Однажды два шейха пришли к Рабие засвидетельствовать свое почтение. Оба проголодались и подумали: «Что бы она ни предложила нам, это, безусловно, будет дозволено шариатом». Они уселись, и она положила перед ними две лепешки. В этот момент постучался нищий и стал просить милостыню, и Рабия отдала ему обе лепешки. Хотя шейхи были ошарашены ее поступком, они не возразили.
В этот момент пришла девушка-служанка, её руки были полны только что испеченного хлеба.
– Моя хозяйка прислала это вам, – объяснила она. Рабия взяла корзину: в ней было восемнадцать лепешек.
– Здесь какая-то ошибка, – заметила она, – пожалуйста, верни хлеб своей хозяйке.
И хотя девушка отказывалась, Рабия настояла на своем.
Когда служанка вернулась к своей хозяйке и рассказала о происшедшем, женщина добавила к своему подношению еще две лепешки и вновь отправила служанку к Рабие. На этот раз святая приняла поднесённые двадцать лепёшек. Рабия предложила хлеб своим гостям, и те, хотя и удивлённые, с удовольствием принялись за него. После этого они позволили себе спросить, что за загадку им довелось наблюдать.
«Как только вы вошли, я увидела, что вы голодны, – сказала Рабия, – но полагала, что не стоит предлагать столь достойным посетителям такую скудную еду, как две лепёшки. И потому я поднесла их нищему, помолившись: „О Боже, Ты обещал отплачивать за наше милосердие десятикратно, и это вне сомнений. Я поднесла Тебе две лепёшки, дай же мне взамен десять раз по столько“. Когда служанка принесла лишь восемнадцать, я поняла, что это ошибка, или же они попали не по адресу. Я возвратила их – пока не появилось точное количество, о котором просила».
Однажды ночью Рабия молилась в своей комнате, и ее сморил сон. Соломинка острым концом воткнулась в ее глаз, однако столь глубоко было её томление и столь велико ее раскаяние, что она не почувствовала раны.
В другую ночь вор зашел в ее жилище и схватил ее чадру[16]. Когда же он попытался выйти, то не смог этого сделать: дверь была заперта. Он отложил чадру – дверь тотчас открылась. Он снова взял чадру – и вновь не смог выйти.
Он проделал это семь раз, пока таинственный голос не воззвал к нему из угла кельи Рабии:
«Все эти годы Рабия целиком была предана Нам. Даже дьявол опасается являться сюда. Как смеет воришка вроде тебя крутиться вокруг ее чадры? Ступай прочь, плут, ибо, если одного друга сморил сон, другой Друг бодрствует, стоя на страже[17]».
Служанка Рабии однажды стала тушить мясо – они долгое время не ели. Ей нужен был лук, и она предложила своей хозяйке попросить у соседей.
«Сорок лет я держу обет, данный Всевышнему: ничего не просить ни у кого, кроме Него. Обойдёмся без лука».
И тут птица слетела с небес и сбросила несколько очищенных луковиц прямо в сковородку.
«Это может быть дьявольской уловкой (макр)[18]», – заметила Рабия и, отставив кушанье нетронутым, поужинала одним черствым хлебом[19].
Однажды Рабия отправилась в горы, и множество диких животных, коз и газелей вышли к ней. Когда же к ней приблизился Хасан аль-Басри, все они в испуге бросились прочь. Смутившись, Хасан спросил у Рабии:
– Отчего они столь дружелюбны к тебе, но избегают меня?
– А что ты ел сегодня? – спросила его Рабия.
– Только бульон, – ответил тот.
– Ты употребляешь в пищу их жир, это ли не повод для них избегать тебя?[20]
Однажды Рабия проходила по улице мимо дома Хасана аль-Басри. Хасан горько рыдал на крыше своего дома, и несколько слез упало на Рабию.
– Это еще что такое? – удивилась она, и, поняв, что это слезы Хасана, обратилась к нему:
– О Хасан, если это рыдания твоей самовлюбленной глупости, сдерживайся, пока внутри тебя не скопится такое море, в котором ты уже не сможешь отыскать своего сердца нигде, кроме как в руках Владыки Всемогущего. (Отсылка к Корану 54:55)
Хотя Хасану было нелегко последовать этому совету, он взял себя в руки.
Несколько дней спустя, прогуливаясь по берегу Евфрата, Хасан заметил Рабию. Он расстелил свой молитвенный коврик на воде и пригласил её:
– Подойди. Давай совершим здесь два раката молитвы.
– О наставник, – промолвила Рабия, – на базаре этого мира ты выказываешь нрав обитателей будущей жизни. Так уж яви себя таким, чтобы другие были не в силах подражать тебе.
