Джонатан Свифт
Путешествия Гулливера. Хирурга, а потом капитана прочих кораблей
При продолжении досмотра в левом нижнем кармане того же аксессуара обнаружен громадный сундук литого чернёного серебра, сверху закрытый крышкой того же материала. Несмотря на все наши усилия и корчи нам не удалось даже приподнять крышку этого сундука, так он был тяжёл. Когда по требованию делегации досмотрщиков крышка сундука была наконец отворена, один из нас залез в сундук и бродил там, до колен погрузившись в мягкую коричневую пыль, поднимая целые облака едкого смрада, от которого мы тут же стали неистово чихать.
Правый нижний карман жилета содержал гигантстую стопу тонких белых прямоугольников, положенных один на другой, стопа эта, толщиной примерно в три торса взрослого человека, переплетена тостыми суровыми канатами и каждый их них сплошь покрыт какими-то чёрными значками, по поводу которых у нас всех сложилось мнение, что это письмена Человека-Горы. Величина одного знака равна примерно не менее половины нашей ладони. Левый карман жилета, при вскрытии явил нам странный инструмент, по виду он сделан из кости какого-то гигантского животного, может быть, морского и представляет из себя панель, к которой крепятся двадцать мерно расположенных и укреплённых длинных жердей с чуть подтупленными краями, по виду они примерно то же самое, что забор перед дворцом Вашего Величества, как мы полагаем по зрелому размышлению, эта штука служит для расчёсывания пышных кудрей Человека-Горы, но это только наши первоначальные предположения, мы не стали слишком напрягать его нашими допросами, отчасти в силу того, что в силу разности языков нам слишком сложно общаться с ним даже по очень простым поводам.
В самом объёмистом кармане справа от среднего чехла (я таким образом перевожу слово «ранфуло», которое на лилипутстком языке означает слово «штаны») мы узрели полый стальной столб, высотой в рост человека, который крепится к куску крепкого чёрного дерева, по размерам превосходящему сам столб; с одной стороны этого столба воткнуты большие куски железа, очень причудливой формы, предназначение коих определить было чрезвычайно затруднительно, и мы так и не смогли это сделать.
Такая же штуковина была обюнаружена нами и в левом кармане. В самом маленьком из карманов, который располагается с правой стороны шлафрока Человека-горы нами выявлено какое-то количество плоских цилиндров из белого и красно-жёлтого металлов, кружки эти оказались все разной величины, отдельные из этих белых дисков, вполне вероятно серебряные, оказались столь громоздки и тяжелы, что нам с величайшим трудом удавалось передвигать их с места на место. Левый карман содержал два черных цилиндра не вполне правильной формы, с трудом передвигаясь по дну кармана, нам едва удавалось доставать их вершину. Один из этих неправильных цилиндров заключён в какой-то кожух из рифлёного, неизвестного нам материала, а на конце другого располагается некий белый объект, по размеру составляющий не менее размера двух человеческих голов.
Каждый из эти цилиндров содержит в себе колоссальную, очень тонкую стальную пластинку, так как нам сразу стало видно, что эти предметы представляют опасность для всех окружающих, мы заявили Человеку-Горе, что ему вменяется сразу и откровенно пояснить способы их употребления.
Что и случилось. Он извлёк оба орудия из футляров и пояснил, что одним из них в его стране режут мясо, а другое служит для бритья бороды.
Помимо всего остального, на наряде Человека-Горе мы обнаружили два кармана, в которые попасть нам при всём нашем желании так и не удалось. Это те карманы, какие он называет «часовыми», и их можно описать, как две широкие щели, прорезанные в верху его срединного чехла, а следовательно сильно зажатых давлением его солидного брюха. Из правого кармана высовывалась длинная серебряная цепь с диковинным механизмом, который оттягивает его карман. Нами было приказано показать нам всё, что было на конце этой цепи. Продемонстрированный нам предмет был схож с шаром, одна часть которого из рифлёного серебра, а другая сделана из какого-то прозрачного металла. Мы заметили, что на той стороне шара некие тайные знаки, которые располагались строго по окружности и попытались коснуться к ним, но встретили препятствие в виде этой прозрачной субстанции.
