bannerbannerbanner
Когда ты исчез

Джон Маррс
Когда ты исчез

Полная версия

Есть вещи, которых можно достичь, только намеренно кинувшись в противоположном направлении.

Франц Кафка


Жизнь всегда ждет, когда наступит какой-то кризис, чтобы заиграть всеми красками.

Паоло Коэльо

John Marrs

WHEN YOU DISAPPEARED

Text copyright © 2014, 2017 by John Marrs. All rights reserved.

This edition is made possible under a license arrangement originating with Amazon Publishing, www.apub.com, in collaboration with Synopsis Literary Agency

© Парахневич Е.В., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Пролог

Нортхэмптон, наши дни

8:20

«Мерседес» на толстых шинах подкатил к тротуару почти бесшумно.

На заднем сиденье нервно ерзал пассажир, постукивая по губе пальцем и искоса глядя на коттедж.

– С вас двадцать два фунта, – буркнул водитель на одном из местных диалектов.

Понять бы, на каком… Пассажиру уже порядочное время не доводилось слышать британскую речь – разве что от комментаторов на спортивном канале, который ловила у него дома спутниковая антенна.

Фунты лежали в бумажнике из оленьей кожи вперемешку с евро.

– Сдачу оставьте себе, – сказал пассажир, протянув водителю две купюры: в десять фунтов и в двадцать.

Тот что-то ответил, но пассажир не слушал. Он открыл дверцу, аккуратно поставил обе ноги на тротуар. Встал, осторожно держась за край рамы, закрыл за собой дверцу и отошел, разглаживая складки сшитого на заказ костюма. Автомобиль тем временем бесшумно исчез вдали.

Шли минуты, но мужчина стоял на месте. Зачарованный видом белого коттеджа, он тонул в давно забытых воспоминаниях.

Их первый, их единственный общий дом. Семейное гнездо. Дом, где жила семья, от которой он отказался двадцать пять лет назад.

Розовых кустов, высаженных под кухонным окном, больше не было, но в воздухе на мгновение пахнуло их сладким ароматом. Там, где когда-то стояла песочница, которую он сделал для детей своими руками, теперь возвышался сарай, увитый бело-зеленым плющом.

Дверь коттеджа вдруг распахнулась, и на крыльцо вышла молодая женщина. Мужчина вздрогнул. Он не ожидал, что в доме живут другие люди.

– До вечера! – крикнула женщина кому-то внутри и закрыла за собой дверь.

Она перекинула ремешок сумочки через плечо и зашагала. Проходя мимо незнакомца, приветливо улыбнулась.

Нет, это не хозяйка – на вид ей не больше тридцати… Может, дочь?

Мужчина ответил женщине вежливой улыбкой и проводил ее взглядом, пока та не скрылась из виду.

По спине у него побежали мурашки.

Джеймс говорил, Кэтрин живет в том же доме, что и прежде, но с тех пор прошло уже больше года; возможно, все переменилось… Впрочем, узнать наверняка можно только одним способом.

Чтобы унять в груди дрожь, мужчина сделал глубокий вдох и, не выпуская воздух, дошел до крыльца. Там он поднял голову и посмотрел на окно их бывшей спальни.

«Вот здесь ты меня и убила», – подумал он, закрыл глаза и постучал.

Глава 1

КЭТРИН

Нортхэмптон, двадцать пять лет назад

4 июня, 6:00

– Саймон, скажи своей собаке, пусть меня не трогает, – буркнула я, отмахиваясь от слюнявого языка, норовившего залезть мне в ухо.

Если б только меня кто послушал… Я отпихнула шерстяную башку Оскара. Пес демонстративно шлепнулся задом на пол и принялся скулить, пока я не сдалась. Саймон всегда спал как убитый: его не разбудил бы, наверное, даже ядерный взрыв, не говоря уж о такой мелочи, как дети, шумно скачущие по кровати и требующие завтрак. Мне бы его таланты… Когда в доме трое карапузов и прожорливая псина, о том, чтобы поваляться в постели, приходится только мечтать.

В желудке у Оскара словно тикал будильник, который поднимал его каждый день ровно в шесть утра. Саймон выгуливал пса, играл с ним в мячик, но кормежка, по мнению собаки, была сугубо моей обязанностью.

