Джейн Биркин
Дневник обезьянки (1957-1982)
Вдруг Линда сказала: «Твои часы отстают! На моих уже семь часов, а я их ставила по кухонным. Сейчас семь, а не шесть тридцать пять». Мы испугались и спросили у пожилого джентльмена, который проезжал мимо на машине, который час. «Семь с минутами», – ответил он. Я побежала в телефонную будку. «У тебя мелочь есть?» – спросила я Эндрю. «Нет. Звони за счет абонента». Так я и сделала. Папа велел нам возвращаться как можно скорей.
Понедельник
Мы с мамой и Линдой ездили осматривать римскую виллу. Забавно думать, что по этой земле когда-то ступала нога древнего римлянина. Мама с папой собираются снять небольшой фильм о наших ракушках.
Вторник
Вечером мы готовились к пикнику, который состоится в полночь. Было здорово. Потом мы бросали в море горящие ветки.
А вот сюжет будущего фильма.
Папа – бандит-контрабандист. Мы с Линдой обнаружили его убежище в заброшенной хижине. Мы влезли на крышу хижины, и тут из нее вдруг вышел папа. Мы спрятались, он вроде бы ушел, но вернулся и погнался за Линдой. Я стукнула его по голове и побежала за помощью. Чем там все кончится, я пока не знаю.
Кловер[35] очень больна. Мы пытались ее лечить, но в конце концов пришлось звонить ветеринару. Он был в кино, и тогда папа попросил сделать в кинозале объявление. Ветеринар приехал и сделал ей укол. Это было ужасно.
Сегодня 6 октября
Надеюсь, что глаз у папы больше не болит. Как это несправедливо, что он всю жизнь мучается с этим глазом. Я молюсь, чтобы он поправился.
Вторник
Папу выписали из больницы! Вот радость!
Четверг, Аппер-Чайн
Кажется, папе лучше. Я забыла спросить у него про швы. Надо будет ему написать и спросить.
Сильвия и Сьюзен получили по замечанию за плохое поведение. Они пошли за яблоками и протопали прямо по газону.
Спокойной ночи.
Воскресенье
Меня отпустили на выходной, и мама сказала, что Кловер умерла. Скончалась тихо, после приступа. Утром папа ее гладил, и она еще дышала, но все реже и реже, а потом с ней случилось что-то вроде судороги, и она умерла. Они положили ее в корзинку. Трейси[36] украсила корзинку алыми розами и белыми гвоздиками и вообще вела себя безупречно. Мама с папой отвезли Кловер на остров Уайт и завернули в мамину белую шаль и папин свитер цвета меди, который она так хорошо знала. Мистер Барнс выкопал в саду глубокую могилу и опустил в нее корзинку. Он сказал: «Не буду слишком далеко разбрасывать землю».
Папа сказал, что она была такая красивая, как никогда в жизни. Ушки назад, огромные глаза закрыты, влажный нос. Шерстка fiuffy[37], как будто она уснула. Мы заказали камень, на котором будет простая надпись: «Кловер. Покойся с миром». Все мы очень несчастны. Уж лучше бы она попала под машину или с ней случилось бы еще что-нибудь в том же роде. Больше всех горюют мама, папа и Эндрю. Бедный Эндрю, представляю, каково ему было услышать эту новость по телефону.
Понедельник 11 декабря
Давно я ничего не писала. Когда я беру в руки перо, чтобы писать, чувствую себя какой-то старой. Слишком много всего случилось. Перечислю коротко.
День рождения папы. Купила кисть и два карандаша.
Лондон. Вернулась домой и провела два чудесных дня. Нигде не могла найти свои брекеты и очень расстроилась. В конце концов нашла: они упали под стул.
День рождения Сьюзен. Подарила ей коробку талька и пластинки. Все прямо ахнули!
День рождения Эндрю. Послала две открытки и письмо. Подарок вручу на каникулах.
Мой день рождения. Отметили замечательно. Пирожные с ягодами, пончики, сэндвичи с яйцом, фруктовый салат, мусс, bridgerolls[38], оранжад, лимонад, имбирное печенье.
Готовиться было еще веселее. Линда мне помогала.
Каникулы!
