Джейк Адельштейн
Якудза: преступный мир Японии
«Используя свою всемирную сеть частных банков, семейных офисов и управляющих активами, фонд «Накатоми» расширился до консультирования по стратегиям расширения этих фирм, помогая финансовым учреждениям проводить слияния и поглощения и формировать альянсы, особенно на азиатских и европейских рынках».
Однако никакой информации об именах клиентов компании обнаружено не было. Я просмотрел «Джи-Сёрч» и «Никкэй-Нави», две крупнейшие в Японии базы данных газетных и журнальных статей, и ничего не нашел. Поиск в Интернете тоже ничего не дал. Компанию будто совершенно не освещали в СМИ.
Я сделал еще кое-что. Я просмотрел компании, отправлявшие почту фирме, и сверил их адреса со списками подставных компаний якудза в Токио и за его пределами. Это отняло много времени, да и других недостатков у данного метода поиска информации хватало. В Японии адреса иногда записываются японскими иероглифами и европейскими цифрами, а иногда полностью японскими иероглифами, включая числа и знаки, составляющие адрес. То есть иногда, чтобы получить результат, приходится ввести несколько знаков одного и того же адреса.
Наконец я нашел одну фирму, приславшую им счет. Когда я ввел имя и адрес в свою базу данных, по указанному адресу оказался офис «Ямагути-гуми Мио-гуми» в Токио. «Ямагути-гуми Мио-гуми», также известный как «Ямагути-гуми Горё-кай», отвечал за операцию стоимостью в миллиард долларов, в результате которой были даже отмыты средства в Лас-Вегасе и Швейцарии. И фонд «Накатоми» вел с ними дела. Вряд ли это было совпадением.
Все это снова и снова возвращало меня к одному и тому же вопросу. Как получилось, что малярная компания в префектуре Аомори, на северном полюсе Японии, стала финансовым центром? Я предполагал, что найду ответы в Аомори. Мне следовало поехать туда. Лучший способ разобраться, что происходит сейчас, – вернуться к началу.
Я позвонил клиенту, сообщил новую информацию и попросил прибавить денег в связи с поездкой. Он согласился. Еще я решил позвонить Тосиро Игари, много лет назад работавшему в Аомори.
Я заглянул к нему в офис, выпил с ним кофе и спросил, насколько Ямагути-гуми обосновались в городе Хиросаки, потому что мне уже было ясно, что они в какой-то степени здесь замешаны. Игари, бульдог с идеальной прической, сообщил мне, что влияние «Ямагути-гуми» там не особенно сильное.
– Джейк, я был там в восемьдесят третьем году, довольно давно, – сказал он мне. – В то время в центре кровавой войны между бандами были «Умэка-икка» и Кекуто-кай Сато-кай. Битва была эпическая, прямо как в кино… «Умэка-икка» в конечном итоге были втянуты в «Инагава-кай», который теперь под каблуком у «Ямагути-гуми». Что случилось с «Сато-кай», я не в курсе.
Он вкратце изложил мне красочную историю бандитских войн и сообщил еще много важной информации. «Кекуто-кай» получили свое название в честь частного детективного агентства, которым управлял его основатель. Я подумал, что из этой истории мог бы получиться неплохой сериал, типа «Частного детектива Магнума», но только вместо крутых усов Тома Селлека герои радовали бы зрителя татуировками и отсутствием пальцев. В том, что якудза управляли частным детективным агенством, не было ничего необычного – в конце концов, где информация, там и деньги, – но я не знал, что существует крупная группировка мафии, получившая свое название в честь этой операции.
Я объяснил ситуацию Игари, и он предположил, что люди, стоявшие за фондом «Накатоми», по всей видимости, убеждали людей в своей легитимности, используя всем известное имя. Все равно как если бы сомнительный инвестиционный фонд назвался «Сумитомо», «Фуджи» или даже «Митцуи»[5]. Авторскими правами на эти названия никто не владеет, так что и проблем не возникнет, а вот клиентам знакомое имя даст чувство безопасности.