Я хотела перекатиться под бочок мужу, однако его половина постели оказалась пуста.

– Ой, ну да, конечно, все сама, – буркнула я, проклиная Саймона, которому опять вздумалось отправиться на пробежку в несусветную рань.

Я выбралась из постели, накинула халат и прошаркала в коридор, украдкой приоткрыв двери соседних комнат, проверить, спят ли дети.

К последней спальне, впрочем, подойти опять не отважилась.

«Потом, – пообещала я себе. – В следующий раз».

Спустилась на кухню, вывалила в миску Оскара вонючие консервы, которые тот всегда проглатывал одним махом. Поставила миску на пол, но пес куда-то запропастился.

– Оскар? – шепотом позвала я, чтобы не разбудить детей раньше времени. – Оскар!

Пес нашелся в прихожей; он нетерпеливо топтался у входной двери. Я открыла ее – пусть сбегает пописать, – но Оскар даже не шелохнулся, только взволнованно уставился в сторону леса у дороги.

– Как хочешь, – вздохнула я.

Разозлившись, что меня разбудили понапрасну, я вернулась в постель, надеясь урвать еще часик драгоценного сна.

7:45

– Не трогай брата, лучше помоги накормить Эмили, – велела я Джеймсу.

Тот с ревом погнался за Робби вокруг кухонного стола, пытаясь отобрать у него пластиковую фигурку динозавра. Пришлось сказать уже громче:

– Живо!

Оба знали, что, когда я говорю таким тоном, лучше угомониться.

Тащить детей из спальни в ванную – все равно что загонять цыплят в курятник: то еще испытание для нервов. Некоторые мамаши из школы уверяли, что в мире нет ничего приятнее веселых семейных завтраков. Я же каждый день не могла дождаться минуты, когда наконец спроважу своих бандитов в школу и в доме воцарится покой.

Джеймс налил младшей сестре молока с хлопьями; я тем временем упаковала в коробки бутерброды, обрезав с них корочки. Потом соорудила для Саймона сэндвич с овощным соусом, причем нарезала хлеб не поперек, а вдоль, как он любит, замотала в пленку и положила на полку в холодильнике.

– У вас пятнадцать минут, – предупредила я детей, запихивая коробки с ланчем в школьные рюкзаки.

Я давно поняла, что нет смысла наводить марафет лишь затем, чтобы отвезти детей в школу, но все равно, не желая выглядеть пугалом, собрала волосы в хвост и придирчиво глянула на себя в зеркало. Оскар взвизгнул – я наступила ему на лапу, не заметив, что он по-прежнему сидит на коврике в прихожей.

– Ты что, заболел, малыш?..

Я наклонилась почесать ему бородатый подбородок.

Подожду до обеда – может, повеселеет; но если нет, на всякий случай позвоню ветеринару.

9:30

Отправив Джеймса и Робби в школу и усадив Эмили играть на диване, я принялась гладить Саймону рубашки, подпевая радио, как вдруг зазвонил телефон.

– Саймона нет, – ответила я Стивену, когда тот попросил позвать моего мужа. – Разве он не на работе? Он взял с собой чистые вещи и отправился в офис сразу после пробежки…

– Нет, этот паршивец где-то шляется все утро! – рявкнул Стивен, как всегда не стесняясь в выражениях. – Я уже полчаса пытаюсь убедить клиента, что мы не хуже крупных компаний. Но как это сделать, если мой партнер не соизволил явиться на встречу?

– Может, забыл? Ты знаешь, с ним такое бывает.

– Как увидишь его, скажи, пусть немедленно едет в «Хилтон».

– Хорошо. Но если увидишь его первым, пусть позвонит мне, ладно?

Стивен что-то буркнул и повесил трубку, даже не попрощавшись.

Да уж, Саймону не позавидуешь; кажется, по возвращении его ждет взбучка.

11:30

Отутюжив семнадцать мужских и детских рубашек и выпив две чашки кофе, я вдруг поняла, что Саймон так и не позвонил.

Может, мы со Стивеном ошиблись, и он отправился не на пробежку, а на собственную встречу? Я заглянула в гараж, однако «Вольво» стоял на месте. В гостиной на крышке проигрывателя, прямо под фотографиями с десятой годовщины нашей свадьбы, лежали его ключи от дома.

