Джим Батчер
Архивы Дрездена: Кровавые ритуалы. Барабаны зомби
Глава 10
Что-что, а приставленный к затылку пистолет пробуждает самое что ни на есть глубинное стремление к сотрудничеству и взаимопониманию. Я повиновался.
Я отпер дверь, и тип с пистолетом вошел следом за мной. Мой офис невелик, но занимает угловое помещение, поэтому окна у него на двух стенах. Обстановка состоит из стола, стойки со старой кофеваркой, нескольких металлических шкафчиков с картотекой и столика у входа, на котором разложены буклетики, имеющие целью помочь взаимопониманию с нормальными людьми. Мой рабочий стол расположен в углу между окнами; перед ним стоят два мягких кресла для клиентов.
Тип с пистолетом подвел меня к одному из мягких кресел и подтолкнул:
– Садитесь.
Я сел:
– Эй, послушайте…
Ствол надавил сильнее.
– Цыц.
Я замолчал. Мгновение спустя что-то шлепнуло меня по плечу.
– Возьмите это, – скомандовал голос. – И наденьте.
Я послушно потянулся рукой и обнаружил маску для сна – из плотной материи, с резинкой на затылке.
– Но зачем?
Должно быть, тип за моей спиной взвел курок: что-то неприятно щелкнуло. Я надел эту чертову маску:
– Может, вы не поняли: как следователь, я в этой маске не слишком эффективен.
– Об этом и речь, – хмыкнул тип с пистолетом. Ствол отодвинулся от моего затылка. – Постарайтесь сделать так, чтобы я ничего не испугался. – Он зевнул. – А то я нервный что-то. Можно сказать, на иголках весь. Сделаете лишний звук или движение, и я могу дернуться… а у меня курок, понимаете ли, шибко чувствительный. Мой пистолет сейчас целится вам прямо в нос. В общем, эта причинно-следственная связь может оказаться для вас неблагоприятной.
– Возможно, в следующий раз вам достаточно будет сказать «замри», – предложил я. – Совершенно не обязательно было так растягивать процесс.
Судя по его голосу, он слегка улыбнулся:
– Я просто хочу, чтобы вы хорошо прочувствовали ситуацию. Если я по какой-то глупой случайности вдруг разнесу вам башку, у нас лица покраснеют от неловкости. – Он помолчал мгновение. – Ну, мое, во всяком случае.
Мне это не показалось пустой бравадой. Говорил он спокойно, даже чуть скучающим тоном. Я услышал, как он движется вокруг меня, потом ощутил внезапную вибрацию воздуха, и кожа у меня на лице чуть застыла, как на морозе.
– Ладно, – произнес он. – Так, пожалуй, сойдет. Можете снимать.
Я снял маску и смог наконец разглядеть своего пленителя – тот сидел на краешке стола, держа в руках небольшой полуавтоматический пистолет с наведенным на меня стволом. Роста он был немаленького, почти с меня; будь его темно-русая шевелюра чуть длиннее, она казалась бы просто пижонской. От спокойного, уверенного взгляда серо-голубых глаз, пожалуй, не укрывалось ничего. Одежду его составляли свободные черные брюки и черная же спортивная куртка, из-под которой виднелась серая футболка. Сложением он напоминал скорее пловца, нежели тяжеловеса, – этакая упругая львиная мощь в сочетании с ленивой, небрежной грацией.
Я огляделся по сторонам и увидел, что вокруг моего кресла насыпано неширокое, пальца в два, колечко из соли. Пустая баночка стояла рядом на полу. В одном месте на белых кристалликах виднелось маленькое красное пятно: кровь. Он использовал каплю своей крови, чтобы активировать магический круг, и я физически ощущал, как бьется, сгустившись в тесном кольце, моя собственная магия.
Круг образовал барьер, запиравший внутри себя любую магическую энергию. Если бы мне вздумалось наслать на мужчину с пистолетом ту или иную магию, я бы не смог сделать этого, не разрушив кольцо соли физически. Возможно, в этом и заключался смысл.
Я поднял на него взгляд.
– Кинкейд? Я не ожидал вас, по крайней мере до завтра.
– Жизнь моя бродячая, – отозвался наемник. – Я как раз ехал через Атланту, когда получил ваше сообщение. А уж оттуда до Чикаго долететь – плевое дело.