Больше он мне ничего подсказать не мог, но дал контакты полицейского из префектуры Аомори, который, по его словам, мог быть мне полезен. Я был благодарен Игари за помощь. Хорошо было заранее знать, что хоть один человек там согласен со мной поговорить.
Я немного сомневался, стоит ли действительно ехать в Аомори. Я там никого не знал, и Сайго со мной не ехал. Он бы составил мне компанию, если бы я заплатил за билет, но я почти не сомневался, что справлюсь и без него.
Аомори не зря считается местом ссылок. Зимы там невероятно холодные, и снега каждый год выпадает до двадцати шести футов (восьми метров). Я мог только порадоваться, что сейчас не зима.
Глава третья. Север Японии
Чтобы добраться до Аомори, я решил проехать часть пути через Синкансэн[6], и это показалось мне очень-очень долгим путешествием. Из Токио вы можете сесть на поезд «Хаябуса» линии Тохоку Синкансэн (компании «Джи-Эр») до Син-Аомори (три с половиной часа) и пересесть на местный экспресс до станции Аомори (пять минут). Билет в один конец стоит 17 500 иен, покупать его следует часа за четыре. Поезд отправляется примерно раз в час. У меня смутные воспоминания о том, что в 2007 году это было более хлопотно, но по прошествии пятнадцати лет я могу ошибаться.
Когда я добрался до места, было уже слишком поздно делать что-либо, кроме как заселиться в бизнес- отель и немного поспать. Утром я взял такси до здания, где изначально располагался фонд «Накатоми». Теперь на месте него вырос небольшой магазинчик с вывеской «Живопись Сасаки», которую не мешало бы покрасить.
Я заглянул туда, и мне навстречу вышел худой мужчина лет сорока в темно-синем костюме и кроссовках. Я вручил ему визитную карточку с надписью «Нитибэй Сине Теса» (Американо-японское кредитное расследование), где я значился как следователь. Иногда самый лучший подход – действовать напрямик. В большинстве случаев при расследовании деятельности компании вам запрещено разговаривать напрямую с компанией или с кем-либо, кто недавно ее покинул. Для этого есть ряд причин, по большей части связанных с соблюдением правил. Я никогда толком их не понимал, но все же вынужден был им следовать. Мне не хотелось давать фонду «Накатоми» знать о том, что я им занимаюсь, как не хотелось и ехать в префектуру Сидзуока, к «Гото-гуми» и Горё-кай. Так что я решил раскрыть лишь часть информации.
– Простите, что беспокою, но я должен проверить одну токийскую фирму, которая занимается финансовым консалтингом, – сказал я мужчине. – И самое странное, что она начала свой бизнес именно здесь, где теперь находитесь вы. Я был бы очень признателен, если бы вы мне помогли.
Мужчина, по всей видимости, Сасаки, чуть поморщился, но ответил:
– Ясно, хорошо. Думаю, вам лучше поговорить об этом с моим отцом. Я ему позвоню.
Закончив разговор, он сказал, что его отец может встретиться со мной в местной кофейне через час, в одиннадцать.
Лишь выйдя из магазина, я понял, что забыл спросить, как до нее добраться (гугл-карт тогда не существовало, как и айфонов). Я взял с собой карту города, где была указана кофейня, но не совсем понимал, где именно она находится. Возвращаться в магазин мне было слишком неловко, и я боялся, что, задавая глупые вопросы, я сорву интервью, которое мне только что назначили.
Карта могла бы мне помочь, умей я читать названия улиц, но как это часто бывает с именами собственными, на кандзи они читаются весьма своеобразно, поэтому, хотя некоторые символы и были мне знакомы, я не был уверен, что правильно их произнесу.
