Дженнифер Хартманн
Лотос
Глава 9
Оливер
За последние несколько месяцев я обнаружил в себе необычную страсть к готовке, к большому удовольствию Гейба. Иногда я задаюсь вопросом, не терпит ли он мое общество только из-за ужинов, которые я готовлю к его возвращению домой, а также из-за моей любви к чистоте. Я заметил, что у нас не так много общего, хотя мы и довольно хорошо ладим.
Ну, за исключением Сидни.
Наша привязанность к девушке по соседству – это, безусловно, то, что нас объединяет.
– Черт, пахнет фантастически. Что ты готовишь?
Гейб поднимается по маленькой лестнице на кухню, его нетерпеливый взгляд осматривает столешницы в поисках подсказок. Параллельно с этим он со звяканьем бросает на столешницу ключи от своего авто, а затем вытаскивает из брюк край своего темного поло. Я кидаю на него быстрый взгляд, прежде чем вернуть внимание к плите.
– Лазанья, – отвечаю я ему. – Я готовлю соус бешамель.
Взглянув через мое плечо на белый соус, он впечатленно кивает.
– Не знаю, что, черт возьми, ты только что сказал, но я здесь ради этого. – Прямо у меня за спиной Гейб принимается разбирать почту, которую я занес внутрь. – Слушай, мой папа хочет зайти в гости после каникул. Он держался в стороне, чтобы дать тебе время привыкнуть, но ему действительно не терпится наконец-то увидеть тебя.
Трэвис Веллингтон – мой отчим. Один из оставшихся у меня членов семьи.
– Понимаю.
По правде говоря, знакомство с новыми людьми – это утомительно. Хотя за последние три месяца я и добился значительных успехов, толпы людей и новые лица все еще вызывают у меня щекочущее чувство беспокойства. Я отважился сходить в продуктовый магазин и несколько ресторанов, но в остальном я ограничиваю свой круг общения братом и Сидни.
Родители Сидни, Аарон и Джастин, зашли однажды в мае навестить меня, и это было крайне некомфортно. У меня не сохранилось о них и малейших воспоминаний, поэтому крепкие объятия и оживленная беседа вымотали меня. К счастью, это был недолгий визит. Сидни почувствовала мой дискомфорт и увела их, прежде чем я повел себя невежливо и заперся в спальне.
Однако мне кажется странным, что родители соседки навестили меня раньше собственного отчима. Должно быть, он занятой человек.
– Да? – Гейб хлопает в ладоши. – Здорово. Я ему скажу. Завтра я устраиваю дома вечеринку в честь Дня независимости США, но, может быть, на следующих выходных мы сможем что-нибудь придумать.
Ах да. Светское мероприятие, которому он, кажется, чрезмерно рад.
Я определенно запрусь в спальне на весь вечер.
– Хорошо, – говорю я, помешивая соус и вдыхая его аромат. – Какой он?
Гейб встает рядом со мной, скрестив руки на груди.
– Папа довольно крутой. Он снова женился восемь лет назад, и у него есть еще двое приемных детей, с которыми я встречался несколько раз. Они ничего. Мой отец – бизнесмен и владеет кучей ресторанов на Женевском озере. У них офигительно большой дом на берегу.
– Похоже, он успешен, – заключаю я. – Должно быть, это и есть достойная жизнь.
Мой брат безразлично пожимает плечами.
– На самом деле это не по мне. Думаю, у нас разные ценности. Он помешан на деньгах и статусе. Мои приоритеты – друзья и веселье.
– Я могу понять ваше разномыслие.
Он в подтверждение мычит, прежде чем отрывается от столешницы.
– Как бы там ни было, я собираюсь заскочить в душ. Тебе стоит позвать Сидни на ужин.
Я снимаю соус с плиты и начинаю собирать остальные ингредиенты, чтобы можно было приготовить блюдо.
– Хорошо. Я зайду и приглашу ее.
– Или ты можешь написать ей, – усмехается Гейб, почесывая свою лохматую копну волос.
Хм-м. Полагаю, я мог бы отправить ей электронное сообщение через мобильное устройство, которое Гейб купил для меня, и с которым я все еще не мог совладать. В нем слишком много иконок. Гейб добавил в аппарат пугающий ассортимент разноцветных пузырьков и сказал мне, что они называются «приложения». Все они выполняют различные функции, но большинство предназначены для развлечения, например Bookface… Которое не имеет никакого отношения к книгам.