Прошел еще час, и меня начали обуревать сомнения. Впервые за почти двадцать лет я не чувствовала Саймона рядом. Где бы он ни находился, какое бы расстояние нас ни разделяло, он всегда незримо присутствовал возле меня.

Я тряхнула головой, чтобы выбросить лишние мысли, и отругала себя за глупость. Наверное, перепила кофе. Все, даю слово: отныне никакого кофеина.

Убрала кофейник в шкаф и со вздохом уставилась на поджидавшую меня гору посуды.

13:00

После звонка Стивена прошло больше трех часов. Я начинала нервничать.

Позвонила в офис, и когда Стивен признался, что Саймона до сих пор не было, невольно ударилась в панику.

В голову полезли нехорошие мысли: вдруг он на пробежке угодил под машину и валяется теперь где-то на обочине?

Я усадила Эмили в коляску, из которой та успела вырасти – потому что так было проще, чем тащить ее пешком, – надела Оскару поводок и рванула на поиски мужа. Первым делом спросила в газетном киоске, не подходил ли к ним сегодня Саймон. Его там не видели. Соседи, даже миссис Дженкинс, вечно подглядывающая из-за штор, тоже развели руками.

Мы прошли по его обычному маршруту под видом игры: я объявила Эмили, что мы охотимся на снэггл-уигглов – мифических созданий, которых Саймон придумал, чтобы дети не боялись темноты. Я сказала, что они прячутся в мокрых грязных канавах, поэтому мы должны обыскать каждую.

Мы обошли полгорода, но ничего не обнаружили, затем повернули к Саймону на работу. Стивен уже не сердился, отчего напугал меня еще сильнее. Значит, он и сам подозревает неладное. Стивен пытался успокоить меня, заверяя, что все будет хорошо и мой муж, скорее всего, отправился на выезд. Однако, судя по расписанию, никаких других встреч у него сегодня не предвиделось.

 

– Вот увидишь – под вечер завалится домой пьяный как сапожник, потому что весь день пробухал в баре, и мы потом будем над ним смеяться, – добавил Стивен.

Однако легче от его слов не стало – ведь никаких веских доказательств у нас не было.

По дороге домой мы с Эмили свернули на тропу возле Харпол-Вудс, где иногда бегал Саймон. Я старалась не показывать дочери волнения, но когда она бросила на грязную дорожку Флопси – потертого игрушечного кролика, которого он ей купил, – то не удержалась и накричала на нее. Дочка зарыдала, до самого дома не желая слушать извинений.

Даже Оскару – и тому надоело гулять, и он бессильно плелся сзади.

Странное я, должно быть, представляла собой зрелище – взмыленная мамаша в одной руке тащит ревущего ребенка, второй волочит на поводке измученную собаку, пихает впереди коляску и под каждой корягой высматривает труп своего мужа…

17:50

«Шесть часов, – твердила я себе. В шесть часов все будет хорошо, потому что в это время он всегда возвращается домой».

Саймон очень любил проводить вечера дома: он помогал купать детей, укладывал их в кровать и читал им на ночь сказки про мистера Щекотку и мистера Бабаха[1]. Дети в силу возраста не чувствовали между нами тоски и напряжения. Я давно смирилась с тем, что как раньше, скорее всего, не будет.

Днем я забрала Робби с Джеймсом из школы. Принялась жарить рыбу в панировке и накрывать на стол, Джеймс болтал, рассказывал про своего приятеля Никки и его машинки из конструктора, но я не слушала. Каждую минуту глядела на настенные часы.

Когда пробило шесть, я чуть не расплакалась. Бросила еду прямо на плите и уставилась в окно, в сад.

Мы любили проводить там вечера: наливали себе красного вина и пытались наслаждаться жизнью. Обсуждали детские шалости, работу; мечтали о том, как однажды заработаем много денег и купим виллу в Италии, будем уезжать туда каждый год на каникулы. В общем, говорили о чем угодно, лишь бы не обсуждать то, что случилось в прошлом году, поставив под удар наши отношения.

Я торопливо уложила детей спать, объявив им, что папа просил извиниться: он задерживается на работе и вернется очень поздно.