– А к чему такие гестаповские штучки?
Он пожал плечами:
– Вы, Дрезден, чертовски непредсказуемый тип. Я вовсе не прочь поболтать с вами, но прежде я хотел убедиться, что вы – это действительно вы.
– Уверяю вас, это действительно я.
– Приятно слышать.
– И что дальше?
Он чуть двинул плечом:
– А дальше мы с вами мило побеседуем.
– Под дулом пистолета? – поинтересовался я.
– Ну, мне не хотелось бы, чтобы в наш разговор вмешивалась всякая там магия.
– Но я бы не стал делать ничего такого, – возмутился я.
Он отрицательно мотнул пальцем:
– Совет испепелит всякого, кого поймают за этим занятием. Но у нас же частная беседа. – Он кивнул в сторону круга. – Так вы точно не сможете ничего такого. Я здесь затем, чтобы поговорить по делу, а не сдохнуть по собственной глупости. Если угодно, можете считать эти меры предосторожности комплиментом.
Я скрестил руки на груди:
– Нет лести убедительнее пистолета, нацеленного тебе в лоб.
– Господь свидетель, это истинная правда, – согласился Кинкейд и положил пистолет на стол; левая рука его, правда, оставалась лежать на рукоятке. – Я человек простой, Дрезден. И жив я до сих пор только потому, что стараюсь не допускать глупых случайностей или неосмотрительных поступков.
Я постарался сдержать упрямую злость и кивнул:
– Что ж, ладно. В конце концов, не буду делать глупостей – ничего и не случится.
– Вот и славно. – Он покосился на часы с пластиковым ремешком. – Только не думайте, что у меня день в запасе. Хотели поговорить со мной – так говорите.
На самом-то деле я готов был кричать от раздражения, но взял себя в руки:
– В Чикаго сейчас орудует целая шайка вампиров.
– Черная Коллегия?
– Угу, – кивнул я.
– Кто главарь?
– Мавра.
Кинкейд задумчиво поджал губы:
– Чертова старая жаба! Я слышал, она набрала себе немаленькую команду.
– Угу. Я как раз хочу сократить их численность.
Кинкейд побарабанил указательным пальцем по пистолету:
– Вампиров из Черной Коллегии не так-то просто одолеть.
– Если только не взять их тепленькими, спящими в гробах, – возразил я. – Найти их я смогу.
– Вы хотите, чтобы я поработал вашим телохранителем, пока вы не разберетесь с ними?
– Нет. Я хочу, чтобы вы отправились туда со мной и помогли мне перебить их к чертовой матери.
Губы его раздвинулись в белозубой улыбке.
– Наступательные действия? Это славно. Осточертело обороняться. И каков сценарий?
– Найти их. Перебить их.
Кинкейд кивнул:
– На слух довольно просто.
– Ну, в этом вся соль. Сколько вы с меня хотите?
Он назвал сумму.
Я поперхнулся:
– Вы имели в виду наличными или как?
Кинкейд закатил глаза и встал:
– Исусе! Вам что, не жаль моего времени, Дрезден?
– Подождите, – поспешно сказал я. – Послушайте, я что-нибудь придумаю… Расплачусь.
Он заломил бровь.
– Я держу слово, – заверил я.
– Возможно, – сказал он. – Однако занятно, как работа наемником делает тебя слегка циничным.
– Рискните, – посоветовал я. – Я добуду денег. И потом, за мной и так должок.
Его глаза блеснули ехидным огоньком.
– Чтобы в долгу у тебя был печально известный Дрезден… Да ради такого не жалко и времени. Грех не дать вам шанса расплатиться.
– Отлично.
– Два условия, – сказал он.
– Какие?
– Мне нужна как минимум еще одна пара глаз, – заявил он. – Кто-то, умеющий драться.
– Зачем?
– Затем, что, если кого-то ранят, потребуются двое, чтобы вытащить его живым. Один – чтобы тащить, и второй – прикрывать отступление.
– Вот не думал, что вы заботитесь о раненых.
– Еще как забочусь, – возразил он. – Ранить могут и меня.
– Отлично, – кивнул я. – А второе условие?