Человек Гора установил этот механизм между нами, и тогда наши уши потряс громкий, непрерывный шум, схожий с шумом колёс водяных мельниц. При этом на лице его царила улыбка, как будто он наслаждался произведённым на нас эффектом, ничего нам не пояснив при этом. По зрелому размышлению, мы сочли, что это либо загадочное животное, либо превозносимый им идол. Впрочем, второе более вероятно, учитывая уверения (Если нам удалось вникнуть в доводы Человека-Горы, изложенные на очень плохо понимаемом нами языке Человека-Горы, когда сам Человек-Гора едва ли способен изъясняться на нашем языке). При этом надо отдать Человеку-Горе должное, согласившись с тем, что он соблюдает достигнутые соглашения и ничего никогда не предпринимает, не советуясь с ним. Как мы полагаем, в шутку он величает эту механику своим «оракулом» и утверждает, что эта штука может показать время любого момента его жизни. Левый часовой карман Человек Гора содержал также сеть, подобную рыболовной, но имеющую изюминку, заключающуюся в том, что она закрывается и открывается, как кошель, чем она, как оказалось и является. В этой сети нами запротоколированы несколько колоссальных плоских кусков жёлтого металла, и если они окажутся отлитыми или отчеканенными из чистого золота, то, несомненно, перед нами предстало истинное сокровище.
Далее, исполняя повеление Вашего Величества, мы продолжили осмотр карманов Человека-Горы и тшательно осмотрев их, обнаружили на его теле пояс, сшитый из шкуры какого-то огромного животного, к этому поясу с левого бока прикреплена Сабля, длиной не менее пяти средних ростов, а с правой – подсумок в виде большого мешка, в котором было два отделения, в каждом могло бы быть размещено не менее трёх поданных Вашего Величества. Каждое из вышеуказанных отделений содержало в себе великое множество шаров из очень тяжёлого металла, этот шар имеет размер примерно с голову поданного Вашего Величества и почти невероятно обычному человеку поднять его, другое отделение полно какими-то чёрными зёрнами не великого объёма и веса, на ладони можно поместить не менее пятидесяти таких зёрен.
Сие есть точная и заверенная нами опись всего того, что было найдено у Человека-горы при его обыске. Поведение же Человека-горы заслуживает самой высокой похвалы, ибо мы не только не встречали с его стороны какого-либо сопротивления, но даже всемерно старался помочь нам и выказывал чрезвычайную вежливость, как к нашим действиям, так и к выслушиванию вердиктов и приказов Вашего Величества. Сие скреплено нашей личной подписью и королевской печатью в канун четвёртого дня восемьдесят девятой Луны преблаголепнейшего царствования Вашего Величества.
Клефрин Фрелок,
Марси Фрелок
Опись была зачитана императору, и его величество заявил, пытаясь облечь своё требование в самую деликатную форму, что я должен отдать кое-какие из перечисленных в описи вещи. В первую очередь Его Величество было пленено моей саблей, и его первая просьба состояла в том, чтобы я отдал её ему. Я снял с себя саблю и вручил её ему вместе с ножнами и всем остальным. Вероятно, предполагая моё возможное сопротивление этим рескрипциям, император загода сосредоточил не менее трёх тысяч своего отборного войска вокруг моей персоны, дав им указание держать меня на расстоянии выстрела при помощи луков. Я не сразу заметил эти манипуляции, потому что почти всё это время мой взор был устремлён на Его Величество. По просьбе императора я вынул саблю из ножен и показал её ему. Сабля, хотя в некоторых местах была поражена ржавчиной, но ярко поблескивала и производила внушительное впечатление. Когда я воздел руку со своей сверкающей саблей вверх, это имело самое потрясающее действие на охрану императора – раздался громкий внезапный вопль ужаса, и когда я стал размахиваться своим блистающим на Солнце клинком из стороны в сторону, многие охранникик повалились на землю с тали закрывать голову руками. Как ни странно, Его Величество проявил полное стоическое спокойствие, у него не дрогнула даже бровь, из чего я заключил, что имею дело с храбрейшим из храбрейших императоров. Насладившись этим потрясающим зрелищем, Император приказал мне окончить шоу и убрать оружие в ножны, а потом приказал как можно осторожнее отбросить ножны с саблей подальше от меня – футов на шесть от круга, который был ограничен моей цепью. Потом Его Величество заинтересовался двумя моими «полыми железными трубами», как он называл мои пистолеты, которые я прятал в карманах. Я был вынужден достать пистолет из кармана, и, понукаемый просьбами императора, принялся объяснять, как мог, его действие, а когда мне это удалось довольно слабо, я зарядил пистолет только пороховым зарядом, без пули, ибо порох, к счастью, благодаря абсолютно герметичной пороховнице, оказался сухим (для настоящего моряка нет ничего хуже, чем не позаботиться о том, чтобы его не вымок, и поэтому они предпринимают все мыслимые меры для этого), предупредив императора о том, что ему не следует слишком пугаться, я поднял пистолет и выпалил из него в воздух. Наконец мне удалось потрясти императора! На сей раз действие моей пистоли произвело на Его Величество гораздо более сильное впечатление, чем моя сабля.
