Дженн Лайонс
Память душ

Полная версия

22. Под зеленым небом

(Рассказ Кирина)

Дрейки медленно кружили вокруг нас, то приближаясь, то отдаляясь.

– Они ждут, когда мы побежим? – нервно спросил Турвишар.

– Может быть, – ответил Тераэт. – Но есть еще одна возможность… – он повысил голос и выкрикнул приветствие на языке триссов.

После минутного молчания ему ответили их голоса.

– Не нападай на них, – шепнул я Джанель.

– С чего бы мне… – начала она и напряглась, когда полдюжины триссов вошли в круг света, отбрасываемый костром. – Ох…

Триссы выглядели почти как люди, если не считать, что они покрыты змеиной чешуей и у них змеиные головы. Я всегда считал, что вариации их облика, скорей всего, чисто косметические.

– Я не знал, что в Маноле живут триссы, – сказал я Тераэту, стараясь, чтобы мой голос звучал легко и непринужденно.

– Ты что, шутишь? Все триссы живут в Маноле. Как ты думаешь, куда они отправились после того, как Куур выгнал их из Хорвеша? – Тераэт сказал триссам что-то еще: что-то такое, что я понял достаточно хорошо, чтобы принять за вежливое предисловие.

Среди Черного Братства было много триссов, так как триссы перешли от поклонения своему богу-королю Инису к поклонению богу, ответственному за его уничтожение, – Таэне. В этом был какой-то странный смысл. Как бы то ни было, Тераэт и триссы еще некоторое время о чем-то разговаривали.

Тем временем Турвишар попытался скормить мясо крокодила дрейку, который осторожно, как дикая кошка, крался вперед. Турвишар даже не потерял при этом руки – что, надо сказать, весьма впечатляюще.

Тераэт встал. Напряжение спало. Трисс шагнул вперед и похлопал Тераэта по плечу.

– Это Всизин, – объяснил нам Тераэт, – двоюродный брат Сзарра. Он слышал о нас.

Чтобы подчеркнуть это, трисс, о котором шла речь, широко улыбнулся мне, раскрыл объятия и провозгласил:

– Слиголто!

Я застонал, а Тераэт рассмеялся. Джанель наклонилась к Турвишару:

– Что он только что сказал?

– Мартышка? – неуверенно предложил Турвишар, – По-видимому, в Маноле нашли мартышку с золотистым мехом?..

Я ущипнул себя за переносицу.

– Один из моих инструкторов по оружию, Сзарр, дал мне это прозвище. Я думал, что избавился от него, когда взорвал остров, на котором жил в то время.

Тераэт усмехнулся.

– Это был не ты. Не приписывай себе вспыльчивость Старика.

У Джанель загорелись глаза:

– Мартышка? Они называют тебя Мартышкой? Это намного лучше, чем Плут! Любой ведь может вступить в этот клуб и называть тебя Мартышкой?

Я серьезно посмотрел на нее.

– Нет.

Тераэт хлопнул меня по плечу.

– Давай, Мартышка. Они предложили отвезти нас в их деревню. Давай хоть сегодня выспимся в настоящих кроватях.

Я не могу винить триссов в их гостеприимстве.

«Деревня» оказалась довольно большой – почти как целый город где угодно в Кууре. Глубоко в джунглях дома обычно стояли на сваях, спасаясь от наводнений. Здесь же, на опушке, все располагалось на уровне земли.

Триссы предпочитали дневной свет, поэтому большинство горожан спали, когда охотники вместе с нами вернулись домой. Из окон выглянуло несколько голов. Внезапно одна из дверей распахнулась, и наружу выбежал крошечный трисс и обхватил ногу охотника, вызвав смех окружающих.

Я никогда раньше не видел ребенка-трисса. Ни у кого из триссов на Инистахане не было семей, так что я встречал только взрослых. Я не мог бы определить пол ребенка, впрочем, как и пол взрослых триссов. В любом случае ребенок был очарователен.

Триссы принесли крокодила Тераэта, а также другую дичь, пойманную с помощью дрейков.