Расстелив свой коврик в воздухе, Рабия предложила: «Вознесись сюда, где ты будешь укрыт от людских взоров».
Желая утешить его, она добавила: «Твое умение присуще любой рыбе, мое – любой мошке. Истинное духовное тружение – вне этого».
«Я провел день и целую ночь с Рабией, беседуя о тарикате и хакикате, – рассказывает Хасан аль-Басри. – У нас и в мыслях не было, что мы – женщина и мужчина, оставшиеся наедине. Однако когда я ушел от нее, я почувствовал себя совершенно опустошенным, она же, я видел, осталась в своей самоотверженности абсолютно чистой (мухлис)».
Однажды поздно вечером к Рабие зашел Хасан с друзьями. У Рабии не было светильника, но поскольку собравшиеся подумали, что он бы не помешал, Рабия легонько подула на свои пальцы, и они засветились, до самого рассвета заменяя им лампу.
Если бы кто-то высказал возражения по этому поводу, я ответил бы так:
– Это то же самое, что белая рука Моисея.
– Но ведь он был пророком, – возможно, возразили бы мне. На это я бы ответил:
– Похожим образом последователи Пророка в какой-то мере напитываются его чудодейственными свойствами (карамат).
Божественная одаренность пророка (наби) включает в себя чудеса (муджиза), святой же (вали) благословлен добродетелью повиновения пророку с похожими чудодейственными способностями (карамат)[21].
Как говорил Пророк: «Всякий, кто отвергает не стоящее и гроша недозволенное, поднялся на одну ступень к тому, что значит быть Пророком». Он также сказал: «Истинный сон – сороковая часть пророчества».
Рабия как-то послала Хасану три вещи: кусочек воска, иголку и волос.
«Освещай мир, сжигая себя как воск, – завещала она ему. – Как иголка, будь всегда занят духовным тружением, внешне пребывая бездеятельным. Преуспев в этих добродетелях, уподобься волосу, чтобы не видеть себя – и твоя внутренняя работа не окажется пустой тратой времени».
Хасан как-то спросил Рабию, как бы она отнеслась к замужеству. Она ответила:
– Брачный договор касается индивидуума. Здесь же никого нет. Я не осознаю себя, существуя лишь посредством Его и под сенью Его произволения. У Него мне следует искать себе супруга.
– Как ты достигла такого состояния? – спросил Хасан.
– Утратив все мои достижения в Нем.
– Как же тогда ты ведаешь Его?
– Ты ведаешь с «как», я – без «как», – ответила Рабия.
Однажды Хасан пришел к Рабие и вовлек ее в разговор о «знании, которое не может быть получено посредством обучения или слушания». Он попросил ее привести пример знания, которое вошло в ее сердце непосредственно. Она ответила:
«Я спряла несколько мотков пряжи, чтобы заработать на жизнь, и выручила за них два дирхема. В каждую руку я взяла по дирхему, убоявшись сложить их вместе – чтобы богатство не стало мне преградой. Таким было мое сегодняшнее духовное достижение[22]».
Рабие передали, что Хасан аль-Басри сказал: «Если в раю даже на мгновение явление Истины скроется с моих глаз, я буду горевать так, что все обитатели небес сжалятся надо мной».
«Красивые слова, – заметила Рабия. – Однако если в этой жизни человек не в состоянии взывать к Богу с каждым вдохом и потому предается горестному плачу и стенаниям – это признак того, что и в будущей жизни его состояние будет таким же. В противном случае этого не произойдет».
Люди спросили Рабию: «Почему бы тебе не выйти замуж?»
Она ответила: «Меня смущает то, что я вынуждена печься о трех вещах. Если вы снимете с меня это бремя, я выйду замуж.
Прежде всего, достанет ли моей веры в момент смерти, чтобы спастись?
Второе: скрижаль моих деяний будет вложена мне в левую или в правую руку?[23]
Третье: в тот час, когда людей левой руки призовут к геенне, а других – правой руки – к небесам, где окажусь я?»
– Об этом нам неведомо, – сказали ей.
– С таким бременем, как мое, помышлять ли мне о замужестве?
Шейх Шуайб ибн Абдул-Азиз аль-Хурейфиш в книге аль-Рауз аль-Фаик добавляет четвертый довод к переложению этой истории, приведенному у Аттара: «Когда ангелы смерти Мункар и Накир сойдут ко мне в могилу, сумею ли я ответить на их вопросы?».
Как-то Рабия увидела человека с повязкой на голове.
– Что это за повязка у тебя? – спросила она.
– Голова болит, – ответил тот.
– А сколько тебе лет? – спросила Рабия.
– Тридцать.
– А до этого ты был здоров – или болезнен и немощен?
