Джонатан Свифт
Путешествия Гулливера. Хирурга, а потом капитана прочих кораблей
Несмотря на развёрнутую им оголтелую пропагандистскую кампанию, практически весь совет оказался на моей стороне и проголосовал за моё освобождение. Я не понимал причин такой ненависчти ко мне этого великого лилипута. Я лично с ним никогда не встречался, не сталкивался, и поэтому никаких личных причин ненависти ко мне он не имел.
Болголам носил звание пост гальбета, то есть был адмиралом королевского флота. Как человек, весьма сведущий в своём деле, он пользовался абсолютным доверием императора, оставаясь при этом крайне неприятным, резким в обращении и невероятно наглым карликом. Сам император вынужден был вмешаться, чтобы убедить Скайреш Болголама дать своё согласие на моё освобождение, но тот согласился только при условии, что мне будут вменены ограничения, на которые я клятвенно должен согласиться. Я не сразу дождался оглашения этих условий, их ещё нужно было составить. Этот тип доставил мне эти условия лично, сопровождаемый делегацией двух секретарей и целой толпой знатных вельмож. По оглашении документа я должен был принести присягу, что ни в моих мыслях, ни в моих действиях не будет намерения нарушить моё клятвенное обещание. Эту прписягу мне вменялось произнести дважды – первый по обычаям моей отчизны, а затем в соответствии с установлениями местных законов – довольно странная процедура, заключавшаяся в том, что я левой рукой должен был схватить поднятую правую ногу, уткнув средний палец правой руки в темя и водрузив большой палец её на мочку правого уха. Не сомневаюсь, что рядовому моему читателю будет крайне любопытно ознакомиться с условиями, на которых я обрёл свободу и услышать звучание местной речи, убедившись в уникальных стилевых особенностях и оригинальности ораторских оборотов речи представителей этого народа, посему привожу прямой перевод этого поразительного документа, который я самым дотошным образом осуществил в интересах моих читателей.
«Гольбасто мошмарен эвлем гердайшло шефинмоллиоллигуратима, Наимощнейший и Наимогущественнейший из Вечных, Император Континентальной Лилипутии, Надежда и Архиужас Вселенной, владения, которого, заполонив пять тысяч блестрегов (примерно двенадцать миль в окружности), простираются до края Земного Шара; Монарх Всех Монархов, Лучший из Сынов Человеков, чьи ноги попирают Центр Земли, а голова касается Солнца; при одном щелчке коего вибрируют колени у земных владык; желанный как весна, благостный как лето, щедрый как осень и мужественно-суровый как зима. Его Потрясающее Величество предъявляет недавно явившемуся в наши Поднебесные Владения Человеку-Горе нижеуказанные пункты, кои Человек-Гора обязуется исполнить, скрепив их своей священной клятвой:
1. Человек-Гора обретает право покинуть наше государство без нашей помощи только при наличии у него Разрешительной Грамоты, скреплённой Большой Имперской Печатью.
2. Человеку-Горе не дано право переступать границу столицы Государства без Нашего Особого письменного соизволения, и при получении такового за два часа до посещения Человеком-Горой столицы все жители города должны быть предупреждены об этом, дабы они могли успеть укрыться в своих домовладениях.
3. Вышеуказанный Человек Гора обязан ограничить места своих прогулок только главными проезжими магистралями и не имеет права прогуливаться и ложиться спать в чужих владениях – в лугах и на полях частных лиц.
4. Во время перемещения по означенным дорогам он обязан внимательно смотреть себе под ноги, чтобы паче чаянья не истоптать никого из наших возлюбленных подданных, их лошадей, домов, хозяйственных построек и телег, при этом он не ни при каких обстоятельствах не должен брать на руки вышеназванных наших подданных без их согласия на то.
5. Также Человеку-Горе вменяется особая услуга, которую он обяязан оказывать Государству по его малейшему требованию. При надобности он обязан быстро и безопасно доставить гонца к месту его назначения. Человек Гора обязан один раз в Луну отнести в своем кармане гонца вместе с лошадью и подпругой на расстояние не менее шести дней пути и (по потребности) вернуть вышеозначенного гонца в целости и сохранности во владение к Нашему Императорскому Величеству.