Поскольку было уже поздно, здороваться мы ни с кем не стали. Триссы показали нам комнату с четырьмя покрытыми тростником деревянными кроватями. Стоило мне лечь на кровать, и я тут же уснул и не просыпался всю ночь.

На следующее утро нас угостили великолепным завтраком из яиц диких птиц и мяса крокодила, а также кофе и дрожжевым хлебом под названием шорва, который я полюбил за время своего пребывания на острове Инистхана. Мы знали, что нам нужно спешить, но Турвишар настоял, что нам необходимо время, чтобы оправиться после произошедшего с нами испытания. Никто не стал спорить.

Весь день я ловил себя на том, что благодарен триссам за их щедрость. Они обеспечили нас едой, ванной и одеждой. Кто-то одолжил мне достаточно острую бритву. Тераэт, обладавший среди триссов почти священным статусом, объяснил всю срочность наших поисков. И все же я уверен, что они помогли бы нам, даже если бы никогда не слышали о Таэне; триссы были щедрым народом.

Конечно, их одежду можно было счесть за доспехи: это была многослойная жесткая кожа и специально высушенные листья, обработанные до твердости железа. Триссы делали одежду из отдельных кусков, которые они зашнуровывали или связывали, так что никакого пошива не требовалось. Их оружие также было весьма специфичным, поскольку триссы использовали изогнутые мечи, сделанные словно в хорвешанском стиле^[106]. Также у них всегда были кинжалы.

Я как раз собирал сумку, когда вдруг услышал, как Тераэт издал сдавленный звук. Я поднял голову, чтобы посмотреть, в чем заключалась проблема.

Проблема была в Джанель. О боги, неужели все проблемы всегда будут заключаться в ней?

Триссы дали ей типичную трисскую одежду, которую она надела так, чтоб та удовлетворяла ее требованиям приличия. А поэтому райсиги из змеиной кожи она завязала как можно туже, чтобы имитировать джоратский лиф, прочные сапоги и облегающий кожаный кеф. Большинство триссов носили юбку до колен или набедренную повязку с разрезами, но ей каким-то образом удалось найти брюки. Даже несмотря на то, что прошло много времени с тех пор, как она ездила верхом (это, должно быть, ее просто убивало!), и неизвестно, когда такая возможность еще представится снова, она по-прежнему стремилась носить наряд, подходящий для верховой езды. На всякий случай.

Вдобавок она убедила наших хозяев подарить ей украшения – понятия не имею, как она это сделала! – вырезанные из крокодильих зубов и разнообразных раковин. Все эти украшения она вплела в свой лаэвос. На запястьях у нее появилось огромное количество браслетов, на шее – разноцветные шнурки. Джоратские жеребцы выражали свою мужественность, нося украшения и украшая тело.

Сомневаюсь, что мне или Тераэту это показалось очень уж мужественным.

Оба мы уставились на нее.

Самое смешное, что ее одежда в Пустоши была гораздо более откровенной. И это довольно отвлекало, хотя с этим прекрасно справлялись и голые ноги Тераэта.

Вспомнив вдруг, что Тераэт солгал мне про Джанель, я вдруг понял, что хочу быть совершенно безжалостным. Он знал ее много лет, прежде чем я с ней встретился. Знал, ухаживал за ней и ни разу не намекнул, что знает нас обоих. Даже несмотря на то, что эти проклятые пророчества говорили о том, что мы с Джанель должны быть вместе. Даже несмотря на то, что он знал, что мы связаны в прошлых жизнях. Хотя он знал, что Ксалторат выследил меня и поместил в мой мозг воспоминания о Джанель – и сделал это по причинам, которые я до сих пор не мог понять.

Я подошел к Тераэту и похлопал его по плечу точно так же, как ванэ из Манола сделал это прошлой ночью.

– Помнишь, что ты сказал мне четыре года назад?

Тераэт оторвал взгляд от Джанель.

– Возможно, тебе придется чуть-чуть конкретизировать.

Я улыбнулся.