Я был в Кикено, месте, которое обозначали два иероглифа, из которых я знал только один, обозначавший поле, а добраться мне нужно было до Дотемачи. Увидев старика в серых спортивных штанах и тяжелой синей парке, гулявшего с собакой, я вежливо поинтересовался, как мне дойти до кафе. Он несколько удивленно посмотрел на меня и склонил голову набок. Я повторил вопрос.
Его выражение лица сделалось таким озадаченным, как если бы с ним заговорил не я, а собака, и он что-то быстро мне ответил на местном диалекте, известном как Цугару-бен, так что я ни слова ни разобрал.
– Не могли бы вы повторить на классическом японском? – спросил я.
Он долго молчал, и я уж было подумал, не обидел ли его намеком, что его диалект – не классический японский, хотя что тут такого: вы никогда не услышите диктора, говорящего на Цугару-бен, по Эн-Ка-Эн, японскому аналогу Би-Би-Си. Если по телевизору показывают жителей регионов, под их именами ставят субтитры. Некий телеведущий-гайдзин даже сделал японский диалект своей фишкой. Все это пронеслось в моей голове за один миг, а потом старик просто рассмеялся.
– Вы вообще откуда?
– Из Токио, – ответил я.
Он улыбнулся и велел мне следовать за ним жестом, который часто сбивает с толку многих иностранцев, потому что они принимают его за знак уйти: выставил ладонь вниз, пальцы вперед, чуть согнул и снова выпрямил. Я знал этот знак, но все же не мог не испугаться: вдруг на севере Японии он означает «отвали». По счастью, я зря волновался: он молча довел меня до нужного места, по пути кивнув, по-видимому, знакомой женщине в костюме, открыл мне дверь и пожелал удачи, после чего исчез.
Кофейня оказалась красивой, а кофе – просто чертовски восхитительным. Здесь царила непринужденная атмосфера и было приятно тепло. Говорят, что один из самых известных японских авторов, Осаму Дазай, учась в старших классах, часто сюда заглядывал. Дазай – блестящий писатель, но по жизни полный придурок. Его книга «Нингэн Сиккаку» («Исповедь неполноценного человека») стала литературной классикой. Я прочитал ее, еще когда учился в Джучи Дайгаку (Софийский университет). Отличная книга, но, к сожалению, порой сложно отделить художника от его искусства, особенно в его случае.
Дазай, избалованный мальчишка, сын богатого землевладельца, родился в Аомори в 1909 году. У него была привычка знакомиться с женщинами, влюблять их в себя и убеждать заключить с ними договор об обоюдном самоубийстве, а потом не выполнять свою часть обещания – он жил, она умирала. По счастью, некоторым женщинам тоже хватило ума остаться в живых. В конце концов ему все-таки пришлось сдержать слово, и его карьера закончилась. Свои жизненные неудачи он воплотил в полухудожественные романы, создав прообраз японских эго-романов. (Можно даже воспринимать его как своего рода Джеймса Фрея, того, что написал «Миллион маленьких кусочков»). Возможно, это его литературные амбиции заставляли Дазая совершать глупости, чтобы о них написать, так что в результате его прозу трудно отделить от реальности, как это и бывает в эго-романах.
Как ни странно, большинству японцев как будто все равно, что в эго-романе правда, а что вымысел. На Западе есть книги, которые продаются как научно-популярные, например «Якудза Мун» Секо Тендо, но на самом деле это эго-романы.
Короче: Осаму Дазай, великий писатель, редкостный засранец.
Пока я ждал в кафе Сасаки-старшего, я читал о Дазае и работал над своей первой книгой «Полиция Токио: американский репортер о полицейском участке в Японии», и вдруг до меня дошла ирония всего происходящего. Блин, еще одним Осаму Дазаем я становиться не планировал. Потом я заказал яблочный пирог, и тут подошел человек, который, по всей видимости, и был мистером Сасаки, потому что увидел меня и сразу же направился туда, где я сидел. Он продемонстрировал мне свою визитку и подтвердил, кто он такой.
