Дарон Аджемоглу
Узкий коридор
пуштун мыслит и действует в соответствии с принципами… «око за око, зуб за зуб и кровь за кровь». На оскорбление он отвечает оскорблением, невзирая на цену последствий, и отстаивает свою честь, совершая поступок, который смоет позор.
Таким образом, несмотря на ценности щедрости и гостеприимства, которые исповедует пуштунское общество, пресловутая «война всех против всех» постоянно бродит где-то рядом, что приводит ко вполне предсказуемым печальным последствиям для личной свободы каждого пуштуна. Но тяжелее всего приходится женщинам. Пуштунские нормы не только объявляют женщину зависимой от ее отца, братьев и мужа; эти нормы ограничивают женщину буквально во всем. Взрослые женщины не имеют права работать и бóльшую часть времени остаются дома, а если и выходят на улицу, то облачаются в бурку, закрывающую их с головы до ног, и к тому же должны передвигаться исключительно в сопровождении родственника-мужчины. Наказания за внебрачные связи поистине драконовские. Закабаление женщин – еще одна грань несвободы, порождаемой клеткой норм.
О чем не сказал Гоббс
Итак, можно утверждать, что мы наблюдаем нечто совершенно непохожее на то, что нам рассказывал Гоббс. Проблема в обществах, где Левиафан отсутствует, заключается не только в неконтролируемом насилии «всех против всех и каждого против каждого». Столь же существенную роль играет и клетка норм, задающая жесткие границы общественных ожиданий и устанавливающая неравноправные социальные отношения, которые выливаются в иную, чем при деспотизме Левиафана, но не менее тяжкую форму доминирования.
Возможно, свободы позволяют добиться централизованные и мощные государства? Но мы уже видели, как такие государства практикуют деспотизм, подавляют своих граждан и пресекают свободу, вместо того чтобы ее поощрять.
Неужели мы обречены на то, чтобы вечно делать выбор между различными типами доминирования? Быть запертыми в тесной клетке норм или страдать игом деспотичного государства? Нет, несмотря на то, что свобода в истории никогда не появлялась автоматически, сама по себе, и добиться ее было нелегко, в человеческом обществе все-таки остается для нее место – и оно критически зависит от развития государства и государственных институтов. Причем это государство весьма отличается от того, каким его представлял себе Гоббс, – это не всемогущее и не своевольное морское чудовище, а Левиафан укрощенный, обузданный. Нам необходимо государство, которое способно обеспечивать исполнение законов, контролировать насилие, разрешать конфликты и предоставлять общественные услуги – но при этом усмиренное, находящееся под контролем уверенного в своих силах и хорошо организованного общества.
Обуздание техасцев
Американский штат Вайоминг был детищем Закона о Тихоокеанской железной дороге (Pacific Railroad Act, 1862), предусматривавшего строительство железнодорожной магистрали, которая должна была связать восточное и западное побережья Соединенных Штатов. Дорогу Юнион Пасифик прокладывали на запад от реки Миссури, чтобы соединить с линией Сентрал Пасифик, которая устремлялась на восток от Сакраменто в Калифорнии. В 1867 году дорогу дотянули до области, впоследствии ставшей штатом Вайоминг, – на тот момент это был всего лишь один из округов Территории дакота.
В июле 1867 года сюда уже прибывали новые поселенцы, и генерал Гренвилл М. Додж, главный инженер железнодорожной компании «Юнион Пасифик», начал проектировать город Шайенн, будущую столицу штата. План города имел форму квадрата со стороной в четыре мили, с четко организованными кварталами, продольными и поперечными улицами. «Юнион Пасифик», безвозмездно получившая от правительства огромные земельные территории для строительства железной дороги, начала продавать участки уже через три дня после того, как генерал Додж разметил их. Первый лот был продан за 150 долларов.