– Четыре года назад, на Инистхане. Я чувствовал, что влюблен в женщину, которая очень похожа на ту, что сейчас стоит вон там. Ты дал мне мудрый совет. Помнишь, что ты мне тогда сказал?

Тераэт прищурился. Я не мог сказать, вспомнил ли он свои слова или понял, что я заманиваю его в ловушку. И настроение у меня было настолько ужасным, что иначе как ловушкой это и нельзя было назвать.

Я наклонился к уху Тераэта и прошептал:

– Она не для тебя.

А потом я ушел.

23. Затерянный в лесах

(Рассказ Терина)

Как выяснилось, с тем, чтобы добраться через Кирписский лес к Академии, у Терина было две проблемы.

Во-первых, он не был в лесу более двадцати лет.

Во-вторых (хотя, вероятно, это было тесно связано с «во-первых»), он заблудился.

Гигантские хвойные деревья Кирписа столь волшебно и величественно, столь высоко возносились к небесам, что заслоняли солнце. Что означало, что Терин понятия не имел, в каком направлении идет. Или, точнее, он не знал, в каком направлении ему надо идти. Предположительно, на юг, но на «юг» можно было пройти тысячу миль, добравшись лишь к собственной смерти без еды, воды или чего-либо похожего на соответствующую одежду.

Он кое-что знал о выживании в дикой природе. Когда он был моложе и все еще верил в собственное бессмертие, он и его друзья действительно на спор прибыли в Пустошь. Пробыли они там недолго, но то, что они вообще выжили, было настоящим достижением. И они покинули Пустошь уже не одни, а с рабыней-ванэ, которую Терин купил, чтобы не видеть, как ее казнят.

С Хаэриэль.

Он поймал себя на том, что останавливается при каждом странном звуке, чтобы убедиться, что за ним не гонится эта колдунья-ванэ. Он все еще не мог поверить…

Хотя нет, все-таки мог. Терин без труда понял, почему Хаэриэль решила зачаровать его. Он был страховкой на случай, если любая тактика, которую она пыталась использовать, дабы вернуть престол, не сработает. План, которым она хотела воспользоваться первоначально, несомненно, включал в себя арфу. Терин мог бы узнать подробности, если бы остался, но… стоило ему вспомнить правду, и остаться он уже не мог. Хуже того, что Хаэриэль использовала на нем чары, была лишь мысль, что она очарует его вновь, как только поймет, что заклинание разбито.

Единственное, что смущало Терина, так это то, что Хаэриэль спала с ним. Чары делали такое поведение совершенно ненужным. Ей это ничего не дало.

Хотя, возможно, это принесло ей еще одного ребенка, но если она хотела именно этого, то ей все равно не нужно было с ним спать. Учитывая специальность Дома Де Мон, Хаэриэль знала, как можно оплодотворить женщину без секса. Они оба знали. Ей не было никакой необходимости спать с мужчиной, который держал ее в рабстве четверть века.

Возможно, то, что он находился в ее постели, было ее маленьким реваншем. Личной местью, когда она каждый раз упивалась неспособностью Терина отказаться.

Но ведь для этого ей не нужны были чары. Единственное, что Терин мог сказать Хаэриэль, было «да»^[107].

Услышав в отдалении волчий вой, Терин всерьез начал обдумывать, что – будь оно все проклято! – ему делать. Найти поляну, верно? Еще желательно сухое дерево. И все это лучше сделать, пока не стемнело. Он, конечно, мог создавать магические огни, но, поскольку те были видны издалека, ему не хотелось рисковать – ведь если Хаэриэль начнет поиски, он выдаст свое местоположение.

Терин начал вспоминать огненные заклинания, которые знал. Их было не так уж и много. Но по крайней мере, Галену хватило ума жениться на женщине из Дома Де Тал… Он вспомнил убийство Галена. Терин вздрогнул и проклял самого себя. Прошел почти месяц. Кто знает, что произошло в его отсутствие? Дом Де Мон может просто исчезнуть.

