Ведя арендованную машину в сторону кораллового рифа на юго-западном побережье острова Нью-Провиденс, возле огромного национального парка Клифтон, Джейкоб Свонн услышал сигнал уведомления на телефоне. Новое сообщение предупреждало о полицейском расследовании в Нью-Йорке по делу о смерти Роберта Морено, информация касалась обвинений в преступном сговоре. В ближайшие несколько часов Свонн должен был получить подробности, включая имена тех, кто вел следствие.
Они действовали быстро. Намного быстрее, чем он предполагал.
Из багажника, где лежала, свернувшись клубком, неудачливая проститутка Аннет Боудел, послышался глухой удар. Однако звук был негромкий, и вокруг никого, кто мог бы его услышать, – ни бездомных, копающихся в грудах отбросов на обочинах, ни обычных для Багам праздных гуляк, которые потягивали пиво «Сэндс» или «Калик», отпуская шуточки, обмениваясь сплетнями и жалуясь на женщин и начальство.
Ни автомобилей, ни покачивающихся на бирюзовой воде лодок.
«Карибы полны противоречий», – подумал Свонн, озираясь.
С одной стороны – блеск и роскошь для туристов, с другой – унылая серость жизни местных. Все вертелось вокруг одной точки, где доллары и евро обменивались на услуги и развлечения, а большая часть населения чувствовала себя изнуренной до предела – как эта горячая, заросшая сорняками и усыпанная мусором песчаная полоска пляжа.
Выбравшись из машины, он подул в перчатки, остужая вспотевшие руки. Ну и жарища! Он уже был тут на прошлой неделе. После крайне непростого, но точного выстрела, разорвавшего на части сердце изменника Роберта Морено, Свонн приехал сюда и закопал одежду и другие улики. Он намеревался оставить их погребенными здесь навсегда, но, получив странное и тревожное известие, что прокуратура в Нью-Йорке занялась смертью Морено, решил, что лучше будет их забрать и избавиться от всего понадежнее.
Но сначала еще одно дело… еще одна задача.
Подойдя к багажнику, Свонн открыл его и взглянул на страдающую, заплаканную и потную Аннет.
Она пыталась дышать.
Взяв лежавший на заднем сиденье небольшой плоский чемодан, он достал одно из своих сокровищ, любимый поварской нож-тесак «кайсюн премьер», длиной примерно в девять дюймов, выкованный по особой технологии цутимэ в японском городе Секи. Стальной сердечник клинка, покрытый дамасской сталью в тридцать два слоя. Рукоять из ореха. Цена – двести пятьдесят долларов. У Свонна были и другие ножи этого производителя – разных форм и размеров для всевозможных вариантов применения на кухне. Но этот тесак Свонн любил, как ребенка. Использовал его для нарезки рыбного филе или прозрачных ломтиков мяса в карпаччо – а также для мотивации людей.
Свонн брал в путешествия этот и другие ножи, в поношенном футляре фирмы «Мессермайстер», вместе с двумя потрепанными поваренными книгами – Джеймса Берда и французского шеф-повара Мишеля Жерара, гуру cuisine minceur[2]. Таможенников мало интересовал набор профессиональных ножей, даже выглядевших столь смертоносно, но упакованных в багаж рядом с парой кулинарных книг. К тому же, когда Свонн работал вдали от дома, ножи весьма его выручали; он часто предпочитал приготовление пищи посиделкам в барах или одиноким походам в кино.
К примеру, когда на прошлой неделе снял козлятину с костей и нарезал ее кубиками для жаркого.
«Мой маленький мясник, мой милый маленький мясник…»
Послышался очередной глухой удар. Аннет начала бить ногами.
Вернувшись к багажнику, Свонн за волосы вытащил девушку из машины.
– Хнн, хнн, хнн…
Вероятно, это должно было значить «нет, нет, нет».
Найдя углубление в песке, окруженное сорняками, смятыми пивными банками, пустыми бутылками, использованными презервативами и гниющими окурками, он перевернул Аннет на спину и уселся ей на грудь.
Огляделся. Никого. Хотя крики ее должны были звучать тише из-за удара в горло, они все равно были бы слышны.