– Не знаю, какая у вас фамилия. Я буду вас называть просто Джейк-сан. Джейк-сан, вы не возражаете, если я закажу кофе?
Я заказал кофе за него. Ему могло быть лет семьдесят, а могло и девяносто. Густая шевелюра, тонкие седые волосы, зачесанные назад, и лицо до того морщинистое, будто его вырезали из яблока, которое потом засохло. Он напомнил мне тсантсу, высушенную голову.
Едва ему принесли кофе, он сразу же перешел к делу.
– Так, значит, моя старая фирма теперь стала модной биржевой брокерской компанией в Токио? Вот так сюрприз! Мне всегда было интересно, что с ней стало. И теперь я знаю. – Он отхлебнул кофе. – А вам зачем эта история?
– Это моя работа. Если конкретнее, я должен выяснить, является ли нынешнее воплощение вашей компании законным предприятием.
Он кивнул и спросил, можно ли ему закурить. Я ответил, что, конечно же, можно. Он достал пачку «Милд Севен», зажег одну сигарету, другую предложил мне. Я отказался и достал свои.
– Вы когда-нибудь играли в азартные игры? – спросил он.
– Не всерьез, – ответил я. – Не люблю проигрывать и терпеть не могу терять деньги, взамен не получая ничего.
– Вы мудрый человек. А я раньше был игроком. Находил в этом кайф. Но я играл в маджонг, и дело здесь не только в удаче. Здесь требуется умение. Не просто бросать кубики как попало. Играли вы в маджонг?
Я признался, что играл в колледже, а теперь иногда могу сыграть в журналистском клубе, но почти не понимаю правил и всегда проигрываю. Он рассмеялся глубоким хриплым смехом.
– Я и в покер играл, и сейчас, бывает, играю, но уже не ради денег. Но вот маджонг я просто обожал и в каком-то году, кажется, восемьдесят девятом или девяностом, совсем потерял голову. У нас был салон, где можно было поиграть за деньги, и я часто туда ходил. Потерял там около двух миллионов иен – в долларах это выходит двадцать тысяч. И для меня это были большие деньги.
Я кивнул.
Салоном заправляли «Умеда-икка». Они не были официальными владельцами, но забирали у владельцев деньги. Сасаки спросил хозяина, можно ли расплатиться как-нибудь по-другому, и тот ответил, что есть человек, который согласен ему помочь, если Сасаки передаст ему свой бизнес. Он ничего не потеряет, просто передаст другому человеку название компании и корпоративную регистрацию. Звучало как выгодная сделка.
– Так вот, в один прекрасный день в магазин заходит хорошо одетый парень, который уже знает, как меня зовут, и предлагает купить мою компанию как раз за двадцать миллионов иен наличными. Он называет себя кайша-я, этот термин я не знаю, но он мне объясняет. У него уже есть копия регистрации моей компании и несколько форм, которые нужно заполнить. Я достаю из ящика стола личную печать. Мы обо всем договариваемся как раз здесь, в этой самой кофейне. Он обещает мне, что я не несу никакой ответственности и мне просто нужно заполнить бланки.
Я спросил, помнит ли он, что это были за бланки.
– Смутно, – ответил он.
– Да, они собирались переместить компанию в Сидзуоку или Токио – по крайней мере, на бумаге. Вместо моего имени будет значиться совершенно другой совет директоров. Тогда мне было все равно. Все это казалось сомнительным, но, опять же, люди, которые нас познакомили, владели нелегальным салоном для игры в маджонг, так чего уж от них многого требовать.
– Было ли в том человеке что-нибудь необычное? – поинтересовался я. – Что-то, что бросилось вам в глаза? Может, у него не хватало пальца?
– Да нет, ничего подобного. Просто холеный парень. Но помню, что рукава были длинные, и когда он скрещивал руки, можно было увидеть небольшую татуировку. Так что, думаю, он тоже занимался этим бизнесом.
