Джессика Вернберг
Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей
По мере приобретения папами отеческой роли пастырей христиан всего света их престол в городе становился убежищем для самых страждущих их агнцев. В середине VII века группа монахов из Палестины, того места, где родился Иисус, была изгнана оттуда мусульманскими завоевателями. В Риме, где некогда преследовали христиан, папа обеспечил им безопасность, поселив в тенистых апельсиновых рощах на Авентинском холме [94]. Монахам предоставили виллу, принадлежавшую раньше аристократической семье, бежавшей от мора и от прочих бедствий, уничтожавших Рим в прошлые десятилетия. Беженцы-христиане скоро станут хранителями святынь, имевших глубокое значение для Римской церкви. В противоположной Авентину части города, за его стенами, бежавшая с юга Турции группа монахов обрела новое жилище на том самом месте, где был когда-то обезглавлен святой Павел [95]. Когда эти монахи освоились в новом монастыре, папа дал им поручение, позволявшее глубоко внедриться в ткань Рима. Им надлежало пасти ягнят для последующего благословения на праздник в честь юной мученицы святой Агнессы, а потом стричь их шерсть на одеяния, в которые новые архиепископы облачались в папском Латеранском дворце. Античность сменялась ранним Средневековьем, чужаки перенимали новые для них римские ритмы, проникнутые легендами о святых. Главной римской властью был уже папа, а не император; христианин, а не язычник; он был беднее, зато признан по всему свету титулованным носителем авторитета, запечатленного в вечности. В поздней Античности солнце над Западной Римской империей воистину закатилось. Зато там восходило светило папского Рима.
4
Святой Рим: святыни, завоеватели, политика власти
На улицах Эсквилина распахивались двери при звуках колокольчика. То был не суровый бой колоколов близлежащей Латеранской базилики, ставшей к тому времени собором Святого Иоанна Крестителя (Сан-Джованни). Нет, то звенел колокольчик на шее у ослика, призывая местных обитателей и работников не к молитве, а к ритуальному смирению. Гудящая толпа, высыпавшая из окружающих домов, поражалась невиданному зрелищу: на обвешанном винными бурдюками осле сидел задом наперед некто с мешком перьев на голове [1], державшийся за ослиный хвост, чтобы не свалиться на мостовую. Незадолго до этого тот же человек был подвешен за волосы на конной статуе Марка Аврелия (161–180 гг.); тогда она стояла перед Латеранским дворцом, а теперь перенесена на Капитолийский холм.
Дело было в 966 году. Римляне лицезрели в столь униженном состоянии своего префекта Петра. Он был их героем и предводителем, когда император Священной Римской империи навязал им нового папу. Через несколько столетий после крушения Западной Римской империи в конце V века самой могучей политической силой на европейском континенте стала Священная Римская империя. К IX веку ее император правил землями всей нынешней Франции и Германии. Римская церковь считала эту империю законной наследницей некогда славной, давно сгинувшей державы цезарей. Папа Лев III (795–816 гг.) узаконил эту преемственность, короновав короля франков Карла Великого в базилике Святого Петра в Рождество 800 года. В тени базилики Карл основал приют для своих подданных, прибывавших в Рим. Теперь на этом месте пышный сад, носящий название Тевтонского кладбища: лежащий прямо под стенами Ватикана, он усеян могилами германцев, скончавшихся в этом городе. Приют был далеко не единственным даром императоров Священной Римской империи папам. В обмен на папское благословение их новой непревзойденной власти сменявшие друг друга императоры поддерживали власть понтификов над Римом и предоставили им полосу земель, протянувшуюся от Рима до Римини и Анконы на адриатическом берегу Италии.
Король франков являлся теперь императором римлян, преемник Петра – князем-папой. В начале IX века это выглядело выгодной сделкой. Однако к 966 году императоры стали относиться к этому союзу с большей суровостью. Они уже сами выбирали для Рима понтификов и отвергали кандидатов, которым благоволили жители Рима. Не их одних заботило то, кто сидел на папском троне. Папство превратилось в институт, расположенный в Риме, имеющий мировой авторитет и крупный доход. Папа обладал влиянием в Церкви и в политике далеко за пределами Святого престола. Признавая духовный и мирской вес сана и завидуя ему, императоры, патриции и даже плебеи толпились у трона Петра, добиваясь папской милости. При столкновении кандидатов на папский престол и фракций их сторонников плелись интриги, торжествовало политиканство, вспыхивало насилие. Именно подобного рода вражда послужила причиной нелепого наказания, которому подвергли префекта Петра на Эсквилинском холме. Но в конечном счете от таких стычек страдали сами папы, становившиеся жертвами собственного успеха. В 1143 году римляне, уставшие от заигравшегося в политику папы, взяли дело в свои руки. Свержение папы стало переворотом, последствия которого ощущались в городе многие десятилетия.