Купила рождественские подарки. Маме – тапочки и конфеты, папе – два альбома для рисования, ластик и угольные карандаши. Линде – два кукольных платья. Эндрю – два комикса Джайлза.
Рождество
Мамочка, какой роскошный ужин!
Мама с папой подарили мне то, о чем я давно мечтала: радиоприемник. Эндрю подарил мне диски «You’ve Got an Angel Face» и «How About That» и четыре плитки шоколада. Линда подарила мне карандаши и ручки с гравировкой – мое имя золотыми буквами.
Рождественские елки: одну, серебряную, поставили на площадке; вторую – зеленую – в гостиной; третью – золотистую – в столовой.
Я надела юбку из шотландки и бархатный воротничок. Сразу испробовала карандаши Woodlanders и съела весь подаренный Эндрю шоколад.
Вторник
Сыграли пьесу. Эндрю сделал отличные декорации. Мама загримировала папу, получилось здорово. Я боялась провала, потому что идея была моя, но все прошло хорошо. Эндрю помогал с постановкой, Найджел[39] – со светом, а Линда быстро выучила свою роль и не пропустила ни одной репетиции.
Было очень забавно, когда я сказала: «Начинается снег», и мне на голову посыпались самодельные конфетти, а сверху была видна рука Эндрю, который раскидывал их горстями. «Это не индюшка, а кондор!» – сказал Эндрю и принялся размахивать руками, изображая крылья и корча рожи. От смеха я не могла вымолвить ни слова. «Индюшке» полагалась реплика: «Слабеющее дыхание юной девы несет смерть!» – но вместо нее стояла мертвая тишина!
Мы ходили к тете Мэдж на чай, и она сунула нам пакетик с шестипенсовыми монетами. Мы стали отказываться, но она шепнула: «Я их стащила! Специально для вас стащила!» Тетя Мэдж чуть не задушила нас поцелуями. Когда мы вернулись домой, Эндрю набрал зеленых веток для декораций и спросил у мамы, можно ли взять ее плащ с капюшоном для костюма палача. На следующий вечер мы играли свою пьесу.
Остров Уайт
Папа заказал себе летучих белок[40] и пообещал, что весной нам возьмут щенка. Но если маме с папой придется на некоторое время уехать за границу, с этим возникнут проблемы. Я уверена, что папе это необходимо, у него опять болит глаз. Бедный папа, у него шла носом кровь и вместе с ней вышел кусок пересаженной кожи.
Мне выделили прелестную комнатку на чердаке, и я каждый вечер смотрю в телескоп, который мне дал папа. Довольно долго наблюдала за тремя фазанами.
Среда, возвращение в школу
Мне надо сделать огромное количество уроков. Я слушала выступление мистера Туми на староанглийском. Какой зычный голос! Надо выучить наизусть. И еще большой кусок из Шекспира. На самом деле мне даже нравится – про Оберона, который поссорился с королевой.
1961
Май, Аппер-Чайн
Получила очень веселое письмо от Эндрю. Он пишет, что ваяет статую под названием «Изабелла на водопое». Вчера мне написали мама с папой, сообщили новости. Папа собирается купить лодку. Они на месяц уезжают в Венецию. Я огорчилась, но потом вспомнила, что у нас есть девочки-интерны, которые по два года не видят своих родителей.
За карту по географии мне поставили А[41]. Я очень долго над ней сидела, но сейчас довольна.
Пора бежать. Возможно, все плохо потому, что сегодня тринадцатое число.
Джейн
XXX
Пятница, вечер
После того как погасили огни, все начали рассказывать всякие истории. Я пыталась заткнуть уши, но ты знаешь, что это бесполезно. Я была уверена, что сейчас примчится воспитательница и наставит нам замечаний по поведению. Ты знаешь, каково это, когда устанешь, а я жутко устала и расстроилась из-за того, что средняя оценка у меня выходит В[42], к тому же я ничего не поняла про графики по алгебре и чуть не разревелась, а когда подумала, что влипну на выходные, мне и вовсе стало тоскливо и я накрылась одеялом с головой. Но тут меня обдало кошмарным запахом тухлых яиц. Это все крем для удаления волос Veet!