– Здоров и крепок.
– И тебе никогда не приходило в голову сделать повязку, чтобы поблагодарить Бога за свое великолепное здоровье! Ныне же из-за ничтожной головной боли ты накрутил на голову повязку недовольства!
Как-то Рабия вручила одному человеку четыре дирхема, попросив его купить шерстяное одеяло.
«Ты предпочитаешь черное или белое?» – спросил тот.
Забрав обратно деньги и швырнув их в воды Тигра, Рабия сказала: «Одеяло еще и не куплено, а уже стало причиной разногласий».
Как-то в один из весенних дней Рабия затворилась в своей келье, решив уединиться и никуда не выходить. Девушка-служанка позвала ее:
– Ах, госпожа, выходите посмотреть на труды Создателя.
– Лучше заходи-ка сюда, – ответила Рабия, – взглянуть на Самого Создателя. Созерцание Его удерживает меня от созерцания Его творения[24].
Однажды люди, пришедшие к Рабие, увидели, что она разрывает мясо зубами.
– У тебя нет ножа? – спросили ее.
– Я так страшусь разделенности, что никогда и не держала ножа, – ответила она.
Как-то Рабия неделю постилась. На восьмой вечер ее низшая душа (нафс), терзаемая муками голода, взмолилась: «Сколько еще ты будешь мучить меня?».
В этот момент раздался стук в дверь. Рабия открыла и увидела почтенную женщину с котелком еды. Рабия приняла подношение и пошла за свечой. Вернувшись, она увидела, что кошка опрокинула котелок.
– Тогда я нарушу свой пост, попив воды, – пробормотала она и повернулась, чтобы взять кувшин. В этот момент свеча погасла. Она хотела напиться из кувшина в темноте, но тут ручка у кувшина треснула и отвалилась. Рабия вздохнула с таким пламенным волнением, что казалось, будто дом вот-вот охватит огонь.
– О Господи, – воскликнула она смятенно, – отчего творишь Ты всё это, делая меня совершенно беспомощной?
– Если бы ты пожелала, – раздался незримый голос, – всё мирское стало бы подвластным тебе, но Мы отняли бы у твоего сердца любовную муку, которую ты испытываешь к Нам. Милая Рабия, любовная мука и мирские удобства не могут соседствовать в одно и то же время в одном сердце. У тебя – свой промысел, у Нас – свой. Наше намерение и твое не могут объединиться в одном сердце.
Услышав это, Рабия воскликнула: «Мое сердце не взирает на этот мир, я отвернулась от своих желаний. Вот уже тридцать лет как я молюсь так, словно это моя последняя молитва. Я бесповоротно пресекла все привязанности к людям. Начиная каждый новый день, я страшусь, что люди отвлекут меня и займут мое сердце, и потому молюсь: „Господи, преисполни меня единственно Собою, чтобы никто не отвлек меня от Тебя“».
Поэтическое переложение этой истории приводится в Илахи намэ («Книга Божественного») Аттара[25]:
Будь как Рабия, истинная владычица духа,
Оставившая позади множество стоянок
нашего мистического Пути.
Ее единственным тружением была неустанная
молитва,
пост, долгие ночные бдения.
Никогда она не отчаивалась,
всегда на ногах, от рассвета до сумерек,
пока утомление и усталость не подкосят ее.
От голода слабость охватывала ее члены,
так что она с трудом переставляла ноги.
Именно в таком положении,
когда она едва не теряла сознание,
появилась женщина с котелком:
вот и еда для прекращения поста.
Ослабевшая, скорбная, сидящая во тьме,
Рабия встала, чтобы принести лампу
и поесть при свете.
Вернувшись, она увидела, что кошка
опрокинула котелок.
Тогда она потянулась к кувшину —
глотком воды прервать свой пост,
но тут фитиль погас,
оставив Рабию во тьме отчаяния.
Изможденная, затерянная во мраке,
мучимая жаждой, она поднесла
кувшин к губам —
но он треснул и разбился о землю.
Все ее намерения пошли прахом.
Ошеломленная, она вздохнула,
сердце ее воспламенилось,
подвигая запылать и вселенную.
Она взывала вновь и вновь: «Господи,
чего Ты хочешь от меня, ничтожнейшей?
Ты уничтожил меня, уличил меня, отвлекшуюся,
расточившую душу свою в небрежении.
Через какую кровь еще надлежит пройти мне?»
«Всё, что ты ни пожелаешь, Мы даруем тебе,
в небесах и на земле, от Рыб и до Луны», —
пришел ответ Возлюбленного, —
но при этом любовная мука
навсегда оставит твое сердце.
Поразмысли об этом, Рабия.