– Сейчас я задам тебе несколько вопросов, и тебе придется на них ответить, причем быстро. Можешь говорить?
– Хнн…
– Скажи «да».
– Д… д… да.
– Хорошо.
Достав из кармана салфетку, он зажал другой рукой нос Аннет, а когда та открыла рот, захватил салфеткой язык и вытянул его на дюйм изо рта. Она резко дернула головой, но тут же поняла, что боль намного сильнее, чем от зажатого носа.
Она заставила себя успокоиться.
Джейкоб Свонн держал «кайсюн», любуясь лезвием и рукояткой. Кухонные принадлежности часто выглядят весьма стильно. Солнечный свет отразился в верхней половине лезвия, мерцая в зарубках, будто в морских волнах. Свонн осторожно провел острием по языку жертвы, оставив темно-розовую полоску, но без крови.
Из ее рта вырвался какой-то звук. Возможно, «пожалуйста».
«Маленький мясник…»
Он вспомнил, как всего несколько недель назад обрабатывал этим же самым ножом утиную грудку, делая три неглубоких надреза, чтобы быстрее вытопился жир.
– Слушай внимательно, – прошептал он, наклоняясь и приближая губы к уху девушки. Ее разгоряченная кожа коснулась его щеки.
Совсем как на прошлой неделе.
Точнее – почти как на прошлой неделе.
Передав эстафетную палочку Райму и команде, капитан Билл Майерс ушел, забрав с собой свой раздражающий жаргон.
Хотя дело о сговоре с целью убийства Морено в некотором отношении выглядело достаточно внушительно, в Нью-Йорке, помимо него, расследовались тысячи других дел, наверняка требовавших внимания капитана и его загадочного спецотдела.
Райм также предположил, что капитану хочется дистанцироваться от происходящего. Майерс поддержал окружного прокурора – в чем не было ничего удивительного, поскольку полиция и прокуратура являлись сиамскими близнецами, – но теперь для него настал момент удалиться в неизвестном направлении. Райм вспомнил о политических амбициях, которые почувствовал ранее. Если он был прав, то Майерс собирался издали наблюдать за развитием событий, а затем в лучах славы вернуться на подиум, когда перед ним в наручниках поведут преступника. Либо, если вся эта история закончится кошмаром для публичного образа полиции, полностью исчезнуть. Что было вполне вероятно.
Райма это не особо волновало. Собственно, он был даже рад, что Майерс ушел. В присутствии любых других поваров на кухне он чувствовал себя неуютно.
Лон Селитто, естественно, остался. Формально являясь ведущим расследование, он сидел в скрипучем ротанговом кресле, размышляя, не взять ли с подноса кекс, хотя уже успел обгрызть половину булочки. Он дважды надавил на живот, будто ища подтверждения, что благодаря новой диете уже сбросил достаточно веса, чтобы заслужить порцию выпечки. Но он ошибался.
– Что известно о начальнике НРОС? – спросил Селитто у Лорел. – О Мецгере?
– Сорок три года, – начала она снова излагать по памяти, не сверяясь с записями. – Разведен. Бывшая жена – частнопрактикующий юрист на Уолл-стрит. Прошел подготовку офицеров резерва в Гарварде. Затем служил в армии в Ираке – начал лейтенантом, закончил капитаном. Говорили о дальнейшем его повышении, но оно не состоялось из-за ряда проблем, о которых я расскажу позже. После ухода в отставку поступил в Йельский университет, где получил степень магистра государственной политики и права. Работал в Госдепартаменте, после чего пять лет назад перешел в НРОС, заняв пост исполнительного директора. Когда в прошлом году тогдашний глава НРОС подал в отставку, его должность получил Мецгер, хотя был одним из самых молодых в руководстве. Ходят слухи, будто ничто не могло помешать ему стать у руля.
– Дети? – спросила Сакс.
– Что? – запнулась Лорел.
– У Мецгера есть дети?
– Думаете, кто-то оказывал на него давление посредством детей, вынуждая браться за сомнительные задачи?
– Нет, – ответила Сакс. – Я просто поинтересовалась, есть ли у него дети.