Хотя 7 августа Шайенн все еще представлял собой по большей части палаточный городок, на общем собрании горожан в местной лавке был избран комитет для составления городского устава. 19 сентября вышел первый номер первой городской газеты Cheyenne Leader. В декабре эта газета (к тому времени она выходила раз в три недели) настоятельно рекомендовала своим читателям не выходить ночью без оружия, поскольку «участились случаи, когда преступники душат людей ради ограбления». 13 октября следующего года редактор газеты писал:
Пистолетов в городе почти столько же, сколько и людей. Отнять жизнь у ближнего своего считается совершенно пустяковым делом, не имеющим особой важности.
Для борьбы с преступностью – эндемичной проблемой американского Дикого Запада того времени – граждане Шайенна широко практиковали самосуд. В январе 1868 года три человека были арестованы за кражу, но выпущены под залог. На следующее утро их нашли связанными вместе, к одежде одного из них была пришпилена записка: «Похитили 900 долларов… возместили 500 долларов… В следующий раз будут висеть на дереве. Берегитесь Комитета бдительных». На следующий день «Комитет бдительных» поймал и повесил трех «головорезов».
В сельских скотоводческих округах ситуация была еще хуже. По словам Эдварда Смита из Эванстона, выступавшего в 1879 году перед Комиссией по общественным землям США, за пределами населенных пунктов «единственный закон – это дробовик». По мере увеличения поголовья скота конфликты между скотоводами и владельцами сельскохозяйственных участков случались все чаще, и это в конце концов привело к так называемой войне в округе Джонсон. 5 апреля 1892 года из Шайенна на север отправился специальный поезд из шести вагонов, в которых ехали 25 вооруженных наемников из Техаса и присоединившиеся к ним 24 местных жителя. С собой у них был «список семидесяти смертников», которых они собирались убить.
У нас нет сведений об уровне убийств в Шайенне в 1890-х годах, хотя данные по шахтерскому городку Бентон в Калифорнии показывают, что в принципе он мог достигать невероятного уровня – 240 убийств на 100 000 жителей! Однако более вероятно, что этот уровень приближался к 83:100 000 (как в Калифорнии времен золотой лихорадки) или к 100:100 000 для Додж-Сити, штат Канзас, времен легендарного шерифа Уайетта Эрпа.
Картина может показаться столь же ужасной, как и ситуация в Лагосе, на улицах которого Воле Шойинка пытался выжить со своим «глоком» наготове. Но в Вайоминге дело обернулось иным образом (на самом деле, в Лагосе всё тоже обернулось не совсем так, как предрекал Каплан, и мы еще поговорим об этом в главе 14). Анархию, страх и насилие удалось сдержать. Граждане Вайоминга уже не жили в страхе перед доминированием.
Техасских наемников, прибывших на ранчо Ти-Эй, уже поджидали люди из отряда шерифа города Буффало, предупрежденные о возможном нападении. Через три дня перестрелки на ранчо по приказу президента Бенджамина Гаррисона прибыл кавалерийский полк, арестовавший всех нападавших. Сегодня штат Вайоминг практически свободен от страха, насилия и доминирования, здесь зарегистрирован один из самых низких показателей убийств в США – около 1,9:100 000.
Вайоминг может похвастаться и другими достижениями – в частности, тем, как он помогал людям освободиться из клетки норм. Взять для примера подчинение женщин. Даже в худшие времена женщины Вайоминга не сталкивались с такими строгими запретами, как женщины из пуштунских областей Афганистана и Пакистана или из многих регионов Африки. Но, как и повсюду в мире, в первой половине XIX века они лишь весьма ограниченно могли влиять на общественные дела и были вынуждены мириться со множеством ограничений – как в результате неравного положения в браке, так и под давлением общественных норм.
Это положение начало меняться, когда женщины получили право голоса. Именно в Вайоминге в 1869 году женщины впервые завоевали избирательное право, за что он и получил прозвище «Штат равноправия». Это случилось не потому, что обычаи и нормы Вайоминга были более благоприятны для женщин по сравнению с обычаями и нормами других частей света. Скорее, законодатели штата предоставили женщинам право голоса отчасти для того, чтобы получить достаточно голосов для признания этой территории штатом, и отчасти потому, что после того, как афроамериканцы получили полные гражданские права, включая право голоса, продолжать отказывать в этих правах женщинам казалось уже не столь приемлемым. В следующей главе мы увидим, что существует много причин, по которым клетка норм начинает разрушаться, как только у государства появляется достаточно возможностей для сдерживания возмутителей спокойствия и обеспечения исполнения законов.