В тот день Сасаки было нечего делать, а мне нужно было уезжать только завтра, так что мы немного поболтали. Он рассказал, что получил оплату наличными, пошел в тот салон, расплатился по счету и «никогда больше не играл в азартные игры».
Я спросил его, почему. Он коротко объяснил:
– У меня заканчивается удача.
– В каком смысле?
– Ну, вот моя теория. Удача подобна колоде карт. Сперва у вас так много карт, и среди них хватает хороших, но по мере того как вы играете, у вас заканчиваются тузы, короли и валеты, да и сама колода становится все потрепаннее. Может быть, кому-то и удается получить новую колоду, но удача – ограниченный ресурс, и я решил, что потратил столько, сколько мог, на всякие глупости, в том числе и на азартные игры, и перестал играть. Хотя признаю, что порой играю онлайн.
– Онлайн?
– Ну, милый мой, не смотрите так удивленно. Я хоть и стар, но не настолько, чтобы не понимать, как пользоваться компьютером. У меня дома есть «Мак», очень надежный. Может, я и хотел бы купить что-нибудь японское, но «Маки» никогда не подведут. Не хочу, чтобы мой компьютер сломался, когда я буду выигрывать.
Мы еще немного поболтали. Он любил поговорить, а я мало что знал о жизни в Аомори, поэтому слушал его рассказы. Не худший способ провести день, и к тому же мне некуда больше было идти.
Прежде чем я ушел, Сасаки достал из сумки небольшую визитницу:
– Вот. Это визитная карточка человека, который купил мой бизнес. Возможно, вам она пригодится.
Я окинул ее быстрым взглядом. Компания называлась «Бизнес-мозг», и эти слова были выведены на английском и катакана. Под ними стояли номер телефона, номер факса и имя представителя. Я достал свой ультрасовременный японский телефон с камерой, сделал фото, отправил Михиль с пометкой «попробуй отследить эту компанию» и еще раз поблагодарил Сасаки-сан. Я никогда не забуду эту кофейню и его особенное понимание удачи как невосполняемого ресурса. И эта встреча оказалась не последней. На большинство моих вопросов я получил-таки ответ.
Тем же вечером я встретился в баре со старым другом Игари из полицейского управления префектуры Аомори, детективом Кудо. Он был вторым человеком в отделе по борьбе с организованной преступностью, но уже собирался выходить на пенсию. Игари как следует представил меня ему, так что встреча прошла гладко. Детектив Кудо рассказал мне все о бандитских войнах, которые разразились в городе Хиросаки в восьмидесятых, и о роли Игари в судебном преследовании участников первой бандитской войны. Второй случай произошел в конце восьмидесятых, после того как Игари перешел на новый пост. Я поинтересовался у него, что такое кайша-я, потому что мое представление было весьма смутным, а у Сасаки я не спросил.
– Это те, кто покупает и продает в основном бездействующие компании. Кайша означает «компания», а я – просто суффикс, обозначающий продавца чего-либо. В Японии чем старше компания, тем более уважаемой она выглядит. Но существует множество компаний, у которых есть одно название. Иногда их называют юрэй кайша, призраки компаний или зомби-компании. Они могут быть полезны в случае, если вы хотите сэкономить на создании собственной компании, или создать видимость приличия, или планируете заняться каким-то крупным или мелким мошенничеством. Например, если вы были генеральным директором небольшой компании и хотели платить жалованье своей любовнице, вы могли купить у кайша-я мертвую компанию и поставить любовницу во главе, а потом переводить деньги этой мертвой компании, и никто не сомневался бы в легитимности платежей. Еще зомби-компании могли быть использованы для хищения средств, улучшения показателей продаж и уклонения от уплаты налогов. Но важно было помимо этой компании владеть еще и настоящей, чтобы никто не разобрался, что к чему. Кудо сказал, что в Японии такие махинации проводятся сплошь и рядом и за многими из них стоят кайша-я. Они помогают организованным преступным группировкам создавать подставные компании и арендовать недвижимость. Ни один здравомыслящий человек не стал бы сдавать офис «Ямагути-гуми Киокушин-кай», но он мог бы сдать его в аренду компании «Киокушин Энтерпрайзис», основанной в 1959 году. Большинство людей, особенно агенты по недвижимости, не собираются проверять историю компании. Допустим, компания «Киокушин Энтерпрайзис» начинала как производитель туалетной бумаги в префектуре Тиба, называлась «Ками Ко» и владела капиталом в пять миллионов иен, а затем внезапно в один прекрасный день стала инвестиционно-консалтинговой фирмой, сменила название и переехала в Осаку, а следом и в Токио, увеличив капитал до пятиста миллионов иен. Люди склонны принимать то, что им дают, за чистую монету. Все, на что они обращают внимание, – последняя регистрация компании. И именно поэтому их часто обманывают.
