Джек Вэнс
Часчи. Тшай. Том I

Глава 2

Рейт очнулся, увидел мерцающее пламя костра, услышал ропот голосов. Над ним нависла черная тень. С обеих сторон тени открывалось небо, полное незнакомых звезд. Кошмар стал реальностью. Поочередно восстанавливая в сознании аспекты бытия и ощущения, Рейт пришел в себя и смог оценить свое состояние. Он лежал на подстилке из плетеного тростника. От подстилки исходил кисловатый запах – полурастительный, получеловеческий. С него сняли рубашку, плечи заключили в обвязанные лозой лубки, поддерживающие сломанные кости. Преодолевая боль, Рейт поднял голову и осмотрелся. Его поместили под открытым со всех сторон навесом – полотнищем, натянутым на металлические стойки. «Еще парадокс», – подумал Рейт. Металлические стойки свидетельствовали о достаточно высоком уровне технологии, а оружие и манеры окружавших его людей были безусловно варварскими. Рейт попытался повернуться в сторону костра, но усилие разбудило острую боль – он опустился на подстилку.

Лагерь разбили на открытой местности, лес остался позади – в небе блестели россыпи звезд. Рейт подумал о сиденье катапульты, об аварийном комплекте – и с сожалением вспомнил, что они остались висеть на дереве. Ему предстояло полагаться только на себя, на врожденные способности, в какой-то мере дополнявшиеся подготовкой, обязательной для разведчика. Некоторые стороны этой подготовки он считал излишками педантизма. Ему пришлось усвоить огромное количество упрощенной научной информации, принципы лингвистики, теорию связи и навыки астронавигации, пройти курсы космической и энергетической техники, биометрии, метеорологии, геологии и токсикологии. Такова была лишь теоретическая часть. Его обучали также всевозможным практическим методам выживания – обращению с оружием, способам нападения и обороны, поиску пропитания в аварийной ситуации, оснащению парусного такелажа и блочных подъемных механизмов, механике космических двигателей, ремонту и импровизированной сборке электроники. Если его не убьют сразу, как убили Ваундера, он мог бы выжить – но зачем? Вероятность возвращения на Землю, несомненно, была пренебрежимо мала, в связи с чем интерес к незнакомой планете не мог служить достаточным побуждением к действию.

На его лицо упала тень – Рейт узнал молодого человека, сохранившего ему жизнь. Минуту-другую юноша разглядывал Рейта из темноты, потом опустился на колени и протянул миску с кашей из крупного зерна.

«Премного благодарен, – сказал Рейт, – но, кажется, я не могу есть. Мешают лубки».

Молодой человек наклонился вперед и что-то сухо произнес. Рейт заметил на его лице строгое, напряженное выражение, странное для подростка едва ли старше шестнадцати лет.

Совершив чрезвычайное усилие, Рейт приподнялся на локте и взял миску с кашей. Юноша поднялся и отошел на два шага, наблюдая за попытками Рейта накормить себя, потом повернулся и неприветливо кого-то окликнул. Подбежала маленькая девочка, поклонилась, взяла миску и стала серьезно, сосредоточенно кормить Рейта.

Юноша, явно заинтригованный Рейтом, продолжал наблюдение. Рейт был озадачен не меньше. Мужчины и женщины – в мире, удаленном на двести двенадцать световых лет? Параллельная эволюция? Невероятно! Ложка за ложкой каша перемещалась к нему в рот. На девочке лет восьми была оборванная, не слишком чистая одежда, напоминавшая пижаму. К молодому человеку подошли пятеро соплеменников. Воины вполголоса обменивались рычащими фразами. Юноша их игнорировал.

Миска опустела. Девочка поднесла ко рту Рейта кувшин со скисшим пивом. Рейт стал пить, потому что от него этого ожидали, хотя от едкого пойла сводило скулы. «Спасибо», – сказал он девочке. Та ответила боязливой улыбкой и поспешно удалилась.

Рейт снова лег на подстилку. Юноша обратился к нему резко, бесцеремонно – по-видимому, с вопросом.

«К сожалению, не понимаю, – ответил Рейт, – но пусть это тебя не раздражает: в моем положении пригодится любая помощь».