Джон прислал мне еще одно письмо. Он явно ко мне клеится. Спрашивает, что я хочу получить в подарок – мыло и т. п. Папа велел ему ответить, что пусть сам решает. Мама предложила попросить сувенир из Швейцарии и его фотографию.
В беге в мешках я пришла второй. У меня новое платье, сшитое вручную, я его надевала в коттедже, когда меня отпускали из школы. Миссис Сэндерсон поставила мне два замечания за плохое поведение. Надо очень постараться получить хорошие оценки, чтобы не огорчать папу и маму. Пора бежать. Пойду пожелать Линде спокойной ночи.
Среда
Прошлым вечером я смотрела на свой будильник с 21:30 до 22:00. Я думала вот о чем: мама репетирует роль в спектакле, который будут показывать по телевидению в прямом эфире. Сегодня вся школа только об этом и говорит, и все повторяют, какая у меня потрясающая мама. Мне было очень приятно. Ее имя стоит на самом верху афиши: «Джуди Кэмпбелл в роли миссис Скеффингтон», а уже дальше все остальные артисты. Я прямо замурлыкала от удовольствия. Послала маме письмо, чтобы ее поздравить, и нарисовала красную розу.
Сегодня сияет солнце, все веселые, а мне хочется сочинить какую-нибудь историю. Хотя на самом деле мне скорее хочется играть словами, а не придумывать и записывать историю.
Среда
В прошлое воскресенье вернулись из Парижа мама и папа, а сейчас они собираются поездом ехать в Италию, в небольшую деревушку близ Венеции. Надеюсь, что папино здоровье там улучшится.
Видела фотографию нашего класса. Я там вообще никакая. Стою в последнем ряду, на стуле. Но, думаю, хуже, чем в прошлом году, быть уже не может. Накануне я накрутила волосы на бигуди. С одной стороны, все удалось, но с другой – полная ерунда.
Сегодня у нас урок изобразительных искусств. Мне поставили А за картину, которую я нарисовала на прошлой неделе, когда у нас были дни открытых дверей. Я – единственная, чьи родители приходят на дни открытых дверей и смотрят, как их дочь рисует. Это немного смущает. Но все-таки я довольна.
В Венеции идут дожди!
Четверг
К нам приходила лекторша. Потрясающе интересно! Я почти решила, кем хочу быть. Она рассказывала нам о работе медсестер, о больницах и о кинезитерапии. Судя по всему, профессия стюардессы не такая уж увлекательная, как мне казалось. Я задала лекторше вопрос, чего никогда раньше не делала! Я спросила, может ли девушка работать в тюрьме советником по условно-досрочному освобождению. Она сказала, что по правилам туда не принимают девушек моложе 21 года и что лучше поискать работу в молодежной организации. Я собираюсь найти что-нибудь подходящее, чтобы получить GCE[43], потому что я очень хочу работать в социальной сфере и помогать заключенным. Может, это только мечта – помогать людям, которые попали в беду и стараются не пропасть окончательно. Ночью мне снится, что я разговариваю с несчастным отчаявшимся созданием, которое нуждается в помощи и добрых советах, и я ему помогаю. Какое это блаженство – помочь человеку решить его проблему. Когда я это сказала, все засмеялись, а кто-то заметил, что я могу напороться на сексуального маньяка!
* * *
Мои родители были людьми с обостренным чувством социальной ответственности. Отец добровольно исполнял обязанности probation officer и брал на себя ручательство за молодых правонарушителей, добиваясь для них условного срока вместо тюрьмы. Помню одного парня – его звали Том Белл. Он жил в Баттерси и был пироманом. Мы с отцом и Линдой туда ездили. В доме у миссис Белл на столе лежал труп. Еще один привезли на тележке. Мать Тома работала бальзамировщицей. Том был в спальне. Он целыми днями себя ощупывал, и папа шепнул нам, что, если бы он жил в таком месте, делал бы то же самое. Из щелей в дощатом полу то и дело выглядывал крысиный хвост. Миссис Белл воздела руки и воскликнула: «Ох, мистер Биркин, когда наступит скорбный день, я сотворю из вас шедевр!» Она была счастлива, что Тома не отправили за решетку. Он и правда, стоило ему увидеть табличку «her majesty’s property»[44] или хоть бы куст, испытывал непреодолимое желание поднести к нему спичку.