Множество окружавших меня охранников при грохоте выстрела, как подкошенные, попадали на землю, не смея открыть глаза от ужаса, как будто поражённые тучей шрапнели. Надо отдать должное Его Величеству, он только содрогнулся и даже как бы присел, но всё-таки смог устоять на ногах. Несколько минут его Величество хлопал глазами, пытаясь сохранить самообладание и придти в себя.
Разумеется, мне тут же пришлось отдать мои пистолеты точно таким же способом, как я отдал саблю. Потом я вручил императорскеой гвардии пули и пороховницу с порохом, попросив Его Величество никогда не забывать о том, что этот коричневый порошок нельзя оставлять подле огня, потому что он может вспыхнуть и взорваться от малейшей искры, не оставив от дворца Его Величества даже пыли под плинтусом. Потом пришла пора расстаться мне и с часами, которые император долго и с великим изумлением рассматривал, после чего дал приказ двум дюжим гвардейцам отнести их в Арсенал. Для гвардейцев это была нелёгкая работа. Они воздрузили на плечи шест, повесили на него часы, и низко согнувшись, двинулись от меня, напоминая мне дюжих английских носильщиков, которые точно так же таскают бочки с элем.
Император был буквально заворожен мерным шумом и громким тиканьем часового механизма, который был открыт взору Его Величества, равно как и плавному перемещению минутной стрелки. Зрение лилипутов вообще от природы необычайно острое, я бы сказал, даже более острое, чем наше зрение, поэтому он видел все эти чудеса необычайно ярко.
Его Величество пригласил корифеев лилипутской науки, дабы они выссказали своё мнение о конфискованном устройстве, но моему читателю ничего не стоит понять, что они ничего не поняли и так и не пришли к единому мнению относительно устройства этой штуки и её предназначения. Их предположения по сему поводу были столь смехотворны, что мне стыдно приводить их на страницах моей книги, иные из них я вообще не понимал. Следом за этим я сдал гвардейцам мой кошелёк, в котором были мои серебряные и золотые монеты, в кошельке было несколько большихмонет и довольно много мелких золотых монет, у меня были изъяты мой нож, бритва, гребень, большая серебряная табакерка, носовой платок и блокнот с моими записями.
Сабля, столь понравившаяся Его Величеству, пистолеты и подсумок с порохом и пулями были отправлены в Арсенал Его Величества на огромных телегах, которые приходились мне по щиколотку, а что касается остальных вещей, то после небольшого совета у Его Величества, эти предметы в полной сохранности были возвращены мне. Кажется, я уже намекал, что у меня в камзоле был один секретный карман, который не был обнаружен сыщиками-лилипутами, чему я был чудовищно рад, потому что таким образом смог спасти вещь, чрезвычайно ценную для меня – мои очки (у меня очень слабое зрение, и без очков я был всегда, как без рук). Там же была маленькая подзорная труба и всякие другие нужные мелочи.
Я уже в должной мере понял характер Его Величества и полагал, что все эти предметы не представляют никакого интереса для его Величества, так что заявлять о них королевским сыщикам не имело никакого смысла, помятуя о том, что окажись эти вещи в чужих, равнодушных руках, никто не дал бы мне гарантии, что их не испортят или не потеряют во время транспортировки на какой-нибудь дырявой телеге, не говоря уж о том, что они могли быть украдены ушлыми лилипутами-коллекционерами.