Юноша замолчал и скоро ушел. Рейт пытался уснуть, лежа на подстилке. Мерцание костра тускнело, лагерь понемногу затихал.

Издалека донесся едва слышный, то ли воющий, то ли дрожащий крик. На него отозвался другой такой же, еще один, и еще – ночь огласилась тоскливой, монотонной перекличкой сотен похожих голосов. Еще раз приподнявшись, Рейт заметил, что на востоке взошли две луны примерно одинакового диаметра – одна розовая, другая бледно-голубая.

Унылое многоголосие наконец оборвалось, и в лагере наступило молчание. Глаза Рейта стали слипаться – он заснул.

Утром Рейт смог лучше познакомиться со стойбищем. Лагерь разбили в болотистой низине между двумя пологими возвышенностями – длинная гряда таких же холмов уходила к востоку. По каким-то причинам, не очевидным для Рейта, племя решило временно остановиться именно здесь. Ежедневно с утра четверо молодых людей в бурых плащах садились на небольшие электрические мотоциклы и разъезжались по степи в разных направлениях. Вечером они возвращались и подробно отчитывались перед Тразом Онмале, юношей-вождем. Каждое утро запускали огромный воздушный змей, поднимавший в воздух мальчика восьми-девяти лет, выполнявшего, по-видимому, обязанности дозорного. К концу второй половины дня ветер, как правило, стихал, и воздушный змей удавалось более или менее плавно спустить на землю. Мальчик обычно отделывался легким ушибом, хотя мужчины, наматывавшие тросы, казались больше озабоченными сохранностью змея – четырехэтажной конструкции из черной пленки, натянутой на деревянные рейки.

На рассвете из-за холма с восточной стороны неизменно раздавался ужасный визг, продолжавшийся полчаса. Рейт вскоре выяснил, что шум этот исходил от стада многоногих животных, служивших племени источником мяса. Выполнявшая функции мясника женщина двухметрового роста, с соответствующей мускулатурой, каждое утро отправлялась к стаду с ножом и топором, чтобы отрубить три-четыре ноги, удовлетворявшие ежедневные потребности племени. Иногда она вырубала мясо из спинной части животного или вырезала куски внутреннего органа через рану, оставшуюся после удаления ноги. Скотина не слишком протестовала против ампутации конечностей, скоро отраставших заново, но громко выражала недовольство, когда резали другие части тела.

Пока кости Рейта срастались, он имел дело только с робкими женщинами, не проявлявшими инициативы, и с Тразом Онмале, обычно проводившим с Рейтом почти все утро. Юноша говорил с ним, проверял, как он поправляется, и обучал его языку крутов, отличавшемуся закономерным синтаксисом, но осложненному большим количеством спряжений, наклонений и падежей. Еще долго после того, как Рейт научился объясняться по-крутски, Траз Онмале с суровостью, не вязавшейся с его возрастом, продолжал поправлять Рейта и указывать на ту или иную идиоматическую или грамматическую тонкость.

Рейт узнал, что мир, где он очутился, назывался «Тшай», а две его луны – «Аз» и «Браз». Племя именовало себя «крутами» или «людьми-кокардами», так как все мужчины носили на шапках эмблемы из серебра, меди, камня или дерева. Статус мужчины определялся его кокардой. Кокарда сама по себе считалась полубожественным объектом с неповторимым именем, подробной историей, собственным характером и рангом. Не было преувеличением сказать, что не человек носил кокарду, а кокарда повелевала человеком, так как от нее зависели его имя и репутация, а также роль в племени. Самой высокой репутацией пользовалась Онмале – кокарда Траза. До получения этой кокарды Траз считался рядовым подростком. Онмале олицетворяла мудрость, находчивость, решительность и еще одно, не поддающееся определению крутское качество – в более цивилизованных условиях его можно было бы назвать «интуитивным вдохновением». Мужчина мог унаследовать кокарду, завладеть ею, убив прежнего носителя, или изготовить новую кокарду. Новая кокарда, однако, не приобретала индивидуальности и не «вдохновляла» ее носителя, пока тот не принимал участие в замечательных подвигах и не повышал таким образом статус своего амулета. Когда кокарда переходила к новому владельцу, тот волей-неволей перенимал ее персональные качества. Иные кокарды оказывались несовместимыми – приобретавший одну сразу становился врагом владельца другой. Сложная история некоторых кокард насчитывала тысячи лет, другие, «шальные», обрекали носителей на гибель, третьи побуждали к дерзкой отваге либо внушали неистовость, бесстрашие или иную воинскую доблесть. Рейт не сомневался, что его представление о символических свойствах кокард бледнело по сравнению с живым, интенсивным восприятием крутов. В их племени мужчина без кокарды был человеком без лица, без положения, без функции, превращаясь в то, чем, как вскоре узнал Рейт, стал он сам – в раба-илота, в женщину (в крутском языке эти понятия обозначались одним словом).