Гален и Шелоран были неразлучны, но они не любили друг друга. Терин поймал себя на том, что вопреки всему надеется, что хоть в этом он ошибается, потому что без Де Мона, способного попросить Черные Врата о возвращении Галена, тот мог вернуться только благодаря Шелоран. Глупо думать, что этим бы решили заняться его дочери^[108], даже если бы они вдруг вздумали вернуться в Столицу. Какой смысл возвращать своего племянника, чтобы он стал Верховным лордом, если можно не предпринимать ничего и позволить стать таковым своему сыну? Нет, Дом Де Талус должен был вернуть свою дочь Шелоран, а она должна была ходатайствовать за своего мужа, Галена…

– О, проклятье, Таэна, – громко сказал Терин. – Не отказывай Галену лишь потому, что она его не любит^[109].

Терин услышал крик хищной птицы. Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как на ветку сел, вскинув голову, большой золотой ястреб. Эта птица была символом семьи Де Монов, так что не заметить ее было нельзя. Но с другой стороны, ястребы жили в лесах, а значит, то, что он его увидел, еще не означало, что боги услышали его молитвы.

Затем, к изумлению Терина, вокруг него облетела, весело чирикая, а затем уселась ему на плечо голубокрылая сойка. Терин удивленно уставился на птицу. Вряд ли это было посланием от Таэны. Таэна, как правило, не использовала живых существ для этой цели.

Но и птицы обычно так себя не ведут.

Вскоре к этой птице присоединились остальные, которые принялись порхать вокруг него или расселись на соседних ветвях, весело распевая песни. Из кустов выскочил кролик, подергал носом, глядя на него, и метнулся обратно за деревья. Несколько птиц (ястреба среди них не было) последовали за кроликом, а остальные запрыгали по ветвям деревьев, направляясь вслед за ними и продолжая свою песню.

– Э-э…

Стоящий на тонких ножках олененок высунул голову из кустов, разглядывая его влажными глазами, а затем умчался обратно в лес.

Через несколько секунд к нему присоединился тигр. Тигр!

– Да, хорошо, уже, все! – проворчал Терин. – Я понял, в чем дело. Я иду туда.

Он шел за тигром, и лес вокруг него изменялся. Листья стали зеленее, земля – более рыхлой. Под ногами расстилался ковер из цветов и нежных листьев. Меж деревьями виднелась поляна.

И на этой поляне сидела богиня.

Она не могла быть никем другим. Ее кожа отливала нежным нефритовым оттенком, и она была одета в платье из лепестков. Когда она смотрела на него ртутными глазами без зрачков и радужки, ее красота казалась чужеродной и дикой. И если у него и были какие-то сомнения относительно того, кто перед ним, то достаточно было посмотреть, как от одного ее присутствия распускались цветы, а животные искали убежища рядом, – и не оставалось никаких сомнений. Это была не Таэна.

Это была полная противоположность Таэне. Он поклонился Богине Жизни.

– Я смиренен и благодарен.

– Ну, здравствуй, Смиренениблагодарен. Я Галава.

Терин уставился на нее.

– А еще ты прелестен, – сказала Галава. – Таэне следовало начать именно с этого. Я думала, ты будешь выглядеть старше.

Терин не знал, что ответить.

– А ты не очень разговорчив. Ты голоден? О, должно быть, так оно и есть. Давай, милашка. Садись со мной, поешь, выпей. Теперь ты в безопасности. – Галава сказала это безо всякой иронии, даже несмотря на то, что рядом с ней находился тигр.

Терин предположил, что он был бы в большей опасности, сидя рядом с одним из дворцовых котов. И отказываться было неразумно. Он сел, скрестив ноги, рядом с богиней.

– Благодарю тебя.

– О, тебе, должно быть, было это очень трудно. Вот… – Она потянулась за спину и протянула ему тыкву с отрезанной верхушкой. Жидкость внутри была со вкусом меда и специй и пузырилась на языке. Если бы у Дома Де Лаакар был рецепт этого напитка, они бы стали самым богатым Домом в Кууре. Он не мог сказать, содержал ли напиток алкоголь, но чувствовал, что должен был содержать.