Глава III
Автор в весьма оригинальном стиле развлекает Его Величество императора, двор, придворных дам и их кавалеров. Подробнейшее писание досуга и развлечений, господствующих при дворе в Лилипутии. Наконец-то после долгих переговоров Автору на чётко обрисованных условиях дарована свобода.
Как я и подозревал, моя напускная кротость и смирение, рано или поздно должны были до такой степени расположить к себе Его Величество Императора и примирить со мной его двор и народ, армию и охрану, что я потихоньку стал питать надежду на быстрое и окончательное освобождение.
Я делал всё возможное, чтобы укреплять расположение ко мне императора, считая это величайшим из дарованных мне благ. Постепенно население Лилипутии стало привыкать ко мне и уже не так боялось приближаться. Иногда они просили меня лечь на землю, я вытягивал руку, и они, пятеро или иной раз шестеро с удовольствием выплясывали на моей ладони. Кончилось всё тем, что детишки стали играться в прятки у меня в шевелюре. Очень быстро я научился бегло понимать язык лилипутян и мог сносно говорить, не прибегая к словарю. Как-то раз император, расчувствовавшись, решил ублажить меня цирковым зрелищем с участием местных акробатов, которые славились среди окружающих народов своим акробатическим искусством и ловкостью. Это было воистину великолепное зрелище! Но самым потрясающим для меня было выступление знаменитых канатных плясунов, которые выделывали невиданные фортели на белых шёлковых нитках длиной прнимерно два фута, натянутых на чудовищной высоте двенадцати дюймов от земли. На этих упражнениях я хотел бы остановиться несколько подробнее, испросив у моего читателя немного терпения.
У многих могло сложиться впечатление, что цирковое искусство при всей его сложности, красоте и привлекательности, по своей сути всё-таки является плебейской, народной забавой. Если где-то дело обстоит так, то в Лилипути дело обстоит совсем по-другому. Здесь к цирковым экзерсисам допускаются только лица высокого, благородного происхождения, занимающие самые высшие общественные должности, соискатели аристократических имён и званий, люди, обласканные благоволением и улыбкой Двора Его Величества. Такова традиция. Понятно, что не все они, постоянно пребываюшие в прыжках, бегающие в колесе, как белки и склонные беспрерывно вращаться вокруг своей оси, обладают широким мировоззрением, высокой культурой или достижениями в высоких искусствах. Среди них множество весьма посредственных личностей, если не самых примитивных.
Едва по Империи разносится весть об открывшейся высокой вакансии в верхних этажах власти в силу смерти чиновника или его опалы и высылки (что здесь случается каждый день), как не менее пяти соискателей на эту должность подают Его Величеству заявку на участие в развлекательном шоу с присутствием Императора. Император официально даёт разрешение на то, чтобы позволить соискателям попытаться развлечь Его Величество и Двор потешными прыжками на канате, дабы прыгнувший выше всех и не сорвашийся на землю, был облечён высокой государственной должностью. Существует также регулярная практика проверки профессиональных способностей министров и высших сановников. Они раз в год должны подтверждать свою управленческую квалификацию обязательными прыжками на канате. Некий Флипнап, бессменный Главный Казначей Империи, пользуется неумирающей славой человека, прыгнувшего на туго натянутом канате пости на целый дюйм выше всех остальных сановников. Я могу подтвердить его высочайшую квалификацию в этом государственном искусстве, ибо своими глазами видел, как он кувыркается на круглой доске, закреплённой на туго натянутом канате, который, смею вас заверить, не толще обычной английской бечевы.
Рельдресель, с которым я подружился, будучи Главным Секретарём Тайного Совета (могу засвидетельствовать лично, заверив вас, что личная дружба с ним ничуть не умаляет мою объективность) без всякого сомнения стоит вторым номером после Его Высочества Канцлера Казначейства. Все остальные, находящиеся в постоянном тренинге, и целыми днями прыгающие на канатах и верёвках, в своей массе показывают веьма высокие результаты и практически не опускаются ниже определённого профессионального уровня в этом великом искусстве.