* * *
Сейчас я могу намного лучше объяснить в этом дневнике, кто я такая и что это значит – взрослеть… Сейчас я понимаю важность вещей, о которых раньше даже не задумывалась. Я чувствую себя более ответственной и в то же самое время боюсь, что стану еще старше и мне придется самой зарабатывать себе на жизнь. Стараюсь читать поменьше книг вроде «Пейтон-Плейс» и «Возвращение в Пейтон-Плейс», хотя они меня чем-то притягивают. Мне это не нравится, потому что я чувствую, что все это банальность и пошлость, и это ужасно. Меня занимает вопрос: правда ли большинство женщин носит узкие юбки и чулки и красит глаза и губы. Все взрослые так делают, и даже если я считаю, что это ужасно, иногда у меня возникают сомнения: а вдруг я ошибаюсь? Может, я просто боюсь попробовать?
Что со мной не так? Все, что я умею делать, – это писать и петь. В памяти у меня ничего не задерживается, а мне так хочется все запоминать. Когда-нибудь я этого добьюсь. Я стараюсь не терять надежды, что все наладится, но пока никаких улучшений не заметно. Орфография, глаголы, даже музыка, которую я люблю больше всего на свете, – ничего в голове не задерживается. Я не могу учить стихи: стараюсь, повторяю, но все кончается слезами. Наверное, у меня в мозгу стоит какой-то блок или еще что-нибудь в том же роде. Как мне хочется помнить все красивое, что есть в жизни, – закатное небо, восходы солнца… Каждую ночь я реву в подушку. Плачу из-за папы, из-за того, что творится в мире, из-за того, что я тоже когда-нибудь уйду и солнце перестанет для меня сиять, а мой свет угаснет.
Я играла в скрэббл, а потом поговорила с мамой о похоронах. Я не люблю разговаривать о смерти, потому что эти разговоры меня пугают, правда, и я сразу начинаю плакать, как только подумаю, что мама, папа, Эндрю или Линда, или кто-нибудь еще умрет. Наверное, это потому, что я недостаточно верую в Бога. Люди, которые твердо веруют в Бога и в рай, спокойно относятся к мыслям о смерти. Мне кажется, бабуля Биркин всегда относилась к этому спокойно и на самом деле верила, что существует потусторонний мир. Я уверена, что у нее никаких сомнений никогда не было, а вот у меня они есть. Я ни в чем не уверена, хотя я христианка и так далее и тому подобное…
Пятница 30 июня
О том, что произошло вчера или сегодня, я могу рассказывать часами. Мой ум похож на испуганную курицу – он не в состоянии выносить жестокие пытки, которым подвергается его хрупкая сущность. Как можно забыть про нищету, как можно не думать про печальные глаза и сердца? Трудно выразить одновременно и свои мысли, и всю тоску этого дня.
Упражнение «I must I must increase my bust»[45]. Проделать 100 раз, и тогда грудь увеличится. Я чувствую себя настолько отверженной! Каждый раз, когда у меня появляется повод быть довольной собой, обязательно найдется кто-нибудь, кто скажет: «У тебя ни наверху ничего нет, ни внизу ничего нет. Зря стараешься!» А остальные подпоют: «Да ты просто half-caste[46]!» Или еще: «Ты не девочка, ты парень!»
И я чувствую, что я не такая, как все.
Но я и правда не такая, как все.
«Зачем ты носишь лифчик, если у тебя нет груди?»
Откуда я знаю зачем? Может, мне просто не хочется быть белой вороной. Надо мной и так все смеются, и за спиной, и в лицо, из-за того, что я медленно развиваюсь. Например, кто-нибудь найдет желудь, молодой желудь. Его спрашивают: «Что это такое?» – «Это недоразвитый желудь». И кто-нибудь обязательно добавит: «А я знаю еще кое-кого недоразвитого. Но это не желудь, а человек!»
Представь себе девочку 14 лет, у которой пока не началось[47], у которой ничего нет ни наверху, ни внизу. Ха-ха-ха. Может, это такие шутки, но мне от них больно.