Удивленно моргнув, Лорел сверилась с записями.
– Сын и дочь. Школьники. Его на год лишили права опеки. Сейчас разрешено с ними видеться, но в основном они с матерью. Вообще, Мецгер еще тот ястреб. Известны его слова от двенадцатого сентября две тысячи первого, что на Афганистан следовало бы сбросить ядерную бомбу. Он открыто заявляет о нашем праве на упреждающую ликвидацию врагов. Его непримиримые противники – американские граждане, уехавшие за границу и участвующие в том, что он считает антиамериканской деятельностью, – например, выступления на стороне мятежников или поддержка террористических группировок. Но это все его личная политика, и для меня она не имеет значения. – Последовала пауза. – Куда важнее, что он психически неустойчив.
– То есть? – спросил Селитто.
Райм начал терять терпение. Ему хотелось заняться криминальной стороной дела. Но поскольку и Сакс, и Селитто подходили к делам «глобально», как мог бы выразиться капитан Майерс, Райм позволил Лорел продолжать, пытаясь делать вид, будто внимательно слушает.
– У него проблемы эмоционального характера, – объяснила Лорел. – Главная причина в том, что он не в состоянии сдерживать гнев. Он ушел из армии в почетную отставку, но в его послужном списке есть несколько эпизодов, помешавших военной карьере, – вспышки ярости, приступы истерики, называйте как хотите. Он полностью терял над собой контроль, из-за чего однажды даже попал в госпиталь. Я сумела раскопать кое-какие сведения – он до сих пор ходит на прием к психиатру и покупает лекарства. Несколько раз его задерживала полиция за насильственные действия, но его ни разу ни в чем не обвинили. Честно говоря, мне кажется, его поведение граничит с паранойей. Он не душевнобольной, но явно страдает навязчивыми идеями и болезненным пристрастием к гневу как таковому. Точнее, к реакции на гнев. Судя по тому, что я изучала по данной теме, облегчение, которое испытывает человек в приступе гнева, является следствием болезненного пристрастия, подобного наркотику. Думаю, приказывая снайперу убить ненавистного человека, он испытывает неподдельный кайф.
Лорел и впрямь глубоко изучила тему. Чем-то она напоминала психиатра, читающего лекцию студентам.
– Как он в таком случае оказался на своей должности? – спросила Сакс.
Вопрос этот в неменьшей степени интересовал и Райма.
– Потому что у него настоящий талант убийцы. По крайней мере, на это указывает его послужной список, – ответила Лорел. – Представить результаты исследования его личности присяжным будет нелегко, но я намереваюсь что-нибудь придумать. И я могу лишь молиться о том, что он станет давать показания. Я была бы просто счастлива, если бы с ним случилась истерика на глазах у присяжных. – Она перевела взгляд с Райма на Сакс. – Мне хотелось бы, чтобы во время расследования вы искали любые свидетельства психической неустойчивости Мецгера, его склонности к гневу и вспыльчивому поведению.
На этот раз пауза предшествовала уже ответу Сакс.
– Все это несколько сомнительно, вам не кажется?
Пауза слегка затянулась.
– Не вполне понимаю, о чем вы.
– Не знаю, какие мы могли бы найти вещественные доказательства, которые свидетельствовали бы о неуравновешенности этого человека.
– Я имела в виду не вещественные доказательства, а расследование как таковое, – сказала зампрокурора, глядя на Сакс снизу, поскольку детектив была на восемь или девять дюймов выше. – В вашем досье есть сведения, что вы хорошо умеете составлять психологические профили и допрашивать свидетелей. Наверняка вы сумеете что-нибудь найти, если постараетесь.
Сакс, прищурившись, слегка наклонила голову. Райма тоже удивило, что зампрокурора интересовалась ее досье – как, вероятно, и его собственным.
Хорошо подготовилась…
– Ладно, – внезапно бросила Лорел.
Вопрос решен, и они станут искать признаки психической неустойчивости. Все ясно.
