Полная версия:

Джоанн Харрис Блаженные

+ Увеличить шрифт
- Уменьшить шрифт

– Для тебя я ma soeur[18]. – Антуана надулась от обиды и возмущения. – Злиться грешно, и волосы ты зря отрастила, нужно постричь. – Она взглянула на меня непривычно дерзко и вызывающе. – Все равно придется: у нас же обновления!

– Антуана, пожалуйста! Последнюю бутылочку лавандового сиропа подарю!

У толстухи аж лицо просветлело.

– А розовые лепестки в карамели?

– Они твои. Так где Флер?

– Я подслушала разговор матери Изабеллы с новым духовником, – зашептала Антуана. – Про какую-то рыбачку с материка. Они ей заплатили, – добавила она с укоризной, словно покрыть расходы следовало мне. Только я уже не слушала.

– На материк? А куда именно?

– Это все, что я знаю. – Антуана пожала плечами.

Будто оглушенная, я медленно постигала суть ее слов. Поздно! Я и пискнуть не успела, а Черный Дрозд разбил меня наголову. Знал ведь, дочку я под удар не поставлю. Без нее с места не сдвинусь.

Или рискнуть по горячим следам? Нет, до начала прилива мне не успеть, переправа откладывается на завтра. На острове Флер знает каждый, вдруг кто видел, куда ее повезли? В глубине души я понимала, что хватаюсь за соломинку: Лемерль наверняка все предусмотрел.

С упавшим сердцем я представила, как перепуганная, ничего не понимающая Флер зовет меня и думает, что ее бросили. Ее увезли без защитного заговора и благословения звезд. Кто теперь позаботится о ней? Кто знает ее нрав, кому интересно, что зимой она спит при свечке и не станет есть яблоко, пока с него не срежут пятна и червоточинки?

– Мы даже не простились, – сказала себе я, но Антуана снова смерила меня мрачным взглядом.

– Я не виновата, – повторила она. – У нас тут ни у кого детей нет. А ты что, особенная?

Я не ответила, ибо уже поняла, чьих это рук дело. Что ему нужно? Неужели я еще чем-то ему интересна? Когда я вернулась в нашу спаленку, кроватки Флер уже не было. Мои пожитки не тронули, даже книги и бумаги в тайнике за выпавшим камнем. Кто выглядывает из-под края одеяла? Это Мушка, куколка Флер, она сидит на полу у моей кровати. Флер была совсем крохой, когда Перетта смастерила куклу из лоскутков, а вместо волос пришила разноцветную шерстяную пряжу. Круглым личиком с глазками-пуговками и розовыми щечками Мушка удивительно похожа на Перетту. Еще они обе немы, Мушке вообще рта не досталось.

Я застыла с куклой в руках, не в силах даже думать. Первым побуждением было разыскать нового духовника и выпытать у него, если надо, угрожая ножом, куда он уволок мою дочь. Но я слишком хорошо знала Лемерля. Он бросил вызов, сделал первый ход в игре с неизвестными мне ставками. Если отправлюсь к нему прямо сейчас, сыграю ему на руку, а если потерплю, возможно, заставлю раскрыть карты.

Всю ночь я крутилась и ворочалась. Моя спаленка самая дальняя от двери, и ночью в уборную не набегаешься, зато соседка только одна. Еще есть окно, пусть даже восточное, и места побольше, чем у других. Ночная духота сулила грозу. От бессонницы я смотрела в окно. В предрассветные часы над морем гремел гром, гигантские зигзаги молний беззвучно вспарывали черно-багряные тучи, но дождь так и не пошел. Я гадала, смотрит ли на грозу Флер или, намучившись, спит в чужом доме, засунув пальчик в рот.

– Тш-ш, Флеретта! – В отсутствие дочери я успокаивала Мушку, вместо волос Флер гладила разноцветную пряжу. – Я здесь, я с тобой. Все хорошо.

Я начертала звезду на матерчатом лбу Мушки и прошептала мамин наговор: Stella bella, bona stella. Пусть это цыганская латынь, но меня старый стишок успокаивает. Вот и в ту ночь боль в сердце утихла, страх отступил. Лемерлю отлично известно: если Флер тронут хоть пальцем, от меня он не получит ничего. Я так и лежала, обняв Мушку, за тонкими перегородками мирно спали сестры, а молнии выхватывали из мрака один остров за другим.

15. 19 июля 1610

Сегодня особых обновлений не случилось. Новая настоятельница уединилась с Лемерлем в своей часовне, предоставив нас самим себе. Приподнятого настроения как не бывало, вернулась тревожная неизвестность. Переговаривались мы исключительно шепотом, словно у смертного одра. Сестры вновь приступили к своим обязанностям, но, за исключением Альфонсины и Маргариты, трудились спустя рукава. Даже Антуана приуныла на своей кухне, после давешних обвинений в излишествах неуемного добродушия у нее явно поубавилось. Рабочие-миряне пришли осмотреть часовню. Вдоль западной стены возвели леса, видно, полезут на худую крышу.

С утра моим первым побуждением снова было разыскать Лемерля и спросить про дочь. Не раз и не два я, решившись, шла к сторожке, но вовремя говорила себе «стоп». Можно не сомневаться, Лемерлю именно это и нужно. В результате утро я провела на солончаках, но привычной легкости в движениях не чувствовала. Я яростно мотыжила соляные кучи, разбивая аккуратные белые холмики в грязную жижу.

Похищение Флер терзает не только душу, но и тело – боль язвой вгрызается все глубже и разъедает меня изнутри. Боль черной тучей омрачает погожий день. Боль сильнее меня. И вот я снова бросаю мотыгу и бреду к сторожке… Нет, мой единственный козырь – молчание. Пусть Лемерль первым раскроет карты. Пусть сам ко мне придет.

По возвращении я узнала, что Лемерль с новой настоятельницей быстро закончили разговоры и разошлись по своим обителям – она в келью матери Марии, он в сторожку у монастырских стен. Сестры так и не успокоились. Предоставленные сами себе, они шептались об обещанном обновлении. Слышались робкие недовольства, но в основном сплетни, пустые и невежественные.

Особенно охотно перемывали косточки Лемерлю и, к моему удивлению, отзывались о нем благосклонно. Иные роптали на пигалицу, решившую перевернуть нашу жизнь вверх дном, а новый духовник впечатлил почти всех. Альфонсина, разумеется, захлебывалась от восторга и с трепетом неофитки перечисляла достоинства лжеотца Коломбина.

– Ах, сестра Августа, я только заглянула ему в глаза и сразу поняла. Черные, бархатные, не глаза, а очи! Они словно видят меня насквозь. И тело, и душу! – Веки полуопущены, рот приоткрыт – Альфонсина содрогнулась. – Он святой, сестра Августа! Я нутром его святость чувствую!

Впрочем, приступы обожания случались с Альфонсиной и раньше. Так, приезд местного приора погрузил ее в прострацию на добрых две недели. Я искренне надеялась, что со временем восторг Альфонсины поуляжется. Пока при одном упоминании его имени она вспыхивала и, намывая полы, повторяла «Коломбин де Сен-Аман», точно молитву.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Помилуй нас, помилуй нас…(лат.)

2

Кишнот (фр.), род чепца. Предположительно слово произошло от английского kiss not (не целуй). При помощи таких чепцов во время Столетней войны француженки отбивались от домогательств английских солдат.