Обузданный Левиафан
Левиафан, остановивший войну всех против всех и приступивший к разрушению клетки норм в Вайоминге, – это иной тип всесильного чудища, отличающийся от тех, которые мы обсуждали до сих пор. Это не был Отсутствующий Левиафан, разве что на самом первом этапе колонизации. Он был достаточно дееспособен для того, чтобы сдержать техасских головорезов. С тех пор американский Левиафан значительно увеличил свою дееспособность и сегодня может справедливо разрешать огромное число конфликтов, обеспечивать исполнение сложных законов и предоставлять общественные услуги, которые нужны гражданам и которыми граждане пользуются. Этот Левиафан располагает большим и эффективным бюрократическим аппаратом (пусть временами этот аппарат и кажется раздутым и неэффективным) и владеет большим объемом информации о том, что делают и к чему стремятся его граждане. У американского Левиафана сильнейшие в мире вооруженные силы, однако он (в большинстве случаев) не использует все эти силы и всю эту информацию для подавления и эксплуатации собственных граждан. Но он реагирует на желания и потребности этих граждан, а также может вмешиваться, чтобы ослабить тесноту клетки норм для всех, особенно для тех, кто находится в уязвимом положении. Это государство, порождающее свободу.
Американский Левиафан подотчетен обществу не только потому, что связан Конституцией США и Биллем о правах, в которых прямо заявлено о правах граждан, но и, что более важно, потому, что его держат в узде граждане, которые высказывают свои жалобы, выходят на демонстрации и даже восстают, если Левиафан государства переходит границы. Его президенты и законодатели избираются, и их часто лишают должности, когда обществу, которым они управляют, не нравится то, что они делают. Его бюрократы-чиновники подвергаются постоянной критике, и за ними постоянно наблюдают. Он обладает мощью, однако сосуществует с обществом и прислушивается к обществу, а оно, в свою очередь, сохраняет бдительность, желает участвовать в политике и в борьбе за власть. Именно такое положение дел мы называем Обузданным Левиафаном (Shackled Leviathan). Точно так же как Левиафан обуздал техасских головорезов, чтобы они не причинили вреда рядовым гражданам, так и его самого простые люди могут обуздать нормами и институтами – короче говоря, его может обуздать общество.
Не то чтобы этот Левиафан вовсе не походил на Януса. Он по-прежнему походит на двуглавого бога, а репрессии и доминирование точно так же заложены в его ДНК, как они заложены в ДНК Деспотического Левиафана. Но узда и оковы не дают Левиафану показать свое ужасное лицо. Откуда взялись эти оковы и почему они появились только в некоторых обществах – в этом и заключается главный сюжет нашей книги.
Разнообразие, а не конец истории
Свобода – редкое явление в истории человечества. Во многих обществах так и не смогла развиться централизованная власть, способная следить за исполнением законов, разрешать конфликты мирным способом и защищать слабых от сильных. Вместо этого такие общества навязывали своим членам клетку норм, что имело самые печальные последствия для свободы. Но и там, где Левиафан государства все же возникал, ситуация со свободой вряд ли улучшалась. Даже если этот Левиафан насаждал законы и поддерживал мир в некоторых сферах жизни, он делал мало полезного для упрочения свободы собственных подданных. Только «обузданные» государства используют свою мощь для защиты свободы. Обузданный Левиафан примечателен и в другом отношении – он порождает широкие экономические возможности и стимулы, благодаря которым растет благосостояние общества. Но такой Обузданный Левиафан вышел на сцену истории только на поздних этапах, и его развитие до сих пор сопряжено с многочисленными трудностями.