Любопытно, что «люди-кокарды» считали Рейта, по всей видимости, выходцем из некой отдаленной области Тшая. Нисколько не уважая его за то, что он прибыл на борту космического аппарата, они относили Рейта к числу служителей некой неизвестной им нечеловеческой расы, подобно тому, как часчменов считали прислужниками часчей, а дирдирменов – униженными подражателями дирдиров.

Когда Траз Онмале впервые пояснил эту точку зрения, Рейт с возмущением отверг ее: «Я с Земли, с далекой планеты. Люди Земли никому не подчиняются».

«Кто же построил космическую посудину?» – скептически вопросил Траз Онмале.

«Люди, разумеется. Люди с Земли».

Траз Онмале с сомнением покачал головой: «Разве могут быть люди так далеко от Тшая?»

Рейт с горечью рассмеялся: «Я задаю себе тот же самый вопрос: как люди попали на Тшай?»

«Происхождение людей общеизвестно, – холодно ответил Траз Онмале. – Этому учат детей, как только они начинают говорить. Разве тебе не объясняли?»

«На Земле принято считать, что человек произошел от человекообразного предка, в свою очередь развившегося из древнего млекопитающего – и так далее, вплоть до образования первых живых клеток».

Траз Онмале покосился на суетившихся неподалеку женщин и махнул рукой: «Прочь! Наши разговоры не для бабьих ушей!»

Работницы удалились, насмешливо прищелкивая языками. Траз Онмале с отвращением смотрел им вслед: «Твои небылицы разнесут по всему лагерю. Чародеям это не понравится. Придется объяснить тебе истинное происхождение людей. Ты видел луны. Розовая луна – Аз, обитель блаженных. Голубая – Браз, юдоль мучений, куда после смерти попадают порочные бойцы и „крутшгейры“¹. Когда-то, давным-давно, луны столкнулись, и тысячи людей свалились на Тшай. Теперь все они – и доблестные, и порочные – стремятся вернуться на Аз. Но судьи-чародеи, чья мудрость исходит из говорящих с лунами шаров на шапках, отделяют доблесть от порока и отправляют каждого на ту луну, какой он заслуживает».

«Интересно, – сказал Рейт. – Как насчет часчей и дирдиров?»

«Они не люди. Они прилетели на Тшай с других надзвездных миров – так же, как ванхи. Часчмены и дирдирмены – поганые ублюдки. Пнуме и фунги – выродки из северных пещер. Мы их всех усердно уничтожаем, по мере возможности». Строго нахмурив брови, Траз покосился на Рейта: «Если ты происходишь из другого мира, значит, не можешь быть человеком. Придется приказать, чтобы тебя зарезали».

«Такая мера представляется чрезмерно суровой, – возразил Рейт. – В конце концов, я не причинил крутам никакого вреда».

Траз Онмале жестом дал понять, что этот довод несостоятелен: «Я повременю с решением».

Разминая затекшие конечности, Рейт приступил к прилежному изучению языка. Он узнал, что круты не селятся в одном районе, а кочуют по огромной Аманской степи, простирающейся по всей южной части континента – Котана. Круты мало знали о происходившем в иных краях. Были другие континенты – Кислован на юге, Чарчан, Кащан и Рах на противоположной стороне Тшая. По степи кочевали чужие племена. В болотах и лесах юга обитали великаны и людоеды – им приписывались различные сверхъестественные способности. На дальнем западе Котана обосновались синие часчи. Дирдиры, предпочитавшие прохладный климат, жили на полуострове Хаулк, вытянувшемся к югу от западной материковой части Кислована, а также на северо-восточном берегу Чарчана.