– Вы должны понимать, что, если вы потом попытаетесь шантажировать меня этим или обмануть с оплатой, я буду вынужден защищать собственные интересы. – Он поднял руку. – Поймите меня правильно. Это чистый бизнес. Ничего личного.
– Да никаких проблем, – заверил я его. – И потом, вы ведь тоже не хотели бы получить мое смертное проклятие.
– Ни в коем случае. Поэтому я использовал бы винтовку – с расстояния в тысячу ярдов. Пуля опережает собственную звуковую волну, так что выстрела вы даже не услышите. Вы будете мертвы прежде, чем поймете, что случилось.
Это сильно напугало меня. Мне доводилось сталкиваться лицом к лицу с самыми разными жуткими тварями, но ни одна из них не отличалась такой спокойной практичностью. Кинкейд верил, что сможет убить меня, если дело дойдет до этого.
И если подумать, я в это тоже верил.
С десяток секунд он следил за моим лицом, и улыбка его стала слегка напоминать волчий оскал.
– Уверены, что хотите меня в команду?
Еще пару секунд в комнате царило напряженное молчание.
– Да.
– Ладно. – Кинкейд шагнул вперед и носком ботинка прочертил в кольце соли брешь. Напряжение энергетического барьера разом исчезло. – Только я ограничен во времени. Мне нужно вернуться к Иве до воскресенья.
– Понятно, – кивнул я. – Как с вами связаться?
Он сунул пистолет в карман куртки и, выудив оттуда серую визитную карточку, положил ее на стол:
– Пейджер.
Он повернулся к двери. Я встал из кресла:
– Эй, Кинкейд.
Он оглянулся. Я бросил ему маску. Он поймал ее.
– Значит, простой человек? – спросил я.
– Угу.
– Ничего сверхъестественного?
– Даже обидно, – кивнул он. – Стопроцентно смертный.
– Врете.
Лицо его снова сделалось подчеркнуто нейтральным.
– Прошу прощения?
– Я сказал, вы врете. Я же видел вас там, на Ригли, Кинкейд. Вы стреляли на ходу, да еще уворачиваясь от противников. Двенадцать выстрелов – и двенадцать трупов.
– А что в этом такого сверхъестественного?
– В горячке боя простым людям свойственно совершать ошибки. Мазать. Даже в большинстве случаев. Вы не промазали ни разу.
– Что толку от стрельбы, если ты промахиваешься? – Он улыбнулся, сложил пальцы пистолетиком и прицелился указательным пальцем в меня. – Я такой же смертный, как вы, Дрезден. До встречи.
И вышел.
Я так и не понял, принесло это мне облегчение или нет. С одной стороны, он был опытный стрелок – абсолютно неоценимый в бою. Смертный он или нет, в противостоянии с Маврой я отчаянно нуждался в помощи кого-то вроде него.
С другой стороны, я понятия не имел, как буду с ним расплачиваться; к тому же я верил, что он запросто убьет меня, если я этого не сделаю. Все это пугало меня до холодного пота. До сих пор я более или менее полагался на идею смертного проклятия. Согласно этой идее любой, задумавший напасть на члена Белого Совета, десять раз призадумается над угрозой попасть под шквал разрушительной энергии, высвобождаемой чародеем в последнее мгновение его жизни.
Но этого мгновения вряд ли хватит, когда речь идет о снайпере, стреляющем из засады. Я представлял себе это: вспышка, удар в затылок, длящееся доли секунды удивление, а потом чернота – прежде, чем я успею осознать нужду в смертном проклятии.
Кинкейд был прав: у него могло и получиться. Вся заведенная в наших магических сообществах тактика единоборств отстала от жизни как минимум на пару столетий. Вполне вероятно, старейшины Белого Совета даже не осознавали этого. Одно хорошо: вампиры по некоторым признакам – тоже.
Черт, будущее как-то разом стало представляться мне не самым приятным для чародеев местом.
Я подмел соль и уселся за стол, пытаясь привести мысли хоть в относительное подобие порядка. Черт, мне не хватало подробностей того, что случилось с жертвами малоккио. И мне не хватало подробностей о карьере Артуро Геносы в мире эротического кино.
И – словно всего этого мало – мне не хватало денег, чтобы нанятый мною же громила не понаделал дырок в моем черепе.