Итак, мы начинаем подходить к ответу на вопрос, с которого начали свои рассуждения. Вряд ли мы приближаемся к концу истории, когда повсеместно и неизбежно распространится свобода. И вряд ли, с другой стороны, во всем мире воцарится неконтролируемая анархия. Не слишком вероятно и то, что во всех странах мира установится диктатура, будь то цифровая или более традиционная. Существуют различные возможности, и именно такое разнообразие, а не сведение всей истории к какому-то одному варианту, и является нормой. Надежда заключается в том, что люди способны обуздывать Левиафана, чтобы он смог разрешать конфликты, не сползать в деспотизм и утверждать свободу, ослабляя излишне строгие нормы. И в самом деле, прогресс человечества во многом зависит от способности общества построить такое государство. Но для постройки и защиты Обузданного Левиафана – а также для контроля за ним – требуются усилия, и это всегда длительный процесс, который часто осложняется опасностями и нестабильностью.
Краткое изложение остальных частей книги
В этой главе мы описали три вида Левиафана: Отсутствующий, Деспотический и Обузданный. В следующей главе мы излагаем основу нашей теории, затрагивающей эволюцию отношений между государством и обществом во времени. Мы объясняем, почему люди часто сопротивляются усилению государства (потому что опасаются деспотизма) и как общества используют свои нормы, традиции и обычаи не для уменьшения вероятности войны всех против всех, как мы видели на примере ашанти, а для противодействия государству и для установления общественного контроля над мощью государства. Мы сосредоточимся на том, как Обузданный Левиафан появляется в узком коридоре, в котором вмешательство общества в политику создает баланс сил, и проиллюстрируем такой путь развития на примере ранней истории древнегреческого города-государства Афины и образования США. Мы также сделаем некоторые выводы на основе нашей теории, особенно подчеркнув, каким именно образом различные исторические обстоятельства ведут к Отсутствующему, Деспотическому или Обузданному Левиафану. Далее мы покажем, что именно Обузданный Левиафан, а не Деспотический, является наиболее эффективным государством.
В главе 3 мы объясняем, почему Отсутствующие Левиафаны бывают нестабильными и легко сменяются политической иерархией под давлением «воли к власти» – желания некоторых акторов переформатировать общество и завладеть большей политической и экономической властью. Мы увидим, насколько неоднозначными для судеб свободы могут быть последствия таких транзитов от безгосударственного общества к государству. С одной стороны, такие процессы могут установить общественный порядок и ослабить клетку норм (особенно если эти нормы мешают процессу). С другой стороны, они открывают дорогу ничем не ограниченному деспотизму.
В главе 4 исследуется влияние Отсутствующего и Деспотического Левиафанов на экономическую и социальную жизнь граждан. Эта глава объясняет, почему экономическое благополучие более вероятно при Деспотическом Левиафане, нежели в анархическом состоянии Гоббсовой «войны всех против всех» или в тесном пространстве клетки норм. Но мы также увидим, что порождаемое Деспотическим Левиафаном благосостояние, во-первых, ограничено, а во-вторых, всегда сопряжено с неравенством.
В главе 5 мы описываем контраст между экономикой при Отсутствующем и Деспотическом Левиафанах с одной стороны – и экономической жизнью в коридоре свободы с другой стороны. Мы увидим, что Обузданный Левиафан порождает совсем другой тип экономических стимулов и возможностей и в гораздо большей степени допускает эксперименты и социальную мобильность. Мы сосредоточимся на итальянских городах-государствах и древней цивилизации сапотеков в Америке, которая поможет нам показать, что в Обузданном Левиафане нет ничего специфически европейского. Тем не менее большинство примеров Обузданного Левиафана мы все же видим в Европе. Почему так?