– А почему он без бумажника? – спросил вдруг Джеймс, когда я подтыкала ему одеяло.

Я замолчала.

– Папин бумажник лежит на полке. У двери, – добавил тот.

Наверное, есть какая-то разумная причина, по которой Саймон ушел из дома без бумажника. Однако достойных объяснений я придумать не смогла.

– По глупости, видимо, забыл…

– А-а, ясно, – пробормотал Джеймс, укутываясь в одеяло.

Я ринулась вниз проверить, не выдумывает ли он. Сколько раз сегодня я прошла мимо той полки – раз сто, наверное?

Саймон всегда брал с собой бумажник, даже если выходил из дома на пробежку.

Именно в эту секунду я поняла, что случилась беда. Страшная, непоправимая беда.

Я принялась обзванивать его друзей – узнать, не заходил ли он к ним в гости. Опять услышала в их голосах жалость, пусть даже прикрытую искренней заботой. Потом нашла в телефонном справочнике номера городских больниц и стала по очереди обзванивать, спрашивая, не поступал ли к ним пациент его возраста. Страшно было даже представить, что Саймон мог весь день проваляться на больничной койке неопознанным.

Я тревожно постукивала колпачком ручки по бедру, пока регистраторши без толку рылись в своих записях. На всякий случай, если его вдруг привезут позднее и без сознания, я оставила приметы.

Оставалось только одно – позвонить отцу Саймона и его мачехе, Ширли. Когда оказалось, что там он тоже не появлялся, пришлось выдумать своему звонку объяснение – мол, он собирался к ним сегодня заглянуть, но, наверное, перепутал дни. Мне, конечно, не поверили. Саймон не был рассеянным – по крайней мере, когда дело касалось его родителей.

Я пришла в такое отчаяние, что была готова позвонить даже человеку, чье имя поклялась больше не вспоминать. Хотя в нашем доме о нем не говорили больше трех лет, и вряд ли я сумела бы найти его контакты…

Телефон вдруг шумно зазвенел. Я ударилась локтем о шкаф, ругнулась, схватила трубку и разочарованно выдохнула, услышав голос жены Стивена, Байшали.

– Может, тебе чем-нибудь помочь? Давай я приеду? – спросила та.

Я отказалась, и она пообещала позвонить позднее.

Мне не нужны были подружки, мне был нужен муж. В голове било набатом: Саймон пропал на весь день, и никто не знает, где он. Я злилась на саму себя – что не объявила тревогу раньше.

Плохая все-таки из меня жена… Не знаю даже, как теперь буду извиняться перед Саймоном.

21:00

Вскоре после моего звонка приехали Роджер и Пола – и именно в тот момент я окончательно сломалась.

Когда дверь открылась, они увидели, что я стою на пороге и заливаюсь слезами. Пола обняла меня и повела обратно в гостиную, где я просидела почти весь вечер у телефона. Роджер знал Саймона еще со школы, однако сейчас приехал не как друг, а как служащий полиции.

Правда, Пола не дала ему вставить и слова, взяв организацию допроса в свои руки.

– Ладно, давай начнем с самого начала. Подумаем, где этот придурок может шляться весь день, – заявила она. – Уж я-то ему устрою, когда найду!

Мы перебрали все возможные варианты: куда он мог пойти и с кем. И ни к чему не пришли. Судя по всему, Саймон растворился в воздухе.

Страшно было даже думать об этом, а от разговоров и вовсе бросало в дрожь. С каждой минутой становилось только страшнее. По стандартам полиции, нам предстояло выждать целых двадцать четыре часа, прежде чем подавать заявление о пропаже. Правда, Роджер был готов нарушить протокол и сам позвонил в участок.

– Господи, Пола, что с ним могло случиться? – дрожащим голосом спросила я.

Она не знала, что ответить, поэтому сделала единственное, ради чего нужны друзья: сказала то, что я хотела услышать.

– Он найдется, Кэтрин; правда, найдется, – шепотом пообещала Пола и крепко меня обняла.

Я словно попала в кошмар – такое могло случиться с кем угодно, только не со мной. Не с моими близкими и не с моим мужем.