На планете присутствовала еще одна нечеловеческая раса, ванхи, но люди-кокарды о них почти ничего не знали. Аборигенами Тшая были внушавшие суеверный ужас пнуме и их безумные родичи фунги – круты избегали говорить об этих существах, а когда о них все же заходила речь, понижали голос и оглядывались.

Шло время: дни, полные причудливых событий, ночи отчаяния и тоски по Земле. Кости Рейта начали срастаться; он изучал лагерь, стараясь не обращать на себя внимание.

С подветренной стороны холма соорудили около пятидесяти навесов с крышами, вплотную упиравшимися одна в другую – так, чтобы с воздуха строения могли казаться складчатым откосом холма. За навесами находилось скопление громадных шестиколесных самоходных подвод, замаскированных парусиновыми полотнищами. Рейта поразила величина машин. Он рассмотрел бы их поближе, если бы не стайка чумазых голодранцев, волочившихся по пятам и следивших за каждым его движением. Дети интуитивно чувствовали в Рейте чужака, он вызывал у них невольный подозрительный интерес. Взрослые бойцы, однако, игнорировали его – ибо что такое человек без кокарды? Не более чем призрак.

На дальнем краю лагеря Рейт обнаружил устройство чудовищных размеров, установленное на гусеничной платформе – гигантскую катапульту с метательным рычагом длиной метров пятнадцать. Осадная машина? С одной стороны катапульты был нарисован розовый диск, с другой – голубой. Рейт предположил, что так обозначались луны, Аз и Браз.

Прошли дни, недели, месяц. Рейт не понимал, почему племя бездействовало. Будучи кочевниками, зачем они оставались именно здесь, и так долго? Каждый день четверо молодых людей выезжали на разведку; каждый день высоко над головой сновал ныряющий черный воздушный змей, а под ним болтались, как у тряпичной куклы, ноги мальчика-дозорного. Бойцы нервничали и коротали время, совершенствуя боевые навыки. Применялось оружие трех видов – длинная гибкая рапира с режущим и колющим клинком, напоминавшим хвост морского ската, арбалет с эластичными ремнями, заряжавшийся короткими оперенными стрелами, и небольшой треугольный щит высотой в локоть, с удлиненными шипами по углам и острыми, как бритва, краями. Щит надевали на руку острым концом вниз и использовали не только для обороны, но и в качестве колющего и рубящего средства нападения.

Сначала за Рейтом ухаживала восьмилетняя замарашка, после нее – маленький сгорбленный старик со сморщенным, как изюм, лицом, потом девушка, казавшаяся бы привлекательной, если бы не ее полная безрадостность. По всей вероятности, ей было лет восемнадцать. К правильным чертам ее лица шли тонкие светлые волосы, но в них постоянно путались кусочки веток и сена. Всегда босая, она носила только длинную серую рубаху из грубого домотканого полотна.

Однажды, когда Рейт сидел на скамье, она проходила мимо. Рейт поймал ее за талию и заставил присесть к себе на колени. От нее исходил запах луговых трав – утесника, орляка и степного мха, а еще кисловатый дух шерсти. Она спросила сипло, тревожно: «Чего тебе?» – и вполсилы попыталась вырваться.

Рейту казался приятным ее теплый вес: «Во-первых, я выну прутья из твоих волос… сиди спокойно». Она расслабилась и покосилась на Рейта – в замешательстве, послушно, со смущением. Рейт расчесал ей волосы – сперва пальцами, потом щепкой. Девушка сидела неподвижно.

«Так-то лучше! – заявил Рейт немного погодя. – Теперь на тебя приятно посмотреть».

Девушка продолжала сидеть, как во сне, но скоро встрепенулась и вскочила на ноги. «Нужно идти, – сказала она боязливо, – а то увидят». Тем не менее, уходить она не торопилась. Рейт потянул было ее к себе, но благоразумно сдержался. Девушка поспешила прочь.

