Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени – Джованни Арриги

На эту книгу так часто ссылаются, что в какой-то момент становится неловко, что ты ее еще не прочитал. После чтения многотомной эпопеи Валлерстайна, который является коллегой Арриги по цеху мир-системников (и некоторых других товарищей, увлекшихся этой схемой), формируются явные предощущения от подобных книг – третичность (основанность исключительно на вторичных источниках), ворох ссылок и бесконечных цитат, эмпирические обобщения, выдаваемые за теорию. Нельзя сказать, что я полностью промахнулся в своих предсказаниях, однако же работа Арриги сумела меня приятно удивить. Нет, в основе своей она действительно похожа на тома Валлерстайна – саму идею можно было ужать до статьи, без какой-либо необходимости увешивать повествование гирляндой малосвязанных фактов, цитат и мнений. Но Арриги отличается куда большей внятностью теоретизирования, по крайней мере в его схеме есть место для развития.Итак, наш космополитический итальянец рассказывает нам, базируясь на известной тройной схеме Броделя (базовая экономическая активность – рыночные обмены – капитализм), о верхнем этаже капиталистической экономики, о циклах расширения-сжатия, сопровождающихся перехватом руля и ветрил очередной узкой группой заправил. Сначала это итальянские города-государства, потом соединенные провинции, потом Британская империя, затем США. Нюанс состоит в том, что Арриги не просто описывает движение центра принятия решений мировой экономики с указкой у карты, а пытается увидеть диалектические переходы, своеобразное отрицание отрицания в сменяющихся циклах – от чистого капитализма итальянцев к территориальной единице голландцев к «новой Венеции» Британии к мощному, полузамкнутому Pax Americana. Таким образом, каждая последующая модель отрицает главную черту прошлой, встраивая ее достижения в самое себя.Это качание маятника неплохо дополняется абстракциями сигнальных и терминальных кризисов – моментов, когда новый центр заявляет о себе через начало торгово-промышленной экспансии на фоне перехода предыдущего центра к вывозу капиталов (таким образом сигнальный кризис для одного центра обычно является терминальным для другого). Арриги умело увязывает эти переходы к вывозу капитала с марксистскими кризисами перепроизводства, да и вообще умело увязывает.На практике, конечно, теория не столь хорошо применима, поэтому автор наваливает гору фактов, подтверждающих схему, несмотря на постоянные региональные и темпоральные аномалии. То генуэзцы связываются с иберийскими державами, то приходиться отрицать наличие промышленной революции (вернее, лишать ее решающего значения, иначе она выбьется из схемы и все разрушит). Вообще, разлом проходит именно в восприятии промышленной революции – для одних это водораздел, снявший ограничение мальтузианского мира, привязанного к сельскому хозяйству, для других, старающихся подчеркнуть преемственность, лишь количественно новый цикл. Однако к чести Арриги стоит сказать, что слишком уж очевидных натяжек я не обнаружил.Автор делает меткое сравнение, говоря, что некое (при этом не стоит это абсолютизировать) повторение форм через цикл гегемонии могло привести к тому, что сотрудник голландской Ост-Индской компании вполне нормально чувствовал бы себя в современной американизированной корпорации, а сотрудники итальянских фирм городов-государств раннего Нового времени были бы уместны в британских семейных фирмах.Довольно гибкая схема автора позволяет запихнуть в нее и Германию начала XX века, бросившую вызов Британии, но проигравшую в конкурентной гонке. Автор говорит, что мнимое преимущество немецких компаний оказалось превзойдено американским вариантом концернов, которые и уделали Британию. Любопытно, что потом сам Арриги начинает возлагать робкие надежды на Японию как нового гегемона, готовящегося вынырнуть к командным высотам после упадка США. В середине 90-х, когда была написана эта книга, такие иллюзии еще могли кого-то волновать (хотя сравнение Гонконга и Сингапура с итальянскими городами-государствами мне понравилось). Однако теперь с послезнанием легко сказать, что Япония сыграла ту же роль, что и Германия в начале XX века – истощала некоторое время силы гегемона, дав возможность Китаю взять хороший старт. Таким образом схема автора позволяет конструктивно интерпретировать мировые события, несмотря на промахи самого автора.Забавно, если можно так сказать, читать и откровения американской администрации по поводу плана Маршалла и восточно-азиатских экономик. Знаете, если я верно информирован, советская пропаганда утверждала, что никакие это не меры по развитию, а способ для американской экспансии. Про Азию много говорили, что некоторые рывки – это создание витрин для заслона от коммунизма. Как-то странно читать, что все было именно так, без всяких скидок – и экономическое встраивание Европы, и создание витрин, причем именно осознанно, на уровне директив и актов через конгресс. Есть у наших западных партнеров такая манера – сначала отрицать, а потом совершенно спокойно подтверждать полную точность наших (и не только наших) инвектив в их адрес.Резюмируя, можно сказать, что книга превзошла мои (изначально заниженные) ожидания определенной логической и теоретической стройностью, усыпив, правда, пару раз затянутостью и некоторой водой.

Арриги написал книгу больше с позиций экономиста, чем социолога. В ней много отсылок к трудам Маркса, Шумпетера и к другим экономистам. Книга получилась какой-то рыхлой, в ней нет четкости Валерстайна, но при этом здесь нет такого количества фактов как у Броделя. Общая мысль автора понятна, но вот с объяснениями своей теории как-то не очень. Плюс надо учитывать, что книга написана во 90-х годах (а начата в 70-х), и здесь совсем не отражен нынешний рост Китая. Впрочем Арриги впоследствии написал книгу, посвященную более современным проблемам.

Вопреки распространенному выражению о коротком ХХ веке (1914или1917 – 1991) Арриги пишет о «долгом» прошлом столетии, то есть рассматривает предшествующие состояния и передачу эстафеты гегемонии в капиталистическом мире (или мир-система по терминологии его бывшего партнера И.Валлерстайна). Что ж, болтовня лево-буржуинского итало-американского профессора довольно забавна и выглядит (выглядела) весьма правдоподобно в блаженно-наивные времена «конца истории», хотя леваки и нападали на «правоконсерватора» Фукуяму. У нас тоже довольно интенсивно (в библиотеке Погорельского) переводилась вся эта, то ли политэкономия, то ли историческая макросоциология. Поучаствовал тут армянин-эмигрант Дерлугьян. «Ломаную» версию валлерстайновщины-арриговщины неустанно пропагандировал у нас шизофренический крипто-кремлевский пропагандонисталинодрочер Фурсов (вот бы мир-системную опричнину!), дополняя левацкое обществоведение теорией заговора и конспиралогией.

Читать в серии «университетская библиотека» солидно-безобидное и мысленно играть в эти схемы было довольно забавно. Интересно же, как передавалась в мире эстафета гегемонии и организовывался контроль над «свободным рынком». Но все это выполняет скорее роль чисто академических штудий. Некой интеллектуальной жвачки, для отвлечения внимания и времени от более важных вопросов. Что там еще у Арриги: вопрос о возможной гегемонии Японии, после всех азиатских и прочих «чудес» уже не актуален. А подхватил ли первенство Китай («Адам Смит в Пекине») – это еще бабушка надвое сказала.

Да, и вот пришли более суровые времена (а будут еще суровее!). И много ли нам может сказать о нынешнем кризисе и тревожных перспективах вся эта истоирческая макросоциология. Которая выглядела так красиво?..