Негодование римлян нельзя было не понять. В 966 году сам папа повелел прокатить префекта на орущем осле. Иоанн XIII (965–972 гг.) жаждал мести за унижение, на которое его обрекли префект и народ Рима. Он был избран папой при поддержке императора, но соперники в Риме подвергали его хуле как императорского ставленника. Подняв восстание против нового папы, горожане затолкали Иоанна в повозку и отвезли в замок Святого Ангела, где и заточили [2]. Император Священной Римской империи Оттон I (962–973 гг.) поспешил освободить папу и отомстить за него, для чего передал префекта Петра разгневанному Иоанну XIII. Для некоторых публичное наказание Петра стало признаком насильственного прекращения независимости Рима [3]. Но история свидетельствует, что конфликты между народом, папами и императорами этим не закончились. После смерти Иоанна император выбрал ему преемника, Бенедикта VI (973–974 гг.). Тот будет задушен в темнице замка Святого Ангела. За этим убийством стояли аристократ Кресенций Старший и кардинал Франко Ферруччи, впоследствии короновавшийся как папа Бонифаций VII (974, 984–985 гг.). Народ Рима сыграл роль почти во всех эпизодах этой саги. После смерти вернувшегося на папский трон Бонифация в 985 году римляне приволокли его тело к подножию статуи, на которой висел два десятилетия назад префект Петр [4]. Ныне этот памятник известен как конная статуя Марка Аврелия, но тогда его принимали за императора Константина Великого (306–337 гг.). В городе Риме его считали исполненным силы символом справедливого правления.
* * *
Как ни удивительно, при возвращении в Рим варваров и готов в конце V века обстановка казалась спокойнее. В 476 году полководец варваров Одоакр сместил последнего правителя Западной Римской империи, императора-ребенка Ромула Августула [5]. Вместе с этим мальчиком ушла вся Западная Римская империя. Императорские символы были переправлены в Константинополь, императору Восточной империи Зенону (474–491 гг.) [6]. Собственно, от Римской империи остался всего один император, и тот сидел далеко на востоке, в Византии. Зенон провозгласит Одоакра – рослого воина неясного происхождения, одетого в лохмотья, – первым королем Италии. Однако в Риме от этого как будто мало что поменялось. Одоакр завел двор в Равенне, городе на восточном побережье Адриатического моря, откуда правили императоры Западной Римской империи Гонорий (395–423 гг.) и Валентиниан III (423–425 гг.). Подобно многим правителям империи неримского происхождения, Одоакр изображал из себя традиционного патриция, властную фигуру, приверженную старинным правилам, которые лично соблюдал [7].
Мало что изменилось в городе и в 493 году, когда Одоакра сменил гот Теодорих Великий: он убил Одоакра на пиру, устроенном в честь их сотрудничества. Новый король Италии, бородач с обликом северянина, тоже подчеркивал преемственность с римским прошлым, заявляя, что «способный гот желает быть подобным римлянину», но «только бедный римлянин пожелает уподобиться готу» [8]. Теодорих осваивал «римлянство» нетрадиционными способами. Его, сына знатного германца, с 7–8-летнего возраста учили лучшие наставники из Константинополя, после того как его взял в заложники император Восточной Римской империи Лев I (457–474 гг.) для обеспечения договора между римлянами и готами [9]. К тому времени, когда Теодорих сделался королем Италии, римское христианство уже стало ключевым элементом этой структуры власти. Облаченный в багровую мантию, он посещал базилики Святого Петра и Святого Павла, желая упрочить власть через ассоциацию с Римской церковью.