Эта мысль вызвала вторую, более тревожную: он не пил уже… как давно? Месяц. Со времен Адского Марша. Со времен уничтожения его семьи. С того самого дня, как он потерял своих сыновей – всех до единого.

Нет. Всех своих сыновей, кроме одного. Кирин все еще был жив.

Терин уставился в чашу, молча разглядывая дерево, видневшееся в зеркальном отражении. Оно выпустило цветок, который расцвел и через несколько минут начал осыпаться. Когда он в последний раз так долго обходился без вина или бренди? Почему он этого не заметил?

Он начал пить после того, как умерла его жена Нора, и не останавливался после этого. Терин стал довольно опытным в отрезвляющих заклинаниях, когда они были необходимы, и позволял себе плавать в бездне онемения, когда они не были нужны. После похищения Кирина ситуация не улучшилась. Как он мог не заметить того, что стало ритуальной основой его существования?

Очевидный ответ был только один: Хаэриэль превратила его потребность в поводок. Хаэриэль знала все его слабости: они никогда особо не скрывались. Она сама стала его алкоголем и наркотиком, его пристрастием, к которому он с удовольствием возвращался бы снова и снова.

– С тобой все в порядке, дорогое дитя? – Голос Галавы был таким добрым, что от одного этого звука у него защипало в глазах.

Терин с некоторым усилием заставил себя отставить тыкву:

– Возможно, мне бы не повредило немного еды?

Глаза Галавы заблестели от улыбки.

– Естественно.

Она махнула рукой. На поляне начался пир. Не только для него одного – тигру дали кусок мяса, олененку досталась небольшая груда желудей, грибов и свежих фруктов. Птицы слетелись к маленьким изящным ракушкам, наполненным семенами. Терин был уверен, что, посмотри он на дерево, увидит, что ястреб тоже ест, хотя, вероятно, не кролика.

Терин взял манго и откусил большой кусок. Мужчина был настолько голоден, что эта еда показалась ему лучшей из той, что он пробовал, даже если она не была таковой. Он увидел гуаву и физалис, сладкие пиньи и семена перей, бананы и многое другое – все это было безумно вкусно. Пальцы мгновенно стали липкими, с подбородка капал сладкий сок, но ему было все равно.

Но, вытирая лицо тыльной стороной рукава – его портные наверняка бы в обморок упали, увидев это, – он в то же время изучал лицо богини, которая его спасла. Оценить выражение ее лица было очень трудно из-за странных глаз, но она терпеливо смотрела на него в ответ. И ждала.

– Спасибо, – наконец сказал Терин. – Не думай, что я не благодарен, но… почему меня явилась спасти сама богиня? Мне казалось, вы для этого слишком заняты.

– Ну, ты ведь молился. – Она посмотрела мимо него, словно вглядывалась в лицо кому-то, стоящему за его плечом, и нахмурилась.

– Я не… – Терин замолчал и оглянулся. Там никого не было.

Молился ли он? Возможно…

Галава протянула руку тигру, и тот потерся о нее подбородком.

– По правде говоря, дело не столько в тебе, сколько в Хаэриэль. Надеюсь, твое эго это переживет. – Она наклонила голову. – Ты знаешь, что такое Ритуал Ночи?

Терин отхлебнул напиток, раздумывая над ее словами:

– Звучит знакомо, но я не могу сказать почему.

– Ты, наверное, слышал о нем еще в Академии – после этого прошло много времени, – сказала она. – Я уверена, ты понимаешь, что большинство подношений богам сжигаются, потому что разрушение освобождает тенье. Но это не единственный способ собрать урожай тенье. Гибель гораздо более эфективна для этого.

– Ты имеешь в виду жертву.

– Да, можно определить и как жертву. – Галава глянула на тигра, который издал пыхтящий звук и начал переворачиваться на спину, и закатила глаза: – Нет, я сейчас слишком занята, чтобы играть! – Она обратила внимание на Терина. – Много лет назад в Кортаэнской Пустоши был заключен в тюрьму демон. Демон, который, по сути, является самой причиной существования Кортаэнской Пустоши.