Глава 6 объясняет, почему ряд европейских стран смогли построить общества с широким представительством и дееспособные, но при этом обузданные государства. Наш ответ будет сосредочен на факторах, которые вели Европу в сторону коридора свободы уже в эпоху раннего Средневековья, начиная с момента, когда германские племена (прежде всего франки) захватили земли Западной Римской империи после крушения последней. Мы утверждаем, что сочетание построенных снизу вверх представительных институтов и норм германских племен с одной стороны и централизованного бюрократического аппарата и юридических традиций Римской империи с другой стороны образовали уникальный баланс сил между государством и обществом; этот баланс и сделал возможным появление Обузданного Левиафана. Важность такого баланса подчеркивает тот факт, что в тех частях Европы, где отсутствовали либо римские традиции, либо построенная снизу вверх иерархия германцев, образовались очень разные государства (например, Исландия и Византия). Затем мы отслеживаем путь развития свободы и эволюцию Обузданного Левиафана; на этом пути были и впечатляющие взлеты, и значительные падения, порой даже выводившие процесс за пределы узкого коридора.
В главе 7 сравнивается опыт Европы с историей Китая. Несмотря на некоторые исторические сходства, в результате раннего развития мощного государства в Китае социальная мобилизация и общественное представительство были полностью подавлены. Без этих уравновешивающих сил развитие Китая шло преимущественно по пути Деспотического Левиафана. Мы прослеживаем экономические последствия такого типа отношений между государством и обществом как на эпизодах китайской истории, так и на примерах из современной действительности КНР и рассуждаем о том, может ли в обозримом будущем в Китае возникнуть Обузданный Левиафан.
Глава 8 переносит нас в Индию. В отличие от Китая, эта страна имеет долгую историю политического представительства и подотчетности власти обществу. Но свобода и здесь не пустила глубоких корней. Мы утверждаем, что это произошло из-за очень тесной клетки норм в Индии, наиболее ярким воплощением которой служит кастовая система. Кастовые отношения не только замедлили развитие свободы, но и сделали невозможным для общества эффективное противостояние власти и наблюдение за нею. Кастовая система породила атомизированное общество и государство, которому не хватает дееспособности, но которое тем не менее неподотчетно этому атомизированному обществу; в результате последнее неспособно мобилизоваться и остается бессильным.
В главе 9 мы вновь возвращаемся к европейскому опыту, но на этот раз пытаемся понять, почему одни части Европы проложили свой путь к коридору свободы и смогли удержаться в нем, а другие нет. В процессе поиска ответа на этот вопрос мы развиваем еще один из центральных сюжетов книги: условный характер структурных факторов, влияющих на отношения между государством и обществом. Мы утверждаем, что влияние различных структурных факторов, таких как экономические условия, демографические потрясения и войны, на развитие государства и экономики зависит от преобладающего в данный момент баланса между государством и обществом. Таким образом, нельзя обозначить раз и навсегда идеальные для развития свободы условия и структурные факторы.
Эти идеи мы проиллюстрируем примерами из истории Швейцарии и Пруссии. Начав в похожих условиях и сталкиваясь со схожими внешними проблемами, Швейцария смогла построить Обузданного Левиафана, тогда как Пруссия подчинилась доминированию Деспотического Левиафана. Мы сравним оба эти случая с примером Черногории, где государство не играло особой роли ни в разрешении конфликтов, ни в организации экономической деятельности. Опираясь на эти же идеи, мы объясняем далее, почему Коста-Рика и Гватемала так резко разошлись в эпоху экономической глобализации XIX века и почему республики бывшего Советского Союза после его краха пошли столь разными политическими путями.
Глава 10 возвращает нас к эволюции американского Левиафана. Мы подчеркиваем тот факт, что, хотя Соединенным Штатам и удалось построить Обузданного Левиафана, но он был основан на фаустовской сделке: федералисты приняли конституцию, предусматривавшую изначальную слабость федерального государства, – как для того, чтобы удовлетворить общество, озабоченное угрозой деспотизма, так и для того, чтобы угодить рабовладельцам-южанам, боявшимся потерять своих рабов и свою собственность. Компромисс сработал, и США до сих пор находятся в коридоре свободы. Но этот компромисс также привел к несбалансированному развитию американского Левиафана, который, даже став поистине международным морским чудищем, до сих пор обладает ограниченной дееспособностью в некоторых сферах. Особенно это заметно в неспособности или нежелании американского Левиафана защитить своих граждан от насилия. Такое несбалансированное развитие также привело к неудачам в структурировании экономической политики и к тому, что не все американцы в равной степени получили выгоду от экономического роста. Мы рассмотрим, как неравномерное развитие государства привело к искажениям в эволюции мощи и дееспособности общества и как эта неравномерность парадоксальным образом предоставила государству возможность уйти от контроля и подотчетности в некоторых важных сферах (таких как национальная безопасность).