Готские короли Италии были христианами и могли копировать императоров Западной Римской империи, но во многом кардинально отличались от тех, кого свергли. Они не только пришли с восточных окраин Европы, с Балкан, но и были, в отличие от римских христиан, арианами – христианским течением с собственным отдельным сводом правил. Они видели в Иисусе Христе пророка, но не верили в его божественную сущность, считая человеком высочайшей нравственности. Принесенное в Италию готами, арианство послужит созданию самых замечательных произведений искусства и архитектуры на полуострове. Наилучшим примером того являлась готская столица Равенна. Там на потолке баптистерия выложен сияющей мозаикой светлый лик Иисуса, принимающего водное крещение от Иоанна Крестителя. Этот Иисус сохранился со времен Теодориха и до сих пор молод. Для готов-ариан эта красно-зелено-голубая с золотом гамма отражала их веру в Христа-человека. Такой Иисус мог быть молодым, возмужать и умереть, как любой смертный. Для Римской церкви учение ариан являлось ересью.
Невзирая на эти различия, готы терпимо относились к римским христианам. Теодорих позволял папам свободно окормлять души в городе и, как свидетельствует один из хроникеров, «ничего не предпринимал против католиков» [10]. В старости король даже призовет папу Иоанна I (523–526 гг.) в Равенну, где они вдвоем задумают первый за все время визит папы в Константинополь. При всех опасениях католиков на предмет арианства Иоанн отправится на Восток, к императору Юстину I (518–527 гг.), чтобы покончить с его противодействием арианской церкви [11]. Результаты миссии не устроили Теодориха, из-за чего Иоанна ждал мучительный конец: он был заморен голодом в одной из королевских тюрем. Но в конечном счете Иоанн был покаран за сговор с Константинополем, а не как римский христианин. Вдали от тюрем Равенны, на улицах Рима, религиозная терпимость готов была куда очевиднее. Христиане города свободно опускались на колени в своей базилике Санта-Мария-Маджоре, в то время как соплеменники Теодориха молились дальше по Виа Мерулана, в собственной церкви Сан-Северино [12]. Неподалеку от двух этих церквей ариане возвели скромную базилику Сант-Агата-де-Готи. Встроенная в городской ландшафт, она отличается тяжелыми гранитными колоннами, взятыми с древних имперских развалин. Внутри она поражает изысканным мозаичным убранством и росписями. В апсиде над широким нефом красовалось имя ее покровителя, готского полководца Флавия Рисимера VI: «FLA[VIUS] RICIMER. VI» [13].
* * *
При своей терпимости и спокойном величии эти триумфаторы, готские короли Италии, как будто выглядели непобедимыми. И все же к концу VI века камни с именем Рисимера будут сброшены со стены церкви Святой Агаты. Новые правители Рима оказались куда суровее. Смена власти была вызвана политикой императора Восточной империи Юстиниана I (527–565 гг.). Ему надоело присутствие готов в Западной империи, и он отрядил тысячи воинов для их изгнания с Апеннинского полуострова. Амбиции Юстиниана простирались гораздо дальше искоренения чуждой власти и веры. Мня себя Августом поздней Античности, он посягал ни много ни мало на всю бывшую Западную империю, жаждал захватить земли от Рима до юга Испании и севера Африки, чтобы присоединить их все к своему Востоку. К 554 году его войско закрепилось в Италии, хотя в последующие десятилетия многие первоначальные завоевания были утрачены [14]. Рим сотрясали войны, там трижды менялась власть, но Юстиниана ждал решающий триумф. В конце концов арианство было объявлено в Риме вне закона. В 592 году Сант-Агата была превращена в католическую церковь [15].
Теперь, когда на Западе воцарились императоры Востока, в Риме возобладали гербы и речения Константинополя. Утомленные войска Юстиниана, завершив войну с готами, опустили мечи, и на Порта-Аппиа, воротах в стене Аврелиана, от которых начиналась Аппиева дорога, появилась надпись на греческом, взывавшая к «милости Божьей», к святому Георгию и к еще одному восточному святому по имени Конон. Видимо, воины императора высекли эти слова, дабы уберечься от мести своих врагов [16]. Императоры Востока завладели столицей готов и их территориями в Италии вокруг Равенны. Но этим сходство двух режимов исчерпывается. Готские короли жили в Италии, а Юстиниан остался в Константинополе и правил издали, руками своих экзархов. Из Равенны эти посланцы императора надзирали за различными герцогствами, составлявшими итальянские владения Византии. Таким было и новое Римское герцогство, включавшее как центр города, так и его окрестности [17]. В начале VII века на Римском форуме будет воздвигнуто последнее сооружение. То была статуя восточного императора Фоки I (602–610 гг.), венчавшая колонну высотой более 13 метров [18]. Покрытый ослепительной позолотой Фока резко контрастировал с остальным форумом внизу, усеянным поверженными памятниками императорам Запада.