САЙМОН

Нортхэмптон, двадцать пять лет назад

4 июня, 5:30

Я перекатился на бок и посмотрел на жемчужно-белый циферблат будильника, стоявшего на тумбочке. Полшестого утра. Как обычно. За последние пятнадцать месяцев я уже позабыл, что такое крепкий сон.

Наши спины разделяли сущие сантиметры, и я чувствовал, как с каждым вздохом во сне изгибается позвоночник Кэтрин. Я отодвинулся. Принялся наблюдать, как в спальню сквозь щель в занавесках пробирается тусклый кремово-рыжий луч.

Откинул простыню, посмотрел на солнце, встававшее над кукурузным полем, чтобы залить светом наш унылый дом. Натянул висевшую на стуле одежду, открыл шкаф, стараясь не скрипеть петлями и не разбудить жену.

Нащупал часы, которые почти всю жизнь пролежали на полке в зеленой коробке. Надел их на запястье. Ремешок щипался, выдергивая волоски. Коробку оставил на месте.

Осторожно прошел по комнате и бесшумно закрыл за собой дверь. В коридоре остановился у всегда запертой спальни. Взялся за ручку, начал ее открывать. Но замер.

Не могу. Не надо. Незачем возвращаться в тот день.

Лестница застонала под моими ногами, вспугнув дремавшего пса. Оскар распахнул янтарные глаза и поплелся ко мне, спросонья едва перебирая лапами.

– Прости, приятель, не сегодня.

Обойдемся без обычной прогулки.

Оскар обиженно повесил голову, тяжело вздохнул и вернулся на свою лежанку, раздраженно спрятав голову под одеяло.

Я отпер входную дверь и осторожно закрыл ее за собой. Чтобы не хрустеть гравием, прошел по лужайке, открыл ржавую металлическую калитку и вышел. Не погладил напоследок детей по голове, не поцеловал украдкой жену в лоб, не оглянулся на дом, который мы построили вместе.

Я должен был двигаться вперед.

Они еще спали – а я уже проснулся.

А когда проснутся и они, в доме окажется на одну измученную душу меньше.

6:10

Дом за моей спиной остался в прошлом, когда я дошел до проселочной дороги, которая должна была привести меня в Харпол-Вудс.

В голове царила пустота; ноги сами несли меня куда надо. Вели сквозь заросли конского каштана, через колючий папоротник, норовивший порвать джинсы, прямиком во чрево леса: туда, где годами, как отметина на земле, лежала выцветшая голубая веревка. Когда-то здесь был пруд, а веревка висела на дереве, чтобы местная ребятня качалась над водой. Вода давно испарилась, и веревка оказалась не нужна.

Я поднял ее с земли и подергал на пробу. Веревка, несмотря на возраст, была крепкой. В отличие от меня.

Я сел на срубленный дубовый ствол и принялся высматривать ветку покрепче.

7:15

Не припомню, когда последний раз было так тихо.

Прошло всего два часа, как я вырвался из привычного хаоса. Не визжали вокруг дети, путаясь под ногами. Не орало с подоконника радио. Не гремела барабаном стиральная машина в очередном бесконечном цикле. Ничто не отвлекало меня от мыслей – только вдалеке чуть слышно гудели автомобили.

После всех ударов и пинков, что получил от судьбы, я просто не мог вернуться домой.

Ковыряя пучок мха, растущего из влажной коры, я вспомнил день, когда жизнь стала вконец невыносимой. Я стоял в ванной, а из спальни неслись отголоски плача. Кэтрин рыдала все громче и громче; ее всхлипы ввинчивались мне под кожу и по венам заползали прямиком в голову. Я зажал уши вспотевшими ладонями, чтобы унять шум, и слышал лишь биение моего несчастного сердца – глухое, презренное тиканье внутри бездушной туши.

А потом меня накрыло с такой силой, что я упал. Выход есть! Я могу избавиться от мучений – если признаю, что моя жизнь закончена, и совершу самоубийство.

Пульсация в голове стала тише.

Если я прощу Кэтрин, или она простит меня, или мы заключим фаустовский договор забыть обо всем, что встало между нами, – это ничего не изменит. Поздно. Содеянного не исправить. Камни брошены, они разбили стеклянные стены дома, и осколки теперь грудой валяются вокруг нас. В душе я давно мертв – осталось довести дело до конца.