На следующий день она снова невзначай оказалась рядом. Теперь ее волосы были аккуратно расчесаны. Она задержалась, оглянувшись через плечо – Рейт узнал тот же взгляд, те же манеры, какие сотни раз замечал на Земле. Мысль эта вызвала в нем тоску, доходившую до боли. На Земле ее считали бы красавицей – здесь, в Аманской степи, она лишь смутно, инстинктивно ощущала свою привлекательность. Рейт протянул к ней руку. Она подошла, будто притянутая против воли – так оно, конечно, и было, ибо ей были хорошо известны обычаи племени. Рейт положил руки ей на плечи, обнял за талию и поцеловал. Она казалась озадаченной. Улыбаясь, Рейт спросил: «Тебя никто не целовал?»

«Нет. Это приятно. Сделай так еще раз».

Рейт глубоко вздохнул: в конце концов, почему бы и нет?… За спиной послышались шаги – тяжелый удар свалил Рейта на землю. За ударом последовал поток брани, слишком быстрой, чтобы можно было разобрать слова. Нога в сапоге пнула его в ребра – в срастающемся плече отозвалась пульсирующая боль.

Мужчина подошел к съежившейся девушке, прижавшей кулаки ко рту, ударил ее, пнул, толчками погнал в лагерь, по дороге грязно ругаясь и выкрикивая нравоучения: «…тошнотворные шашни с пришлым рабом! Так-то ты блюдешь чистоту расы?»

С рабом? Рейт поднялся с пола под навесом. Слова звенели у него в ушах: «С пришлым рабом!»

Девушка убежала и спряталась на корточках под громадной подводой на высоких колесах. Траз Онмале явился выяснить причину переполоха. Боец, дюжий мужик не старше Рейта, ткнул в сторону землянина дрожащим от ярости пальцем: «Проклятый инородец навлечет на нас беду! Разве не так предсказано? Нельзя терпеть, чтобы от женщин шло его отродье! Убить его – или охолостить!»

Траз Онмале с сомнением глядел на Рейта: «Кажется, он не причинил особого вреда».

«Не причинил, говоришь? Только потому, что я проходил мимо! Если в нем так разыгрались силы, почему бы не заставить его работать? С какой стати мы обязаны набивать ему кишки, пока он рассиживает на подушках? Охолостить его – пусть работает с женщинами!»

Траз Онмале неохотно согласился. Рейт с отчаянием подумал об аварийном комплекте, оставшемся на дереве – с лекарствами, приемопередатчиком, сканоскопом, аккумулятором и, что самое важное, с оружием! Сейчас от них было не больше пользы, чем если бы они испарились на орбите вместе с «Эксплоратором».

Траз Онмале подозвал женщину-мясника: «Принеси нож поострее. Раба надлежит усмирить».

«Погодите! – выдавил Рейт, задыхаясь. – Разве так обращаются со странником? Разве гостеприимство у вас не в обычае?»

«Нет, – отвечал Траз Онмале, – у нас нет такого обычая. Мы – круты, нами повелевают кокарды».

«Человек меня ударил! – протестовал Рейт. – Трус он или нет? Могу я с ним драться? Что, если я отниму его кокарду? У меня будет право занять его место в племени!»

«Кокарда и есть место в племени, – признал Траз Онмале. – Человек этот, Осом – послушный носитель кокарды Вадуз. Без кокарды он не лучше тебя. Но покуда Осом угождает Вадузу, так тому и быть, и тебе не завладеть кокардой».

«Ничто не запрещает мне попытаться».

«Возможно. Но ты опоздал – нож принесли. Будь так добр, разденься».

Рейт с ужасом взглянул на женщину-мясника, шире в плечах и гораздо толще его – та надвигалась, ухмыляясь во весь рот.

«Еще есть время, – бормотал Рейт, – достаточно времени!» Он повернулся к Осому Вадузу. Тот выхватил рапиру – сталь с визгом скользнула по твердой сухой коже ножен. Быстро шагнув вперед, Рейт оказался ближе к противнику, чем наконечник его слишком длинного клинка. Осом попробовал отпрыгнуть назад, но Рейт схватил его за руку, твердую, как железо – боец был гораздо сильнее Рейта, только начинавшего поправляться. Осом Вадуз с силой отдернул руку, чтобы сбросить Рейта на землю. Рейт быстро сделал два шага в том же направлении и повернулся, протащив противника за собой. Пошатнувшись, Осом начал терять равновесие. Рейт поддал плечом, Осом перевалился через бедро Рейта и обрушился на землю. Рейт оглушил его пинком по голове, с силой вмял пятку в горло и раздавил трахею. Осом Вадуз лежал, дергаясь и хрипя, шапка его откатилась в сторону. Рейт протянул было руку, но старший чародей уже подхватил шапку.