6. Также стороны согласны, что Человек-Гора обязан выполнить перед Нами свои союзнические обязательства в случае конфликта и войны против нашего вечного врага – острова Блефуску и применить все средства, доступные ему и усилия для скорейшего уничтожения вражеского флота, коий в нынешнее время снаряжается для скорейшей атаки на наше королевство.
7. Также Помянутый Человек-Гора в часы досуга обязуется стараться в плепорцию помогать нашим промышленным рабочим, помогая им поднимать особенно громоздкие, неудобные в траспортировке и тяжелые камни, используемые при возведении стен нашего Главного Парка, а далее и при иных обяъектов строительства на территории Имеперии.
8. Вышеозначенный Человек Гора в протяжении полных двух Лун обязан идеально промерить протяжённость наших границ и владений, пересчитав свои шаги во время обхода всего нашего побережья.
В завершении всего, облечённый к произнесению торжественной присяги вышеуказанный Человек-Гора клянётся скрупулёзно соблюдать вышеозначенные договорные условия, дыбы ему, Человеку-Горе, будет оказана услуга в ежедневной поставке высококачественной еды и питья в лбъёмах, достаточных для прокорма 1728 наших подданных среднего телосложения, он, Человек-Гора будет свободно пользоваться каждодневным доступом к нашей августейшей особе и облагодетельствован иными знаками нашего величайшего благоволения. Написано и продписано в Бельфабораке, в нашем Императорском дворце, на двенадцатый день девяносто первой Луны нашего Славного царствования».
Не скрою, присягу я дал с величайшим облегчением, испытывая даже некоторое удовлетворение от этого факта, и это даже несмотря на то, что в тексте соглашения содержались совсем уж некомплиментарные и даже оскорбительные по отношению ко мне нотки. Злобный Скайреш Болголам, видать, исходя животной злобой, хорошо покорпел над составлением этой приснопамятной бумажонки, вставляя в неё всякие оскорбительные по отношению к моей персоне шпильки, которые я пропустил мимо ушей, хотя иногда и чувствовал оскорбительность всех этих требований, продиктованных нескрываемой злобой так называемого адмирала. Я произнёс эту торжественную присягу и сковывавшие меня цепочки были тут же сняты, и я впервые за долгое время ощутил окрыляющую свободу движения.
Император не смог отказать себе в удовольствии лично присутствовать на процедуре моего освобождения. Я счёл необходимым посодействовать помпезности процедуры, и в красивой позе прильнул к ногам Его Величества, на что Император поспешил приложиться к моей коленке в милостивом жесте, прося меня поскорее встать, после чего обратился ко всем с велеречивым и цветистым обращением, коего я из природной скромности, чуждый самовосхвалениям и тщеславию, не стану повторять и приводить, в ходе которого резюмировал, что живёт надеждой обрести во мне истинного друга и надёжного слугу, который своим поведением сможет снискать все те милости, которые как были уже оказаны, так ещё и будут оказаны мне в дальнейшем.
Одним из пунктов, на который я обратил особое внимание, был пукт о моём пропитании, постановление о выдаче мне ежедневно провизии, потребной на прокормление 1728 лилипутов. Мне было любопытно, исходя из каких норм была установлена такая норма. Спустя пару дней я осмелился спросить у одного своего приятеля-придворного,
Что навело императора именно на такую цифру. Подумав, от ответил, что Его Величество, пригласив своих лучших математиков, потребовал от них вычислить мои потребности в пище, узнал, что поскольку рост Человека-Горы благодаря измерениеям с помощью квадранта, известен, и находится с ростом стандартного лилипута На это он ответил, что математики его величества, определив высоту моего роста при помощи квадранта и найдя, что мой рост находится в таком отношении к высоте лилипута, как двенадцать к одному, на основании подобия наших тел, пришли к заключению, что объяём моего тела к объёму рядового лилипута находится также в соотношении 1728 к одному, отсюда высод о том, что мне нужно в 1728 раз больше еды и питься, чем это нужно зрелому лилипуту. Мой читатель, несомненно, способен сделать все вытекающие отсюда выводы не только о природной смышлености лилипутского народа, сколь о предумышленной расчётливости Величайшего из его правителей.