Я протяжно выдохнул, только сейчас сообразив, что все это время не дышал, и вышел из ванной. Многим мое решение показалось бы, наверное, радикальным, но у отчаявшихся просто нет другого выбора. Я все-таки мог взять ситуацию в свои руки – пусть даже определяя, как положить своей жизни конец. Теперь, когда я понял, что отныне моя единственная цель в том, чтобы распланировать свою смерть, с плеч упал тяжелейший груз.

Я плакал не меньше Кэтрин – только внутри себя и по другим причинам. Я оплакивал все, что она с нами сотворила; плакал о будущем, которое мы должны были прожить вместе, и о прошлом, которое она усердно старалась стереть. Мы долгое время плакали вместе и врозь, скорбя о наших потерях. Теперь ей предстояло плакать одной.

Следующие несколько месяцев я носил маску заботливого мужа, прекрасного отца и верного друга. Однако в глубине души вынашивал мысли о своей предстоящей кончине. Подыскивал подходящий момент, место, способ. Обдумывал все варианты: от гаража с выхлопными газами до получения разрешения на дробовик; от прыжка с моста на автостраду до прыжка с привязанным к ногам грузом в канал Блисворт.

Однако ради детей прежде всего следовало позаботиться о Кэтрин – удостовериться, что она зализала раны и выдержит дальнейшую дорогу одна, даже когда в парусах стихнет ветер. Я взял на себя заботы о семье, пока моя жена телом и душой не пошла на поправку.

По мере того как она расцветала, самому мне становилось хуже.

Трудно, конечно, подобрать подходящий момент, чтобы огорошить жену известием о самоубийстве мужа, но Кэтрин даже в худшие минуты жизни была сильнее меня. В конце концов она воскреснет из моего пепла и сумеет достойно, в меру своих возможностей, взрастить детей. Пусть сама решает, что рассказывать им о моей смерти. Пока они были слишком юны и не могли разглядеть истинную природу своего отца, увидеть все его недостатки. Хотелось бы, чтобы так оно осталось и в будущем…

Наконец я выбрал способ и место, которое знал как свои пять пальцев. Место, где была спрятана одна из моих страшнейших тайн, – лес неподалеку от нашего дома.

План был прост. Залезть на дерево, привязать к ветке четырехметровую веревку и надеть на шею петлю. А потом прыгнуть, молясь про себя, чтобы в рывке сломалась шея, ускоряя неизбежный конец. Не хотелось бы долго биться в петле, теряя жизнь по капле.

 

Вот что мне предстояло. Вот что я задумал. Вот ради чего много раз уходил в лес.

Но теперь, когда я окончательно решился, дело застопорилось. Просто не хватало сил. Уже пятая попытка за две недели кончалась тем, что я вставал лицом к дереву, сжимая в кулаке веревку, однако не осмеливался сделать последний, роковой шаг. И всякий раз возвращался к Кэтрин еще более разбитым, чем уходил.

Сегодня получилось так же.

Я не боялся смерти – во всем мире не осталось ничего, что могло бы меня испугать. Я не мучился угрызениями совести за то, что бросаю детей, – на самом деле я давно от них отказался, только никто этого не заметил.

Меня терзал один-единственный страх – я не знал, что будет там, за пределами жизни. Надеялся на вечное забвение чистилища, однако был риск, что там окажется то же самое, только с серой и пламенем. Хотелось избавиться от страданий, а не усугубить их во сто крат.

Как узнать наверняка, что ждет меня за гранью? Под рукой не было ни готовых инструкций, ни мудрого советчика, который гарантировал бы, что я не прыгну прямиком в адский котел. Предстояло идти напропалую, и я боялся.

А вдруг это не единственный возможный выход?

– Что, если просто взять и уйти?

Голос прозвучал до того неожиданно, что, казалось, говорит кто-то за спиной.

Я оглянулся. Лес вокруг был пуст.

– Не обязательно умирать в прямом смысле этого слова, – продолжил голос почти нараспев. – Можно стереть последние тридцать три года жизни и навсегда исчезнуть.

Я медленно кивнул.

– Ты больше не сможешь быть с теми, кого знаешь. Нельзя будет о них переживать, общаться с ними. Пусть Кэтрин решит, что ты пал жертвой несчастного случая. Погорюет, потом смирится с потерей и начнет жить дальше. В конце концов, так будет лучше для всех.