Терин выпрямился. Он прекрасно знал, что за монстр заключен в тюрьму в Пустоши. Однако он никогда к нему не приближался, потому что даже юношеские глупость и вера в собственное бессмертие имели свои пределы. Ни он, ни его друзья не заходили в Пустошь так далеко.

Галава продолжала:

– Удержание этого демона в заточении требует необычайных запасов тенье. Так что давным-давно одна из Четырех Рас – ворасы – разработали ритуал объединения достаточного количества тенье. И то, чем они пожертвовали, было их бессмертие.

Терин поморщился:

– Ох. Верно. Этот Ночной Ритуал. Я перепутал его с другим.

Один из профессоров истории рассказывал об этом столь занудно, что он попросту засыпал каждый раз^[110].

– Этот другой Ночной Ритуал гораздо веселее того, о котором ты подумал, – подмигнула ему Галава. – В этом ритуале используется фигура, символически связанная с рассматриваемой расой. Лучше всего для этого подходит их монарх. Первыми отказались от бессмертия ворасы. Потом отказался мой народ, ворамеры. В прошлый раз так же поступили вордреты. И остается только… – Она замолчала.

– Только ванэ, – сказал Терин.

– Да. Только ванэ. – Она грустно улыбнулась. – Мы отстранили Хаэриэль от власти лишь потому, что она ясно дала понять, что не собирается проводить Ритуал Ночи.

– Мы? Мы отстранили Хаэриэль от власти?

– О нет, мой дорогой малыш. Ты не имеешь к этому никакого отношения. – Выражение лица Галавы стало озорным. – В отличие от нас с Таэной.

– Это сработало. Она не королева.

– Да, – ответила Галава. – Но возникли… – она беспечно махнула рукой, – осложнения с королем Келанисом. Люди, которых мы послали разобраться с этой проблемой, столкнулись с препятствиями^[111]. Которые может использовать Хаэриэль для того, чтобы вернуть трон – особенно с твоей добровольной помощью.

Терин выпустил из пальцев липкие остатки пиньи.

– Так вот почему ты мне помогаешь. – Несмотря на сладость плода, во рту ощущался горький привкус. – Тогда почему ты просто не убила ее, если не хочешь видеть ее королевой? В конце концов, и ты, и Таэна – богини. – Он почувствовал, как в душе поднимается отвращение – темное и уродливое. Как рождается ужас при мысли, что эти существа могут желать смерти Хаэриэль. Что он ничего не сможет сделать, чтобы спасти ее, если они решат так поступить.

А еще он почувствовал ужас от того, что все равно попытается…

– Убить ее? – Галава широко распахнула глаза. – О нет. Таэна, может, и не рада тому, что Хаэриэль отказалась провести ритуал, но ведь Хаэриэль – ее внучка. Даже гнев Таэны имеет свои пределы.

Мир покачнулся под ногами, словно они вдруг оказались в океане. Терин поперхнулся:

– Хаэриэль Таэне кто?!

Птицы взмыли в воздух от смеха Галавы.

Ему казалось, что его штормит и качает – и был рад, что сидит.

– Я не… я не знал.

– А тебе разве могло прийти в голову: «О, эта прелестная ванэ, которую я только что купил… Держу пари, она королева ванэ и вдобавок внучка Смерти»? – Выражение лица Галавы стало мрачным. – Но мне все кажется, что Таэна больше притворяется, чем расстроена отказом Хаэриэль. Та действительно похожа на свою бабку – у них схожий характер^[112], а этот ритуал смертелен для того, кто его проведет. Я подозреваю, что Таэна скорее готова пожертвовать Келанисом, чем своей любимой внучкой.

– Правильно. Любимая внучка. – У Терина все еще кружилась голова от этой мысли. Но вскоре его пронзила алая вспышка гнева, оставив после себя лишь презрение и пепел. – Какой же она может быть любимой, если Таэна оставила ее в рабстве на двадцать пять лет? Если бы ее владельцем стал какой-нибудь другой верховный лорд…

– Верно, но я предполагаю, что именно по этой причине Таэна продала ее тебе. – Галава запнулась. – Хм. Возможно, я не должна была упоминать об этом.