Глава IV
Красткое описание Мильдендо, столицы Лилипутии, и красоты императорского дворца. Автора беседует с первым секретарём о важных государственных делах. Автор осмеливается предложить императору свою помощь в военных действиях.
Освободившись от пут, я первым делом испросил разрешения его Величества на осмотр Мильдендо, древней столицы государства.
Император, как мне показалось, дал мне его с лёгким сердцем, строго-настрого наказав мне не чинить никаких проблем ни его жителям, ни домовладениям. Особым рескриптом население было поставлено в известность о моём визите. Всю столицу окружала стена высотой не менее двух с половиной футов. Толщиной в одиннадцать дюймов, она позволяла совершенно свободно проехать по ней карете с парой лошадей. На расстоянии примерно несколько десятков футов возвышались мощные башни.
Я осторожно перешагнул через парадные Западные Ворота, и крайне медленно, бочком, прошествовал вдоль двух главных улиц. Я тщательно застегнул жилет, боясь фалдами своего широкополого кафтана сорвать крыши и повредить хрупкие карнизы домов. Я шёл, низко пригнувшись, и двигался крайне осторожно, дыбы случайно не наступить на беспечных ездоков и подслеповатых прохожих, бродивших везде вопреки строжайшему указанию жителям не покидать своих домов. На крышах домов и в окнах верхних этажей толпилось немыслимое количество зрителей, так что, я полагаю, ни одно из моих путешествий не вызывало такого столпотворения зевак.
Стены города имеют форму правильного четырехугольника, со стороной не менее пятисот футов. Две главные магистрали города шириною в пять футов каждая, в пересечении образуют главную площадь, разделяя город на четыре района. Остальные улицы и проулки, куда я не пытался войти из-за их узости, были шириной от двенадцати до восемнадцати дюймов. По моим прикидцам в городе проживает до пятисот тысяч душ. Дома в городе в основном составляют трех- пятиэтажные здания. В городе масса рынков и лавок, полных товаров и покупателей.
Главная резиденция Императора – Императорский дворец расположен на Главной площали, на пересечении главных магистралей, названий которых я так и не удосужился узнать. Его также окружает высокая стена в два фута высотой, отстоящая от дворца на расстояние двадцать футов.
Его Величество милостиво позволил мне перешагнуть через стену, и так как расстояние позволяло мне расположиться во дворе довольно свободно, я имел возможность во всех подробностях рассмотреть дворец Императора.
Внешний периметр двора – это квадрат, сторона которого составляет примерно сорок футов длины и внутри него размещаются ещё два двора, во внутреннем дворе, собственно говоря, и размещены покои Его Величества.
Мне не терпелось рассмотреть покои Императора, но сделать это оказалось крайне затруднительно, потому что Главные ворота, через которые осуществлялся проход из одного двора в другой, имели ширину семь дюймов и всего восемнадцать дюймов в высоту.
Сооружения внешнего двора имеют высоту не менее пяти футов, и я при всём желании не смог бы преодолеть их, не разрушив кровли или другие конструкции, хотя здания сделаны на славу, из качественного, шлифованного и очень прочного камня, и имеют толщину четыре дюйма. Не только я желал посмотреть на великолепные интерьеры дворца, но и сам император испытывал непреодолимое желание показать их мне. Осуществить это обоюдное намеренье удалось только через три дня, и эти три дня были целиком заполнены подготовительными трудами.
В ста ярдах от города раположен императорский парк. Там я срезал перочинным ножичком дюжину самых крупных деревьев, обстрогал и соорудил из них два довольно уродливых табурета, каждый высотою примерно в три фута и вполне пригоднях на то, чтобы не развалисшись при первом опыте, выдержать мой вес.