Из-за угла появился помощник Райма, неся кофейник со свежим кофе. Криминалист представил его, отметив, что покрытое слоем макияжа лицо Нэнс Лорел слегка дрогнуло при виде Тома. В ее взгляде возник несомненный интерес, хотя, несмотря на все свое обаяние и привлекательность, Том Рестон вряд ли мог стать кандидатом на романтические отношения для этой женщины, не носившей кольца на безымянном пальце. Но мгновение спустя Райм пришел к выводу, что причиной ее реакции стала не внешность помощника, а тот факт, что он напомнил ей кого-то знакомого.
Наконец отведя взгляд от молодого человека, Лорел отказалась от кофе, будто это нарушало некие этические принципы ее работы, и начала рыться в портфеле, внутри которого царил образцовый порядок. Папки были помечены цветовыми кодами, два погруженных в сон ноутбука помигивали оранжевыми огоньками.
Лорел извлекла нужный документ.
– Хотите увидеть приказ о ликвидации? – спросила она, поднимая взгляд.
Кто бы отказался?
– Естественно, его так не называют, – заверила Нэнс Лорел. – Это сокращение. Официальное название – «ордер на специальное задание».
– Звучит еще хуже, – заметил Лон Селитто. – Почти стерильно. Аж мороз по коже.
Райм был с ним согласен.
Лорел протянула Сакс три листа бумаги:
– Не могли бы вы прикрепить их на доску, чтобы мы все видели?
Сакс поколебалась, но выполнила просьбу заместителя окружного прокурора.
Лорел постучала по первому листу:
– Это электронное письмо пришло в наш офис в прошлый четверг, одиннадцатого мая.
Проверьте новости насчет Роберта Морено. Прилагаю ордер, который за ними стоит. Уровень два – нынешний глава НРОС. Это его идея. Морено был гражданином США. СП означает «сопутствующие потери». Кодовое имя убийцы – Дон Брунс.
Некто с совестью
– Попробуем отследить письмо, – сказал Райм. – Через Родни.
Он взглянул на Сакс, и та, кивнув, объяснила Лорел, что они часто работают с отделом по борьбе с киберпреступностью Управления полиции Нью-Йорка.
– Я отправлю им запрос. У вас есть это письмо в цифровом виде?
Лорел достала из портфеля пластиковый пакет с флешкой. Райм одобрительно отметил про себя, что к нему прикреплена стандартная регистрационная карточка для вещественных доказательств.
– Если вас не затруднит… – протянула зампрокурора карточку Сакс.
Детектив написала свое имя, вставила флешку в компьютер и начала печатать.
– Предупредите их, что секретность в приоритете.
– В первом же абзаце, – ответила Сакс, не поднимая взгляда, и мгновение спустя отправила запрос в отдел по борьбе с киберпреступностью.
– Кажется, мне знакомо это кодовое имя, – проговорил Селитто. – Брунс, Брунс…
– Возможно, снайперу нравится музыка в стиле фолк, кантри-вестерн, – заметила Сакс. – Есть такой автор-исполнитель Дон Брунс. Весьма неплохой.
Лорел наклонила голову с важным видом, будто никогда не слушала никакой музыки, не говоря уже о столь живой, как кантри-вестерн.
– Проверь в информационной службе, – сказал Райм. – Пусть поищут этого Брунса в базах данных. Если он под неофициальным прикрытием, возможно, все еще присутствует в реальном мире.
Неофициальные агенты, несмотря на работу под прикрытием, имели паспорта и кредитные карты, по которым можно было отследить их передвижения и получить сведения об истинной личности. Информационная служба Управления полиции Нью-Йорка – новое подразделение, занимавшееся исследованием и обработкой данных, – была одной из лучших в стране.
Пока Сакс вводила запрос, Лорел снова повернулась к доске и постучала по второму закрепленному на ней листу бумаги:
– А вот и сам ордер.