Подавляющему большинству людей такая ситуация показалась бы безнадежной. Впрочем, подавляющее большинство и не попадает в такие ситуации со столь удручающей регулярностью, как я. Досада и напряжение во мне нарастали, и я даже находил в них какое-то извращенное успокоение. Черт, да я и вправду чувствовал себя спокойнее с этими старыми добрыми, хорошо знакомыми мне эмоциями, что держали меня начеку, уменьшая риск преждевременной смерти.
Адские погремушки… Может, я и правда псих?
Глава 11
Мне пришлось изрядно потратиться на телефонные разговоры в попытках нарыть хоть какую-то информацию о Геносе. Я обзвонил с дюжину организаций как в самом Лос-Анджелесе, так и в его окрестностях, но почти каждый номер соединял меня с автоответчиком, а те, кто все-таки снимал трубку, отсылали меня к своей домашней странице в Интернете. Живое человеческое общение явно ушло в прошлое. Чертов Интернет!
Я побился об несколько стен, постучал лбом в несколько запертых дверей, а потом посмотрел на часы и спохватился. Записав парочку адресов в Интернете, я кинул в рот немного съестного и отправился к Мёрфи.
Отдел специальных расследований расположен в одном из разномастных зданий комплекса Чикагского полицейского управления. Я сунул дежурившему у входа сержанту свое удостоверение консультанта, выданное мне Мёрфи, тот заставил меня расписаться в книге посещений и махнул рукой, пропуская внутрь. Я поднялся по лестнице на этаж, который делили между собой камеры предварительного заключения и ОСР.
Открыв дверь отдела, я шагнул внутрь. Помещение размером пятьдесят на двадцать футов было сплошь заставлено рабочими столами. Единственным местом, выгороженным из общего объема невысокими шкафными перегородками, оставался закуток для посетителей с парой старых потертых банкеток и столиком, на котором валялось несколько журналов для скучающих взрослых и несколько игрушек для скучающих детей. Правда, одна из этих игрушек – плюшевый Снупи, весь в пятнах от детского питания, – лежала на полу.
Над ней стоял, впившись зубами в плюшевое ухо, щен. Он помотал мордой, смешно хлопая кривым ушком, и, пятясь, с писклявым рычанием потащил Снупи за собой. Потом поднял взгляд на меня, оживленно завилял хвостом и принялся терзать игрушку с удвоенным энтузиазмом.
– Эй! – окликнул я его. – Тебе полагалось находиться под присмотром у Мёрфи. Что ты себе позволяешь?
Вместо ответа щен тявкнул и встряхнул Снупи еще сильнее.
– Вижу, вижу, – вздохнул я. – Нянька из нее…
Высокий, начинающий лысеть мужчина в мятом коричневом костюме оторвался от бумаг и повернулся ко мне:
– Привет, Гарри.
– Сержант Столлингс, – отозвался я. – Приятно было посмотреть на вас с Мёрфи нынче утром. Особенно когда вы ушибли ее ногу своим пузом – круто вышло.
Он ухмыльнулся:
– Я думал, она пойдет на захват. В ближнем бою женщины вообще опасны. Все пытались втолковать это О’Тулу, но он слишком молод и полагает себя неуязвимым.
– Мне кажется, она втолковала ему это убедительнее, – заметил я. – Она сама-то здесь?
Столлингс покосился в сторону закрытой двери маленького кабинета Мёрфи:
– Угу. Только вам стоит знать, что у нее нынче бумажный день. Любой входящий без спроса рискует остаться без головы.
– Я ее понимаю, – кивнул я и подобрал щенка с пола.
– Что, собачку завели?
– Да нет, так, благотворительность. Мёрфи обещала последить за ней до моего прихода. Звякнете ей обо мне?
Столлингс покачал головой и придвинул ко мне телефон:
– Я надеюсь дожить до пенсии. Сами попробуйте.
Я ухмыльнулся и двинулся к двери кабинета, кивнув по дороге паре знакомых парней из отдела. Подойдя к двери, я постучал.
– Черт подери! – рявкнула Мёрфи из-за двери. – Сказала же: не сейчас!
– Это я, Гарри, – ответил я. – Заглянул забрать собаку.
– Ох господи, – буркнула она. – Отойди от двери.