Это разочаровывает.
– Я предпочитаю личное общение, – говорю я ему рассеянно, перекладывая макароны на керамический противень для запекания.
Он снова пожимает плечами, затем исчезает в коридоре.
– Поступай как знаешь.
* * *
Пока лазанья запекается, я решаю зайти в соседний дом. Переступая порог в прихожую Сидни, я понимаю, что заразился от брата ужасно грубой привычкой – забывать стучать, когда навещаю ее. Но я не ухожу, потому что от пронзительной музыки вибрируют стены, а ее собственный голос громко и гордо перекрывает чужой вокал. В любом случае она не смогла бы услышать мой стук.
Я следую за мелодией вверх по лестнице и обнаруживаю Сидни, стоящую ко мне спиной и дико танцующую. Ее длинный хвост вращается кругами, пока она поет в кисточку для рисования. Я продолжаю стоять в дверном проеме, наслаждаясь этой эксцентричной и занимательной сценой, от которой не могу оторвать глаз. Я наблюдаю, как она покачивает бедрами и перебрасывает волосы из стороны в сто-рону.
Я узнаю группу – Nirvana. Это одна из любимых групп Сидни и первая, с которой она познакомила меня три месяца назад, когда мы официально возродили нашу давно утраченную дружбу.
Сидни все еще не подозревает о моем присутствии, что заставляет меня чувствовать себя неловко, – как будто я вторгаюсь в ее личную жизнь. Но теперь я боюсь, что напугаю ее, если объявлю о себе и испорчу этот беззаботный момент, которым она, кажется, наслаждается. Я выжидаю еще минуту, с трудом сдерживая свое веселье, когда она вытаскивает резинку из волос и начинает мотать головой вверх-вниз, – светлые локоны разлетаются в разные стороны.
Не зная, что еще сделать, я достаю свой сотовый. Полагаю, мне следует извлечь из него хотя бы какую-то пользу. Просматривая множество значков, я нахожу тот, который позволяет передавать сообщения. Я нахожу имя Сидни и печатаю:
Привет, это Оливер. Не пугайся, но я стою у тебя за спиной.
Я нажимаю кнопку «отправить» и наблюдаю, как она лезет в задний карман, вытаскивая устройство, которое, кажется, вибрирует.
Невероятно.
Хотя я предпочитаю менее сложные средства коммуникации, невозможно отрицать то, насколько впечатляющим является это новое достижение науки.
Прочитав мое сообщение, Сидни резко оборачивается, ее щеки пылают, волосы в полном беспорядке. Затем она велит аппарату «Алекса» выключить музыку. Она смотрит на меня с вздымающейся грудью и широко распахнутыми глазами.
– Черт, Оливер. Как долго ты там стоишь?
Ее голос хриплый. Она запыхалась. Засовывая руки в карманы, я смущенно смотрю на нее.
– Примерно три минуты.
Сидни моргает.
– Прошу прощения. Мне нужно пойти умереть.
– Пожалуйста, не делай этого. – Я врываюсь в комнату, прежде чем она успевает принять какие-либо радикальные действия. – Извини меня. Я не мог отвести взгляд от твоего выступления.
– Моего выступления… – Сидни прижимает ладони к обеим щекам, и они кажутся еще краснее, чем раньше. – Как ты думаешь, насколько далеко земля находится от окна? Приблизительно? По-твоему, я сдохну или просто переломаю ноги и этот позор мне придется проживать в инвалидном кресле?
– Эм… Я предполагаю, что падать придется с пяти метров, так что у тебя больше шансов сломать ноги, чем умереть. Однако, если ты упадешь головой вперед, то, скорее всего, повредишь шею, что либо убьет тебя, либо парализует.
– Отлично. Увидимся на той стороне.
Сидни поворачивается и бежит к открытому окну, и я хватаю ее за запястье, чтобы удержать. Она начинает истерически хихикать, прижимаясь спиной к моей груди, затем смотрит на меня снизу вверх и подмигивает. Взволнованный вдох, застрявший в моих легких, вырывается через приоткрытые губы.