РЕТНО – СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО – СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО – СОВЕ
Ордера на специальные задания
Очередь
8/27
Объект: Роберт А. Морено (код НРОС: ram278e4w5)
Родился: 4/75, Нью-Джерси
Завершить к: 8/5–9/5
Одобрено:
Уровень два: да
Уровень один: да
Сопроводительная документация: см. «А»
Требуется подтверждение: да
Требуется PIN: да
СП: допустимы по минимуму
Подробности:
Назначенный специалист: Дон Брунс, «комната смерти», «Саут-Коув инн», Багамы, апартаменты 1200
Статус: закрыто
9/27
Объект: аль-Барани Рашид (код НРОС: abr942pd5t)
Родился: 2/73, Мичиган
Завершить к: 19/5
Одобрено:
Уровень два: да
Уровень один: да
Сопроводительная документация: не требуется
Требуется подтверждение: нет
Требуется PIN: да
СП: допустимы по минимуму
Подробности: последуют позже
Статус: в процессе
Второй документ на доске имел заголовок «А». В нем содержалась информация, о которой Нэнс Лорел уже упоминала, – дополнительные данные о поставках удобрений, дизельного топлива и химикалий на Багамы. Поставки были из никарагуанского города Коринто и венесуэльского Каракаса.
Лорел кивнула на все еще вставленную в компьютер флешку:
– Информатор также прислал звуковой файл с записью телефонного разговора или радиообмена со снайпером. Вторая сторона – судя по всему, его начальник. Это было перед самым убийством.
Она выжидающе взглянула на Сакс, которая, помедлив, снова села за компьютер и нажала несколько клавиш.
Мгновение спустя из динамиков послышался короткий обмен репликами:
– Похоже, в помещении двое… нет, трое.
– Можете точно опознать Морено?
– Там… отблеск от стекла. Вот теперь лучше. Да, я могу опознать объект. Я его вижу.
На этом разговор закончился. Райм собирался попросить Сакс провести спектральный анализ голоса, но она уже это проделала.
– Это не доказывает, что он в самом деле нажал на спуск, но он точно там присутствовал. Все, что нам теперь нужно, – найти обладателя голоса.
– «Специалисты», – проговорила Лорел. – Видимо, это официальное название для наемных убийц.
– А что это за код НРОС? – спросил Селитто.
– Вероятно, чтобы удостовериться, что речь идет именно о том Р. А. Морено. Было бы весьма неприятно совершить такую ошибку. – Райм прочитал текст сообщения. – Интересно, что информатор не назвал нам имени стрелявшего.
– Возможно, оно ему неизвестно, – сказал Селитто.
– Зато, кажется, ему известно все остальное, – заметила Сакс. – Его совесть простирается лишь до определенных пределов. Он готов выдать главу организации, но сочувствует парню, которому поручили это задание.
– Согласна, – кивнула Лорел. – Информатор наверняка знает имя. Мне он тоже нужен – не для того, чтобы предъявить ему обвинение, просто для информации. Только он может привести нас к снайперу, а без снайпера нет ни преступного сговора, ни дела как такового.
– Но даже если мы его найдем, – заметила Сакс, – вряд ли он добровольно нам все расскажет. Иначе он уже бы это сделал.
– Добудьте мне этого информатора, – рассеянно произнесла Лорел, – и он заговорит. Точно заговорит.
– Есть мысли насчет того, чтобы обвинить Мецгера в других смертях, охранника и репортера? – спросила Сакс.
– Нет, поскольку в ордере на убийство был поименован только Морено, а они стали сопутствующими потерями, лишние проблемы из-за которых нам вовсе ни к чему.
Сакс мрачно усмехнулась, будто говоря: «Хотя они точно так же мертвы, как и цель снайпера. Но ведь нельзя же чересчур смущать драгоценную коллегию присяжных?»
– Изложите подробности самого убийства, – сказал Райм.
– Нам известно крайне мало. Багамская полиция представила предварительный отчет, а потом ее будто отрезало. Там не отвечают на звонки. Мы знаем, что Морено, когда его застрелили, находился в своем люксе. – Она показала на распечатку ордера. – Апартаменты под номером тысяча двести, названные здесь «комнатой смерти». Снайпер стрелял с мыса примерно в двух тысячах ярдов от отеля.
– Чертовски удачный выстрел, – заметила Сакс, подняв брови.
Будучи метким стрелком, она регулярно участвовала в соревнованиях, ставя рекорды в Управлении полиции Нью-Йорка и на частных состязаниях, хотя предпочитала винтовкам пистолеты.