Всё время предупреждая зрителей громкими предостерегающими криками, дабы не задавить кого-нибудь, я вернулся к дворцу через весь город со своими табуретами в руках. Я решил действовать со стороны внешнего двора, и установив один табурет около стены, перенёс другой над крышей и осторожно установил его на баллюстраде, отделявшей первый двор от второго. Площадка эта была шириной примерно в восемь футов. При помощи этих табуретов, перешагнув с одного табурета на другой, я легко перебрался через здания и подтянул к себе первый табурет палкой с крючком на конце. С помощью таких ухищрений я очутился внутри самого внутреннего двора. И там я опустился на землю и приблизил глаз к окну среднего этажа, которое как будто специально для меня было оставлено открытым, и благодаря этому я получил прекрасную возможность лицезреть роскошнейшие залы, какие невозможно даже представить себе.
Это было похоже на рассматривание аквариума и удивительного мира за стеклом. Предо мной предстала императрица и плеяда молодых принцев, которые обретались в своих покоях, окруженные пышной свитой и своими интеллектуальными способностями произвели на меня самое удручающее и унылое впечатление. Улыбка её Императорского Величества, обращённая ко мне, была, хотя и натужной, но воистину милостивой. Она с грациозным поворотом протянула свою ручку в окно, чтобы я её поцеловал. Я так и сделал.
Здесь я должен притормозить своё пылкое перо, вспомнив о намереньи написать книгу о государстве Лилипутии, для которой я, собственно говоря, и приберегал всякие изюминки и удивительные подробности. Этот талмуд уже почти готов и значительный объём его состоит из описания истории великой империи начиная с невесть каких времён, теряющихся во мраке веков, с перечислением и описанием правления всех имевшихся в империи монархов, войн и политической практики Кабинета Министров, не обойду стороной законов страны, науки, технических и инженерных достижений, флоры и фауны, нравов населения и элиты, и прочих, весьма интересных и поучительных сторон жизни лилипутов.
Однако сейчас я сосредоточусь на событиях, которые произошли за время моего почти девятимесячного пребывания в этом славном государстве.
Как-то раз, ранним утром, спустя примерно две недели после моего освобождения, мне нанёс визит Рельдресель, Генеральный Секретарь (по крайней мере так здесь звучит его титул). Его сопровождал всего один не то лакей, не то охранник, и посетил он меня один, сразу заявив, что целью его визита служат дела Тайной Канцелярии.
Он выскочил из кареты, резко указал кучеру ждать его поодаль и сразу приступил к делу, попросил меня уделить ему не менее часа времени и выслушать его.
Я с удовольствием согласился исполнить его просьбу, и не только из естесственного уважения к его сану и личным качествам, но и помятуя о бесконечной чреде бесценных и крайне полезных мне услуг, которые он оказал мне за время нашей дружбы.
Чтобы иметь возможность расслышать его речи я предложил лечь на пол, но он попросил меня взять его в руку и держать у уха, пока он не изложит наболевшее. Я согласился. Он приступил к теме своего разговора и первым делом поздравил меня с моим освобождением, открыв мне, что и в этом он принял посильное участие и моя свобода – заслуга и его, и сказал, что если бы не сложившаяся при и дворе ситуация, не видать бы мне свободы, как своих ушей. Секретарь пояснил, что сколь бы блестящим не выглядело финансовое, социальное, да и любое другое положение в государстве с точки зрения туриста-иностранца, гораздо страшнее невидный для глаза внутренний раскол непримиримых и пребывающих в непрерывном столкновении политических партий, а также нависающая над этим угроза войны со стороны вечного и очень могущественного противника Лилипутии. Далее он просвятил меня, что с незапамятных времён, примерно семьдесят лун назад Империя обзавелась парой смертельно воюющих политических партий – партии Тремексенов и партии Слемексенов, чьи названия и политические платформы проистекли из высоких каблуков, которые были обязаны носить члены одной партии, и низких, которым присягнули другие. Согласно всеобщему предубеждению, высокие каблуки являются проникновенным свидетельством уважения к древнему государственному устройству и по существу высокие каблуки преставляют интересы консервативной части общества. При этом Его Величество по какой-то причине сделал распоряжение, чтобы правительственные должности, а также дарованные короной привилегии были дарованы только низким каблукам, как это всем понятно. Я надеюсь, вам также было заметно, что каблуки самого Императора всегда были ниже, чем у всего двора на один дрерр (одна четырнадцатая доля дюйма) и посему больше напоминали домашние тапочки. Антагонизм и презрение между этими враждующими партиями таковы, что они никогда не садятся за один стол со своими врагами, чтобы есть и пить с ними бок-о-бок, и они никогда не обмолвятся с врагами даже словом.