Она поворачивается ко мне лицом: ее улыбка все еще широкая и дразнящая. На ней укороченная футболка, линия которой заканчивается чуть выше пупка, а бронзовый живот Сидни слегка блестит от пота.
– Просто шучу. Прости.
Я все еще привыкаю к ее чувству юмора.
Осознав, что моя рука продолжает сжимать запястье девушки, я отпускаю ее, отступая и заставляя себя отвести взгляд от обнаженного живота.
Прошло три месяца с тех пор, как я впустил Сидни в свою жизнь, позволил нашей дружбе постепенно развиваться. Она, безусловно, самый непонятный, очаровательный, красивый и обаятельный человек, с которым я сталкивался до сих пор. Меня тянет к ней во многих смыслах, и я не уверен, связывает ли нас прошлое или что-то другое.
Мне нравится проводить время с Гейбом и даже с сестрой Сидни. Но в этой девушке есть что-то особенное. Чего только стоят ее растрепанные волосы, а также слегка порозовевшие щеки, оттенок которых напоминает ее приоткрытые губы. Она не обращается со мной как со стеклом, которое может разбиться вдребезги. Она не разговаривает со мной свысока, как пожилая женщина на улице или незнакомцы, которые узнают меня.
В Сидни есть что-то особенное, что-то опьяняющее и чистое. Я ловлю себя на том, что думаю о ней, когда мы не вместе.
Вдруг я понимаю, что смотрю на нее слишком долго. Она опускает голову, и этот застенчивый жест прерывает зрительный контакт. Что-то внутри меня теплеет в ответ.
– Прости за вторжение, – извиняюсь я. Почесывая шею, я киваю в сторону ее мольберта. – Ты рисовала?
Мы оба смотрим в левую часть комнаты на незаконченный холст. Сидни кивает, а затем наклоняется за брошенной резинкой для волос, чтобы собрать свои локоны в беспорядочный пучок.
– Ага, – щебечет она. – Рисовала. Танцевала как умалишенная. Выбирай сам.
– Это прекрасно.
– Припадочные танцы или картина?
Мои глаза встречаются с ее, и мы обмениваемся улыбками.
– И то, и другое впечатляет.
Сидни морщит нос, подходя ближе и игриво шлепая меня по груди.
– Мне нравится общаться с тобой. Ты хорошо влияешь на мое эго. – Она откидывает со лба выбившиеся пряди, после чего тяжело вздыхает. – Мне нужно собираться. Сегодня вечером я работаю барменом.
– Ох. Я зашел пригласить тебя на ужин, – объясняю я, не в силах скрыть разочарование в голосе. Затем, когда до меня доходят ее слова, у меня внутри все сжимается от беспокойства. Большую часть выходных она работала в питейном заведении, а вечером предыдущей пятницы пришла домой измотанная, потому что самонадеянный клиент поднял на нее руку. – Ты уверена, что там безопасно? Может, мне пойти с тобой?
Сидни закусывает губу, мои глаза прикованы к этому действию.
– Со мной все будет в порядке. Но ты можешь помочь мне выбрать наряд.
– Не думаю, что я достаточно компетентен…
Ее пальцы обвиваются вокруг моего запястья, а затем она начинает тянуть меня из кабинета в свою спальню.
– Ты парень. Ты компетентен.
Не уверен, как мой пол соотносится с ее выбором одежды, но я обнаруживаю, что стою рядом с ней, лицом к открытому шкафу. Он до краев наполнен разноцветной одеждой, начиная от свитеров и заканчивая платьями, а также верхней зимней одеждой. Сидни обычно надевает что-нибудь облегающее, подчеркивающее ее фигуру, когда работает по выходным – разительный контраст с ее обычным будничным нарядом.
– Что думаешь? – спрашивает она вслух, поджимая губы и просматривая ассортимент одежды.
Не знаю почему, но мое внимание приковано к противоположному концу шкафа.
– Как насчет этого милого комплекта? – предлагаю я, протягивая руку к одной из вешалок. – Привлекательно, но скромно.
Сидни таращится на меня. Одна ее бровь приподнимается, выражая некое беспокойство.
– Оливер, это зимний комбинезон.
– Ну, он розовый и женственный. И выглядит ужасно удобно.