Папа ухитрялся сохранять свой авторитет в гражданской, пастырской и духовной жизни Рима. Городской ландшафт и теперь в значительной мере формировался римским христианством. Однако в последующие столетия некоторые римские легенды, пронизавшие ткань христианского города, полностью уступят место мифам, завезенным с Востока. Ручей, бежавший вдоль фасада церкви Сан-Джорджио-ин-Велабро у подножия Авентинского холма, всегда связывался в сознании местных жителей с римлянином святым Себастьяном. По традиции вода ручья считалась водой Большого сточного канала, куда император Диоклетиан (284–305 гг.) велел бросить тело раннего мученика после избиения дубинами до смерти, которое последовало за попытками – запечатленными на множестве живописных полотен – убить его выстрелами из луков. Однако к VIII веку церковь и ручей уже носили имя восточного святого, Георгия [19]. Тот тоже был жертвой Диоклетиана, но жителем востока империи, святым, известным и близким воинам константинопольского императора. К тому времени восточное влияние проявилось и совсем рядом с Тибром, в церкви Санта-Мария-ин-Козмедин. Известная еще в VI веке как «Скала грека», церковь выросла на пожертвования по повелению папы VIII века Адриана (772–795 гг.). Здесь переплелись римские и византийские традиции. Адриан вырыл под полом крипту, где покоились в нишах мощи римских мучеников. Прихожане же, убранство и само название (Козмедин) церкви наверху отчетливо отдавали Востоком [20].
Римские понтифики тоже приобретут восточный уклон в связи с растущим интересом византийских императоров к тому, кто именно занимал престол святого Петра. Будучи выборной монархией, папство уже являлось институтом, находившимся под растущим влиянием римского общества. В течение столетий способы избрания пап претерпевали изменения. Бывало, епископы Рима сами назначали себе преемников. В иные времена разыгрывалось соревнование. При готском короле Аталарихе (525–534 гг.) предпринимались кое-какие попытки обуздать коррупцию: попали под запрет тайные сговоры, были введены пределы трат в выборный период [21]. Когда возобладала Восточная империя, византийские императоры стали часто навязывать свои кандидатуры или по меньшей мере требовать для себя право вето. Ушла независимость Рима при выборе своего понтифика, папам приходилось заручаться одобрением Константинополя. В 678 году, с избранием Агафона (678–681 гг.), сицилийского грека, началась линия грекоговорящих пап. Многие из них выбирались по признаку своей способности тесно сотрудничать с императором [22]. Пока в Риме доминировали императоры Востока, они либо выдвигали в папы своих людей, либо принуждали пап действовать в русле политики Востока.
Когда же понтифики восставали против Константинополя, последствия бывали серьезными. Сильную руку Византии чувствовали даже папы с императорской поддержкой. Папа Теодор I был греком, его избрание поддержали экзархи. Однако, когда он выступил в 640-х годах против восточной интерпретации сущности Христа, империя не стала скрывать свою силу. Византийцы ворвались в его сокровищницу в Латеранском дворце, изгнали его соратников из Константинополя и осквернили главный алтарь папской резиденции в городе. Преемник Теодора Мартин I (649–653 гг.) ввязался в те же самые споры и умер пленником императорских солдат, сосланный на берег Черного моря [23]. В 654 году на папский престол взошел Евгений I (654–657 гг.), более склонный подчиняться императору, но и с его коронацией конфликт не завершился.