Я отошел.
Секунду спустя дверь отворилась, и Мёрфи испепелила меня взглядом:
– Подальше отойди. Я весь этот чертов день сражалась с компьютером. Клянусь, если ты еще раз грохнешь мне жесткий диск, я его тебе в задний проход запихаю.
– Что ему, твоему жесткому диску, делать у меня в заднице? – искренне удивился я.
Она недобро сощурилась.
– Ха-ха-ха. Ладно, раз так, я пошел.
– Как знаешь, – сказала она и захлопнула дверь.
Я нахмурился. Фразы типа «как знаешь» были не в ее духе. Я попытался вспомнить, когда в последний раз видел Мёрфи такой немногословной. Когда посттравматический стресс у нее еще не прошел, она казалась отстраненной, но не злобной. Когда она напрягалась перед боем или перед лицом угрозы, ей не стоило подворачиваться под руку, но и тогда она не отталкивала от себя друзей.
Единственной ситуацией, более или менее напоминавшей нынешнюю, был случай, когда она считала меня замешанным в цепочке сверхъестественных убийств. С ее точки зрения, все выглядело так, будто я злоупотребил ее доверием, и в конце концов ее злость вылилась в прямой удар правой, сломавший мне зуб.
Что-то ее расстроило. Сильно расстроило.
– Мёрф? – окликнул я ее через дверь. – Скажи, где пришельцы спрятали твою тарелку?
Она приоткрыла дверь и хмуро уставилась на меня:
– О чем это ты?
– Ну, не тарелку… Просто ты – не ты, а какой-то злобный двойник из другого измерения или откуда там еще.
На ее скулах заиграли желваки; взгляд не обещал ничего хорошего.
Я вздохнул:
– Пойми, ты сама на себя не похожа. Я, конечно, не психоаналитик, но вид у тебя такой, словно тебя что-то беспокоит. Во всяком случае, мне так кажется.
Она махнула рукой:
– Эти бумаги…
– Никакие не бумаги, – возразил я. – Ну же, Мёрф. Это ведь я.
– Не желаю об этом говорить.
Я пожал плечами:
– А стоило бы. Ты в паре шагов от психоза.
Она взялась за дверную ручку, но дверь не закрыла:
– Просто день не задался.
Я ей не поверил, но кивнул:
– Конечно. Извини, если я добавил тебе хлопот с собакой.
Лицо ее сделалось просто усталым. Она прислонилась к косяку:
– Нет. Нет, правда, он просто лапочка. Шума от него почти никакого. Весь день вел себя тихо, как мышка. Даже все на бумажку сделал, которую я ему подстелила.
Я снова кивнул:
– Ты уверена, что не хочешь поговорить?
Она поморщилась и окинула взглядом помещение отдела:
– Не здесь. Пошли.
Мы угнездились в углу у кофеварки и автоматов со всякой снедью. Мёрфи не произнесла ни слова, пока не купила себе батончик «сникерс».
– Мама звонила, – сказала она наконец.
– Что-нибудь случилось? – спросил я.
– Угу. – Она устало зажмурилась и откусила треть батончика. – Вроде того. Не совсем.
– А-а-а, – произнес я, словно понял, что она имеет в виду. – Так что случилось?
Она откусила еще кусок.
– Моя сестра Лиза обручилась.
– А-а-а, – повторил я. Всегда изъясняйся уклончиво, когда не уверен, в чем дело. – А я и не знал, что у тебя есть сестра.
– Младшая.
– Гм… Мои соболезнования? – предположил я.
Она свирепо посмотрела на меня:
– Она это нарочно сделала. К семейному сборищу в выходные. Совершенно осознанно.
– Это хорошо. В смысле хоть кто-то понимает, что делает, потому что лично я ни хрена пока не понимаю.
Мёрфи сунула в рот остаток батончика.
– Моя младшая сестра помолвлена. Она заявится туда в выходные со своим женихом, а я как дура – без жениха, без мужа… даже без сожителя. Мамочка меня с дерьмом смешает.
– Ну… у тебя ведь был муж. Даже два.
