторами.

Каждая часть изобилует подробностями. В разделе «Задолженность» указаны арендная плата, вносимая в определенный праздничный день – таких дней было несколько, – суммы, не уплаченные арендаторами по какой-либо причине, поступления от продажи зерна, скота, птицы и так далее. В разделе «Расходы» отмечается, сколько бекона, говядины, муки и сыра передано аббатству Рэмси в течение года, сколько уток, жаворонков и козлят послано аббату на Рождество и Пасху. Перечислены разнообразные выплаты частным лицам – плотникам, кузнецам, странствующим работникам, – а также закупки: плуги и их части, хомуты и упряжь, петли, колеса, сало, мясо, сельдь и многое другое. В разделе «Выдача зерна» за 1297 год упоминаются 486 рингов^[3] и один бушель пшеницы, хранящиеся в амбаре и других местах, и указывается их предназначение: для аббатства Рэмси, на продажу, священнику в уплату долга, взамен барщины; такие же сведения есть для ржи, ячменя и других зерновых. В разделе «Домашний скот» староста перечисляет всех лошадей, быков и коров, овец, свиней, оставшихся от предыдущего года, и отмечает прирост по возрастным категориям (ягнята, овцематки, ярки, маленькие и годовалые телята). Есть сведения о проданных и умерших животных; если снималась шкура, это также указывалось в отчете¹¹⁸.

Не имея сколько-нибудь систематического образования, неграмотный староста вел учет фактов и цифр при помощи палки, на которой делались зарубки, а затем зачитывал все это письмоводителю. Отчет за 1297 год – он записан на пергаменте шириной около восьми дюймов, состоящем из сшитых вместе кусков разной длины, – позволяет сделать два вывода: во-первых, деловые операции средневекового поместья тщательно контролировались, во-вторых, староста, от которого они так сильно зависели, вовсе не был безмозглым тупицей, которого обычно представляют себе при словах «крестьянин» и «виллан».

При составлении отчета часто выяснялось, что существует небольшой излишек или, напротив, недостача. Генри Рив, служивший в Элтоне в 1286–1287 годах, указал, что доходы составляют 36 фунтов и 15 ¼ пенса, а расходы – 36 фунтов и 15 ¾ пенса. Он подвел баланс и сделал вывод – «Верно; итак, господин должен старосте 15 ½ пенса»¹¹⁹. Его преемник Филип Элтонский, принявший бразды правления в апреле 1287 года, записал поступления в размере 26 фунтов 6 шиллингов и 7 пенсов, расходы – в размере 25 фунтов 16 шиллингов и ¼ пенса. «Верно; староста должен господину 10 шиллингов 6 ¾ пенса»¹²⁰.

За свои труды, физические и умственные, староста не получал жалованья в денежной форме, и тем не менее его вознаграждение было довольно существенным. Он освобождался от обычных вилланских отработок (в Элтоне они доходили до 117 дней в году). Кроме того, в Элтоне – хотя так было не везде – он столовался в поместье, по крайней мере частично, и получал пенни на рождественское подношение¹²¹. В некоторых поместьях, где служба была менее выгодной, крестьяне отказывались становиться старостами и даже платили деньги, лишь бы не получить назначения на эту должность. Но в большинстве случаев добиться согласия было нетрудно. В Бротоне староста имел право приводить восемь своих животных на господское пастбище^122, – правда, возможно, речь шла о формальном закреплении уже полученной привилегии. «Было бы удивительно, – говорит Найджел Соул, – если бы староста не пас своих овец на пастбищах лорда или не использовал животных с господского надела для вспашки своих земель»¹²³. У старосты имелось и много других возможностей. Чосер выводит старосту, умело крадущего провизию у своего господина:

 
Так овцам счет умел вести он, акрам
И так подчистить свой амбар иль закром,
Что сборщики все оставались с носом^124[4].
 

Уолтер из Хенли советовал проверять меру бушеля, которая имеется у старосты, после того как тот представит свой отчет¹²⁵.