– Может быть, я и ошибалась насчет твоей компетентности… – хихикает она, выхватывая зимнюю одежду у меня из рук и запихивая обратно в шкаф. Она просматривает другие вещи и останавливается на соблазнительном черном платье. – Что насчет этого?
Я с отвращением смотрю на ее вариант, когда она приподнимает его.
– Не подходит. Но вот это… – я вытаскиваю из кучи безразмерную парку.
Смех заполняет мои уши.
– Что ж, нет. Я собираюсь разливать коктейли для состоятельных и с иголочки одетых студентов, а не кататься на лыжах в Аспене[22]. Дресс-код требует элегантности и сексуальности.
В результате она решает надеть черное платье, и я скрещиваю руки в знак поражения, поскольку явно не выиграл этот спор. Честно говоря, я не уверен, почему меня это вообще так волнует. Нет сомнений, что Сидни будет выглядеть сногсшибательно в этом платье. Все взгляды будут прикованы к ней.
Возможно, я боюсь, что на нее обратятся не те глаза.
– Может, мне действительно пойти с тобой? – Предложение причиняет мне почти физическую боль, когда я пытаюсь в деталях представить подобное заведение. Но безопасность Сидни важнее собственного комфорта. – Я могу присоединиться к тебе после ужина.
Ее глаза, кажется, заискрились от моего предложения – бледно-голубые радужки напоминают лед, но все равно кажутся такими теплыми…
– Это очень мило с твоей стороны, Оливер. Я знаю, ты не любишь толпу.
Неожиданно для меня Сидни шагает вперед и касается моего плеча. А затем приподнимается на цыпочки, чтобы запечатлеть поцелуй на моей челюсти. Застигнутый врасплох этим жестом, я слегка поворачиваю голову, и тут ее губы касаются уголка моего рта. Мы оба замираем на мгновение и перестаем дышать.
Она опускается обратно на землю, ее пальцы теребят рукав моей рубашки.
– Прости. – Розовый румянец окрашивает ее щечки-яблочки, когда она быстро отпускает ткань и отходит. – Ну, я собираюсь привести себя в порядок. Я ценю твое предложение, но нет нужды приносить себя в жертву. Там громко и безумно, мигающие огни, противный диджей… пьяные женщины, который будут набрасываться на тебя. Ты возненавидишь это место.
Я сглатываю, мои губы все еще покалывает.
– Звучит действительно неприятно.
– На любителя, – соглашается она и начинает снова покусывать свою губу. Ее глаза мимолетно пробегают по моему лицу, а затем она говорит: – Жаль, что не смогу поужинать с тобой. А ведь твои кулинарные шедевры мне уже буквально во снах видятся. В хорошем смысле.
Я не могу удержаться от улыбки в ответ на комплимент. Я быстро учусь, когда за что-то берусь, и в последнее время кулинария определенно завладела моим вниманием.
– Спасибо. Возможно, мне действительно есть чему тебя научить.
– Ах. – Сидни притворяется оскорбленной, прижимая руки к сердцу. – Ты что, критикуешь мои кулинарные способности?
– Способности – это смелое заявление.
Я надеюсь, она поймет мое остроумное замечание. В конце концов, я учился у лучших, и что ж… Как я уже сказал, я быстро учусь.
К счастью, она сгибается пополам от смеха, схватившись за живот обеими руками, как будто от боли.
– Оливер Линч, – ругает она с притворным нахальством. Ее подмигивание смягчает слова. – Ты понабрался каких-то дурных привычек. Должно быть, это все та богохульная девчонка по соседству. Ужасное влияние.
Засунув руки в карманы и наклонив голову, я пристально смотрю на нее.
– Насчет этого… Должен признаться, она мне довольно симпатична.
Моя невинная похвала больше похожа на флирт, и мои губы щекочет при воспоминании о ее поцелуе. Улыбка Сидни постепенно сползает с лица, что заставляет меня задаться вопросом: я поставил ее в неловкое положение или же она задумалась о том же самом?
– Ты мне тоже нравишься, Оливер. – После этого мощного удара она разрывает наши взгляды, перекидывает черное платье через одну руку и принимается расхаживать по комнате в поисках аксессуаров. – Пожелай мне удачи. Сегодня праздничные выходные, так что там будет твориться безумие. Как ты относишься к завтрашней вечеринке Гейба?
