Джейн Корри
Ваш муж мертв
Глава 2
Скарлет
8 марта 2007
Какая умная, взрослая девочка! Так всегда говорила мама. И никто им больше не нужен. Им хорошо и вдвоем. Они настоящая команда. Особенно в том, что касалось игры.
А игра была трех типов: «качели», «качалка» и «прятки». Скарлет больше всего нравилось последнее.
– Но иногда, солнышко, нужно играть и в другие, – говорила ей мама в своей певучей манере, которую она унаследовала из места под названием Вейлз.
– А зачем?
– Ты еще слишком мала, чтобы это понять.
– Но ведь я выгляжу старше, правда? Потому что я высокая, как папа.
– Да, – бормотала мама. Потом она опускалась на колени рядом со Скарлет и крепко обнимала ее. Иногда мама заплетала ее темные волосы в аккуратные маленькие косички. Скарлет любила это больше всего. Ей так нравилось вдыхать мамин запах. Он всегда был один и тот же. Па Чу Ли. Так было написано на бутылочке маминых духов. П-А-Ч-У-Л-И.
На уроках английского Скарлет делала большие успехи. Ее навык чтения был на уровне одиннадцати, а не восьми лет. Так говорил ее учитель. «У нас дома полно книг, – гордо сказала ему Скарлет, и он удивился. – Моя любимая – “Алиса в Стране чудес”, – добавила она. – Эта книжка осталась у мамы с детства. Она читает мне ее каждый вечер».
Что-то заставило Скарлет умолчать о том, что чтение случалось только тогда, когда мама выкуривала свою волшебную сигарету и становилась очень веселой.
И вот эти «качели». Жутковатая игра! Никогда нельзя было знать, кто подойдет сзади и начнет раскачивать. Мама была в это время где-то рядом. Она всегда говорила это Скарлет. Но они не должны были видеть друг друга, потому что это испортило бы игру. Все, что требовалось от Скарлет, – это сидеть на качелях и делать вид, что человек, раскачивающий их, ей знаком. Даже если это не так.
Потом ей следовало сказать: «Вот бы чего-нибудь поесть». Она обязательно должна была произнести это громко – на тот случай, если кто-то еще стоял неподалеку и слушал.
Ответ был всегда одинаковый: «Опять?»
После этого Скарлет наконец поворачивалась и видела стоящего позади человека.
Это могла оказаться женщина. Или мужчина. Иногда от них пахло пивом, или мочой, или старым шкафом – вроде того, что был у них с мамой. Но они всегда делали одно и то же. Давали ей чипсы. Только не в обычной пачке, а в тубе с пластиковой крышкой. Тогда Скарлет переставала на время раскачиваться, открывала упаковку и, съев верхний ломтик, возвращала крышку на место. Она всегда была рада полакомиться чипсами. Если только они не были испорченными.
«А теперь верни старую упаковку», – говорил человек, и она отдавала ему пустую тубу из своей розовой сумочки, которую мама купила ей специально для игры, потому что у Скарлет все так здорово получалось.
Потом человек еще несколько раз толкал качели. И когда Скарлет оборачивалась, чтобы посмотреть, почему он перестал качать, там уже никого не было.
После этого ей следовало идти к выходу из парка, где ее ждала мама.
– Где ты была? Я так беспокоилась!
Скарлет знала, что нужно отвечать.
– Я была на качелях. Меня там покачал какой-то человек.
– Сколько раз я тебе повторяла! Не разговаривай с незнакомыми людьми!
Однако Скарлет нисколько не огорчалась, потому что все это было частью игры, выдумкой – так же, как и все эти истории в ее книжках. Мама вовсе не сердилась на нее. Она просто притворялась!
Когда они возвращались домой, мама нетерпеливо вытаскивала тубу из сумочки Скарлет. Правда, никаких чипсов там не было. Там была целая куча десятифунтовых купюр.
Затем они устраивали пир, съедая на ужин рыбу с жареной картошкой. От уксусного соуса у Скарлет щипало язык. Потом мама закуривала сигарету и открывала бутылку вина.
– Выпей глоточек, – говорила она. – Будешь лучше спать.
Ну и гадость! Но Скарлет все равно выпивала, чтобы быть хорошей девочкой.