Джейн XXX
Четверг
Последние новости. Дженни подхватила ветрянку. Общее число жертв: 7 человек. Готова спорить: я буду следующей.
20 июля, после экзаменов
Завтра заканчиваются занятия. Меня второй год подряд наградили призом за успехи в ваянии.
Суббота, последний день в интернате
Это была лучшая пятница из всех, какие я провела в Аппер-Чайне. Я выкинула свои черные трико в речку Солент. Посмотрела «Вестсайдскую историю» и ревела как корова. Это история современных Ромео и Джульетты, перенесенная в Америку.
Я ходила в гости к подруге, мы слушали пластинки и т. д. Закурили по сигарете, но мне не понравилось, и я свою сразу затушила. Ходила смотреть «Ромео и Джульетту». Божественно. Особенно хороша последняя сцена в склепе, благодаря особому освещению. Пойду смотреть «Остановите Землю – я сойду»[48] с Рейчел Гарни. Это мамина подруга.
Вторник, остров Уайт
Эндрю нашел молодую чайку, пострадавшую во время шторма, и принес ее домой. Мы положили ее на лужайку, на солнце, и она умерла. Мы с Эндрю похоронили ее на пляже. Сначала мы хотели бросить ее в море, но волнами ее каждый раз выбрасывало обратно на берег.
Посмотрела «Форт Аламо». Слишком много крови и кетчупа.
Я себя не понимаю. Я ненавижу свой возраст – еще не женщина, но уже не ребенок. Ненавижу, когда мне говорят, что для каких-то вещей я уже слишком большая, но в 100 тысяч раз сильнее ненавижу, когда со мной обращаются как с ребенком. Я ни то ни другое. Я завидую Линде – ей разрешают носить вещи, например slip-on[49], которые мне запрещали надевать до 13 лет, а ей разрешают, хотя ей всего 11. Или взять губную помаду. Мне не разрешают красить губы, а ей разрешат, когда ей исполнится 13 лет. Почему я думаю о таких вещах? Меня переполняет обида, когда мне говорят, что мне пора немного повзрослеть, потому что я слишком часто плачу; но другие красят губы и носят туфли на каблуке и чулки. Не понимаю, почему я не могу быть такой же, как другие девочки моего возраста. Мне хотелось бы ходить на вечеринки, встречаться с мальчиками, ходить на танцы и развлекаться, хотя бы немножко. Хочется, чтобы ко мне относились как к взрослой и разрешали возвращаться не в половине десятого вечера, а позже. Дженни приходит домой в 11 вечера или даже в половине двенадцатого. Почему ей можно, а мне нельзя?
1962
Возвращение в Чейн-Гарденс и школу для девочек мисс Айронсайд
Воскресенье 11 февраля
Сегодня утром я проспала, а все из-за вчерашнего. Я мертвецки устала. На самом деле. Но маме не спалось. Ее пьесу «Дом, где разбиваются сердца» вчера сняли с репертуара. Это жуткое гадство. У них уже была продана куча билетов, но появился некий Обри, который хочет, чтобы шла его пьеса про какой-то «суп», хотя театр теряет на ней деньги тоннами. Но в результате мамину труппу выставили и освободили место для этого «супа». Гадство, я же говорю.