Я покачиваюсь на пятках.
– С тревогой. Фейерверки и толпы незнакомцев делают меня нервным. А сочетание того и другого, скорее всего, заставит весь вечер отсиживаться в своей спальне.
Сидни замирает с расческой в руке.
– Черт. Я даже не подумала… – Ее взгляд соскальзывает с меня на ковер под ее босыми ногами. – День независимости США. Боже, это же годовщина твоего…
Ее слова теряются в пустоте под названием «Вещи, которые лучше оставить недосказанными».
– Я не забыла, Оливер, – продолжает она, снова приближаясь ко мне. – Гейб начал устраивать вечеринки каждый год только для того, чтобы чествовать тебя. Мы хотели превратить трагический день во что-то позитивное и запоминающееся. Просто… теперь, когда ты вернулся, я даже не подумала, как что-то подобное может отразиться на тебе.
Я киваю, мое горло сжимается от натужного сглатывания. Хотя у меня нет ярких воспоминаний о похищении, я помню фейерверк той ночью. Помню, как всполохи и взрывы озаряли небо невероятными цветами – обманчивая красота. Я сидел на заднем сиденье автомобиля незнакомого мужчины, мои глаза были прикованы к зрелищу за окном. Я размышлял, почему все остальные смотрят шоу на лужайках перед домом с друзьями и семьей, в то время как я был потерян и сбит с толку, а мои руки были связаны за спиной.
Фейерверк – это последнее, что я помню о той ночи, прежде чем на мои глаза надели повязку и повели в новую одинокую жизнь.
– Страдания одного человека не должны лишать радости других, – говорю я ей. – Если бы все работало по этому закону, тогда мир был бы печальным местом.
На лице Сидни снова появляется улыбка, но на этот раз она сопровождается сияющими глазами.
– Твои страдания значат для меня больше, чем радость пятидесяти знакомых и незнакомых людей. Надеюсь, ты это знаешь.
Торжественное, но пронзительное молчание воцаряется между нами, пока Сидни не испускает долгий вздох. Она поднимает свое платье и расческу, показывая, что ей нужно прекратить беседу.
– Увидимся завтра. Это будет не так уж плохо. Мы можем вместе сидеть в темном углу и молча обсуждать всех.
Подмигнув, она уходит.
Я задерживаюсь на мгновение, слушая звук включенного душа и стараясь не представлять, как может выглядеть Сидни под ним. Когда мою кожу все же начинает покалывать от невольно возникшей перед глазами картины, я понимаю, что нужно идти домой. Лазанья должна быть почти готова.
Я спускаюсь по лестнице и тут замечаю Алексис, кружащую у моих ног и мешающую мне уйти. Остановившись, я несколько раз слегка похлопываю ее по голове. Мое сердце переполняют чувства, и следующие несколько минут я просто глажу это пушистое существо. Я улыбаюсь, когда наблюдаю за тем, как ее спина и хвост приподнимаются от моих легких движений.
Опустившись на колени, я слежу за тем, как она подбегает к дальней стене, где висит холст, повернутый в другую сторону. Алексис трется о него всем телом, прогуливаясь взад-вперед, и мое любопытство разгорается. Я поднимаюсь на ноги и делаю несколько шагов к холсту, наклоняясь, чтобы прочитать карандашные пометки на обратной стороне.
Оливер Линч – 22.01.17
Мое сердце подпрыгивает в груди. Это дата из прошлого. Мои руки дрожат, когда я беру холст и переворачиваю его. На секунду закрываю глаза, а затем снова открываю их.
Алексис мягко мяукает, заглушая вздох, который, несомненно, срывается с моих губ. Это мой портрет – хотя удивляет то, как она сумела передать мои взрослые черты, не зная, как я выгляжу. Мельчайшие детали, сходство невероятное. Я бегаю глазами по картине: волосы такие же длинные и пестрят различными коричневыми, красными и золотыми оттенками. Цвет глаз совпадает с цветом волос, и я не могу точно определить их выражение.
Взволнованное, испуганное… возможно, затравленное.
«Мы всегда будем лучшими друзьями, правда?»
«Да. Пока я не умру».
«Даже тогда я найду способ вернуть тебя».