– Мы называем это пулей на миллион долларов, – пояснила она. – Рекорд для снайпера составляет около двух с половиной тысяч ярдов. Кем бы ни был этот стрелок, он весьма опытен.
– Что ж, для нас это хорошая новость, – продолжила Лорел. – Сужает круг подозреваемых.
«Что верно, то верно», – подумал Райм.
– А что еще у нас есть?
– Ничего.
И это все? Какие-то электронные письма, утекший правительственный документ, имя одного из заговорщиков… Но при этом полностью отсутствовало то, в чем Райм больше всего нуждался: улики.
Эксперту по расследованию преступлений требовались факты. А их у него не было.
Шрив Мецгер неподвижно сидел за рабочим столом в Нижнем Манхэттене. Полоска утреннего света, отраженного от ближайшего небоскреба, падала на его руку и грудь.
Глядя на реку Гудзон, он вспоминал вчерашний кошмар, связанный с шифровкой, полученной от отдела наблюдения и изучения данных НРОС. Данное подразделение вряд ли в чем-то превосходило аналогичные отделы ЦРУ или Агентства национальной безопасности, деятельность которых была столь заметна. Однако его в меньшей степени связывали ограничения акта о негласном наблюдении в целях внешней разведки и ему подобных. Это, в свою очередь, означало, что поступавшая оттуда информация отличалась отменным качеством.
Вчера, ранним воскресным вечером, Мецгер был на важном футбольном матче, в котором играла его дочь – против «Росомах», непростого соперника. Он ни за что не покинул бы свое место на трибунах, прямо напротив центра поля. Когда дело касалось детей, он старался вести себя осторожно. Жизнь многому его научила.
Но когда он надел очки в легкой оправе, предварительно протерев стекла, и прочитал сперва сбивающие с толку, затем тревожные и, наконец, сокрушительные слова, его быстро и неумолимо окутал Дым, походивший скорее на гель, чем на пар. Задыхаясь, он почувствовал, как его бьет дрожь, скрежещут зубы, сжимаются кулаки, замирает сердце.
«Я справлюсь, – раз за разом повторял Мецгер. – Это часть моей работы. Я всегда понимал, что рискую и кто-нибудь может об этом узнать. Дым не определяет твою сущность, – напомнил он себе. – Он не часть тебя. Его можно заставить рассеяться, стоит только захотеть. Но нужно захотеть по-настоящему. И тогда тебя отпустит».
Он слегка успокоился, постукивая пальцами по острому колену в костюмных брюках (другие папаши были в джинсах, но он не успел переодеться после работы). Ростом пять футов десять и три четверти дюйма, Мецгер весил около полутора сотен фунтов. Будучи в юности толстяком, он сбросил лишний вес и не позволял ему вернуться. Редеющие каштановые волосы выглядели слегка длинноватыми для правительственного чиновника, но ему так нравилось, и он не собирался ничего менять.
Вчера, когда он убрал телефон, двенадцатилетняя полузащитница повернулась в сторону его сектора на трибунах и улыбнулась. Мецгер улыбнулся в ответ, но его улыбка вышла фальшивой, и, возможно, Кэти это поняла. Он пожалел, что здесь не продают скотч. На стадиончике в Бронксвилле, штат Нью-Йорк, самым крепким напитком в меню был кофе, но и ванильное и шоколадное печенье от родительского комитета школы имени Вудро Вильсона тоже способно было вызвать своего рода кайф.
В любом случае спиртное не могло победить Дым.
«Доктор Фишер, я вам верю», – подумал Мецгер.
Вернувшись вчера вечером к себе в кабинет, он попытался осмыслить новости. Некий воинственный заместитель окружного прокурора в Манхэттене вознамерился завести на него дело из-за смерти Морено. Будучи сам юристом, Мецгер предположил вероятные обвинения и понял, что самым крупным и тяжким из них может стать преступный сговор.
И еще больше потрясло его то, что в окружной прокуратуре узнали о смерти Морено из-за утечки ордера на спецзадание.
Проклятый информатор!