В 708 году папа Константин I (708–715 гг.) станет первым понтификом, назвавшимся именем первого императора этого восточного города. Он же окажется последним папой, побывавшим в Константинополе до 60-х годов XX века. И снова вспыхнули волнения из-за учения Церкви. Император Востока упорно, не гнушаясь даже кровопролитием, навязывал свою волю. В 692 году многие в Риме возмутились, когда собор в Константинополе осудил действия, считавшиеся у них нормой. Христиане Рима постились по субботам в Великий пост, женатых мужчин не рукополагали в священство, если они не отказывались от жен. В 692 году так называемые Трулльские эдикты «Пято-шестого» собора покончили с тем и другим, наряду с игрой в кости, подношением меда, винограда и молока на алтаре, а также трансвестизмом, процветавшим, по всей видимости, на факультете права Константинопольского университета [24]. Рим выступил против этих эдиктов. Но в 710 году император Юстиниан II (685–695, 705–711 гг.) напомнил об их обязательности и вызвал папу Константина в Константинополь, чтобы потребовать раз и навсегда признать эдикты [25]. Воспитанный в Тире (нынешний Ливан), Константин являлся порождением восточной культуры и, казалось, должен был пойти на компромисс с Востоком. Тех в Риме, кто и дальше упорствовал бы в сопротивлении, император покарал бы с примерной жестокостью. По пути папа Константин остановился в Неаполе, где встретился с экзархом Равенны Иоанном Ризокопусом. Тот находился на пути в Рим, отправленный туда императором с приказом перебить всех папских соратников, кто воспротивится его воле [26].
* * *
Сколько ни рассказывай об этом непрекращающемся конфликте и об этих вспышках варварства, еще поразительнее живучесть папства. Императоры, пытаясь разделаться с независимостью пап, проливали реки крови, но их старания давали лишь кратковременные результаты. Всего за год до возведения на форуме статуи императора Фоки папа Бонифаций III (607 г.) потребовал от императора признания Рима – а не Константинополя – центром христианской Церкви [27]. Папы знали, что в самом городе Риме они обладают более прямой властью, чем император, при всех громогласных заявлениях Константинополя. В важнейших местах города папы часто доказывали свое преобладающее влияние на Церковь и на мирскую жизнь, хотя официально там распоряжались император и его экзархи. В 609 году папа Бонифаций IV (608–615 гг.) якобы превратил Пантеон в христианскую церковь Девы Марии и Мучеников, свезя туда 28 телег выкопанных из катакомб мощей [28]. Часто можно прочесть, что это преобразование Пантеона, посвященного римским богам, символизировало триумф христианства над языческой религией. Но к VII веку христианство и так какое-то время уже преобладало в религиозной сфере Рима. К моменту этой трансформации Пантеон уже был не языческим храмом, а светским зданием, использовавшимся для юридических процедур [29]. Поэтому жест Бонифация не столько символизировал торжество христианства над язычеством, сколько был смелым заявлением о доминировании папы над светской властью императора в Риме. Даже если бы Бонифацию требовалось разрешение императора Фоки (как можно заключить из некоторых исторических сводок), вряд ли император смог бы помешать папе захватить здание, если бы тот этого захотел. Через два десятилетия папа Гонорий I (625–638 гг.) создаст церковь Сант-Адриано-аль-Форо на развалинах здания сената, построенного самим Юлием Цезарем. Некоторые камни Рима могли бы заговорить на греческом, языке Византии, но другие хранят память о решительном гласе римского понтифика.
Дерзость некоторых пап особенно явственно проявлялась в церквях Рима. Когда император Лев Исавр (714–741 гг.) решил в 726 году запретить поклонение иконам, папа Григорий III (731–741 гг.) рискнул жизнью и не стал выполнять его повеление. В Риме и в Равенне оно вызвало взрыв возмущения верующих, потому что объявляло вне закона прекрасные священные изображения и требовало их удаления [30]. Тысячи простых людей стекались в базилики и соборы Рима для поклонения иконам Иисуса, Марии и других святых. Среди жизненных тягот и забот религиозное искусство врачевало души, суля небесное блаженство. Папа Григорий II (715–731 гг.) был в этом заодно со своим народом. Его преемник Григорий III пойдет еще дальше. Мало того что он воспротивится императорскому эдикту, он еще и сделает свой бунт публичным. Полученные от императорского экзарха в Равенне Евтихия шесть колонн из замечательного черного оникса для святилища базилики Святого Петра папа использует как подставки для икон [31].