Некоторые предприимчивые сеньоры устанавливали нормы сдачи – в течение года поместье должно было прислать определенное количество пшеницы, ячменя и прочих продуктов, заранее оговоренное число телят, ягнят, других домашних животных и яиц. Монахи аббатства Святого Свитуна, выполнявшие обязанности проверяющих, обеспечивали соблюдение этих норм, заставляя старосту возмещать недостачи из своего кармана. Может показаться, что аббатство испытывало трудности с поиском старост, – но ничего подобного. Несмотря на строгое отношение монахов, установленные ими квоты были умеренными и, что важно, постоянными, не меняясь в течение длительного времени: 60 поросят, 28 гусят, 60 цыплят и 300 яиц. Вполне возможно и даже вероятно, что староста чаще всего оставался в выигрыше, добавляя «сверхплановых» гусят и поросят к своему поголовью¹²⁶.

У старосты был помощник, известный как бидл (beadle), хейворд (hayward) или мессор (messor), который в случае надобности замещал его, но, кроме того, имел свой круг обязанностей. Староста традиционно был вилланом, имеющим виргату (виргатарием), поэтому помощника брали из числа вилланов-полувиргатариев, то есть крестьян-середняков.

Бидл или хейворд обычно отвечал за семена, оставшиеся от прошлогоднего урожая, их хранение и посевные работы, включая пахоту и боронование, а позже, вместе со старостой, – за косьбу и жатву. Уолтер из Хенли предупреждал, что вилланы, отрабатывающие барщину, трудятся с неохотой: «Если они плохо [работают], сделай им выговор»¹²⁷. Хейворд также был обязан задерживать коров и овец, забредавших на господский надел, и проверять, наложен ли на их владельцев штраф¹²⁸.

Во многих поместьях был лесничий, следивший за тем, чтобы никто не устраивал порубок в господских лесах, разве что согласно обычаю или за плату. Кое-где назначали особого «тележного старосту» (cart-reeve). В деревне обязательно был пробователь эля: он оценивал качество напитка, сваренного на продажу, и следил за его ценой. Это была единственная должность, которую исполняли женщины, поскольку пивоварение в основном было женским делом.

В элтонских документах упоминаются и бидл, и хейворд. Обе должности могли существовать одновременно, причем бидл в основном отвечал за сбор арендной платы и штрафов, взимаемых в суде. За это он получал право обедать – в определенных случаях – в усадебном доме и освобождался от барщины (составлявшей 58 дней в году, наполовину меньше, чем у старосты, так как бидл являлся полувиргатарием). Под конец лета в Элтоне иногда назначали «жатвенного старосту» (reap-reeve), помогавшего надзирать за уборкой урожая, в остальное же время эта обязанность возлагалась на двух «осенних стражей» (wardens of the autumn)¹²⁹.

Главной целью управления поместьем было удовлетворение нужд сеньора. Нужды были двоякого рода: обеспечить пропитанием себя и своих домочадцев, а также добыть денежные средства для оплаты товаров и услуг, которых не предоставляло поместье. Многие светские феодалы собирали деньги и продовольствие лично, ежегодно объезжая свои владения. Епископ Гроссетест советовал тщательно планировать эту поездку. В нее следовало пускаться лишь по итогам «просмотра счетов» после Михайлова дня, когда можно было рассчитать, насколько продолжительный визит способно выдержать каждое поместье. «Ни в коем случае не обременяйте долгами или длительным проживанием место, где вы остановились», – предостерегал он. Иначе хозяйственной жизни поместья грозил тяжелый удар, так что оно не смогло бы произвести достаточно продуктов на продажу, а следовательно – выручить средства для покупки «ваших вин, ваших одеяний, воска [свечного] и всего вашего гардероба»¹³⁰.

В Рэмси и других монастырях устраивать такие объезды не имело смысла. Вместо этого для снабжения аббата продовольствием выделялись несколько поместий, включая Элтон. Для них вводилась норма (farm – «ферма») – количество еды и питья, достаточное для удовлетворения потребностей монахов и их гостей в течение определенного времени¹³¹.

Как бы ни выглядел способ эксплуатации поместий, сеньор в XIII веке почти всегда получал свой доход и в натуральной, и в денежной форме. Господский надел давал большую часть продукции плюс наличные деньги от продаж на ярмарках или рынках – эта сумма с течением времени становилась все более солидной). Однако в основном деньги поступали от арендаторов, плативших также натурой (это давало сеньору не только хлеб, эль, яйца и сыр, но часто еще и лен, шерстяные ткани и ремесленные изделия). Еще одним источником средств был манориальный суд, налагавший штрафы. Лишь нескольким сеньорам, например епископу Вустерскому, было доступно редкое преимущество – получать доход только в денежном виде¹³².