Изменник предал самого Мецгера, НРОС и, что хуже всего, государство.
Мецгер почувствовал, как его снова окутывает Дым. Перед глазами возникла картина, как он забивает прокурора, кем бы тот ни был, насмерть лопатой – никогда не знаешь, какой облик примет ярость. И эта фантазия, особо кровавая и с жуткими звуковыми эффектами, приносила ему внутреннее наслаждение своей живостью и насыщенностью красок.
Наконец, успокоившись, Мецгер принялся за работу. Он звонил и рассылал сообщения, заключенные в кокон безукоризненного шифра, делая все возможное, чтобы устранить возникшую проблему.
Сегодня, в понедельник утром, он отвернулся от реки и потянулся, чувствуя себя относительно работоспособным после четырех в сумме часов сна (весьма плохого, поскольку усталость придавала Дыму сил) и принятого в спортзале НРОС душа. Сидя в кабинете, размером двадцать на двадцать футов, всю обстановку которого составляли сейфы, шкафы, компьютеры, несколько фотографий, книги и карты, Мецгер прихлебывал кофе с молоком. Своей секретарше Рут он купил такое же, но с соевым молоком. Возможно, подумал он, стоит тоже попробовать. Она утверждала, что такой напиток расслабляет.
Он взглянул на фотографию в рамке, изображавшую его вместе с детьми втроем на каникулах в Северной Каролине. Вспомнилась поездка в Буне верхом, после которой служитель туристической конюшни, одетый в ковбойский костюм, сделал этот снимок. Мецгер тогда заметил у него фотоаппарат «никон» – той же компании, которая производила снайперские оптические прицелы. В памяти всплыл эпизод, как его человек выстрелил снайперским патроном «лапуа магнум» с расстояния тысяча восемьсот шестьдесят ярдов в плечо иракца, собиравшегося взорвать самодельную бомбу. Все выглядело совсем не как в кино – подобная пуля убивает независимо от того, куда попадет, в плечо, в ногу, куда угодно. Мятежник разлетелся на куски и рухнул на песок, а Шрив Мецгер умиротворенно и радостно выдохнул.
«Улыбнитесь, мистер Мецгер. У вас чудесные дети. Хотите три фото восемь на десять и дюжину фотографий для бумажника?»
Когда он планировал смертный приговор изменнику и приводил его в исполнение, внутри его не было Дыма. Вообще. Он рассказал об этом доктору Фишеру. Психиатру стало несколько не по себе, и они прервали дальнейшее развитие темы…
Мецгер посмотрел на компьютер и на свой магический телефон.
Взгляд бледных, с желто-зеленым болезненным оттенком глаз снова упал на реку Гудзон за окном. Этим видом Мецгер был обязан горстке помешанных придурков, которые одним ясным сентябрьским днем стерли с лица земли здания, закрывавшие обзор. И именно они, к несчастью для своих оставшихся в живых соотечественников, подтолкнули Мецгера к тому, чтобы сменить профессию.
Стоило об этом подумать, как снова собрался Дым, что часто случалось, когда в памяти возникали события одиннадцатого сентября. Когда-то эти воспоминания лишали его сил, теперь же просто отзывались жгучей болью.
«Отпусти…»
Зазвонил телефон. Мецгер взглянул на имя абонента, которое можно было перевести как «тебе крышка».
– Мецгер слушает.
– Шрив! – радостно выпалил звонивший. – Как дела? Мы целую вечность не болтали.
Мецгер не любил волшебника из страны Оз. В смысле – самого волшебника как персонажа (фильм ему скорее нравился). Тот был скрытен и склонен к манипуляциям, отличался непостоянством и занял трон хитростью… и тем не менее обладал в стране всей властью.
Почти так же, как тот, с кем он сейчас говорил.
– Ты не звонил мне, Шрив, – упрекнул его Волшебник.
– Все еще выясняю факты, – ответил он собеседнику, который находился в двухстах пятидесяти милях южнее, в Вашингтоне. – Мы слишком многого не знаем.
На самом деле это ни о чем не говорило, но он не был осведомлен, что именно известно Волшебнику. Соответственно, однозначных ответов приходилось избегать.