В одном сердце не уживутся
Тоска о Боге и уловки мира —
даже и на мгновение за сотню лет.
Любовная мука по Божественному никому
не даётся без платы,
И если ты желаешь томиться любовным недугом
к Богу —
сделай своим занятием
неустанное самоустранение от этого мира.
И пока это самоустранение не достигнуто,
ты занавешена
от созерцания Запредельного.
Передают, что Рабия проводила время, непрестанно плача и стеная.
Ей сказали: «Такой плач кажется лишенным смысла: что заставляет тебя рыдать?»
Она ответила:
– Причина моей обездоленности и боли скрыта глубоко в моей груди. Эту болезнь не излечит ни один лекарь. Единственное средство от этой боли – единение с Другом, и, горюя, я уповаю на то, что, может быть, в будущей жизни достигну желаемого.
Хотя изначально я не была подвержена этой Божественной тоске, я пытаюсь подражать состоянию тех, кто действительно был поражен Божественной любовью – чтобы меня считали такой же, как они.
Однажды Рабию навестили именитые люди. Она спросила у них: «Вы поклоняетесь Богу – почему?»
Один сказал: «Есть семь кругов геенны, через которые каждый должен спускаться в страхе и ужасе».
Другой сказал: «В раю есть возвышенные обители красоты, где царит мир и покой».
Рабия в ответ промолвила:
– Лишь негодный раб сохраняет преданность своему хозяину из страха перед наказанием или из желания награды.
– А ты по какой причине поклоняешься Богу? – спросили они. – Или у тебя нет никаких побуждений?
– Сначала сосед, потом его дом, – ответила Рабия арабской поговоркой. – Или недостаточно того, что нам указано поклоняться Ему? Перестали бы мы поклоняться Ему, решив, что небес и геенны не существует? Не следует ли поклоняться Ему без всяких посредников?
Однажды Рабию навестил один именитый человек. Взглянув на ее рваное одеяние, он сказал:
– Я знаю нескольких людей, которые взглянут на тебя оком благотворительности – если ты дозволишь.
– Мне не с руки просить мирское у тех, кто лишь временный владелец этого, – призналась Рабия.
– О! – воскликнул человек, – у этой хрупкой женщины высокие устремления! Она считает пустой тратой времени просьбу о милостыне.
Решив испытать благочестие Рабии, к ней неожиданно явилась целая компания.
– Все добродетели ниспосланы мужчинам, – сказали ей. – Пояс благородного милосердия опоясывает чресла мужчины. Венец рыцарства венчает главу мужчины. Ни одна женщина не была осенена даром Пророчества. Так чем же ты похваляешься?
– Всё, что вы сказали, правда, – спокойно ответила Рабия. – Однако тщеславие, самомнение, самодовольство и «Я – ваш Владыка Высочайший»[26] никогда не исходили из женской груди, как никогда ни одна женщина не была педерастом.
Однажды Рабия занемогла. На вопрос о причине своего недуга она сказала:
«На рассвете мое сердце потянулось к раю. Посредством болезни Друг укорил меня. Вот причина немощи».
Эта же история в Хуласа-йи шарх-и таарруф изложена так:
Однажды, когда Рабия занемогла, люди пришли к ней, чтобы выказать свои соболезнования. Когда они осведомились о ее здоровье, она сказала:
– Ей-Богу, мне ведомо лишь, что недавно небеса открылись предо мною, и я чуть-чуть потянулась к ним сердцем. Полагаю, что ревность Всевышнего укорила меня посредством этой немощи. Это своего рода божественное порицание.
Хасан аль-Басри отправился засвидетельствовать Рабие свое почтение.
– Там находился богатый и влиятельный житель Басры, – рассказывал он. – В слезах он стоял на коленях у входа в ее уединенную келью, зажав в руке кошель с золотом.
– Господин, в чем причина ваших слез? – спросил я.
– В этой благословенной подвижнице, в этой святой нашего века, – ответил он. – Если бы не ее благословенное присутствие, род людской бы погиб. Я принес пустяковый подарок для нее, замолвите за меня словечко, может быть, она примет его.
Я вошел в келью Рабии и передал его просьбу.
Рабия искоса взглянула на меня и заметила:
«Поскольку Бог не лишает ежедневного пропитания того, кто проклинает Его, может ли Он не дать пропитания тому, чья душа преисполнена любви к Нему? Я отвернулась от тварного мира, как только повстречала Его. И если я не уверена, законна ли эта собственность, как могу я принять ее? Как-то раз я зашивала блузу, используя светильник Султана, однако после этого мое сердце сжалось и оставалось сомкнутым и закрытым, пока я не распорола каждый сделанный стежок. Попроси же этого достойного человека, чтобы он не тревожил мое сердце».