Григорий III исходил из своей религиозной убежденности и из солидарности с паствой. Знал он и о том, что папский авторитет опирается на религиозные традиции и на священные места Рима. К началу раннего Средневековья истории Петра и других мучеников, а также их мощи превратили город в могущественный духовный центр [32]. Верующих влекли туда не только иконы, но и облачения, скелеты, части тел христианских святых. Все это служило им не только напоминанием о нелегком прошлом их Церкви. То были инструменты святости, исцеления, даже прозрения. Представ перед душевнобольным дипломатом, Иоанн XIII – тот папа, который в 966 году подвергнет унизительным издевательствам префекта Рима, – дотронулся до него цепями, в которые якобы был закован святой Петр. Для всех присутствовавших в комнате в тот момент эти цепи обладали реальной врачующей силой, ибо касались почти за тысячу лет до этого кожи Петра. Христиане – от первых верующих на могиле Петра до императрицы Елены, раскопавшей в Иерусалиме Святой Крест Иисуса, – верили в святость и во все из нее проистекающее, что передается через конкретное место, близость и прикосновение. В Риме мощи святых мучеников, усеивавшие землю под ногами и во все большем количестве перемещаемые в храмы, наделяли папский престол ни с чем не сравнимой духовной силой.
Повсюду, от земель лангобардов до Британских островов, люди обращали взоры к Риму, его Церкви и истории, видя в том путь к обогащению своей духовной жизни. Еще в 631 году группа выходцев из Манстера на юге Ирландии потрясала святыми останками, затеяв спор о дате Пасхи. То были мощи из Рима, почитаемого ими как «главный город», где позднее они обсуждали ту же тему с греком, иудеем, египтянином и скифом на постоялом дворе близ базилики Святого Петра [33]. В ее тени собиралось много чужестранных паломников, не боявшихся частого падения черепицы с крыши. Для ирландцев Рим служил источником непререкаемого авторитета. Отстаивая истину, они клялись потом на святых мощах, привезенных домой, на свой овеваемый всеми ветрами западный остров. Увидев, как «совсем слепая девушка открывает благодаря этим мощам глаза, как парализованный начинает ходить и как демоны бегут без оглядки», богомольцы поняли, что мощи настоящие и, главное, что они установили правильную дату празднования Пасхи [34].
Итак, священные останки служили критериями истины. Им приписывали сверхъестественную силу очищения от греха и исцеления от хворей. Многие считали их особенно целебными, когда недуги вызывались грехом. Так произошло с немощью и с сыпью у прихожан епископа Григория Турского, выпекавших хлеб, собиравших сено и чинивших заборы по воскресеньям [35]. С распространением христианства по Европе верующие потянулись в Рим за священными предметами для алтарей своих церквей. В середине VII века Уилфрид, молодой аристократ из Нортумбрии, прервал религиозные штудии в аббатстве на острове Линдисфарн и подался в Рим. По пути на юг он ненадолго задержался в Кенте, потом переплыл во Францию и двинулся дальше, в Италию [36]. Вскоре после возвращения в Англию он станет епископом, а потом и важным английским святым. В начале своего пути Уилфрид являлся молодым человеком 20 с небольшим лет из мест, где христианство было еще относительно внове. Совсем недавно, в 595 году, папа Григорий I (590–604 гг.) повелел группе монахов с Целийского холма обратить язычников острова в христианство. Некоторое время в Англии не было своих святых, поэтому искать священные мощи приходилось в Риме. Там Уилфрид развернулся: он «каждый день бывал в храмах святых для молитв… и так много месяцев», заодно собирая священные останки [37]. Вернувшись в Рим уже как епископ в 680 году, Уилфрид занялся тем же самым – он «посещал святые места» и встречался с «особенными людьми», у которых купил «великое множество священных останков» [38]. Он подходил к делу вдохновенно, сознавая всю его значимость: снабжал каждое приобретение этикеткой с пояснением, «что это и какому святому принадлежало» [39].