«Нельзя, так нельзя! – с волнением кричал чародей. – Это против закона. Раб рабом и останется!»

«И ты хочешь смерти?» – спросил Рейт, с угрозой двинувшись вперед.

«Довольно! – властно крикнул Траз Онмале. – Довольно убийств. Остановитесь!»

«Как быть с кокардой? – потребовал Рейт. – Она моя?»

«Я должен подумать, – заявил юноша. – Тем временем, довольно убийств. Мясник возложит тело на погребальный костер. Где судьи? Их обязанность – решить судьбу Осома, носившего кокарду Вадуз. Кокарды, готовьте катапульту!»

Рейт отошел в сторону. Немного погодя он приблизился к предводителю: «Если хочешь, я оставлю племя, уйду один».

«О моих желаниях ты узнаешь, когда придет время, – объявил молодой человек с абсолютной решимостью, вдохновленной кокардой вождя. – Помни: ты мой раб. Я приказал вложить в ножны лезвия, готовые изрубить тебя на куски. Если попробуешь бежать, тебя выследят, схватят и высекут. Тем временем, запасай корм для скота!»

У Рейта возникло впечатление, что Траз Онмале нарочно напускал на себя суровость – возможно, чтобы отвлечь внимание (свое в той же мере, в какой и внимание других) от того факта, что он, по существу, отменил неприятный приказ, отданный женщине-мяснику.

В течение дня расчлененное тело Осома, некогда носившего кокарду Вадуз, дымилось и тлело в металлической печи. Ветер разносил по лагерю отвратительную вонь. Бойцы сняли полотнища, закрывавшие чудовищную катапульту, завели двигатель гусеничной платформы и переместили механизм в середину лагеря.

Солнце зашло за темные, аспидно-лиловые облака, скучившиеся на горизонте. Закат озарился гневным хаосом багрово-малиновых и бурых просветов. Огонь поглотил тело Осома, прах и пепел поглотили огонь. Окруженный нестройными бормочущими рядами сидящих на корточках крутов, старший чародей смешал прах с кровью скота, раскатал смесь в лепешку. Лепешку уложили в небольшой ящик, привязанный к наконечнику тяжелого продолговатого снаряда.

Чародеи обратились к востоку, где всходила полная розовая луна. Старший чародей воззвал звучным голосом: «Аз! Судьи судили человека и постановили, что он благ! Человек сей – Осом, носивший кокарду Вадуз. Готовься, Аз! Мы шлем тебе Осома!»

Бойцы, стоявшие на катапульте, включили зубчатую передачу. Огромный рычаг медленно описывал дугу на фоне неба, эластичные ремни кряхтели от напряжения. Снаряд с прахом Осома вложили в желоб рычага, нацеленного на Аз. Племя испустило многоголосый стон, переходящий в хриплый плачевный вопль. Чародей воскликнул: «В конце пути – Аз!»

Катапульта издала тяжелый рвущийся звук: «тваннг-твак!» Снаряд вылетел так быстро, что его невозможно было заметить. Через пару секунд высоко в небе появилась вспышка белого огня. Окружающие отозвались одновременным восторженным вздохом. Еще полчаса все племя стояло и смотрело на Аз. Что творилось у них в головах? Рейт полагал, что они завидовали Осому, ныне вкушавшему блаженство во дворце Вадуз на луне Аз. Всматриваясь в темные силуэты, Рейт не торопился вернуться под навес и лечь на подстилку, пока не понял, печально улыбнувшись своей слабости, что пытается найти в толпе девушку, послужившую причиной церемонии.

На следующий день Рейта послали запасать корм для скота – жесткие листья с темно-красными каплями воска на краях. Рейт нисколько не возражал против работы: напротив, он был рад нарушению однообразия лагерной жизни.