Я покачиваюсь и чувствую, как наваждение пронзает меня, подобно зазубренному ножу. Моя грудь болит и горит, голова пульсирует, пока я изо всех сил пытаюсь удержать образы, которые были погребены слишком много лет.
Это был сон или воспоминание?
Все по-прежнему так запутано, переплетено длинными извилистыми корнями, уходящими глубоко под землю.
Слишком глубоко.
Собравшись с силами, я поднимаюсь и прерывисто дышу. Я бросаю на портрет последний взгляд, прежде чем еще раз глажу Алексис и выхожу за дверь.
«Я тоже найду способ вернуть тебя».
Глава 10
Сидни
На кухне Гейба я пытаюсь приготовить первоклассные закуски и десерты до прихода гостей на вечеринку. Я отступаю на шаг от столешницы, любуясь результатом своих трудов. Неплохо.
Гейб смотрит на меня, пока разбирает алкоголь, затем делает два глотка.
– Что это, черт возьми, такое?
– Кексы. Очевидно. – Я бросаю на него взгляд типа «понятное дело». – А на что они похожи?
– Тебе лучше не знать.
– Что? Так, лучше не связывайся со мной сейчас. Я не спала до трех утра, чтобы испечь их.
На моем лице появляется хмурое выражение, когда я пытаюсь понять, что видит Гейб. Кексы состоят из трех цветов: светлый корж, красная глазурь и черника посередине. Я думаю, они милые.
Гейб проводит ладонью по подбородку, возвращаясь к своей задаче.
– Все в порядке. Люди будут слишком пьяны, чтобы обращать внимание на соски у кексов. Надеюсь, они хотя бы вкусные.
Соски у кексов?! Я склоняю голову набок, мое лицо вытягивается. Черт. И правда похоже.
– И красный цвет немного настораживает. Похоже на кровь или что-то в этом роде.
– О, боже мой. Я испекла кровавые кексы с сосками.
– Ага.
Я хватаюсь за лоб и удрученно опираюсь о столешницу.
– Клем должна скоро прийти. Она придумает, что делать, – бормочу я.
Гейб не отвечает, поэтому я поворачиваю голову и замечаю его нахмуренное лицо, а также напряженную позу.
Наконец он прочищает горло и открывает пиво. Прежде чем ответить, он выпивает половину.
– Сомневаюсь, что она придет.
– Почему? – Я выпрямляюсь, а глаза прищуриваются в замешательстве. – Я разговаривала с ней вчера. Она с нетерпением ждала вечеринку.
– Это было до того, как она сбежала от меня прошлой ночью прямо в разгар секса. Без понятия, что я сделал не так.
– Какого черта? Она мне даже не написала.
Гейб пожимает плечами, допивая пиво. Я вижу, как он разочарован.
– Все шло хорошо. Было весело. Я честно ничего не понимаю.
Это странно. Клементина казалась счастливой последние несколько месяцев, проводя время с Гейбом. Я даже начала задаваться вопросом, не превратится ли это во что-то большее.
– Черт возьми. Что ты делал? Что ты сказал?
Он приподнимает бровь.
– Тебе нужно подробное описание или облегченная версия?
– Фу. Я имела в виду, отличалось ли что-то?
– Да. Мои синие яйца.
Я качаю головой, изобразив рвотный позыв, а затем отворачиваюсь от него.
– Неважно. Я поговорю с ней.
Душ в конце коридора выключается, и я слышу, как со скрипом открывается дверь. Вскоре к нам приближаются шаги, за ними следует голос Оливера:
– Ты знаешь, где найти новый дезодорант?
Мы с Гейбом оба оборачиваемся, и у меня пересыхает во рту.
Оливер вздрагивает, когда видит меня. Его глаза расширяются, он крепче сжимает полотенце вокруг талии.
Полотенце – это единственное, что на нем надето.
Я не могу удержаться от того, чтобы не осмотреть его с головы до ног. Его чистая кожа сияет и блестит от капель воды. Волосы влажные и взъерошенные, а мышцы напрягаются под моим пристальным взглядом.
Его мускулы.
Черт.
– Прошу прощения за свой непристойный вид, – выдавливает Оливер с надрывом в голосе. – Я не знал, что здесь присутствует леди.
Это ты прости, что мои шлюшьи глаза только что буквально съели тебя.