– Как я понимаю, данные о Морено оказались халтурой? Верно, Шрив?
– Похоже на то.
– Бывает, – заметил Волшебник. – В нашем чокнутом бизнесе уж точно. Значит, ваша разведка все проверила дважды и трижды…
«Ваша…»
Выбор местоимения не ускользнул от внимания Мецгера.
– Само собой.
Волшебник не стал напоминать, что Мецгер заверял его, будто смерть Морено необходима для спасения жизней, поскольку тот намеревался взорвать штаб-квартиру «Американ петролеум» в Майами. На самом же деле худшее, что случилось, – какая-то женщина из числа протестующих швырнула помидором в полицейского и промахнулась.
Но разговоры с Волшебником в основном основывались на подтексте, что лишь подчеркивали его слова – или отсутствие таковых.
Мецгер работал с ним уже несколько лет. Лично они встречались нечасто, но, когда это все же происходило, его коренастый улыбчивый собеседник всегда был одет в синий костюм из саржи и носки с выразительным узором, а в петлицу был вставлен значок в виде американского флага. У него никогда не бывало проблем с Дымом, как у Мецгера, и голос его вечно звучал на удивление спокойно.
– Нам пришлось действовать быстро, – сказал Мецгер, недовольный тем, что ему приходится защищаться. – Но нам известно, что Морено опасен. Он финансирует террористов, поддерживает торговлю оружием, занимается отмыванием денег и прочее.
«Морено был опасен», – мысленно поправился Мецгер. Его застрелили, и в настоящем времени он больше не существовал.
– Иногда тебе, Шрив, и впрямь приходится действовать быстро, – сказал своим медоточивым голосом Волшебник из Вашингтона. – Паршивый бизнес.
Взяв щипчики, Мецгер принялся медленно подрезать ногти. Это занятие помогало ему удерживать Дым в некотором отдалении. Пусть оно и выглядело странно, но все лучше, чем обжираться картошкой фри и печеньем. И орать на жену и детей.
Волшебник прикрыл телефон и обменялся парой фраз с кем-то рядом.
«Кто там с ним? – подумал Мецгер. – Генеральный прокурор? Или кто-то с Пенсильвания-авеню?»
– И как мы слышали, ведется некое расследование? – спросил Волшебник, возвращаясь к прерванному разговору.
Проклятье! Он знал. Откуда?
«Утечки для меня не меньшая угроза, чем сами террористы», – подумал Мецгер, чувствуя, как подступает густое облако Дыма.
– Возможно.
Последовала пауза, явно содержавшая в себе вопрос: «И когда же ты собирался нам об этом сообщить, Шрив?»
Вслух, однако, Волшебник лишь спросил:
– Полиция?
– Да, нью-йоркское управление. Не федералы. Но есть все основания для того, чтобы сослаться на неприкосновенность.
Хотя его юридический диплом уже много лет покрывался пылью, Мецгер, прежде чем занять нынешний пост, тщательно изучил материалы дела Нигла и подобных ему. Заключение по этому делу он мог процитировать даже во сне: федеральные служащие не подлежат преследованию за преступления по законам штата при условии, что они действовали в пределах своих полномочий.
– Ну конечно же, неприкосновенность, – сказал Волшебник. – Естественно, мы исследовали этот вопрос.
Уже? Впрочем, Мецгер не особо удивился.
Последовала тягучая пауза.
– Шрив, ты рад, что все происходило в пределах полномочий?
– Да.
«Господи, прошу тебя, дай мне удержать в себе Дым».
– Отлично. Кто там был специалистом – Брунс?
По телефону не было принято сообщать имена, как реальные, так и кодовые, сколь бы хорошо ни был зашифрован разговор.
– Да.
– Полиция с ним говорила?
– Нет. Он глубоко законспирирован. Никто не сможет его найти.
– Вряд ли мне стоит напоминать, что ему следует вести себя осторожнее?
– Он предпринимает все необходимые меры. Как и остальные.
Снова пауза.
– Что ж, по данному вопросу говорить больше не о чем. Поручаю тебе им заняться.