Странно, почему такая гениальная идея не пришла мне в голову раньше. Впрочем, когда тонешь в депрессии и в какой-то момент нащупываешь путь к спасению, выбирать не приходится.

– Что мешает уйти прямо сейчас? Ты и без того потерял слишком много времени.

«Да, верно», – подумал я.

Шепотом попрощался с близкими мне людьми, выдохнув, словно пух одуванчика, их имена, кроме одного, самого последнего. Затем глубоко вздохнул, разжал кулаки и встал со ствола с новым чувством надежды в душе.

Я положил веревку на ее законное место и покинул лес человеком, которого более не существовало.

13:15

Удивительно даже, как далеко можно уйти, когда идешь без цели. Не выбирая пути, не следуя внутреннему компасу. Я просто шагал вперед.

Шел за ярким шаром в небе через поля и пастбища, мимо городских кварталов и крошечных деревушек, минуя автострады. Прошел мимо таблички «ВЫ ПОКИДАЕТЕ НОРТХЭМПТОНШИР. СПАСИБО ЗА ВИЗИТ» и улыбнулся. Все это время я был не более чем гостем. Настала пора уходить.

Преисполнившись оптимизма, я осознал, что всегда был слишком погружен в себя, отчего не воспринимал окружавший мир и не ценил его. Я никогда не радовался таким обыденным действиям, как собирать малину с придорожных кустов, поедать яблоки из чужого сада или пить свежую воду из ручья.

Современная жизнь совершенно не похожа на романы Марка Твена, которыми я зачитывался в детстве. Малина, пропитанная выхлопными газами, скрипела на зубах, от кислых яблок сводило рот, а вода без примесей фтора из водопроводных труб была гадкой на вкус.

Впрочем, это меня не заботило. Новая жизнь только начиналась, мне предстояло заново учиться ей, понимать мир и радоваться. Отступать и двигаться вперед. Мне некуда было идти, но передо мной открылись все дороги.

Я начну жизнь заново: человеком, которым хочу быть сам. Не таким, каким меня сделала Кэтрин.

16:00

Солнце тяжело давило на плечи и жарило лоб, поэтому я развязал рубашку, которую прежде обмотал вокруг талии, и прикрыл ею голову. Судя по дорожному знаку, я находился в полутора милях от парка отдыха, мимо которого мы проезжали однажды, играя в счастливую семью.

Ветхое сооружение, окруженное забором из колючей проволоки, выглядело весьма странно. Кэтрин тогда сказала, что это место напоминает ей Освенцим из документального кино. Правда, народу здесь отдыхало немало, так что многие с ней, наверное, не согласились бы.

Я прошел сквозь распахнутые ворота, державшиеся на ржавчине и слоях облупившейся краски. По большой дуге стояло штук тридцать трейлеров. Еще несколько примостилось в отдалении, среди кустов. Громко визжали дети, родители играли с ними в крикет, а бабушки с дедушками сидели рядом и слушали что-то хрипящее из портативного приемника. Можно было позавидовать их незатейливому счастью.

Невдалеке я заметил небольшой торговый киоск, окруженный выцветшими пластиковыми стульями и столами. Порывшись в карманах, я с усмешкой обнаружил смятую двадцатифунтовую купюру, которая, видимо, пережила стирку. Судя по всему, новому Саймону везло больше предыдущего. Я заказал колу у скучавшей девушки за прилавком, и та, закатив глаза, спрятала мою купюру в кассовый аппарат.

Я просидел на пластиковом стуле до самого вечера, наблюдая за отдыхающими со стороны – будто впервые посетив Землю. Я и забыл, на что похожа обычная семейная жизнь, какой она была до предательства Кэтрин.

Хватит, не надо думать про нее и про последствия ее решений. Я больше не безвольный актер в ее пантомиме.

20:35

По мере приближения ночи парк накрыло запахами жареного мяса и ароматических свечек. Я думал, меня никто не замечает, но к моему столику вдруг подошел мужчина средних лет с голым торсом. Он сказал, что его жена еще днем заметила, как я сижу один, и пригласила отужинать вместе с ними.