Иногда вместо упаковок из-под чипсов они использовали пустые алюминиевые банки. Мама говорила, что так интереснее – время от времени что-то менять для разнообразия. Однако для другой игры, «качалки», тоже хорошо удававшейся Скарлет, не требовалось ни банок, ни упаковок из-под чипсов. Приятнее всего то, что в этом случае можно сразу видеть другого человека. Так что все было не так страшно, как на качелях. Тот, кто сидел на другой стороне качалки – девочка или мальчик, – начинал очень быстро раскачиваться вверх-вниз. У Скарлет от этого голова шла кругом. Но ей нужно было крепко держаться и следить за тем, чтобы маленький пакет, лежащий в кармане ее джинсов, не вывалился оттуда.
Потом она должна была упасть на землю, но очень осторожно, чтобы не ушибиться. «И обязательно плачь как можно громче, – объясняла ей мама. – А когда тот мальчик или девочка подбежит тебя поднять, тебе нужно успеть незаметно поменяться с ним пакетиками».
Эта задача была сложнее, чем с упаковкой из-под чипсов на качелях. «Только такой профи, как ты, может с этим справиться», – говорила мама.
Скарлет не совсем понимала, кто такой профи, но ей нравилось, как это звучало. Тем более что мама часто давала ей блестящую фунтовую монетку за принесенный пакет с десятифунтовыми купюрами. Иногда, закончив пересчитывать деньги, мама даже разрешала Скарлет потрогать их. Они были хрустящие, как осенние листья.
Но самой интересной игрой были «прятки». Они занимались этим в торговом центре. Скарлет это нравилось больше всего, потому что там было тепло зимой и еще потому, что там они ходили вместе с мамой. С ней она чувствовала себя в безопасности.
Сначала они устраивали нечто под названием «розыгрыш». Это означало, что они примеряли в магазине одежду, но ничего не покупали.
«А ну-ка покрутись, – говорила ей обычно мама, когда продавщица появлялась в примерочной, чтобы предложить свою помощь. – Красавица моя!»
Потом Скарлет смотрела на себя в зеркало, откидывая назад свои косички с маленькими красными бусинами и не переставая удивляться тому, что ее кожа темнее, чем у мамы. Как говорила мама, это потому, что ее папа был из страны под названием Тринни Дад.
«А где сейчас мой папа?» – иногда спрашивала Скарлет.
Но ответ оставался всегда одним и тем же: «Не знаю и знать не желаю. Нам ведь хорошо и без него, правда?»
Так вот, про игру. Однажды к ним в магазине подошла немолодая женщина, представившаяся модельным агентом: «Ваша девочка стала бы великолепной моделью». Но мама сказала, что ничего подобного им не нужно, и поспешила утащить Скарлет за собой. «Мы не должны привлекать к себе внимание», – объяснила она. Тогда это чуть не испортило им игру.
Обычно после еще нескольких примерок мама потихоньку уходила. Затем Скарлет начинала плакать. Это называлось «разыгрывать роль», как говорила мама. И Скарлет знала, что это слово пишется как «роль», а не «ролль».
Потом кто-нибудь из продавцов или покупателей спрашивал у нее, что случилось.
Именно в этот момент в магазине появлялась запыхавшаяся женщина. Скарлет должна была делать вид, что знает ее. «Ага, ты здесь, детка. Твоя мама попросила меня прийти за тобой, она сама что-то не очень хорошо себя чувствует».
Следующая часть игры требовала некоторой ловкости. Когда они шли к выходу, женщина давала ей носовой платок. Вытерев им нос, Скарлет убирала его в карман. Женщина просила отдать ей платок, чтобы его выкинуть. Однако Скарлет возвращала ей другой платок. В первом из них лежала купюра в целых 50 фунтов, которые она должна была отнести маме. А во втором – полиэтиленовый пакетик с белым порошком.
Однажды игра чуть не провалилась из-за того, что продавщица попросила женщину показать удостоверение личности.
– Да за кого вы меня принимаете? – возмущенно воскликнула та. – Я что, по-вашему, похожа на похитительницу детей? Ну же, Скарлет, детка, скажи ей!
– Это моя тетушка Джули, – произнесла Скарлет, помня, чему учила ее мама.
Продавщица покраснела и стала извиняться, говоря, что в наши дни лучше иногда проявить излишнюю бдительность.
Так что в тот раз им нужно было действовать с особой осторожностью, чтобы не попасть в поле видимости видеокамеры во время трюка с обменом платков.
А потом стряслась та среда.
Обычно среда была любимым днем Скарлет в школе. В этот день разрешалось выбрать в библиотеке любую книгу и читать ее самостоятельно в классе, в то время как учитель проверял их письменные работы и выставлял оценки. Вокруг всегда было очень шумно, потому что другие дети не слишком любили чтение и вместо этого затевали игры. Однако мама научила Скарлет не обращать внимания на шум.
В их доме без этого было никак. Их соседи то и дело колотили по стенам кулаками, кричали или включали громкую музыку. Но книга развеивала весь этот шум – особенно та, что с картинками. Однажды, когда ей попалась книжка без картинок, Скарлет сама сделала рисунок на одной из страниц. Это был единственный раз, когда учитель на нее рассердился.
Однажды они с мамой играли в прятки в универмаге «Селфриджес». Там продавалась уйма всего, и находился он в шикарном районе Лондона, далеко-далеко от Хакни. Скарлет даже чуть не забыла, что ей нужно разыграть, будто она потерялась: уж очень красивая там была одежда, из очень нежных тканей. «Когда-нибудь, – сказала мама, и глаза у нее заблестели, – мы сможем купить себе такие вещи».
Но в ту среду все пошло как-то не так: мама не захотела, чтобы Скарлет гладила ее по волосам, и не стала подпевать, как обычно, песням по радио. И еще она была очень раздосадована тем, что у них закончился хлеб.
– Ничего страшного, – сказала Скарлет, хотя в животе у нее урчало от голода. – Я подожду до ланча.
(Другие дети называли его «обедом», но мама говорила, что это неправильно.)
– Это не поможет. Сегодня ты не пойдешь в школу.
– Но у нас ведь будет библиотечный день и «Час новостей».
– Забудь об этом. Сегодня мы должны поиграть в «качели». Не смотри на меня так. Если мы быстро закончим, ты сможешь прийти в школу попозже. Просто скажешь, что была у зубного.
– Но я говорила это в прошлый раз.
– Тогда скажи, что была у врача. Поняла?
– Они спросят у меня письмо с подтверждением.
– Я напишу тебе это письмо, когда будет время. А сейчас хватит спорить, и делай, что я говорю.
Скарлет поежилась – и не только потому, что было холодно.
– Вот, надень это, – сказала мама, вручая ей большую, пушистую, желтую флисовую куртку.
– Ого! Совсем как та, которую мы видели на рынке!
Рынок был одним из самых любимых мест Скарлет. Там продавали всякую всячину.
Мама посмотрела на нее с довольным видом.
– Я купила ее для тебя, потому что ты хорошая девочка.
Потом она протянула Скарлет тубу из-под чипсов, которую следовало положить в розовую сумочку. Крышка оказалась приоткрытой.
– А почему там внутри сахар?
– Не трогай!
Мама быстро защелкнула крышку.
– Прости.
Лицо мамы снова сделалось ласковым.
– Это ты меня прости, солнышко. Просто у меня голова совсем идет кругом. Знаешь что – как насчет того, чтобы переехать куда-нибудь?
Они часто мечтали о переезде. Это тоже было частью игры.
– А куда?
– Куда-нибудь в теплые края, – глаза мамы затуманились, как бывало, когда она только что проснулась. – У нас будет дом у моря, и мы с тобой станем строить на берегу песочные замки.
– А мы сможем есть мороженое? Такое, с шоколадной крошкой, которая прямо тает во рту?
Мама подхватила Скарлет и прокрутила ее в воздухе.
Вид у нее был уже не мечтательный, а сосредоточенный и возбужденный.
– Сколько угодно.
– Ура!
– Но для этого нужно обязательно соблюдать все правила игры. Сечешь?
Скарлет торжественно кивнула:
– Секу.
Говоря это, она чувствовала себя по-настоящему взрослой.
Они вышли из квартиры и спустились по крутой лестнице мимо надписи, сделанной большими красными буквами: «Сук…». И там была еще одна буква, закрашенная. «Такие слова знать не надо», – всегда говорила мама.
– Осторожно, не наступи на собачье дерьмо. Прыгай! Молодец. Держись за мою руку, когда переходим дорогу. Тебе не холодно? И, главное, не забудь, что ты должна говорить.
Однако все это время Скарлет думала только о книге с красивыми картинками, которую могла бы сейчас читать в школе.
Капельки дождя затекали за воротник ее новой куртки.
– Немножко накрапывает, – сказала мама и поцеловала Скарлет. Как всегда, «Па Чу Ли», смешанные с запахом сигарет.
– Давай, иди. Встретимся у ворот.
Скарлет побежала к качелям. Там никого не было. Даже мамочек с малышами, которые еще не ходят в школу. Она оттолкнулась ногами от земли, чтобы раскачаться. Вперед. Назад. Ждать. Ждать.
– Тебя покачать, крошка?
Голос звучал так же мягко, как у того человека, что приходил к ним накануне вечером. Это означало, что он был с «юго-запада».
Назад. Вперед. Назад. Вперед. Не забудь, что нужно говорить.
– Я хочу есть, – сказала Скарлет.
– Хочешь чипсов?
Она остановилась. Человек дал ей тубу. Скарлет достала из своей сумочки такую же, только с сахаром. Как только она передала ее мужчине, раздался крик.
– Эй, вы, стоять! – К ним бежал какой-то человек. – Вы задержаны по подозрению в незаконном обороте запрещенных веществ…
– Нет. Нет!
Внезапно появилась мама, но к ней тотчас подбежала женщина в полицейской форме и остановила ее. Другая женщина попыталась взять Скарлет за руку.
– Пойдем, детка. Все в порядке.
– Отпустите ее!
– Мама! Вернись!
– Скарлет! Скарлет! Дайте мне поговорить с моей маленькой девочкой, вы, ублюдки! – Эти крики пронзали уши Скарлет, пока полицейские пытались утащить маму прочь.
Может, это тоже было частью игры?
– Все в порядке, детка, – произнес полицейский. – С тобой все будет хорошо. Пойдем со мной.
– Не трогайте меня!
Мужчина убрал руку, но Скарлет успела вонзить в нее свои зубы.
– А ну не кусайся, котенок.
Ее посадили в одну машину, а маму – в другую. Машина со Скарлет поехала первой.
«Пустите меня к маме!» – рыдала она, колотя кулаками по стеклу. Но ее увозили все дальше и дальше, и машина, где сидела мама, превратилась уже лишь в черную точку.
В конце концов она и вовсе пропала из виду.
* * *
Роза. Нероли. Сандаловое дерево. Иланг-иланг. Пачули. Все они, как считается, обладают свойствами афродизиаков.
Работают ли они? Можно сказать и так.
Иногда я все еще люблю его. В другие дни я его ненавижу. А сейчас я хочу, чтобы он умер. Так было бы намного проще. Тогда он не мог бы принадлежать никому другому.
Глава 3
Вики
«Это Дэвид, – говорит ровный, хрипловатый голос. – Вы знаете, что делать».
Но я не знаю. На самом деле, я уже ничего не знаю с тех пор, как все произошло. Я откладываю телефонную трубку.
Стоп. Не нужно об этом думать. Иначе стресс может подействовать как спусковой крючок. «Это» постоянно рядом с тобой, изо дня в день. У тебя возникает обманчивое ощущение, что все в порядке, но потом вдруг – раз! – и оно опять бьет тебя как обухом по голове.
Глубокий вдох. Уже лучше. Нужно все спокойно обдумать. Не попробовать ли позвонить снова? Может, на этот раз он ответит. Хотя мой бывший муж сказал, что больше не хочет меня ни видеть, ни слышать, я по нему скучаю. Поэтому иногда я звоню ему – просто чтобы услышать его голос на автоответчике. А сейчас к тому же на то есть веская причина. Так что я позволяю себе набрать номер еще раз.
«Это Дэвид…»
Глубокий, уверенный голос моего бывшего мужа возвращает меня в тот вечер, когда мы познакомились. Это был благотворительный ужин в поддержку программы социальной адаптации бывших заключенных, и начальство недвусмысленно дало мне понять, что мое присутствие там было бы «крайне желательным».
Дэвид Гаудман (как было написано на табличке) опаздывал, поэтому справа от меня место пустовало, и мне приходилось ограничиваться общением с немногословной женщиной, сидевшей слева. Когда Дэвид наконец объявился, он принялся рассыпаться в извинениях и был невероятно галантен и обаятелен. Он не захотел разговаривать о своей работе – девелопменте недвижимости: намного интереснее, как оказалось, ему было узнать обо мне.
– Расскажите мне о своей жизни, – прямо попросил Дэвид.
Он слушал, подперев щеку правой рукой, с таким видом, будто перед ним сидит единственный человек, которому он готов внимать на всем белом свете. «Интересно, сколько ему лет», – невольно подумала я. Легкие линии морщин на слегка загорелом лице указывали на возраст где-то под сорок – мой ровесник. Нос с небольшой горбинкой, как ни странно, не портил его. Возможно, это последствия спортивной травмы. По его виду можно было предположить, что он играл в регби.
– Потрясающе, – сказал Дэвид, когда я закончила свой краткий рассказ.
Его карие глаза с зеленоватым ободком внутри пристально смотрели на меня. В них было что-то очень необычное. Да, именно! Они не мигали, и это придавало особую выразительность его взгляду. Но больше всего меня поразил его глубокий голос. В нем чувствовался смех – то, чего так долго мне не хватало! Он, казалось, совсем не сочетался с его волевым, четко очерченным подбородком. Я едва удержалась от охватившего меня искушения провести пальцем по его едва заметной щетине, в то время как он продолжал говорить.
– Мне бы хотелось узнать о вас больше, Вики. Я могу вас так называть? – Он мельком взглянул на стоявшую передо мной табличку.
Дэвид пробыл на ужине до самого конца, когда все важные персоны и пресса уже разошлись.
– Не знаю, может быть, у вас найдется время, чтобы выпить со мной чего-нибудь? – спросил он. – Я живу тут неподалеку. – Дэвид поднял одну бровь: – Моя бывшая жена всегда говорила, что я неплохо управляюсь со штопором и кофемашиной. Один из моих немногих плюсов, наверное.
Бывшая жена. Я бросила взгляд на его левую руку. Кольца нет. К моему смущению, Дэвид это заметил.
– Свободен, – сказал он с восхитившей меня прямотой. – А вы?
– Тоже.
Иногда мы совершаем абсолютно несвойственные нам поступки. Это может произойти с любым из нас – я всегда говорю себе это. Или, возможно, моя смелость в тот вечер была вызвана словами, которые произнесла одна из наших девушек, увидев меня такой разодетой – в туфлях на каблуках и лаймово-зеленом костюме, казалось, сочетавшемся с моими волосами: «На свободу сегодня?»
Она явно почувствовала, насколько мне не по себе. Внешний мир действует пугающе после длительного пребывания в тюремных стенах.
Шагая к выходу, я слышала за своей спиной хихиканье и словечки вроде «лесбуха».
Видели бы они меня в тот момент!
* * *
– А ты не такая, какой показалась мне сначала, – сказал Дэвид позже.
Мы лежали лицом друг к другу в его огромной постели в просторном лофте – в здании с невероятно сложной системой безопасности на входе – с видом на «Лондонский глаз»[3]. Я знала, что у меня могут быть проблемы из-за опоздания, но предпочла проигнорировать занудный голос разума, сказав себе, что имею право провести время в свое удовольствие.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я.
Меня всегда интересовало, что обо мне на самом деле думают другие люди. Но редко кто решается высказывать правду в лицо. Вместо этого на меня бросают странные косые взгляды. Со смесью любопытства и опасения. Может, даже страха.
– Ты более… – Он заколебался. – Я хотел сказать «женственная», но это прозвучит как-то пренебрежительно.
– Да, – согласилась я. – Именно так.
Дэвид погладил меня по лицу, словно стараясь запомнить на ощупь мою кожу или очертания моих губ.
– Хорошо, можно я попробую еще раз? Ты сильная. Тебе пришлось преодолеть столько, сколько не выпадает на долю большинства женщин – и мужчин.
Я почувствовала, что начинаю нервничать.
– Надо полагать. Последние несколько лет выдались нелегкими.
Он кивнул:
– Не сомневаюсь.
У меня давно уже ни с кем не было такого откровенного разговора. Несмотря на некоторую неловкость, я чувствовала облегчение от того, что рядом со мной находился человек, казалось, понимавший меня.
Его правая рука скользила по моей спине.
– Ты жалеешь о чем-нибудь в своей жизни?
Ощущая прикосновения Дэвида, я с трудом могла думать о чем-либо другом. Мне казалось, будто этот человек знал уже каждый изгиб моего тела, хотя мы были с ним едва знакомы.
– Да, – прошептала я. – А ты?
– Кое о чем – если я позволю себе размышлять об этом. Но я этого не делаю. – Дэвид повернулся и откинулся на спину. Без соприкосновения с его телом мне стало холодно, хотя в комнате было включено центральное отопление. – Предпочитаю, чтобы я был постоянно занят.
Теперь настал мой черед задавать ему вопросы. Физическое притяжение – это, конечно, хорошо, но для длительных отношений важно то, что лежит глубже. Я поймала себя на этой мысли. Длительных отношений? Что мне вообще лезло в голову? Я едва знала этого человека. Так же, как и он меня. Я хотела сказать ему, что я не из тех женщин, которые ложатся в постель с мужчиной на первом свидании. Но это была слишком избитая фраза. Правда в том, что мне просто нужно было это сделать. Что бы за этим ни стояло – подсознание, физиологическая потребность, одиночество или желание доказать, что у меня может быть мужчина, если я этого захочу. В любом случае, произошло то, что произошло. И теперь я хотела узнать о Дэвиде Гаудмане все. Я чувствовала, что в нем крылось намного больше, чем могло показаться на первый взгляд.
– Как ты начал свой бизнес? – спросила я.
– Всего лишь упорный труд и везение. Мой отец уговорил меня поступить на службу в армию, что я и сделал, но это оказалось не для меня. – По его лицу скользнуло странное выражение, и я подумала о том, какие ужасы ему довелось увидеть. – Я ушел из армии, как только появилась возможность, и стал работать с парнем, с которым познакомился во время службы: он к тому времени вернулся в Америку и вел там свой бизнес. Ему нужен был представитель в Великобритании, и так я занялся ленд-девелопментом. У него имелся капитал, а я обладал настоящей жилкой, чтобы устраивать выгодные сделки. В конце концов, мне удалось открыть собственный бизнес. – Дэвид развел руками. – Ну а остальное, как говорится, уже история!
Услышанное произвело на меня впечатление.
– А чем ты занимаешься помимо работы? – спросила я.
Дэвид рассмеялся:
– Я работаю практически постоянно. У меня остается не так много времени для личной жизни, но вообще я люблю активный отдых.
– Я тоже. Свежий воздух просто необходим.
Он одобрительно кивнул:
– Согласен. Ты любишь гулять?
Я вспомнила длинные коридоры и спортивную площадку с беговой дорожкой.
– Сейчас не слишком много возможностей для этого.
Глаза Дэвида сделались мечтательными, будто он перенесся в этот момент куда-то далеко.
– Я люблю Дартмур.
– Я тоже!
– Какое твое любимое место там? – Он приложил палец к моим губам. – Нет. Подожди. Давай скажем одновременно. Раз, два, три…
– Хайтор, – выпалили мы оба. Дэвид повернулся ко мне, и мы разразились удивленным смехом, прижавшись друг к другу.
– Мне нравится забираться туда и смотреть вниз, – сказал он. – Чувствуешь себя словно на вершине мира.
– Точно. Только спускаться оттуда мне приходится на попе – иначе никак.
Дэвид легонько меня шлепнул.
– Хотел бы я это увидеть.
– Что еще?
– Что еще я хотел бы увидеть?
– Нет. – Я хихикнула. Мне уже много лет не доводилось чувствовать себя такой беззаботной. – Чем еще ты занимаешься, помимо работы и прогулок?
– Раздаю свои деньги. – Дэвид засмеялся, увидев скептическое выражение моего лица: – Правда. Это доставляет мне удовольствие. Я твердо убежден, что человек должен делиться с другими, если ему самому повезло в жизни.
В моей голове мелькнуло воспоминание о бездомном продавце газет, попавшемся мне по дороге в тот вечер.
– И кому ты помогаешь?
– Я предпочитаю иметь дело со скромными проектами, не получающими большого финансирования. Один из моих самых любимых – это организация праздников для детей из бедных районов. И еще есть хоспис в Оксфордшире. Кстати, завтра я как раз еду туда, на открытие нового корпуса. – Дэвид потянулся за брошюрой, лежавшей на прикроватном столике с моей стороны, и коснулся моей груди. – Моя мама умерла от рака, когда мне было двенадцать. Мы с отцом ухаживали за ней до последних дней. Может, это было бы не так тяжело, если бы тогда был такой хоспис.
Огромный ком подступил к моему горлу.
– Мне очень жаль.
Он сделал один из жестов, говорящих «мол, все в порядке». Однако я почувствовала, что ему до сих пор больно.
– Моя мама тоже умерла от рака, – выдавила я. – Мне было восемь.
Между нами вдруг возникла особая близость. Какой не было до этого, несмотря на страстный секс.
– Я хотел бы снова увидеться с тобой, – сказал Дэвид. – Как ты думаешь, это возможно?
Я подумала обо всех правилах и ограничениях, которым должна была подчиняться моя жизнь, и ответила:
– Надеюсь, что да.
* * *
В течение нескольких следующих недель он звонил мне каждый вечер и водил на ланч в те дни, когда мне удавалось вырваться – сделать это в вечернее время было гораздо сложнее. Мы обычно ходили в сдержанно роскошные ресторанчики, прятавшиеся в тех уголках Лондона, где я прежде никогда не бывала. Кроме того, Дэвид ездил на «Порше»! Но, как я заметила, он был осторожным водителем – все время поглядывал в зеркала. Он не любил разговаривать во время вождения, предпочитая сконцентрироваться на дороге. Мне это нравилось.
Дэвид никогда не высказывал мне своего осуждения и не спрашивал, почему я совершала те или иные поступки. Напротив, он дал мне почувствовать себя особенной, чего никто никогда прежде не делал. Он раскрепостил мое тело. Так же, как и мой разум. Дэвид был хорошо начитан. Мы оба обожали рассказы Сомерсета Моэма и однажды ходили на публичное чтение одной из его пьес в Британской библиотеке. Как и я, Дэвид совершенно не умел рисовать, однако он восхищался искусством, о чем свидетельствовали огромные красочные картины современных художников на стенах его квартиры. Он был человеком, очень серьезно относившимся к своим хобби. И еще Дэвид терпеливо выслушивал меня, когда я позволяла себе плакаться из-за всего того, что приходилось выносить каждый день. «Ты самая сильная женщина из всех, кого я когда-либо знал. Ты единственная и неповторимая. Я никогда не встречал никого, похожего на тебя. И не думаю, что когда-нибудь еще встречу».
Такие мужчины, как Дэвид, имеют по нескольку любовниц. Это говорил мне здравый смысл. Но в тот момент ему нужна была именно я.
Два месяца спустя мы с Дэвидом поженились, и одним из наших свидетелей был тюремный офицер. Единственное, о чем я сожалела – что моего отца не было тогда рядом.
* * *
На этом придется закончить с воспоминаниями. Стресс действует очень плохо. Сколько раз мне об этом твердили!
Лаванда. Скорее. Спасительная лаванда. Я беру бутылочку с маслом, стоящую на столике возле дивана. Делаю три глубоких вдоха. Теперь нужно помассировать активные точки, втирая масло. В области носовых пазух. За ушами. Над бровями. На макушке. Две точки на задней части шеи. Массировать, пока не прекратится боль. Так нас учили на курсах.
Внезапно я чувствую огромное желание погрузиться в глубокую теплую ванну с маслом флердоранжа. Душ – это совсем не то. Там невозможно лечь и расслабиться. Сиди спокойно – говорю я себе. Мне с трудом удается удержаться от искушения снова набрать номер Дэвида, чтобы услышать его голос. Куда же он все-таки подевался? Впрочем, разве не было подобных его исчезновений во время нашего брака?