По мнению Кудо, цена покупки в двадцать миллионов иен в некоторых случаях была разумной сделкой, хотя сущность кайша-я, как и любых других бизнесменов, заключалась в том, чтобы платить как можно меньше и продавать как можно дороже. Однако крупная покупка обеспечивала и молчание продавца, который вынужден был поклясться никогда не обсуждать сделку. Кудо добавил:
– Большинство людей все-таки пробалтываются. Проходит год или десять лет, и кто-нибудь возьмет и ляпнет насчет странной сделки, которую заключил, но к тому времени компания уже сменит столько локаций, и отследить ее будет сложнее.
Я показал ему информацию о компаниях, которая была у меня при себе, и спросил, знакомо ли ему какое-либо из этих названий. Он не знал ни одного.
– Знаете, я не живой словарь якудза. Какого-нибудь крупного местного босса я знаю, но этих людей – нет.
Мы засиделись в баре допоздна. Он подробно рассказывал о здешних бандитских войнах и материалах из фильмов о якудза. На следующий день я при первой же возможности отправился в вагоне первого класса обратно в Токио, прикупив пива «Асахи» и немного рисовых крекеров.
Для отчета оставалось сделать только одно. Мне нужно было проверить офисы подставной компании якудза «Голубая гора», выставившей счета фонду «Накатоми». В каком-то смысле «Голубая гора» тоже была прикрытием – ямайский кофе, который она производит, очень популярен в Японии.
Счета «Голубой горы», выставленные «Накатоми», лежали в груде почты, которую я так ловко подобрал с пола, просмотрел и любезно вернул. Судя по всему, компания занималась импортом и экспортом кофе, но это было лишь мое предположение, основанное на логотипе с чашкой кофе на фирменном бланке.
У меня еще было достаточно времени, чтобы это проверить. На выходные я решил сделать перерыв и еще поговорить с Михиль.
Найти «Голубую гору» оказалось непросто. Она несколько раз переезжала, и Михиль выслеживала ее, пробираясь через лабиринт документов на недвижимость и корпоративных регистраций, которые оставляет после себя теневая компания-однодневка, продолжая двигаться вперед.
На обратном пути мне позвонила Михиль, и я вышел из вагона в тамбур.
– Думаю, я нашла кое-что о «Бизнес-мозге»! Генеральный директор – некто Акио Кумагая, раньше он работал в «Страховании Номура», и у них есть офис в Икебукуро.
– Отличная работа, – одобрил я. – Увидимся завтра в офисе.
Джон Донн как-то написал: «Никто из нас не остров, все мы – часть континента, часть главного». Думаю, эти слова справедливы и в отношении следователей, проводящих комплексную проверку. Это работа не для одного человека – вам нужен партнер, надежный партнер. А в моем случае Михиль была единственным человеком, на которого я мог рассчитывать. Она была моей Пятницей в юбке, моей лучшей подругой. Без нее я никуда не годился.