Эта забава при всём её пиетете довольно опасна и часто заканчивается трагическими происшествиями, которые надолго остаются притчей во языцех и находят отражение в Лилипутских Хрониках, начиная с древнейших времён. На моих глазах несколько особо ушлых соискателей сорвались с канатов и получили серьёзные увечья. И самые серьёзные увечья происходят, когда в ловкости принуждают соревноваться Членов Кабинета Министров Лилипутии. В своих попытках продемонстрировать чудеса ловкости и опередить конкурентов, они так свирепо раскачиваются и прыгают на канатах, что едва ли не все срываюся и падают на землю, при этом не прекращая попыток до тех пор, пока им не удаётся упасть по два-три раза. В частности под величайшим секретом государства и мне было рассказано, что не далее года до моего прибытия в Империю, вышеуказанный Флимнап едва не сломал себе шею, свалившись с высокого каната, и спасся только благодаря королевской перине, случайно оказавшейся на земле и смягчившей силу его падения. Широкой славой в народе пользуется ещё одна забава, вип-персонами которой являются только члены царственной фамилии и один главный Чиновник – Император, Императрица и Премьер-Министр. Перед императором на специальном возвышении выкладываются три шёлковые нити длиной в шесть дюймов – синяя, красная и зелёная. Эти нити вручаются императором самым отличившимся лицам Империи и служат свидетельством непревзойдённого доверия и царственной благосклонности главы государства к той или иной персоналии. По традиции церемония проводится в Тронном Зале Императорского Дворца Его Величества, где соискателям предоставляется возможность пройти испытание в силе и ловкости. Это уникальное соревнование, невиданное мной ни в самой Лилипутии, ни в одной из виденных мной стран Старого и Нового Света.
В руках Императора находится длинная тщательно отполированная палка, и он удерживает её за один конец рукой. Второй конец держит Премьер-Министр. По команде Императора палка то опускается вниз почти до земли, или поднимается на некую высоту над землёй, и соискатели по команде то истошно прыгают через палку, если она высоко поднята, то проползают под ней туда-сюда по множество раз, если палка опущена. Иногда палку доверяется держать одному Премьер-Министру. Самый отличившийся в ползанье и прыганье, самый ловкий, сноровистый и лёгкий на подъём, по результатам испытания награждается Синей Нитью, второе место по ловкости награждается Красной Нитью, зелёной удостаивается третий по достижениям.
Награждённый столь высокой государственной наградой обязан носить её на поясе, дважды обматывая своё тело вкруг талии. Я не видел при Дворе его Величества ни одного человека, который не был бы облечён такой ниткой.
Редкий день обходился без того, чтобы ко мне не приводили целые табуны скакунов из Императорских и Полковых Конюшен. Я думаю, сначала это делалось, чтобы приучить лошадей не бояться меня, и лошади, на самом деле, скоро перестали шугаться моей персоны и мирно паслись целыми табунами у меня между ног, совершенно не реагируя на мои шевеления.
Иногда офицеры устраивали маневры, прыгая на своих конях через мою руку, которую я по их просьбе отставлял в сторону, а однажды Ловчий Его Императорского Величества на скаку перемахнул даже через мою ногу в башмаке, чем удивил даже меня, уже уставшего удивляться лилипутским чудесам.
Как-то раз мне случилось удовлетворить жажду окружающих меня лилипутов весьма причудливым образом.