Гряда холмов простиралась в неразличимую глазом даль – перемежающиеся янтарные и черные волны, застывшие под ветреным небом Тшая. Рейт повернулся к югу, к черной полосе леса, где, как он надеялся, еще висело на дереве кресло парашюта. В ближайшем будущем следовало попросить Траза Онмале проводить его к месту крушения… Кто-то следил за ним. Рейт обернулся, но никого не увидел.

Тревожно посматривая вокруг, он вернулся к работе, обрывая листья и наполняя ими две корзины, привязанные к коромыслу. Рейт стал спускаться в болотистую низину, заросшую невысоким кустарником с листвой, блестевшей красным и синим пламенем – и заметил, как мелькнула серая рубаха. Девушка притворялась, что не видит его. Рейт пошел навстречу, они встали лицом к лицу. Она улыбалась наполовину приветливо, наполовину подобострастно, неловко переплетая пальцы.

Рейт взял ее за руки: «Если мы будем встречаться, если мы будем друзьями, нам грозит беда».

Девушка кивнула: «Я знаю… Правда, что ты из другого мира?»

«Правда».

«Какой это мир?»

«Трудно описать».

«Чародеи болтают глупости, да? Мертвые не живут на Азе?»

«Нет, не думаю».

Она встала ближе: «Сделай так еще раз».

Рейт поцеловал ее, взял за плечи, отстранил: «Нам нельзя быть вместе. Тебя не оставят в покое, тебя будут бить…»

Она пожала плечами: «Мне все равно. Хочу убежать с тобой на Землю».

«Если бы я мог вернуться, то взял бы тебя с собой», – сказал Рейт.

«Сделай так еще раз, – сказала девушка, – еще раз…» Она ахнула, глядя через плечо Рейта. Поспешно оглянувшись, он заметил мимолетное движение, услышал свист, глухой удар, душераздирающий захлебнувшийся стон. Девушка обмякла, опустилась на колени и упала на бок, схватившись за оперенную стрелу, глубоко вонзившуюся ей в грудь. Рейт хрипло закричал, дико озираясь.

Под безмятежно-безоблачным небом никого не было. Рейт нагнулся над девушкой. Ее губы шевелились – он не слышал слов. Она вздохнула, ее тело расслабилось.

Рейт стоял, не сводя глаз с убитой. Ярость вытеснила из его головы всякие попытки рационального мышления. Он согнулся, поднял ее – она весила меньше, чем он ожидал – и принес в лагерь, шатаясь от напряжения. С телом в руках он направился к навесу Траза Онмале.

Юноша сидел на табурете, мрачно помахивая рапирой из стороны в сторону. Рейт осторожно, почти бесшумно положил труп девушки у его ног. Посмотрев на нее, Траз Онмале перевел каменный взгляд на Рейта. Рейт произнес: «Мы встретились, когда я собирал листья. Мы говорили… в нее попала стрела. Это убийство. Возможно, убийца целился в меня».

Траз Онмале рассмотрел стрелу, прикоснулся к перьям. Бойцы уже собирались вокруг навеса. Переводя взгляд с лица на лицо, вождь спросил: «Где Джад Пилуна?»

Послышались бормотание, хриплый возглас. Подошел Джад Пилуна. Рейт уже замечал этого лихого, любившего покрасоваться бойца с расчетливым, но быстро краснеющим лицом и необычной клиновидной формой рта, создававшей (скорее всего, непреднамеренно) постоянное выражение высокомерной усмешки. Убийцей был он.

Траз Онмале протянул руку: «Покажи арбалет».

Джад Пилуна перебросил арбалет равнодушно-пренебрежительным жестом. Траз Онмале ответил ему быстро сверкнувшим взглядом и рассмотрел оружие, уделяя особое внимание состоянию когтя-курка и пленки жира, которым бойцы смазывали арбалеты после использования. «Жир стерт. Из арбалета стреляли сегодня. Стрела, – вождь указал на тело, лежавшее у ног, – украшена тремя черными лентами Пилуны. Ты убил ее».

Рот Джада Пилуны подернулся – клин раскрылся, снова сомкнулся: «Я целился в раба. Он еретик. Она была не лучше».