По нашим подсчётам, тремексены, или по-другому «Высокие Каблуки», численно многократно превосходят нас, и этио при том, что власть находится под нашим полным контролем. Однако есть информация, в соответствии с которой у нас есть все основани опасаться, что Его Императорское Высочество, будучи наследником престола, имеет некое пристрастие и тягу к Высоким Каблукам, что имеет какое-то странное, извращённое символическое последствие, выражающееся в том, что один каблук Его Величества много выше другого каблука, ввиду чего Его Величество даже не может скрыть своей слегка прихрамывающей походки. Эту двусмысленность не находит никакого разрешения во внутренней жизни страны, и положение было бы терпимо, если бы не готовящееся тайное нападение на нас со стороны острова Блефуску – нашего главного врага и конкурента. Блефуску – это наш сосед, другая великая империя, одна из величайших империй Вселенной, источник наших постоянных междуусобиц и забот, из которой постоянно исходит угроза для нашего прекрасного государства. При том, что вы говорите, якобы в мире существуют иные деспотии и государства, якобы населенные такими же гигантами, как вы, но наши учёные отвергают такую фантастическую возможность: по их мнению, гораздо вероятнее, что вы могли свалиться с Луны или быть посланцем далёких звёзд, невесть с какими целями пославшими вас сюда. По их мнению, несколько дюжин таких гигантов за считанные дни могли бы объесть всю Землю и превратить её из цветущего оазиса в бесплодную пустыню. Для это есть очень веские основания. Святые книги и тысячелетние летописи Лилипутии, летописи, описывающие мировую историю на протяжении шести тысяч Лун, притом, что внимательное изучение анналов Блефуску также не обнаруживает ничего подобного. О чём говорит нам новейшая история? Она глаголет нам о том, что в течение последних тридцати шести Лун соседние и враждебные государства – Лилипутия и Блефуску ведут между собой отчаянную, кровавую войну на истребление, не считаясь ни с людскими потерями, ни с неизбежными экономическими трудностями.
Таким образом война имела серьёзный повод. Обстановка складывалась тогда следующим образом. С доисторических времён наше сообщество было едино в убеждении, что яйца, употребляемые в пищу на завтрак, следует бить единственно правильным и каноническим образом – с тупого конца. Так бы и было с неачала мирав и так должно было продолжаться до конца времён, если бы не случилось несчастье, и дед нынешнего нашего правителя, ещё пребывая в младенчестве, не порезал бы, разбивая яйцо в соответствии с древними каноническими предначертаниями, свой средний палец.
Испуганный император, отец малыша, опасаясь за его жизнь, издал преждевременный и скороспелый указ, предписавший всем поданным его государства отныне под страхом смертной казни прекратить исполнение древней традиции и отныне разбивать яйца только с одного, правильного, острого конца. Это революционное нововведение столь озлобило большинство истинно верующих обывателей, что послужило детонатором шести общегосударственных восстаний и двенадцати местных бунтов, один из которых закончился злодейским убийством императора и его расчленением, а во время другого следующий Император утратил корону вместе с головой. Само собой разумеется, внутреннние бунты в Лилипутии были лакомым местом для плутократов Блефуску, которые давно хотели вбросить раздрай и смуту в ряды врага. Бунты и восстания в конце концов были подавлены, и их участники частично перебиты, а частично были вынуждены бежать в Блефуску, которая с удовольствием приняла таких беглецов на своей территории. Одиннадцать тысяч фанатиков, отказавшихся соблюдать новые законы империи и разбивать яйца с острого конца, отказались это сделать и пошли ради своих убеждений на плаху.