Для реализации своего плана я испросил у Императора доставить мне несколько дюжин палок толщиной в мою трость и длиной не менее двух футов. Его Величество сразу же вызвал к себе Главного Лесничего Империи и отдал ему соответствующие указания, в результате чего на следующее утро поблизости завизжали оси телег и я увидел семь лесников на огромных телегах, которые понукали восьмёрку тяжеловозов при каждой телеге, влачивших бесценный для меня груз. Кусок гранита служил мне молотом, с помощью которого я, заострив с одного конца, накрепко вбил в землю девять свай в форме идеального квадрата со стороной в два с половиной фута. Затем я просверлили палки и привязал на высоте примерно двух футов от земли горизонтальные палки. К девяти палкам я присобачил свой носовой платок, сильно растянув его, так что получилась поверхность, натянутая, как барабан, горизонтальные рейки на высоте пяти дюймов над платком образовали своеобразную загородку с каждой стороны. По окончанию этих приготовлений я попросил Его Величество предоставить в моё распоряжение двадцать четыре гвардейца-кавалериста для устройства учебных маневров на организованной мной площадке. Моё предложение очень понравилось Императору, и по прибытию конных гвардейцев я осторожно одного за другим, вместе с лошадьми и оружием, поднял их на площадку, туда же я отправил и сопровождавших их офицеров. Разделив гвардейцев на две команды, я дал сигнал к началу маневров и два отряда бросились друг на друга, испуская рои тупых стрел, размахивая саблями и горланя боевые кличи. Они то наступали друг на друга, тесня противника, то бросались врассыпную, то кружились на месте, отступая и гоня противника, попросту говоря, демонстрируя такие высоты воинского мастерства, что можно было залюбоваться на то, что они творили. Горизонтальные брусья не давали всадникам срываться и падать с моего носового платка. Едва увидев это действо, Император сразу захлопал в ладоши и пришёл в такое восторженное неистовство, что целую неделю заставлял меня раз за разом повторять эти конные маневры, и как-то раз не выдержал и повелел мне доставить его самого на площадку с тем, чтобы ему самому покомандовать одной из групп. Я не решился это сделать, потому что существовал риск покалечить императора копытами какой-нибудь горячей кобылы, и после долгих увещеваний убедил его наблюдать за боем снаружи, для чего поднял Императора в закрытом кресле и долго держал его на весу в руке, предоставив возможность Его Величеству иметь наилучшую точку для обзора представления. Как оказалось, я переоценивал безопасность устроенного мной шоу, и только благодаря покровительству судьбы всё обошлось без серьёзных травм и жертв. На деле всё могло кончиться много хуже, в чём я убедился по одному малозначительному случаю. Во время одного воинского налёта чересчур разгорячённая лошадь, гарцевавшая под одним из офицеров, пробила в платке дыру, и офицер, сорвавшись с лошади, полетел в кучу метущихся лошадей. Мне пришлось тут же вмешаться: я заткнул пальцем дыру, тут же прекратил ристалице и другой рукой осторожно спустил всех седоков на землю в том же порядке, в каком поднимал их всех на площадку. Лошадь покалечилась, она вывихнула ногу, но, слава богу, офицер оказался цел и отделался синяками и лёгким испугом. Разумеется, я починил платок, но с тех пор не очень доверял его прочности, в особенности когда устраивались такие опасные игрища.
За пару дней до моего грядущего освобождения, в то самое время, как я развлекался сам и развлекал Его Величество и Королевскитй Двор своими извращёнными забавами, до Его Величества была доведена важная информация – к нему прискакал гонец с известием, что поданные Его Величества, проезжая по дороге мимо тех мест, где я был найден в бессознательном состоянии, увидели на том самом месте огромное чёрное тело, своей странной формой свидетельствовавшее, что это не жилой объект, это было тело, сужающееся кверху, с огромными круглыми полями по бокам и в его основании, по размеру равное примерно парадной спальне Его Величества, с сильно приподнятой на высоту больше человеческого тела сердцевиной. Сначала они испугались, не живое ли это существо, животное такого размера, неесомненно, могло представлять большуую опасность множеству подданных государства, поэтому к осмотру диковинки они подошли с большой опаской. Но так как это животное не двигалось, не шевелилось, и не производило никаких иных признаков жизни, их первоначальные опасения постепенно развеялись, они потихоньку подходили к этому чёрному усечённому конусу, иногда тревожно замирая и приглядываясь к нему, наконец подошли вплотную и стали обходить находку по часовой стрелке, убедившийсь, что она круглая, наконец, подсаживая друг друга и встав на плечи друг друга, несколько особо отважных лилипутов взобралось наверх конструкции, и бродили по ней, благо верх был плоский. По тому, что конструкция была упругой и поддавалась их движениям, они быстро смекнули, что внутри этот объект пустотелый, и стали топать в ворсистую поверхность ногами. Их предположения, не является ли находка каким-нибудь потерянным Человеком-Горой артефактом, были весьма логичными, и все остальные присутствовавшие при этом простолюдины смиренно приняли эту версию за незыблемую, краеугольную истину. Они извинялись перед Его Величеством за то, что сами были не в состоянии доставить этот таинственный объект перед его высокие очи, объясняя, что для этого потребуется как минимум пять здоровенных тяжеловозов и столько же новых телег повышенной грузоподъёмности.