Он ошибался, считая себя невосприимчивым к любым возможным потрясениям. Все, что мог Терин, – это лишь смотреть на богиню, а в его мозгу вновь и вновь всплывали воспоминания и какие-то выводы – подобно тому, как разъяренная толпа выкрикивает обвинения. Одно дело – создать гаэш своей любимой внучке и отдать ее кому-нибудь для ее же спасения, словно заключить ее в тюрьму без решеток. И совсем другое – отправить ее к представителю Королевского Дома Куура, а точнее, к тому, кто был жрецом Таэны. Что это дало Таэне? Что из этого получилось?

Кирин. Из этого получился Кирин.

В таком случае действительно ли его покойная жена Нора умерла от осложнений при родах? Он и сам-то всегда в это не верил, учитывая его способности и количество целителей, которые лечили ее. А может, она умерла, потому что Таэна просто убила ее, чтобы расчистить путь?

Терин взял тыкву и сделал большой глоток, а потом хмуро глянул на свой напиток.

– Это ведь не алкоголь?

– Нет, дорогуша. Я решила, что так будет лучше.

– Все из-за этого дурацкого пророчества, не так ли? Проклятого пророчества Педрона. Вот почему… – Он сжал зубы. Когда он думал обо всех людях, которых убил Педрон Де Мон… нет, когда он думал обо всех людях, которых убил его отец, Педрон, лишь для того, чтобы Педрон и Гадрит Де Лор могли в каком-то дурацком стремлении гнаться за божественностью и высшей властью…^[113]

Галава потянулась к нему и взяла его за руку:

– Бедняжка… Я знаю, это слабое утешение, но, похоже, оно сработало. А твой сын Кирин вырос таким славным молодым человеком.

– Ну конечно, – усмехнулся Терин. – Я же не имею никакого отношения к его воспитанию. – Свободной рукой он протянул тыкву. – Могу ли я вежливо попросить чашу вина?..

Галава сжала его руку, игнорируя его вопрос:

– Послушай меня, дорогуша. Ты не виноват, что Дарзин был таким. Иногда, что бы мы ни делали и ни говорили, наши дети получаются не такими, как нам хотелось бы. Мои дети… – На ее лице, под улыбкой, пряталась боль. – Ксалома всегда была таким милым ребенком, я всегда думала, что Шаранакал может покинуть библиотеку лишь затем, чтоб пойти на концерт, а Баэлош… – Она замолчала. – Хорошо. Баэлош всегда был немного смутьяном. Но в хорошем смысле^[114]. Сейчас? Сейчас мне больно думать об этом. Я оплакиваю их.

Терин отставил чашку в сторону.

– Я не… – Он вздрогнул и начал снова. – Я не чувствую… ничего… по поводу Дарзина. – Он сглотнул, в горле было сухо, как улицы куурской Столицы летом. – Нет, неправда. Я чувствую облегчение. Если бы я только мог что-нибудь сделать… – Он закрыл глаза. – Баврин и Деви действительно мертвы? Не просто мертвы, а… уничтожены. Гадрит уничтожил их.

Галава помедлила с ответом.

– Гадрит поглотил нижнюю душу Баврина, так что верхняя душа Баврина не смогла перейти в Загробный мир. Так что да, он… ушел. Однако Деви был просто убит. Он в Стране Покоя. – Она сжала его руку. – Вряд ли кому-нибудь придет в голову ходатайствовать о его возвращении, но он перевоплотится. Я позабочусь, чтобы он оказался в каком-нибудь приличном месте.

– Спасибо, – пробормотал Терин. – Это очень любезно. – Он почувствовал, как в душе разгорается ненависть к Кууру, к Столице да и к каждому Королевскому Дому. Он совсем бы не возражал, если бы Хаэриэль вторглась и спалила Куур дотла. Они все это заслужили. Включая его самого.

Но было трудно – даже сейчас, когда его в Кирписском лесу утешала богиня, – хоть немного не ненавидеть Восьмерых Бессмертных. За все их манипуляции. За то, что они не желали заступиться. За то, что ничего не сделали с Кууром. Он не осмеливался взглянуть на Галаву, боясь, что она увидит это в его глазах.