Она вспыхнула:
– Ты не понял. Мёрфи – ирландские католики. Мужей-то два, но и разводов не один, а два – не уверена, что это повышает мой семейный рейтинг…
– Мм… Не сомневаюсь, с кем бы ты ни встречалась, он с радостью покажется в обществе вместе с тобой, разве нет?
Она оглянулась в сторону сидевших за своими столами подчиненных. Если взгляды способны убивать, этот смел бы в озеро Мичиган все крыло здания.
– Ты смеешься? Когда? Я уже года два ни с кем не встречалась.
Возможно, мне стоило подать какую-нибудь реплику насчет того, как пуста жизнь без спутника… Вместо этого я решил уколоть ее самолюбие. В прошлом это срабатывало неплохо.
– Непобедимая Мёрфи. Убийца разнообразнейших гадких тварей – оборотней, вампиров и тэ дэ и…
– И троллей, – буркнула Мёрфи. – Двоих – летом, когда ты был в отъезде.
– Ну… да… И при всем этом ты позволяешь себе скиснуть из-за какого-то там семейного междусобойчика?
Она мотнула головой:
– Послушай… Это личное, между мной и мамочкой.
– И твоя мамочка меньше тебя любит оттого, что ты не замужем? Что ты выбрала работу? – Я скептически покосился на нее. – Только не говори мне, Мёрф, что под маской пуленепробиваемой героини таится маменькина дочка.
Секунд десять она молча смотрела на меня, и усталость мешалась в ее взгляде с досадой.
– Я ведь старшая дочь, – пояснила она. – Ну и… в общем, все время, пока я росла, считалось, что я… Пойду по ее стопам, что ли. Мы обе так считали. Это нас сближало. Вся семья так считала.
– А теперь вдруг твоя сестра сделалась ближе к матери, чем ты, да? И это угрожает вашим с ней отношениям?
– Да нет! – раздраженно отмахнулась она. – Не так. Вернее, не совсем так. Или вроде того. В общем, это все сложно.
– Ясно, – кивнул я.
Она устало прислонилась к торговому автомату.
– Мама – очень славный человек, – сказала она. – Но последние несколько лет мне с ней нелегко. Я сильно занята на работе. Она считает, что мне не стоило разводиться второй раз, и это тоже немного отдалило нас. А еще я изменилась. Последние года два жутковатенькими вышли – я узнала больше, чем хотелось бы.
Я поморщился:
– Угу… Я же пытался предостеречь тебя.
– Пытался, – согласилась она. – Но я ведь сделала выбор. Все эти страсти… ничего, переживу как-нибудь. Только вот так мило побеседовать об этом с мамой я не могу. Вот тебе и еще одно, о чем я не могу с ней говорить. Всё мелочи, понимаешь? Только их очень много, этих мелочей. И они нас разделяют.
– Так поговори с ней, – посоветовал я. – Попробуй объяснить, что ты не обо всем с ней можешь говорить. И скажи ей, что это не значит, будто ты не хочешь с ней общаться.
– Не могу.
Я моргнул:
– Почему?
– Не могу, и все тут, – вздохнула она. – Не получается.
На лице у Мёрфи обозначилось неподдельное огорчение; глаза набухли самыми настоящими слезами, так что мне стало по-настоящему ее жаль. Может, потому, что все это касалось семейных отношений. Для меня это совсем чужая жизнь и берег дальний – мне этого не понять.
Мёрфи переживала из-за взаимоотношений с семьей. Так поговорила бы с ними, и делу конец! Правда ведь? Всем легче. Да она и сама наверняка поступила бы так, если бы это касалось кого угодно другого.
Однако я уже заметил, что люди имеют обыкновение вести себя самым дурацким образом, когда речь идет об их семейных делах, – как-то разом утрачивают способность отличать здравый смысл от полнейшего безумия. Я называю это семейным помрачением.
Тем не менее, пусть я и не понимал, в чем загвоздка, Мёрфи оставалась моим другом. Она совершенно очевидно страдала – этого более чем хватало, чтобы я сделал еще одну попытку:
– Послушай, Мёрф, может, ты придаешь этому больше значения, чем стоило бы. Я к тому, что, если твоя мама действительно переживает за тебя, она не меньше твоего хочет объясниться.
– Она вообще не одобряет моей работы, – устало вздохнула Мёрфи. – И моего решения жить отдельно после развода. Мы уже черт знает сколько говорили с ней об этом, и ни одна из нас ни на дюйм с места не стронулась.