Услышав их доклад, я сразу же догадался, что они нашли, и, скажу честно, очень обрадовался. Скорее всего, выброшенный кораблекрушением на берег, едва соображающий и лишённый сил, я потерял свою шляпу где-то на берегу неподалёку от места высадки, она была привязана к подбородку шнуром, и видать, шнур намок и порвался. В лодке, несмотря на сильный ветер, шляпа всё ещё пребывала у меня на голове, я только посильнее нахлобучивал её на уши. Была ли она на мне в момент, когда я выползал на берег я не помнил. Я с горечью решил, что шнурок лопнул, когда я плыл по морю и навсегда простился со своей любимой шляпой.
Я бросился к Его Величеству, то есть вытянул голову к нему и горячечно изложил назначение моей шляпы, и испросил у него любезность – как можно скорее отрядить за шляпой гвардейцев, лошадей и телеги и доставить мне мой любимый, и крайне необходимый мне предмет.
Ждать пришлось недолго. К полудню следующего дня моя шляпа была доставлена и оказалась в моих руках. Её вид, правда, почти рассторил меня, да и как могло быть по-другому, если шляпу фактически полмили волокли по земле. Возчики просверлили в полях на расстоянии полтора дюйма от края две дыры и подцепили за эти отверстия крюками на верёвках, и, как я уже сказал, волокли её по полям и долам. Только потом я понял, что мне ещё очень повезло. Будь земля в этих краях более каменистой, будь здесь горы и холмы и не будь земля такой мягкой, я бы вообще лишился шляпы, её бы изорвали п и протёрли исполнительные императорские слуги. Так что мне повезло! В общем, всё вышло много лучше, чем могло быть.
Я напялил на голову шляпу, и хотя от длительного волочения поля несколько обвисли, и для Лилипутии, где носили какие-то бесформенные чалмы, она имела вполне пристойный вид.
Вероятно мои маневры пробудили дремавшую креативность императора, и теперь он навёрстывал упущенное. Несколько дней спустя, даже не поставив меня в известность о своих мировых планах, император взбудоражил всю армию, расквартированную в столице и забросал её приказами, главным из которых был краток: «Быть на стрёме! Ожидать с минуты на минуту неминуемого выступления!»
Оказалось, что Его Величество воспалилось фантазией провести удивительно странные маневры. Я начал подозревать, ознакомившись с этими планами, что Его Величество где-то почерпнуло информацию о незабываемых приколах и забавах Нерона и Калигулы. Его Величество приказало мне встать и в позе Родосского Колосса встать над проезжей частью, как можно шире расставив ноги, в то время как главнокомандующий (это был старый, опытный, съевший в военном деле свою шляпу, чрезвычайно желчный старик и мой защитник и покровитель) начинал строить свою армию. В его задачу входило построить свою орду стройными рядами, уж не знаю, по скольку в ряду, кажется, пехоту по двадцать четыре, а кавалерию – по шестнадцати гвардейцев, и всю эту армаду двуногих лилипутов провести парадным маршем, с оркестром и барабанным боем, в развёрнутыми знамёнами и тамбур-мажором впереди – провести у меня между ногами. Три тысячи отборных сухопутных войск Его Величества и тысяча кавалеристов были надёжно проинструктированы, как себя вести на параде и в особенности по отношению ко мне, в особенности во время церемониального прохода, под страхом смертной казни им было наказано соблюдать благопристойность и скромное уважительное почитание по отношению к моей особе. Инструкция инструкцией, но когда дошло до дела и ряды солдат, чеканя шаг стали проходить подо мной, некоторые совсем юные офицеры не сдержали своего любопытства и задирали головы наверх, под моими панталонами, которые, надо признаться, были в таком скверном состоянии, что являли молодости страны много любоопытного и, я даже заметил, смешного.
Всё это время я только тем и занимался, что беспрерывно бомбил Его Величество докладными записками и прошениями даровать мне свободу. Наконец эта бомбёжка утомила Императора и он соизволил пойти мне навстречу. Положа руку на сердце его Величество заверил меня, что он в скорейшем времени лично поставит вопрос на голосование сначала в Кабинете Министров, а потом в Государственном Совете, где, как я знал, все были настроены по отношению ко мне крайне лояльно, кроме так называемого Скайреша Болголама, который, непонятно по какой причине с самого начала моего пребывания в государстве лилипутов, крайне агрессивно относился ко мне, требовал меня уничтожить и до конца оставался моим лютым, непримиримым врагом.