Глава 11 говорит о том, что государственные машины во многих развивающихся странах в принципе могли бы действовать деспотически, но им недостает дееспособности настоящего Деспотического Левиафана. Мы объясняем, как возникли такие «Бумажные Левиафаны» и почему они столь редко предпринимают попытки упрочить свою дееспособность. Наш ответ заключается в том, что такие государства, как правило, боятся мобилизации общества и того, что общество дестабилизирует контроль государства над ним. Одна из причин происхождения «Бумажных Левиафанов» – непрямое правление колониальных держав, которые, с одной стороны, установили внешне современные административные структуры, но, с другой стороны, предоставили местным элитам возможность править с мминимальными ограничениями и с ничтожным участием общества.
В главе 12 мы обращаем свой взор на Ближний Восток. Хотя строители местных государств подчас и ослабляли давление клетки норм (поскольку она ограничивала их возможности в переформатировании общества), при некоторых других обстоятельствах деспотические государства находили полезным укреплять или даже перестраивать по-новому эту клетку. Мы объясняем, как эта тенденция стала характерной для ближневосточной политики и какие исторические и социальные обстоятельства сделали ее привлекательной стратегией для потенциальных деспотов, а также описываем последствия такого пути развития для свободы, насилия и нестабильности.
В главе 13 мы рассуждаем о том, как Обузданный Левиафан может выходить из-под контроля, когда соперничество между государством и обществом превращается в игру с нулевой суммой, в которой каждая сторона пытается подорвать и уничтожить другую ради собственного выживания. Мы пишем о том, что такое развитие более вероятно в том случае, если общественные институты не выполняют задачи по беспристрастному разрешению конфликтов и теряют доверие некоторых сегментов общества. В качестве примеров такой динамики мы рассматриваем крах Веймарской республики в Германии, конец чилийской демократии в 1970-х годах и упадок средневековых итальянских коммун, а также определяем структурные факторы, которые делают такую игру с нулевой суммой более вероятной. Наконец мы связываем эти факторы с подъемом современного популизма.
В главе 14 обсуждается, как общества входят в коридор свободы и можно ли каким-то образом ускорить такое вхождение. Мы перечисляем несколько важных структурных факторов, уделяя особое внимание тем из них, которые расширяют коридор и облегчают переход в него. Мы объясняем роль широких коалиций в таких переходах и обсуждаем ряд случаев как успешного, так и неудачного перехода.
В главе 15 мы затрагиваем опасности и проблемы, подстерегающие страны в этом коридоре. Наш основной аргумент заключается в том, что по мере глобальных изменений государство должно расширяться и принимать на себя новые обязательства, но это в свою очередь требует от общества большей дееспособности и большей бдительности, иначе государство может выйти из коридора свободы. В увеличении дееспособности государства и в одновременном сохранении контроля над ним ключевую роль играют новые коалиции – такую возможность иллюстрирует реакция Швеции на социально-экономические проблемы, вызванные Великой депрессией, и последующее развитие скандинавской социальной демократии. Эта история не так уж отличается от ситуации наших дней, когда мы сталкиваемся с различными вызовами – от неравенства, безработицы и замедления экономического роста до комплексных угроз безопасности. Нам необходимо проследить за тем, чтобы государство принимало на себя новые обязательства и предоставило нам новые возможности, но только если мы сможем найти новые способы удержать его в узде и новые способы мобилизации общества и защиты наших свобод.