Для Уилфрида и других христиан реликвии из Рима были важны и могущественны. Языческие храмы в ветреной северной Англии становились христианскими в силу одного их появления там. К IX веку император Священной Римской империи Карл Великий повелит, чтобы реликвии имелись в каждом алтаре каждой церкви всего христианского мира [40]. В Риме вырос бойкий рынок конечностей, внутренних органов, волос, зубов и ногтей, обеспечивавший ширящийся спрос. Реликвии, расползаясь по Европе, несли в себе частицы авторитета, присущего папскому Риму [41]. То была магнетическая сила. Многие выдающиеся деятели готовы были все отдать ради того, чтобы испустить дух на земле Рима. В 688 году 30-летний английский король Кэдвалла отказался от трона, покинул родной Уэссекс и отправился в Рим, на крещение к папе, вскоре после которого скончался. Молитвы Кэдваллы были услышаны: он умер всего через десять дней после прибытия в Рим и превращения в христианина. Кэдваллу, принявшего имя Петр, похоронили в базилике Святого Петра, облачив его в крестильную рубашку [42]. Преемник Кэдваллы на троне Уэссекса король Ине пойдет по его стопам: откажется от мирской власти, отправится для крещения в Рим и после этого будет мирно доживать свой век.
Однако святость Рима не препятствовала другим державам вторгаться в город. Папы и императоры того периода, может, и спорили на богословские темы, но у них был общий враг – лангобарды. Как писал лангобардский историк VIII века Павел Диакон, его народ пришел с холодного юга Скандинавии, через нынешнюю Германию, Австрию и Словакию [43]. К середине VI века они сместились еще дальше на юг. Зайдя в Италию, они потеснили и византийцев, и готов. Те продолжали воевать друг с другом, пока не оказались под пятой общего врага. К 571 году лангобардам уже принадлежала полоса земли на севере Италии от Турина на западе до Удине, включавшая нынешнюю Ломбардию. Они также захватили территорию от Сполето к северу от Рима до Бари у самого итальянского «каблучка». Иными словами, в их руках оказалась большая часть Апеннинского полуострова, хотя во власти Византийской империи оставались периферийные земли на севере и на юге, а также Равенна и Рим [44].
Рим и Константинополь часто объединялись для обороны этого укрепленного приграничья. При этом у папства не было, в отличие от империи, вооруженных сил, а власти Константинополя и Равенны часто направляли свои ресурсы на другие цели [45]. В 728 году, когда власти Востока все еще переживали волнения иконоборчества, лангобарды перешли в наступление на Рим. Папе Григорию II, тому, кто смело воспротивился императорскому эдикту, пришлось действовать дерзко: он потребовал встречи с самим королем лангобардов Лиутпрандом (712–744 гг.). На золотых монетах Лиутпранда красовался монарх в величественном одеянии и в диадеме, воплощении славы, которую он стремился распространять все дальше и дальше. Этого безжалостного вояку и решительного вождя папа Григорий не мог пригласить в Рим, поэтому их встреча произошла севернее, среди холмов, в городке Сутри.
При переговорах с глазу на глаз с этим бичом Апеннин папа не мог положиться ни на оружие, ни на традиционную дипломатию. Его сила проистекала только из авторитета епископа престола святого Петра, и ее хватило, чтобы потребовать ухода Лиутпранда с земель, откуда он угрожал Риму. Король лангобардов совершил неожиданный поворот и согласился. Он был готов отдать завоеванные земли папе, лишь бы не императору Константинополя. Технически Сутри не был частью владений Церкви, а папа был подданным Византийского императора. Но для Лиутпранда притязания императора ничего не значили. Он изъявил готовность отдать территории только в качестве «дара благословенным апостолам Петру и Павлу» [46].
На одной стороне монеты Лиутпранда был изображен светский завоеватель, зато на другой – святой архангел Михаил со щитом и крестом. Этот святой приветствовал Григория Великого и его паломников с верхушки мавзолея Адриана. Во времена Григория лангобарды являлись арианами, как и готы. Но ко временам Лиутпранда они уже стали католиками, единоверцами Римской церкви. Сам Лиутпранд был глубоко религиозен, во всех землях лангобардов он неустанно украшал церкви и насаждал религиозное благочестие [47]. Но у Григория II все равно не было уверенности, что набожность лангобардов приведет их в лоно папства. Рискнув в Сутри, он убедился, что недосягаемое величие его первоапостольского сана позволяет преодолевать привычную политическую динамику, вытекающую из силы большинства, и заключать новые союзы на основании уникального положения наследника святого Петра.
* * *
Мировое значение Рима предоставляло Григорию II и другим папам рычаги для переговоров с такими державами, как лангобардская, даже там, где терпели поражение императоры и их посланники. В конце VIII века это же позволит папам нанести поражение армиям лангобардов. На этой почве произрос союз, сделавший папство небывало могущественным.