Вот это я очень даже понимал. Мне приходилось иметь дело с ослиным упрямством Мёрфи – в доказательство могу продемонстрировать сломанный зуб.
– Значит, последние два года ты не ходила на семейные сборища и избегала разговоров на любую опасную тему, да?
– Вроде того, – неохотно согласилась Мёрфи. – Но разговоры-то никуда не делись. А мы все Мёрфи, так что рано или поздно кто-нибудь да примется давать непрошеные советы, и тут-то кошмар и начнется. И я совсем не знаю, что со всем этим делать. А теперь, с помолвкой сестры, все только и будут разговаривать на темы, которые я скорее умру, чем стану обсуждать со своими дядюшками-тетушками.
– Так не ходи, – посоветовал я.
– Ну да, и обижу маму еще сильнее. Черт, да они тогда будут молоть языками еще пуще.
Я покачал головой:
– Да уж. В одном ты, Мёрф, точно права. Ни фига я в этом не понимаю.
– Тебе и не обязательно, – заметила она.
– А жаль, что не понимаю, – возразил я. – И жаль, что мне не приходится переживать из-за мнения моих дядюшек. Что нет проблем, которые мог бы улаживать с мамой. Черт, да я бы не отказался узнать, на что похож ее голос. – Я положил руку ей на плечо. – Банальность, но от этого не менее верная: что имеем, не храним… Люди меняются. Мир меняется. Рано или поздно ты теряешь близких тебе людей. И если ты не против советов чувака, ни фига не знающего, что такое семья, я тебе вот что скажу: не жди, что все уладится само собой. Тебе может казаться, что твоя родня будет с тобой всегда. А это не так.
Она опустила голову – наверное, чтобы я не видел слез.
– Поговори с ней, Кэррин.
– Наверное, ты прав, – кивнула она. – Поэтому, пожалуй, я не убью тебя за навязывание благонамеренных истин, пока я уязвима. Но это в последний раз.
– Очень мило с твоей стороны, – согласился я.
Она сделала глубокий вдох, провела рукой по глазам и подняла голову, снова сделавшись по обыкновению деловой.
– Ты хороший друг, Гарри… тебе вовсе не обязательно лезть в наши семейные дрязги. Я отплачу тебе… как-нибудь.
– Даже забавно, что ты это говоришь, – заметил я.
– Это почему?
– Я тут как раз пытался отследить денежные потоки, но вся информация нынче в Интернете. Можешь открыть для меня пару сайтов, надыбать мне кой-чего?
– Угу.
– Спасибо. – Я протянул ей адреса и наскоро изложил, что меня интересует. – А я пока поболтаюсь, посмотрю, что там на месте. Позвоню через час… или два?
Она со вздохом кивнула:
– Как, нашел вампиров?
– Нет пока, зато подкрепления подтянулись.
– Кто? – поинтересовалась она.
– Парень по имени Кинкейд. Он крут.
– Чародей?
– Нет. Классический образчик солдата удачи. Вампиров мочит – любо-дорого глядеть.
Мёрфи подняла бровь:
– Он чист?
– Насколько мне известно, да, – ответил я. – Остальное узнаю сегодня от нашего водилы. Если повезет, я найду логово, и мы их накроем.
– Эй, если вдруг так выйдет, что нам придется провернуть все в…
– В субботу, – договорил я за нее. – Я понял.
Спускаясь по лестнице, я излагал щенку свою теорию родственных отношений:
– Учти, это всего лишь теория. Впрочем, в ее пользу говорит тонна с лишним доказательств.
Говоря это, я ощутил легкий укол печали. Семейных отношений у меня никогда не было. И не будет. Возможно, семейные проблемы Мёрфи запутанны и болезненны, но у нее, по крайней мере, есть хотя бы это.
Каждый раз, когда что-то напоминает мне мое сиротское детство, я испытываю нечто подобное. Может, я просто не осознаю, как это меня ранит. Или не хочу себе в этом признаться.
Я почесал щенка за ухом и полез в карман за ключами от «жучка».
– Хотя, конечно же, это только теория, – сказал я ему. – Потому как мне-то, черт возьми, откуда знать?