* * *
Это был один из тех редких случаев, когда я видела свою мать на сцене, потому что в основном ее карьера разворачивалась до нашего рождения. Когда она вернулась в театр, я была во Франции. В интернате нас не выпускали по вечерам, а отец никогда не водил нас на ее спектакли. Впоследствии я видела ее в Чи-честере, на театральном фестивале, она играла вместе с Омаром Шерифом. Она исполняла многие комедийные роли, а после смерти моего отца снова, к моей радости, начала петь. В 80 лет она еще пела в маленьком кабаре, и по вечерам в нем яблоку было негде упасть. Когда звучали первые ноты «Песни соловья на Беркли-стрит», посетители вставали со своих мест, и у многих, я видела, на глазах блестели слезы. Она никогда не терялась и находила выход из любого положения. В театр ездила только за рулем, никогда не брала такси и не признавала никаких правил движения. Когда ее останавливала полиция из-за того, что она проехала на красный свет – в машине, которая не была даже зарегистрирована на ее имя, – она приглашала их на чашку чая! Она ненавидела вранье, была упряма и потрясающе независима. Когда я думаю, как многим она пожертвовала ради моего отца, меня оторопь берет. В «Ройал-Корте» – одном из наших лучших авангардистских театров – в конце 1960-х собирались ставить очень известную пьесу, и ей предложили в ней роль. Но ее героиня должна была произнести со сцены слово «fuck» – и мать отказалась, чтобы не оскорбить семью моего отца. Я помню, что родители сняли небольшой коттедж в Уэллсе, без электричества, и там мы с Эндрю и Линдой, засев на лестнице, наблюдали за их невероятной ссорой: мать лила отцу на голову молоко, а он размазывал ей по волосам сливочное масло. Мы ничего не поняли, а брат даже рассмеялся, и тогда родители повернулись к нему и сердито на него уставились. Как выяснилось, мама просто хотела пойти сделать укладку в местной парикмахерской, а отец сказал: «Зачем? Все равно здесь никто тебя не видит». С его стороны это было свинство, потому что мама отказалась от предложения сыграть в мюзикле на Бродвее, который шел как раз во время этих каникул. Позже она признавалась, что немного завидует нам – мы стали звездами и имели возможность брать с собой на съемки детей вместе с няней и снимать в отеле второй номер. Она не могла требовать для себя ничего подобного, потому что ни ее статус, ни средства ей этого не позволяли. Когда ей было уже за 80, она на протяжении восьми лет делала что хотела: участвовала в разных театральных постановках и встречалась со своим дорогим Джоном Вудом – моим агентом, который стал и ее агентом. После папиной смерти мой брат возил ее в Голливуд на церемонию вручения «Оскара», где она увиделась со своими подругами по сцене. Это была ее мечта, и она осуществилась. После 11 сентября она уехала в Нью-Йорк, где выступала в городской ратуше и исполняла «Песню соловья на Беркли-стрит». Впоследствии мне рассказывали, что публика принимала ее необыкновенно тепло – еще бы, пожилая леди, заставшая лондонские бомбежки, нашла в себе силы приехать в Нью-Йорк! Там мама была в своей стихии; по слухам, она до утра тусовалась в ночных клубах!
* * *
Я позавтракала и отнесла папе чай. На нашу кормушку прилетела сойка. Сначала я подумала, что это голубь. Кстати, на святого Валентина я получила от Саймона открытку, даже две, каждая по три шиллинга. Неплохо, очень неплохо. Не знаю, должна ли я тоже послать ему открытку – у нас же не високосный год. Думаю, что вторую он отправил по ошибке, но именно на ней написано «Я тебя люблю», и я страшно довольна.
Мои «дела» начались 29 января, вот счастье-то. Ничего общего с тем, что было раньше, – теперь я такая же, как все. Дома, не считая Линды, был только папа, и он повел себя просто восхитительно, ты даже себе не представляешь насколько. Я в полнейшем восторге – три года молитв, и вот наконец мечта сбылась. Ладно, мне пора бежать, скоро обед. Bye[50].
Понедельник 12 февраля
Бедная мамочка! Три пломбы! Она даже говорить не может. У папы жутко покраснел глаз, а у Линды завтра вступительные экзамены в школе, бедняжка!
Ладно, прерываюсь, bye.
Воскресенье, 18-е
Не писала целую вечность, прости, но было столько уроков! Вчера ходила смотреть «Как вам это понравится» с Ванессой Редгрейв. Гениально, правда гениально. После спектакля мы пошли за кулисы. Мне очень понравился пастух Уильям. Он играл лучше всех. И у него такое ангельское личико.
* * *
Ванессе было от силы лет двадцать, и она была очень беременна. Ее мать дружила с моей матерью. Я ее обожала. Мы общались всю жизнь, но на съемках «Фотоувеличения» так и не встретились. Кроме того, я восхищалась ее братом Корином. Они с Ванессой не входили в ближний круг моих друзей, но, несмотря на это, каждая наша встреча приносила мне радость; она, в свою очередь, знала, что всегда может рассчитывать на поддержку моей матери. Позже мы пересеклись в Югославии, в Сараеве, во время манифестаций. Она была гораздо красноречивее меня и настроена более радикально; она не боялась совершать отчаянные поступки, которые могли повредить ее карьере. Это одна из наших лучших во всех отношениях актрис, обладающая уникальным дарованием.