Тем временем Гейб фыркает при слове «леди», и я быстро толкаю его локтем в ребра.
– Ты хорош, – произношу я, мой голос звучит жалко. – То есть все хорошо, а не ты… хорош.
Глаз Оливера подергивается, его рот растягивается в озадаченной улыбке.
– Под раковиной, – наконец отвечает Гейб на вопрос Оливера, чем любезно избавляет меня от страданий. Он поворачивается ко мне, когда Оливер кивает в знак признательности и ретируется в коридор. – Бесстыдница.
Мои щеки горят, когда я хватаю пакет с черникой и в панике начинаю лихорадочно сыпать ее на кексы.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Ты пялилась на моего брата. Это чертовски странно.
– Не пялилась я.
– Ты буквально пускаешь слюни над кексами с сосками.
Я бросаю в него горсть черники.
* * *
Музыка громкая, как и гул голосов.
Всюду разносятся звон бокалов, пронзительные визги и смех, а также глубокий рокочущий бас самых популярных песен, от которых чуть не сотрясаются стены.
Удивительно, что Оливер вообще покинул свою комнату.
Я наблюдаю, как он выходит на кухню, засунув руки в карманы и уперев взгляд в пол, а затем берет бутылку воды. Ранее вечером я попыталась составить ему компанию в спальне, но мой стук остался без ответа. Я решила, что он, должно быть, лег спать, или, может быть, на нем были наушники.
Теперь он здесь, и он медлит, переминается с ноги на ногу, пока нервно сжимает пластиковую бутылку в руке. Его глаза сканируют толпу, переходя от лица к лицу.
Думаю, он ищет меня.
Прежде чем я успеваю подойти, меня останавливает на полпути один из друзей Гейба – какой-то парень, которого я едва знаю.
– Сид, выглядишь великолепно. Как поживаешь?
«Очевидно, живу без воспоминаний о тебе», – хочу ответить я. Но вместо этого натягиваю улыбку и пытаюсь не спускать глаз с Оливера, пока придумываю способ быстро закончить этот разговор.
Наши взгляды, наконец, пересекаются, и я поднимаю руку в знак приветствия. Его лицо озаряется облегчением, а затем и улыбкой. Эта картина окутывает меня теплым одеялом.
– Прошу прощения, – бормочу я, прерывая парня передо мной и поспешно уходя. Сделав глоток пива, я подбегаю к Оливеру, широко улыбаясь, когда он тоже начинает двигаться ко мне.
Только вот на этот раз путь преграждают ему.
Его останавливает какая-то подвыпившая девушка, чей коктейль переливается через край бокала, когда она раскачивается взад-вперед, – то ли в такт музыке, то ли от заметного опьянения. Я пробираюсь сквозь толпу, пытаясь расслышать хотя бы что-нибудь из их разговора.
– Ты – это он, верно? Пропавший мальчик? – спрашивает она, накручивая на палец локон своих волос. Вскоре ее рука перекочевывает с клубничных волос на воротник полосатой рубашки Оливера. Его глаза следят за ее движениями, и он отступает, выглядя смущенным. – Ты выглядишь невероятно. Я видела тебя в новостях, но… Вау. Ты очень привлекательный.
– О, я… спасибо за лесть.
Она хихикает, откидывая голову назад.
– Ты забавно говоришь. – Он снова делает шаг назад, но она не понимает намека. – Могу я приготовить тебе напиток? Или, может быть, мы можем пойти куда-нибудь поговорить?
А это намек для меня.
Я подхожу к парочке, обнимаю Оливера за талию, затем говорю не очень тихо:
– Как насчет того темного угла, о котором мы говорили?
– Мне нравится эта идея.
Девушка с извинением улыбается, в мгновение ока смерившись со своей судьбой.
– Простите. Я не знала, что его уже забрали.
Когда она исчезает в толпе, Оливер поворачивается ко мне. Моя рука все еще свободно обвивается вокруг его спины.
– Забрали? – удивляется он, вопросительно приподнимая брови. – Она намекала на мое похищение?
– Она предположила, что мы спим вместе, – объясняю я, расплываясь в улыбке.
– Ох. – Вопросительное выражение не ушло с его лица. – Странный вывод.