– А теперь… – наконец произнес он, глядя в сторону. – Я не помогаю Хаэриэль, как вы хотели.

– Ты действительно… не помогаешь? Ты в этом уверен?

Вздрогнув, он повернулся к ней.

– Я…

Галава отпустила его руку и присела на корточки.

– Ты жаждешь не только вина, дорогуша. Я бы не стала осуждать тебя за то, что ты вернулся к ней, даже после всего, что она сделала тебе, и всего, что ты сделал ей. – Она посмотрела на него своими серебристыми, чужими глазами. В этот момент ничто в ней не казалось дружелюбным. – Но если ты это сделаешь, пойми, терпение Таэны имеет пределы. Она скорее убьет Хаэриэль, чем увидит, как ритуал останется невыполненным. Так что, если ты хочешь спасти свою возлюбленную, не пускай ее на трон. Так или иначе, корону она надолго не наденет.

Терин вспыхнул. Угрозы, которые он передавал Стражам через Ночных Танцоров, обычно звучали более тонко. Ваш муж очень любит вас. Почему бы вам не помочь ему решить, кого лучше арестовать?^[115]

– Но почему? – наконец спросил Терин. – Почему этот ритуал так важен, что он нужен даже Восьми Бессмертным? Если этот заключенный в тюрьму демон так сильно беспокоит вас, просто снова заключите его в тюрьму. Зачем тебе понадобилось тащить ванэ на тот же уровень, что и всех нас?

Ее маленькие ноздри раздулись – это был первый и единственный раз, когда он увидел на ее лице что-то похожее на гнев.

– Хотела бы я, чтобы это было так просто, – сказала Галава, – но разве справедливо, что все остальные расы – твоя и моя – принесли эту жертву, в то время как ванэ отказываются? Должен быть баланс. – Она рассмеялась, но без особой радости. – Они так хотели отдалиться от вашего народа. Ванэ зачаровывали себя и изменяли себя, пока не превратили это желание в реальность. Но за это надо платить.

– Я не понимаю, – сказал Терин. – Она говорила, что ванэ когда-то были людьми?!^[116]

– Может, тогда попробуешь поверить? – предложила Галава. – Да, Келанис умрет, но не навсегда. Он возродится. Все ванэ возродятся, подобно тому, как это делают люди, моргаджи и дретты. Нам нужно только время – достаточно времени, чтобы пророчества исполнились. Ритуал Ночи дает нам это время.

Терин рассматривал богиню, все сильнее понимая, что чувствует себя… потрясенным. Потрясенным и злым. Потому что, если Галава, Таэна и, вероятно, все остальные боги считали, что единственным выходом было поверить в Деворанские пророчества, это означало, что в конечном счете они ждали смертного, чтобы спасти их – спасти всех.

Точнее, они ждали, что всех спасет его сын. Терин, честно говоря, не знал, какие эмоции следует испытывать по поводу этой мысли. Гордость? Гнев?

Может быть, ужас.

– Хорошо, – осторожно сказал Терин. – Поверить. Спасибо за… – Он обвел рукой поляну. – И за то, что объяснила мне суть дела.

– Ты хочешь, чтобы я отправила тебя обратно к Хаэриэль?

Терин колебался. Он не был готов к этому. Ему нужно было время, чтобы прочистить голову и выяснить, чего он хочет.

– Если ты не возражаешь, я лучше вернусь в Столицу.

Галава моргнула.

– Ты не сможешь помочь, находясь там.

– Я не смогу помочь, если ты отправишь меня обратно к Хаэриэль до того, как я буду готов.

Богиня долго мерила его изучающим взглядом, потом наклонилась и поцеловала в лоб. Он почувствовал себя десятилетним мальчишкой рядом с матерью.

– Я понимаю. Будь умницей.

– Это не в моем характере… – Мир вспыхнул и погрузился во тьму, а затем вспыхнул во славе света…

Терин Де Мон вернулся в Столицу Куура.