* * *
Линда с папой пошли пускать кораблики на Round Pond[51]. Мне тоже хотелось пойти с ними, но у меня полно уроков. Папа говорит, что я трачу на них слишком много времени и на это невыносимо смотреть. Ну конечно, я же корплю над ними ради удовольствия! Господи, да меня от них уже тошнит! Я из-за них пропустила Juke Box Jury[52]!
Я забыла попросить перенести завтрашнее занятие музыкой, потому что мне надо к зубному. Подозреваю, что все кончится жутким скандалом – так мне, идиотке, и надо. За дурость приходится платить. А потом на меня набросятся и в школе, и дома и устроят мне еще одну пытку. Я сказала маме, что все уладила, – не представляю, как можно быть такой дурой, – а на самом деле даже и пальцем не пошевелила. Как бы то ни было, надо набраться смелости и признаться, что я наврала и не договорилась с учительницей музыки, хотя она, честно говоря, оказалась сама доброта; Богом клянусь, зря я целую ночь мучилась сознанием своей вины за вранье. Но я тут ни при чем, это все, видишь ли, моя совесть. Bye.
Апрель
Сегодня все идет наперекосяк.
Я написала письма и пошла вниз, показать их маме и папе. Еще одно письмо я написала в бюро находок – мама потеряла зонтик. Тут они хором на меня набросились: почерк у меня ужасный, ничего нельзя понять, уйма орфографических ошибок, я не в состоянии запомнить ни один адрес – не то что Линда. Линда у нас – гений, она помнит даже адрес бюро находок и адрес тети Мэдж. Разумеется, все это было сказано при всех. Господи, я чуть не разревелась. Это невыносимо. Они постоянно меня принижают и превозносят Линду. Порой так и подмывает заорать. Когда я сказала папе, что, мне кажется, правильный адрес – Дюренд-Гарденс, 30, как подтвердила и Линда, он ответил, что Линда – умница и у нее блестящие способности и что я должна этим пользоваться. По-моему, все засмеялись. Я слышала, как мама сокрушалась из-за моего ужасного почерка. Папа спросил меня, что со мной не так, но я ничего не ответила и продолжала читать программу телевидения, хотя у меня было чувство, что мир вокруг меня разваливается на куски. Видимо, все дело во мне самой. Они и раньше меня критиковали, но мне было плевать, а теперь это меня смертельно обижает, честное слово. Они славные, они сами не понимают, что творят. Как мне хотелось бы уткнуться кому-нибудь в плечо и поплакать, снова стать маленькой девочкой и перестать быть такой, какая я сейчас. Вот бы найти местечко, где можно спокойно и не краснея все обдумать. Линда приготовила вкусное желе. Мама разразилась целой речью на предмет того, какая она прекрасная хозяйка и прочее в том же духе, и излила на нее потоки елея… Но я не уверена, что все было именно так. «Изумительно, Линда! Прими мои поздравления!» А мне папа просто бросил: «Спасибо», – уже кое-что, но мама не сказала ни слова. Знай только нахваливала Линду, а я, между прочим, еще убирала со стола. Gosh![53] Сколько можно это терпеть? Еще пара комментариев на тему моей криворукости и превосходства Линды, и я начну орать, – а чего они хотели, раз я такая испорченная? Но больше всего меня угнетает сознание того, что я должна измениться. Позволь мне сказать тебе как на духу, что никто из них не виноват – ни папа, ни мама, ни Эндрю, ни Линда. Виновата во всем только я. И от этого выть хочется.
Пасхальное воскресенье
Ездила на вокзал Кингс-Кросс встречать Мэрилин. Вместе с Уильямсами ходили в парк Баттерси. Я плохо себя чувствовала, но Саймон был просто прелесть, хотя тоже чувствовал себя не очень.
* * *
Саймон Уильямс был лучшим другом моего брата Эндрю и моим первым женихом. Его сестра Полианна дружила с Эндрю. Мы вместе сняли фильм. Сценаристом и режиссером был Эндрю, ему тогда исполнилось 15, мы с Саймоном играли влюбленных. Я умирала от туберкулеза в Брайтоне, на прибрежном утесе. В фильме была сцена с поцелуем на берегу озера Баттерси; если я ничего не путаю, в школе Хэрроу, где Эндрю впервые показал фильм, ее вырезали из соображений цензуры.