Я с благодарностью принял приглашение и набил желудок жареными сосисками. За едой я больше слушал, чем говорил. Когда меня спросили, откуда я, то соврал. Сказал, что вдохновился примером одного знаменитого спортсмена, который ради благотворительных сборов недавно прошел от Лендс-Энд до Джон-о’Гротс[2], и в целях поддержки бездомных решил повторить его подвиг.

Я быстро понял, как легко на самом деле врать – особенно когда люди готовы верить каждому твоему слову. Неудивительно, что моя мать стала в этом деле мастером.

Новых знакомых так впечатлил рассказ, что они предложили мне в качестве взноса для моей благотворительной организации десятифунтовую купюру. Я взял ее без особых угрызений совести, не считая нужным объяснять, что вся моя благотворительность ограничивается помощью родной семье.

Поблагодарив их, я извинился и пошел к трейлерам, стоявшим в отдалении. Убедившись, что они пусты, открыл металлическую защелку на окне и незаметно забрался внутрь.

Воздух оказался затхлым, подушка – комковатой и воняла по́том предыдущих гостей, а накрахмаленное жесткое одеяло царапало грудь. Зато у меня была крыша над головой. Я вытер с окна грязь, оглядел свое новое убежище и улыбнулся. До чего приятной может стать жизнь, если ее не усложнять.

За день я безмерно устал. Ноги ныли, на пятках саднили мозоли, лоб начал облезать, поясницу ломило. Но эту боль я практически не замечал.

Я спал крепко, как младенец. Не мучился ни мечтами, ни планами, ни, самое главное, угрызениями совести.

Нортхэмптон, наши дни

8:25

Кэтрин сидела в гостиной, поставив ноутбук на столик из красного дерева. Она слегка повернула экран, чтобы видеть на рабочем столе фотографию Пятой авеню в Нью-Йорке, и улыбнулась. Хорошо бы выкроить время и съездить туда еще раз.

Судя по времени, последнее письмо Джеймс отправил рано утром. Он не бывал в родном доме уже целый месяц, однако Кэтрин давно смирилась с тем, что старший сын избрал себе жизнь, связанную с разъездами по всему свету. Несмотря на занятость, Джеймс старался сообщать матери о своих передвижениях, а если ему не удавалось черкануть пару строк или хотя бы поздороваться, она заходила на его сайт или страницу в «Фейсбуке», чтобы почитать последние посты. Робби попытался научить ее пользоваться скайпом, но она предпочла научиться другому – записывать сериалы с телевизора.

Кэтрин скучала по тем временам, когда письма писали чернилами. Грустно, что столько людей вокруг считают, будто стучать пальцами по клавиатуре проще и моднее, чем водить ручкой по бумаге. Впрочем, она и сама давно не брала в руки перо – если только затем, чтобы вывести под документами подпись.

Эмили недавно ушла. Она обещала вернуться к вечеру и отвезти ее на ужин. Значит, есть время, чтобы ответить Джеймсу и заказать пару книг на «Амазоне».

Однако не успела Кэтрин включить ноутбук, как в дверь постучали. Она сняла очки, закрыла крышку и пошла открывать. Крикнула, отпирая замок:

– Опять забыла кошелек, дорогая.

Однако за дверью обнаружила не Эмили. На пороге стоял пожилой джентльмен.

Кэтрин улыбнулась.

– О, простите. Я думала, это моя дочь.

Мужчина улыбнулся в ответ, снял шляпу и пригладил редкие седые волосы, обрамлявшие лысину.

– Вы что-то хотели? – спросила она.

Он не ответил, только посмотрел ей в глаза, чего-то терпеливо ожидая. Кэтрин мысленно отметила его средиземноморский загар, сшитый на заказ костюм-тройку и даже с беглого взгляда убедилась, что голубой галстук – из чистого шелка.

1Двое из целого ряда «веселых человечков», созданных знаменитым британским детским писателем и художником Р. Харгривзом в рамках серии «Mr. Men».
2Лендс-Энд – Джон-о’Гротс – туристический маршрут, пролегающий между двумя крайними точками острова Великобритания, на юго-западе и северо-востоке соответственно. Для пеших туристов протяженность маршрута – 1900 км. Для его прохождения в среднем требуется 2–3 месяца.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18 
Рейтинг@Mail.ru