С этого времени сама Блефуску и все её монархи были плотно вовлечены в разгоравшуюся на разных уровнях войну, только и занимаясь устройством провокаций и диверсий на вражеской территории. Количество неподъёмных инкунабул, посвящённых этой проблеме достигло многих сотен. Можно сказать, что публикациям по этой теме не было числа. Впрочем, эти публикации отличались крайне односторонним взглядом на проблему, ибо все труды Тупоконечников к этому времени были категорически запрещены и сожжены, а партия Тупоконечников и её идеологи лишились возможности занимать важные государственные посты.
Длительная смута объяла два соседних государства. Императоры Блефуску с упорством, заслуживающим лучшего применения, раз зак разом подсылали лазутчиков, распространявших лживые обвинения в преступном церковном расколе и догматизме, постигшем государство по вине властвующего дома. Они разносили сплетни, обвиняя власть в поношении основного, краеугольного догмата веры, сформулированного величайшим пророком Империи – Люстрогом в пятьдесят четвертой главе «Блундекраля» – основополагающего религиозного манускрипта древности (по сути, это их «Алькоран»). Секретом являлось то, что строки, искажённые и извращённые с той и другой стороны, в своём истинном виде выглядел так:
«Все истинно верующие граждане, да благослови их бог, разбивают яйца с того конца, с какого им будет удобнее. Аминь!
Ну, а что касается вопроса, какой конец предпочтителен, то, осмелюсь вам сказать, что ответ на этот вопрос целиком и полностью лежит на совести любого человека, или, если он несостоятелен, на совести властных органов государства или Верховного Суда. Аминь.».
Тупоконечники были подвергнуты жестоким преследованиям и гонениям, отчего частично вынуждены были бежать сами, а частично были изгнаны или убиты. Единственным местом, где они смогли обрести новое пристанище, оказалась Республика Блефуску. Никто и подумать не мог, что только что изгнанные, лишённые родины беглецы, обретут такое невиданное влияние при дворе Императора Блефуску, сохранив при этом крепкие связи со своими тайными единомышленниками в нашем государстве, непрерывно с тех пор получая из-за границы тайное вспоможение и солидные средства. Чем это могло завершиться? Тем же, чем всегда завершается любой раскол и любое растущее непониманияе между государствами и людьми – войной! Тридцать шесть Лун на суше и на море с переменным успехом шли жестокие, кровавые боевые действия. Наши потери, так же, как и потери наших врагов, росли, как на дрожжах. За краткие Луны нами были потеряны сорок с лишним линейных кораблей и чудовищное количество мелких судов, пало тридцать тысяч самых лучших матросов и солдат, хотя наши статисты пришли к выводу, что потери неприятеля были куда значительнее наших. Но и сдаваться наш неприятель не собирался. Испытывая немалые экономические трудности, несмотря на голод и эпидемии, враг принялся снаряжать новые многочисленные флоты и готовить десант, способный высадиться на нашем побережье. Его Величество Император просил меня ознакомить могучего Человека-Гору со сложившимися обстоятельствами и намерен довериться Вашей лояльности, опереться на вашу изобретательность и силу, дабы положить конец коварным планам врага и прекратить эту прискорбную войну, затеянную отнюдь не нашим государством. Нашему государству лишь предстоит дать ответ на коварные происки врагов и завершить эту войну неизбежной победой.
Хорошо обдумав то, во что я вляпался по воле судьбы, я сразу же попросил присутствовавшего при сём секретаря при первой же оказии довести до сведения Его Величества следующее: хотя я нахожусь в Лилипутии в статусе гостя и мне, как иностранцу, не знающему истинных причин столкновений и свары, не следовало бы влезать в конфликты воюющих партий и поддерживать ту или иную сторону, я принял решение поддержать Его Величество и всеми имеющимися в моём распоряжении силами и средствами защищать его жизнь и интересы его государства от любого враждебного вторжения. Моя речь была встречена весьма благосклонными апплодисментами, перешедшими в громкие крики и овацию.