* * *
1 мая
Мы с папой едем в мягком вагоне в Шотландию. Я услышала, как носильщик говорит на гэльском, и поняла, что мы пересекли границу. Мама и Эндрю провожали нас на вокзале Кингс-Кросс, а бедняжка Линда так рыдала, что мне пришлось дать ей обещание, что я буду целовать все открытки, которые ей пошлю, и дам ей из своих запасов две таблетки от язвочек во рту.
Без даты
Да, мы сняли целый фильм! Со мной в главной роли! В главной мужской роли – Саймон. Было ужасно весело. Озеро Баттерси, американское посольство, разные кафе и прочее и прочее. В основе сюжета – история любви. Продюсировал Эндрю. Мы с ним вместе ездили в Сассекс. Никогда в жизни я так не смеялась. Разумеется, мы снимали. Я умирала в дюнах, в метре от кромки моря, возле скалистых утесов Брайтона, под проливным дождем. Потом мы все вместе пошли смотреть «Историю монахини». Саймон – прелесть. Он дал мне свой плащ и сказал, что у меня хорошо пахнет от волос. Он вел себя очень внимательно и старался меня подбодрить после сцены на пляже, когда я насквозь промокла.
Мы играли у них дома в «Murder in the dark»[54], пока не было родителей. Билл оказался отличным детективом. На следующий день Саймон заболел. Он из-за чего-то рассердился на своих родителей, и к вечеру мы уехали из Лондона.
Август 1962, поездка во Францию
В четверг я ходила в шикарную парикмахерскую[55] на Слоун-стрит. Мне сделали перманент. Волосы были покрыты коркой, и, пока я сидела под сушкой и пила чай, голову нестерпимо жгло и кололо. Но дело того стоило. То, что делают их стилисты, попросту божественно. В тот вечер я чувствовала невероятное возбуждение. У себя в комнате я уложила в чемодан вещи и составила список. Обожаю готовиться к путешествиям. У меня прямо пятки горят.
Я проснулась в 4:30, потом в 5:00, а потом уже все встали. Я надела плиссированную блузку и бирюзовую юбку. Папа отвез нас в Кенсингтон. Там мы посидели в небольшом и очень современном зале в ожидании автобуса, на котором поехали в лондонский аэропорт. Когда мы прощались с папой, я немножко поплакала, но незаметно для остальных, и папа сказал, что скоро присоединится к нам в Париже. Мама встретила свою подругу, которая доехала вместе с нами до аэропорта. Она была очень милая. Меня от нетерпения буквально трясло. Нас посадили в самолет, и мне досталось место возле иллюминатора. В полете у меня жутко закладывало уши и тошнило, и мне пришлось на всякий случай держать перед собой пакет. Мы приземлились в Париже, где нас встретили знакомые, говорившие по-французски. От счастья я была готова зацеловать маму до смерти. Мы провели в Париже день. Моросил дождик. Эндрю пришлось еще раз ехать в аэропорт, потому что он забыл там свою сумку. Он был в отвратительном настроении, когда зашел к нам. Мы в это время сидели за жутко дорогим завтраком. Мы побывали возле Триумфальной арки, над которой развевался огромный флаг, поскольку это был Liberty Day[56]. Короче говоря, они славили этого старого хвастуна Бонапарта. На Могиле Неизвестного Солдата горел Вечный огонь. Полицейский велел Линде быть внимательней, потому что она наступила на эту могилу. Потом мы зашли в магазин пластинок и ужасно дорогое кафе.
Ночной поезд нас удивил: он был очень старый, но удобный. Меня не покидало ощущение, что я – солдат, отправляющийся на войну. В спальном вагоне вместе с нами ехали две француженки – мать с маленькой дочкой. Мама сокрушалась, что нам не удастся втиснуть весь наш багаж, но мы его втиснули. Эндрю отдал свое единственное одеяло какому-то австралийцу и заснул, пока мы с Линдой ужинали.