«Кто позволил тебе решать? Кто носит Онмале?»

«Я утверждаю, что промахнулся случайно. А убить еретика – не преступление».

Вперед выступил старший чародей: «Вопрос о преднамеренной ереси играет решающую роль. Это существо, – он указал на Рейта, – без всякого сомнения ублюдок-полукровка… я бы сказал, помесь дирдирмена с пнумекином. По причинам, нам неизвестным, он пристал к племени кокард, а теперь распространяет ересь. Может быть, он думает, что мы глупы и ничего не замечаем? Глубокое заблуждение! Он подстрекал к ереси молодую женщину, добился ее отчуждения. Она стала бесполезной для племени. С каких пор…»

Траз Онмале, снова проявляя поразительную в его возрасте решительность, оборвал шамана: «Довольно! Чепуху мелешь. Пилуна – кокарда, знаменитая тайными пороками. Джад, носитель Пилуны, обязан ответить за преступление. Пилуну надлежит обуздать».

«Я заявляю о своей невиновности, – безразлично произнес Джад Пилуна, – и предаю себя лунному суду справедливости».

Траз Онмале гневно прищурился: «Забудь о лунном суде! Возмездие за мной».

Джад Пилуна не проявлял ни малейшего беспокойства: «Онмале не имеет права драться».

Траз Онмале обратился к группе бойцов: «Найдется ли благородная кокарда – усмирить Пилуну, вдохновляющую убийц?»

Никто не ответил. Джад Пилуна удовлетворенно кивнул: «Кокарды не хотят вмешиваться. Твой вызов бесполезен. Но ты оклеветал Пилуну, обвинив ее в убийстве. Я требую возмездия лун».

Траз Онмале сдержанно произнес: «Принесите диск».

Старший чародей отошел и вернулся с ящиком, вырезанным из огромной цельной кости. Он обратился к Джаду Пилуне: «К какой из лун взываешь ты о возмездии?»

«Я требую возмездия от Аза, луны доблести и мира. Пусть Аз докажет мою правоту».

«Прекрасно, – отозвался Траз Онмале. – Я молю, чтобы Браз, луна ада, возвратила тебя в свое лоно».

Старший чародей опустил руку в ящик и вынул диск, с одной стороны окрашенный в розовый, с другой – в голубой цвет. «Отойдите все!» – чародей запустил диск высоко в небо. Диск повис в воздухе, нерешительно покачался, заскользил, полого планируя вниз, и упал розовой стороной вверх. «Аз, луна доблести, подтвердила невиновность! – провозгласил чародей. – У Браза нет оснований вмешиваться».

Рейт презрительно фыркнул. Повернувшись к вождю, он сказал: «Я требую лунного суда справедливости!»

«Суда? По какому поводу? – возмутился старший чародей. – Твоя вина бесспорна, обвинение в ереси не нуждается в доказательстве по суду».

«Я молю Аз передать мне кокарду Вадуз, чтобы я мог наказать убийцу – Джада!»

Траз Онмале с удивлением взглянул на Рейта.

Шаман негодующе возопил: «Невозможно! Как может раб носить кокарду?»

Траз Онмале опустил взор на жалкий труп у своих ног – и лаконичным жестом отказал чародею: «Я освобождаю его от рабства. Запускай диск лунного суда!»

Служитель богов застыл в странной неподвижности: «Мудро ли такое решение? Вадуз…»

«…не самая благородная из кокард. Бросай же диск!»

Чародей покосился на Джада Пилуну. «Бросай! – сказал тот. – Если луны передадут ему кокарду, я изрублю его на куски. Всегда презирал характер Вадуза».

Жрец колебался: сперва он оценил высокую фигуру Джада Пилуны, игравшего тугими мышцами, потом фигуру Рейта, тоже высокого, но истощавшего и расслабленного, не успевшего восстановить прежнюю форму.

Будучи человеком осторожным, старший чародей решил все же выиграть время и словчить: «В диске иссякла сила, мы не можем вершить суд с его помощью».

«Чепуха! – сказал Рейт. – Ты сам заявил, что диск подчиняется воле лун. Как его сила может иссякнуть? Бросай!»