Память возвращает меня в то время, месяц спустя после нашей свадьбы. Именно тогда все уже начало разваливаться.
«Мне нужно было уехать по важному делу, – как ни в чем не бывало заявил он, после того как от него два дня не было ни слуху ни духу. – Я же тебе говорил. Ты разве не помнишь?»
Нет. Ничего подобного я не помнила.
«Это потому, что ты устала».
Чепуха! С моей памятью все было в полном порядке.
«Я говорил тебе об этом», – настаивал Дэвид. Однако я не могла видеть его лица, потому что этот разговор – как часто случалось – происходил по телефону. И даже если бы мы в этот момент стояли лицом к лицу, то, возможно, мне все равно не удалось бы уличить его во лжи.
В конце концов я поняла, что было проще соглашаться со всем этим, чем пытаться что-либо доказать. Возможно, сейчас, сказала я себе, он просто опять взялся за старое. Так что оставалось только пожелать удачи этой Тане, с ее глубоким декольте, тоненьким голоском и подведенными глазами. Была определенная справедливость в том, что ей предстояло пройти через все то, что пережила я.
Если только ей не было известно что-то такое, чего не знали все остальные.
* * *
15 февраля
Когда я открываю глаза следующим утром, солнечный свет уже струится через окно. Я осторожно провожу обычную проверку своего состояния. Синяков не видно. Мышцы не болят. Нет ощущения того, что «что-то не так». Что ж, уже неплохо.
Я медленно выбираюсь из кровати и, ступая по бежевому ковру, подхожу к окну. Передо мной простирается море. Сегодня его воды спокойны. А вчера оно яростно бурлило, швыряя гальку на набережную. Мне приходилось осторожно обходить эти камни, чтобы не споткнуться.
Как же я могла так долго жить вдали от моря? Одни его краски могут заставить умереть от восторга! Оно бывает то бирюзовое. То бледно-голубое. То серое. То красное, под цвет скал. Меня восхищает успокаивающая регулярность приливов и отливов, повторяющихся изо дня в день. Эмоции моря поднимаются и стихают так же, как и мои собственные. На днях оно перевернуло лодку, и из-за этого пришлось выйти спасательной шлюпке.
«Он пропал. Его никто не видел уже пятнадцать дней».
Голос полицейского снова звучит у меня в ушах. Они приходили вчера вечером – значит, сегодня уже шестнадцать дней. Несмотря на принятое накануне решение, я снова хватаюсь за телефон.
«Это Дэвид. Вы знаете, что делать…»
Хватит это слушать – говорю я себе. Выберись из дома. Подыши воздухом. Он хоть и холодный, но свежий. Это полезно! К тому же нужно купить ржаной хлеб с орехами. И забрать рецепт. Привести себя в порядок до следующего визита клиентки. Когда она должна снова прийти? Посмотрим в журнале. А, только завтра.
После Дэвида я стала разговаривать сама с собой – это вошло в привычку. Так я чувствую себя не столь одинокой. То же самое и с радио. Большинство наших девушек слушали «Радио 1», но от своего психолога я узнала про «Классик FM». «Музыка очень сильно влияет на наше эмоциональное состояние», – любил повторять он.
Я включаю эту радиостанцию, но прием довольно плохой. Радио Корнуолл ловится лучше. И звучит оно более по-домашнему. Дает мне почувствовать себя не чужой в этом месте.
«Ожидаются дальнейшие задержки поездов на Большой Западной железной дороге до Паддингтона…»
Может ли это быть причиной исчезновения Дэвида? Возможно, он приехал сюда, чтобы найти меня? Нет. Не стоит питать иллюзий.
В таком случае, может, он решил приехать сюда отдохнуть? Нет, исключено. «Трудно придумать что-либо хуже, – говорил он, – чем холодное британское побережье». И, как выяснилось, в Дартмуре он бывал всего один раз. На самом деле он был настоящим «человеком Лондона», а отдыхал где-нибудь на Карибах, совмещая отпуск со своими заграничными деловыми встречами. Таким образом, свои траты на отдых он оформлял как бизнес-расходы. Легально ли это – спросила я у него в начале наших отношений. Он рассмеялся своим глубоким, полнокровным смехом. Ну, разумеется, да.