У меня вырывается смешок, из-за того, каким невинным и растерянным он сейчас кажется.
– Она решила, что мы занимаемся сексом.
Румянец заливает его щеки.
Черт, это очаровательно.
Оливер прижимает подбородок к груди и повторяет:
– Ох.
– Идем, – ухмыляюсь я, опуская руку, чтобы переплести его пальцы со своими. Я веду его вниз по двум лестничным пролетам в кабинет, где беседуют всего несколько небольших групп людей. – Я была серьезна насчет темного угла.
Моя рука все еще зажата в большой ладони Оливера, и я ненадолго возвращаюсь ко времени, когда мы были детьми. Наши руки часто соединялись подобным образом, когда мы гонялись за светлячками, птицами и загадывали желания на одуванчиках.
Воспоминания уходят, только когда мы подходим к свободному диванчику и плюхаемся на него, наконец разъединив руки. Я поворачиваюсь лицом к Оливеру, смотря на него стреляющими глазами поверх горлышка моего пива.
– Что заставило тебя присоединиться к празднику? Я думала, что не увижу тебя всю ночь.
Взгляд Оливера следит за тем, как я обхватываю горлышко бутылки пива губами. Юноша облизывает свою нижнюю губу.
– Я слушал твою подборку песен и из-за этого захотел увидеть тебя, – мягко отвечает он. Его нежный взгляд оценивающе скользит по мне, и он добавляет: – Ты прекрасно выглядишь.
Я склоняю голову в ответ на комплимент. В моем животе появляется приятное тепло от его слов, пока я рассматриваю свой сарафан бледного фиолетово-голубого цвета и белые сандалии. Вдобавок к этому праздничному наряду я накрасила губы вишневой помадой.
– Я неплохо умею наряжаться, – я скромно пожимаю плечами. – И ты тоже. Я думала, мне придется снимать Клубничный Торт с тебя.
– Она была очень дружелюбной.
Часть меня задается вопросом, не перегнула ли я палку, вмешавшись. Возможно, Оливер наслаждался вниманием. Возможно, невинный флирт с девушкой – это именно то, что поможет ему выбраться из своей скорлупы. За последние несколько месяцев он добился впечатляющего результата, но по-прежнему оставался чрезвычайно сдержанным и замкнутым.
Разве что…
– Итак… время неловких вопросов, – выпаливаю я, наблюдая, как одно его колено покачивается и ноги раздвигаются. – Тебя привлекают женщины или мужчины? – Комок застревает у меня в горле, щеки становятся теплыми и красными. – Или и те, и другие?
Он поворачивается ко мне: его брови нахмурены, а мускул на челюсти подергивается.
– Женщины.
Я киваю, испытывая странное облегчение от его ответа.
– Ладно. Что ж… у тебя есть какой-нибудь типаж? – Я кашляю, ерзая на диване. – Ну знаешь, думаешь ли ты о ком-нибудь конкретно?
Оливер слегка наклоняет голову, шутливо хмурясь и будто обдумывая мой вопрос.
– Ты имеешь в виду во время мастурбации?
Жар охватывает меня с ног до головы.
Господи. Я не ожидала такого ответа.
Совсем.
– О, эм, я хотела сказать… – Черт возьми, я чувствую себя как краснеющая школьница посреди урока по половому воспитанию. Я прочищаю горло. – Да. Наверное.
Его глаза пылают и тонут во мне. Пробежавшись по моим изгибам, он легко отвечает:
– Иногда я думаю о тебе.
Я прикладываю все усилия, чтобы не потерять сознание. Я чувствую, как у меня пересыхает во рту, когда с моих губ срывается нелепый писклявый звук. Голова Оливера все еще наклонена набок. Он изучает мою реакцию без капли стыда и смущения. Так, будто его ответ не заставил меня замереть на месте и не высосал воздух из моих легких.
– Это нормально? – он задумывается, его хмурый взгляд становится еще более глубоким. У него на лице написано любопытство и, возможно, немного обеспокоенность тем, что он мог расстроить меня.
Собравшись с мыслями, я выдыхаю.
– Да. Это… нормально.
Оливер улыбается. Облегченно.
– О ком думаешь ты?
Только сарказм может спасти меня сейчас, поэтому я смотрю прямо на него и невозмутимо говорю:
