Джастин Бальдони
Новая мужественность. Откровенный разговор о силе и уязвимости, сексе и браке, работе и жизни
Глава вторая. Достаточно большой. Всё о теле: с головы до ног и между ними
Сейчас одиннадцать ночи, и я уминаю хлопья и картофельные чипсы, хотя мой вес уже на полные пять килограммов превышает обычный. Мы находимся в эпицентре глобальной пандемии, а на мне лежит обязательство закончить постпродакшен «Облаков» (мой следующий фильм), завершить один проект и приступить к другому, при этом я пытаюсь обеспечить своей семье безопасность и не дать всем сойти с ума, достойно выполняя роли мужа и отца. Ничего особенного как будто. Вы можете подумать, что если в жизни и бывает время, когда стоит отнестись к своему телу снисходительно, то это именно оно. В конце концов, кубики на животе и широкие плечи находятся на шкале важности на пару делений ниже всего того, что связано с последствиями мирового кризиса здравоохранения. Однако все не так просто. Мои уверенность и энергичность всегда, сколько я помню, зависели от того, как я ощущаю собственное тело и как, в моем восприятии, меня видит мир.
Перед тем как погрузиться в эту главу, я хотел бы четко обозначить свою позицию. Одна из областей, которые представляют для меня наибольшую ценность в жизни, – это забота о здоровье и фитнес, но именно в этой области многие аспекты сильно сбивают меня с толку. Я глубоко убежден в том, что наше физическое состояние влияет на ментальное, и верю в оживляющую и целительную силу движения. Когда я чувствую себя вялым или эмоционально истощенным, мне всегда помогает одно средство: обратить внимание на собственное тело, хорошенько размяться и попотеть. Но эта глава о другом. Как бы сильно я ни верил в то, что мое душевное здоровье, тонус и уверенность в себе связаны с состоянием и ощущениями моего тела, факт остается фактом: мужчины сегодня стали испытывать то, с чем женщины живут постоянно. Современным мужчинам недостаточно иметь просто функционирующие тела, их все чаще ценят за мускулистые, оформленные и эстетически привлекательные формы. Если бы не это, в индустрии развлечений были бы представлены более разнообразные фигуры и адепты фитнеса могли бы привлекать сторонников, демонстрируя, какие возможности есть у разных тел. На обложках журналов, посвященных здоровью и фитнесу, мы видели бы больше разнообразных нормальных тел, а не моделей (которые зачастую используют крайне нездоровые методы, чтобы поддерживать тело в форме, признанной воплощением силы и крепости). Однако, как я говорил, я абсолютно уверен в пользе физических упражнений и правильного питания для физического и психического здоровья, но, к сожалению, следовать этому мне всегда было непросто. Мои отношения с собственным телом сложны и запутанны, и я верю, что в том же могут признаться многие мужчины Америки и, вполне возможно, всего мира.
Мое тело – мое благословение и проклятие. Если вы стройный и сильный, то другие мужчины наверняка захотят выглядеть как вы, и многие женщины (и мужчины) будут стремиться находиться рядом с вами. Но это не всегда хорошо – из-за одной мелочи, называемой завистью. Важно не путать зависть и ревность. Мама всегда говорила, что другие парни задирают меня из-за ревности, соперничества (сейчас, став взрослым, я думаю, что это неверно в большинстве ситуаций); я же полагал, что мы задираем других и делаем им больно из зависти. А как мужчины ведут себя с теми мужчинами, которых они не любят, которые их бесят? Мы третируем их и заставляем их чувствовать себя ужасно. Мы унижаем их, оскорбляем, распространяем о них слухи и манипулируем, чтобы подпитать собственные эго и сократить разрыв. И в то же время мечтаем иметь те же качества, которыми обладает тот, кого мы изводим. Считаете, мужчины просты? Подумайте еще раз. Мы сложнее, чем кажется.
В средней и старшей школе я был в целом одним из лучших атлетов, но точно не самым крутым. Все мальчики переживают периоды следования за теми, кто доминирует на фоне остальных (и, как правило, входит в число самых отъявленных отморозков). Мальчики и мужчины (можно назвать их «бетами») обычно следуют за «альфами» в стремлении заставить других чувствовать себе более слабыми и менее полноценными. Это происходит из-за того, что все мы имеем свои тайные слабости и пытаемся чрезмерно компенсировать их, возвышаясь над теми, чьи слабости заметнее наших, – и таким образом стараемся ощутить себя сильными (так работает зависть). Но поскольку я на собственном опыте знаком с обеими сторонами медали, мне не нравится вся эта теория об «альфах» и «бетах», так как, по-моему, подобный образ мышления приносит куда больше вреда, чем пользы, – и не только другим мужчинам, но и нам самим. Не вижу проблемы в желании быть физически сильным или в том, чтобы воспитывать мальчика сильным эмоционально, так как мир – страшное место; способность выдерживать все испытания, боль и разочарования, которые жизнь бросает в лицо каждому из нас, – важный для выживания навык, но не только для мальчиков, а для детей любого пола. Конечно, я хочу, чтобы мой сын мог подняться, если упадет, вытереть слезы после того, как выплачет их, и продолжить двигаться дальше. Чтобы сумел восстать против несправедливости, если встретит ее, и заступиться за того, на кого нападают и кого угнетают. Но я не хочу, чтобы в результате моего воспитания пострадало его умение чувствовать, чтобы он утратил способность к отзывчивости. Я верю, что мужчине подвластно все перечисленное. Точно так же, как я верю, что женщины исторически делают все это лучше, чем мужчины. Но все это противоречит теории об «альфах» и «бетах» – как минимум, в том ее виде, в котором она трактуется в наше время.
На Западе растет мужское движение, направленное против «феминизации» мужчин (как они это называют). Участники этого движения убеждены: все когда-либо существовавшие сильные цивилизации нуждались в сильных мужчинах, отвечавших за их выживание и процветание, и патриархат – не социальный конструкт, а указанный Богом путь. Они верят, что система общественного устройства – это часть природной иерархической организации, свойственной людям и животным, а мужчины добровольно предоставили женщинам права, расширили их и оберегали на протяжении тысячелетий. Многие из последователей этого движения входят в различные его ответвления и подгруппы, придерживаются разных верований, но одно из их коренных убеждений состоит в том, что мужчины бывают двух категорий: альфы и беты.
Есть в этой классификации и в дискуссии о ней забавная особенность: они берут начало в науке и этологии (дисциплине, изучающей поведение животных), но предлагают полученные выводы применить к людям, чаще – к мужчинам, с целью помочь им достичь успеха в карьере и личной жизни. В интересной статье под заголовком «Действительно ли существуют альфа-мужчины и альфа-женщины?» ее автор Эрик Дивейни объясняет: термин «альфа» в этологии обозначает индивидуума, принадлежащего в социальной группе к наивысшему рангу. А каково основное преимущество наиболее крутого или самого сильного члена группы? Секс. По словам Дивейни, среди привилегий альфы – приоритетное право на самок группы, на еду и заботу со стороны других членов группы. Профессор Гарварда, приматолог и эксперт по «альфа-феномену» Ричард В. Рэнгем рассказал Дивейни, что «у приматов альфа-самец – это тот, кто может буквально побить любого другого самца, так что его позиция полностью держится на физическом насилии». Далее он говорит, что применять теорию об «альфах» к людям некорректно: «У приматов практически всегда существует лишь одна иерархия – основанная на доминировании и на насилии. Но люди внутри какой-то группы могут иметь множество иерархий, например базирующихся на спортивных достижениях, учебе, социальных навыках и так далее». И «альфа» в одной социальной иерархии может оказаться «бетой» в другой, тем более что люди изначально распределены по миллионам социальных кругов и иерархий. Возьмем самого мощного бойца смешанных единоборств в мире – короля арены, стоящего миллионы долларов, обожаемого миллионами людей, – и отправим его в Танзанию в племя масаев, где мужчины ценятся за навыки в охоте и выживании, и внезапно «альфа» по всем параметрам станет «бетой». «Альфа» в кругу игроков в компьютерные игры, скорее всего, будет «бетой» среди атлетов. А «альфа»-атлет наверняка окажется «бетой» в сообществе интеллектуалов и кандидатов наук, где интеллект ценится выше физической силы. Видите, к чему все идет?
Что еще мне кажется странным: хотя в каждой группе животных – своя иерархия «альф» и «бет», люди, и особенно мужчины, часто берут в качестве примера для пояснения своей точки зрения приматов (обезьян) и волков. Но даже если говорить о волках, то существование «одиноких волков» (или альфа-волков) уже аргументированно опроверг не кто иной, как ученый, запустивший эти термины в мейнстрим, – Люсьен Дэвид Мич. Мич, возможно, один из главных специалистов в мире по волкам, в течение сорока лет изучавший их в неволе и дикой природе. Он написал двенадцать книг и основал Международный центр волков. Кара Лилли указывает в статье «Миф об альфа-волке», что в своем бестселлере 1970 года «Волки: экология и поведение исчезающих видов» Мич спорит с биологом из 1940-х, который изучал волков в неволе и впервые ввел в употребление термин «альфа-волк», основываясь на наблюдении, что «самки и самцы волков, казалось, боролись за доминирование внутри стаи». После огромного успеха книги Мича образ «альфа-волка» вошел в общественное сознание и продолжает жить в поп-культуре по сей день. Однако позже Мич обнаружил, что волки ведут себя по-разному в неволе и в природе и «альфа-волков» на самом деле не существует. Это так беспокоило его, что лучшую часть последних сорока лет он потратил на публикацию статей и разоблачение мифа об альфа-волке и даже просил своего издателя не переиздавать исходную книгу. Странно, что мужчины (и люди в целом) могут узнать о чем-то, приспособить это к собственной мифологии и, несмотря на научные статьи, исследования и утверждения самого автора, говорящего о ложности теории, продолжать ссылаться на это в социальных лозунгах на протяжении шестидесяти лет. Я не устаю поражаться дерзости нашего вида.
Итак, чтобы окончательно прояснить вопрос, рассмотрим, как все происходит на самом деле, по мнению Мича. В дикой природе волки создают семьи, похожие на человеческие. В этих семьях альфа-самец – это попросту папа, а альфа-самка – мама; остальные подчиняются им, но не потому, что папа и мама сильнее или явно доминируют, а по той же причине, по которой мои дети следуют за моей женой и за мной: мы их родители, и они любят нас. Таким образом, можно сказать, что у волков есть альфа-самцы и альфа-самки, но это те особи, которые отвечают за размножение, а не те, которые над всеми доминируют. Звучит так, будто волки разбираются в гендерном равенстве лучше, чем люди. Но я отвлекся…
В жизни я бывал и в роли нападающего, и в роли жертвы буллинга. В школе у меня случались периоды, когда я пытался быть «альфой», но чаще оставался в категории «бета», при этом страдал на обеих позициях. Ведь, оказываясь на стороне униженного, вы, чтобы подняться в собственных глазах, часто затем делаете то же самое с кем-то другим, стараясь почувствовать себя лучше и прекратить насилие над собой. В детстве мы поступаем так, хотя и знаем, что это неправильно, – просто последствия, как нам кажется, будут хуже, если поступить иначе. Подобное поведение распространяет и укрепляет мысль о том, что защита жертвы – это кратчайший путь обратно на дно.
Все это тесно связано с моими сложными взаимоотношениями с собственным телом, и одно из моих первых воспоминаний об этом относится к двенадцатилетнему возрасту. Наша футбольная команда участвовала в турнире за городом, и мы, мальчики-спортсмены, ходили там без рубашек и бегали практически голыми. В юности я никогда не задумывался о своем теле, ведь все мальчишки в команде выглядели более-менее одинаково. Но все изменилось с началом пубертата. После игры мы принимали душ в мотеле, где проживали, и я оказался у зеркала с Мэттом и Шоном, двумя парнями из моей команды, считавшими себя «альфами». Они рассматривали свои развивающиеся кубики на животе и подкалывали друг друга по поводу лобковых волос. Я, со своим голым худым подростковым торсом, стоял в паре метров позади, наблюдая за ними; неожиданно они повернулись, посмотрели на меня и в шутку спросили, где мой пресс, а затем стали подтрунивать надо мной – мол, якобы я отстаю в развитии. В моем животе мгновенно затянулся неприятный узел несоответствия. Они, да и, наверное, любой взрослый (стань он свидетелем этой сцены) воспринимали это как невинное подначивание: дети – это просто дети, мальчики – это просто мальчики. Подобный стиль общения еще не раз возникнет в моей жизни, и я буду оказываться и на одной, и на другой стороне «диалога». Однако любой огонь разгорается от искры, и сейчас, через двадцать с лишним лет, я вспоминаю тот момент как поворотный, положивший начало моим сложным, многоуровневым и во многом нездоровым отношениям с собственным телом.
Иногда я удивляюсь, как такое большое количество мужчин умудряются вести нормальную жизнь в установленных для нас рамках. Одна мысль обо всех этих игривых, а зачастую и правдивых подначиваниях, в которые мы вовлекаемся, расплачиваясь за них самооценкой, заставляет задуматься: не это ли одна из причин, по которой в современной индустрии фитнеса и здорового питания крутятся миллиарды долларов. Это кажется для меня чем-то новым, однако женщинам давно и хорошо известно, как культура доминирования создает каноны красоты, а затем получает с этого прибыль. Журналы и книги с советами о том, как мужчинам следует изменить себя, издаются огромными тиражами, обороты в сфере мужской пластической хирургии и липосакции растут экспоненциально каждый год. Конечно, ситуацию, когда другие мальчики говорили обо мне или дразнили меня, можно расценивать как один из миллионов мелких порезов (например, от листа бумаги), ничего не значащих для них, но для меня это кое-что значило. Порез – это порез, пусть даже очень маленький; все знают, что и бумага может оставить болезненную рану, в том числе опасную для жизни. Эти бумажные порезы нанесли мне гораздо больший ущерб, чем я позволил себе осознать. Со временем из них выросли тайные и нездоровые отношения с телом, которые держались на необходимости постоянно подтверждать, что мое тело достаточно хорошее, сильное и большое, – не для того, чтобы впечатлять девочек или женщин, а в большей степени чтобы засвидетельствовать мою ценность перед другими мальчиками и мужчинами.
Честно говоря, я ощущаю все тот же неприятный комок несоответствия в области живота, когда пишу эти строки. И из-за него я прикасаюсь к этой теме как можно раньше. Если я хочу начать беседу, то мне придется погрузиться в пучину стыда и неуверенности; я обязан достойно встретить то, с чем не желаю встречаться; и я должен быть готов к тому, что меня могут отвергнуть извне, пока я ищу принятие внутри себя.
И о чем же твердят голоса снаружи? О том, что я голливудский актер, которому платят за обнаженный торс (читай: за хорошую форму); актер, в целом вписывающийся в исторически узкие рамки физической привлекательности, определенные нашей культурой, а потому мне нечего добавить к обсуждению образа тела. И не просто нечего добавить – я вообще не имею права участвовать в этой дискуссии из-за своих привилегий.
Рациональная часть меня понимает это. Моя рациональная часть четко осознаёт: да, у меня есть привилегии, полученные благодаря генам и накопленным ресурсам. И тем не менее под любым количеством мускулов (неважно, есть они у меня или отсутствуют, по моему же собственному мнению) прячется маленький мальчик, опасающийся, что его тело никогда не вырастет; юноша, борющийся с ужасным образом своего тела; и мужчина, до сих пор страдающий от проблем, которые сам же закрепляет.
Это сложно; многослойно; иногда это даже смущает. И это происходит на самом деле. Итак, давайте погружаться.
ОБРАЗ ТЕЛА: ОСНОВЫ
Так что же такое «образ тела»? Чем он отличается от внешнего вида? Во время съемок третьего эпизода подкаста «Полноценный мужчина» я встретился с доктором Роберто Оливардией, клиническим психологом из Гарвардской школы медицины, и получил ответы на некоторые из этих фундаментальных вопросов. Доктор Оливардия разъяснил мне все довольно просто: у внешности есть объективные характеристики – например, карие глаза, рост метр восемьдесят, темные волосы, в то время как образ тела в большей степени связан с тем, как вы ощущаете свое тело. Следовательно, наш образ тела полностью отделен от внешнего вида и неразрывно связан с нашим самовосприятием, отношением к своему телу и тем, как, по нашему мнению, его видят другие люди. Это объясняет, почему люди, которых общество по какой-либо причине идентифицирует как «прекрасных», «совершенных», «знойных» или называет «примерами для подражания», могут иметь нездоровый образ тела. То, как мы выглядим, и то, как ощущаем свою внешность, – два разных, отдельных опыта.
Доктор Оливардия также объяснил мне, что исследования образа тела у мужчин – мужчин, имевших сложные отношения с собственным телом, – не проводились до начала 1980-х годов. Меня, как человека, который совершенно точно рассматривает свое тело не только в рамках его основных функций, а также имеет искаженные ощущения и представления о нем (причем давно), это просто шокировало. Но доктор Оливардия пояснил: до эпохи обнаженных торсов в рекламе – с начала 1980-х годов – уже существовал ковбой Мальборо, который определенно был крепким, но не мускулистым парнем. Только новое направление в рекламе, созвучное тогдашним звездам (Шварценеггеру, Сталлоне, Ван Дамму и прочим), и доступность анаболических стероидов стали основой для продвижения мускулистой маскулинности, до сих пор отравляющей мою психику.
Дело не в том, что прежде у мужчин не было тел или они не обращали внимания на свои тела; просто до 1980-х мужчины, скорее, относились к телу как к части своей природы, не видя в нем объект для разглядывания. На протяжении тысячелетий женщины жили, зная, что такое сила мужского взгляда – способность мужчин объективировать женщин, применяя к ним определенные стандарты красоты. Книга Наоми Вульф «Миф о красоте»[8], увидевшая свет в 1991 году, стала бестселлером, ведь, по словам автора, женские журналы укрепили идею о том, что женские тела постоянно находятся под наблюдением и, следовательно, являются объектом, требующим бесконечного вложения сил. Но мужские?
В 1985 году газета New York Times в разделе Science Times опубликовала статью под заголовком «Образ тела делает женщин несчастными». В ней «открылось» то, что феминистки и психотерапевты обсуждали уже многие годы, – пугающий рост количества случаев анорексии и булимии среди девочек-подростков и молодых женщин. Спустя четыре десятилетия это уже кажется банальным.
Статья имела подзаголовок «Мужчины считают себя практически совершенными». Что изменилось за последние сорок лет? Точно не то, как женщины воспринимают собственные тела – несмотря на почти полувековые дискуссии и споры. Нет, изменились мы, мужчины: мы больше НЕ видим себя «практически совершенными». Совсем нет.
Интересный факт, которым со мной поделился доктор Оливардия. Когда фигурка солдата G. I. Joe[9] впервые появилась в продаже в 1974 году, он имел такие пропорции: рост – метр семьдесят пять сантиметров, обхват талии – почти восемьдесят сантиметров, обхват груди – метр, а окружность бицепса – пятьдесят сантиметров. Мощный и мускулистый, да, но все еще достижимый идеал, чьи параметры недалеки от моих. Перенесемся в 2002 год и увидим: рост G. I. Joe – все еще метр семьдесят пять, но талия ужалась до семидесяти одного сантиметра, грудь раздулась до метра двадцати семи сантиметров, а бицепсы выросли до пятидесяти шести сантиметров, стремясь догнать в объеме талию. Будь он реальным человеком, он не смог бы дотянуться до собственного плеча, не говоря уже о выполнении специальных миссий по спасению планеты. Представьте, какой прикольный эпизод «Южного парка» можно было бы снять! G. I. Joe спускается на парашюте, чтобы обезвредить бомбу, но не может достать инструмент, закрепленный у него на спине за поясом, потому что ему мешают бицепсы!
На самом деле я думаю, что во всем виноват Том Хинтнаус. Вы знаете, кто это? Все в порядке, я прежде тоже о нем ничего не слышал. Доктор Майкл Киммель, которому сейчас под шестьдесят, рассказал мне о Томе и о влиянии, которое тот оказал на мужчин по всей стране во времена, когда Киммель был моложе. Том – бразилец по происхождению, бывший прыгун с шестом, известный, помимо прочего, тем, что снимался в 1982 году в рекламе нижнего белья Calvin Klein. По словам доктора Киммеля, в тот день, когда рекламные щиты с Томом появились в разных городах страны, американские мужчины всех возрастов внезапно «поняли», как выглядит идеальное мужское тело. И начали сравнивать себя с ним. Не в свою пользу.
Я родился уже во времена расцвета этой культуры – всего через два года после появления той рекламы. И никогда не видел другого мира.
МУСКУЛЫ, СОЦИАЛЬНОЕ ДАВЛЕНИЕ И МАСКУЛИННОСТЬ
«Где же твой пресс?» За этим вопросом следовал подростковый смех, который я, как режиссер, показал бы в замедленной съемке, сверхкрупным планом – такой заторможенный, почти злодейский хохот, вылетающий изо ртов моих якобы друзей. Эти четыре слова, сказанные, чтобы поддразнить, возможно, впервые заставили меня сознательно уравнять мышцы и мужественность. Я был увлечен Ван Даммом и Сталлоне и еще в четыре года просил родителей купить мне побольше шпината, чтобы нарастить мускулы, как у моряка Попая, примером мне служили парни из телевизора, герои мультиков и фильмов. В реальной же жизни я соревновался с теми и против тех, кто теперь смеялся надо мной. Идея проста: если у меня нет мышц, у меня нет и мужественности; если мышцы не соответствуют, то и я не соответствую. Представление о мускулатуре как о барометре нашей мужественности часто называют «комплексом Адониса». Подкрепляемый мужскими фитнес-журналами и индустрией развлечений (в том числе порнографией), в наше время он превратился в способ зарабатывания денег и приобретения авторитета в соцсетях. Еще до того, как мальчик впервые откроет журнал о фитнесе или зайдет в Instagram◊, он многократно впитает ту же идею, которую они готовы ему предложить: в ситуации, когда слишком полные или слишком худые мальчики и девочки стоят в стороне на уроке физкультуры; когда в кино любимый супергерой надирает всем задницы и получает девушку; когда он видит, как девушки смотрят на вышеупомянутого героя. Подсознательно с юного возраста мы получаем эти сообщения: слишком толстый = медленный и ленивый, слишком тонкий = маленький и слабый, девочка = не мальчик, следовательно, слабая… Список бесконечный.
Как мы уже отмечали, в нашей культуре часто придается большое значение мужским физическим качествам, и это значит, что мы придаем большое значение физической форме и мускулатуре, видя в них мерило мужественности. Трагично, что в результате мы меньше ценим или вовсе не ценим мужские тела, выходящие за рамки наших критериев силы и выносливости. Вероятно, чаще всего с этим сталкиваются мальчики, которые считаются чрезмерно полными, а также те, кто принадлежит к сообществу инвалидов, – именно они подвергаются безжалостным издевательствам и насилию.
Еще одно событие, с детства запечатленное в моей памяти, произошло в мои десять лет, когда я был новеньким «городским мальчиком», переехавшим из Лос-Анджелеса в Орегон. Я пока не обзавелся друзьями, и мои еврейско-итальянские черты лица, особенно «римский нос» и густые брови, выглядели непривычно в нашей деревенской местности. Несмотря на худобу, я был физически развит и подсознательно понимал, что могу подтвердить свою состоятельность любым способом, связанным со спортом. Но я шагнул дальше: не ограничиваясь возможностями (состоятельностью) собственного тела, я решил обратить в свою пользу особенности (состоятельность) чужого. Я никогда не забуду это: во время игры в кикбол на физкультуре, когда мальчик с избыточным весом шагнул на поле, я (в отчаянном желании быть принятым) встал в отдалении и крикнул: «Давай, толстожопый!» И засмеялся над собственной шуткой – так же, как другие мальчики позже посмеются над моим отсутствующим прессом.
К десяти годам я получил достаточно знаний о наших телах, чтобы понимать: после меня в мужской иерархии будет находиться тот самый мальчик с избыточным весом. Я неплохо усвоил посылы общества и знал: столкнув его вниз, я сам поднимусь.
Это чертовски жестоко.
В тот день учительница сильно отчитала меня; я совершенно не ожидал этого и, как чувствительный ребенок, принял выговор близко к сердцу. Но слова уже были произнесены, и хотя тот мальчик вряд ли слышал их, это неважно – я-то их слышал. Я хотел бы обнять ребенка, которого пытался обидеть тогда, и попросить прощения. Я также хотел бы обнять себя десятилетнего и напомнить: я самодостаточен такой, какой есть, – как и все остальные.
Мы, мужчины, поступаем таким образом, когда оцениваем свое предполагаемое место на лестнице мужской состоятельности, – неважно, в компании мальчиков на игровой площадке или в компании мальчиков в совете директоров, – а потом карабкаемся по этой лестнице, наступая на головы тех, кто, по нашему мнению, должен находиться ниже. Часто мальчик или мужчина с нижней ступени – это тот, чье тело значительно отдалено от того, что общество решило считать «нормальной» демонстрацией физической силы. Один взгляд на обложку журнала о фитнесе – и в глаза бросаются заголовки: «Три упражнения, чтобы стать лучшим мужчиной», «Попрощайся с животом, чтобы хороший секс превратился в отличный», «Шесть недель до совершенного тела», «Большие руки – быстро», «Лучшее тело для лучшего секса». Я до сих пор, уже более пятнадцати лет, помню одну статью из журнала Men’s Health. Заголовок звучал примерно так: «Широкие плечи – часть тела № 1, которую женщины считают самой важной». Я же, парень с относительно узкими плечами, прочел в этом следующее: «Джастин, тебе кое-чего не хватает». Я сочувствую людям всех размеров, особенно инвалидам, которые выросли в Америке. Для поддержания высокой самооценки и хорошего отношения к себе в мире, который фактически требует противоположного, необходима недюжинная сила, достойная уважения и прославления. В целом идея ясна, и она хорошо продается; компании извлекают выгоду из нашей неуверенности, ведь она прошита в нашем мозге с раннего возраста: маскулинность мужчины измеряется его мускулистостью. И, желая быть лучшим мужчиной, вы обязаны приобрести «лучшее» тело.
А что такое лучшее тело? Давайте выделим несколько важных аспектов мужской формы.
• Желанный перевернутый треугольник: плечи широкие и мускулистые, а торс сужается к талии.
• Большие накачанные руки. Однако не забывайте и о ногах.
• Мужчина должен быть высоким или, КАК МИНИМУМ, выше своей женщины. Если он невысок, то ему нужно уметь хотя бы буксировать руками грузовик или поднимать в толчке небольшую японскую машину. Ну либо ему следует быть богатым. Деньги побеждают все.
• Подтянутая грудь. У мужчины не должно быть сисек.
• Чем больше, тем лучше, если речь идет о руках и ногах, потому что большие мышцы, по-видимому, еще и признак большого пениса. А большой пенис – основной атрибут большого мужчины.
СИЛА И ЗАЩИТА
Есть у этой идеи еще один слой, который я хотел бы затронуть; однако – и это касается всей темы в целом – сейчас я чувствую себя ребенком, пытающимся говорить о квантовой физике. Часть тонких сообщений, которые общество пытается внедрить в мозг мальчиков, пока они растут, содержат посыл: мускулы и сила – это, помимо прочего, средство защиты. Это означает, что на игровой площадке вы можете побить другого мальчика или защититься от хулигана. На футбольном поле – задавить оппонента. А в американском футболе это и вовсе фактор, определяющий, сумеете ли вы вообще играть. Но другая сторона защиты – та, которую я всегда считал вполне здоровой, – состоит в ином: будучи сильным, я смогу защитить не только себя, но и женщину и, возможно, всю свою семью от атак других мужчин.
Ведь это классно, правда: врожденное стремление к укреплению своего тела, которое позволит оберегать любимых, особенно жену? Недавно я имел честь беседовать с доктором Сьюзан Брайсон, известным профессором в области этики и человеческих ценностей из Дартмута, и она раскрыла мне более глубокий смысл этой концепции, настолько привычной, что большинство мужчин считают ее нормальной.
У доктора Брайсон есть особый взгляд на то, что это такое – потребность в мужской защите. Однажды утром она прогуливалась по району, по которому ходила много раз прежде, и за ней увязался ее сосед: он изнасиловал ее, избил булыжником и оставил умирать у ручья. Ее путь к восстановлению был долгим и медленным, и до сего дня ее терзают психологические и физические последствия того нападения. Брайсон издала книгу под названием Aftermath: Violence and the Remaking of Self («Последствия: насилие и преобразование себя»), чтобы помочь другим, научить тех, кто прошел через подобное, восстановиться эмоционально и физически. Выслушав ужасающую историю доктора Брайсон, я не нашел слов. В моей голове пронеслось множество мыслей, но всё, что я мог, – так это извиниться перед ней от имени всех мужчин. Как я упоминал ранее, всю свою жизнь я стремился к принятию собственным гендером, но в тот момент он вызывал у меня отвращение, я ощущал себя преданным. Извиняясь, я не мог побороть бурлящее во мне чувство – я хотел бы быть мужчиной, который оказался бы там и защитил ее. Я представлял, как ловлю злодея на месте и избиваю его до полусмерти. Я воображал себя героем, который мог бы спасти ее от двадцати пяти лет эмоциональных и физических страданий, ночных кошмаров и страха просто быть женщиной в этом мире. Мое тело напряглось, и я заметил, что непроизвольно сжал кулаки, хотя в целом оставался более-менее спокойным и собранным. Я извинился за то, что она как женщина не может даже просто выйти на утреннюю прогулку, не рискуя при этом, – а с этим ощущением живут слишком многие женщины. А позже, в разговоре, когда я сказал доктору Брайсон о желании уметь защищать свою жену от возможных нападений – вроде того, которому она подверглась, – она вздохнула, посмотрела на меня так, будто могла видеть насквозь, и ответила с нажимом: «Я мать – и у меня есть защитный инстинкт по отношению к детям, – однако женщины не должны нуждаться в том, чтобы мужчины защищали их от других мужчин. Это связано с идеей, будто женщина не совсем человек, не вполне ценный или уважаемый член общества, а потенциальная добыча для мужчин, из-за чего другие мужчины вынуждены ее защищать. Я не хочу находиться под защитой. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я хочу спокойно ходить по улице, ничего не опасаясь». Если раньше я не знал, что сказать, то теперь я и вовсе был растерян. Ее слова потрясли меня. Как я умудрился дожить до тридцати четырех лет и ни разу не услышать подобного? И тут меня осенило. Мое желание быть большим и сильным, мои инстинкты защитника и гнев в ответ на ее историю – это просто реакция. А вдруг наше желание и потребность быть сильными, чтобы защищать наших женщин, – это реакция на тот факт, что мы не сделали и не делаем достаточно для предотвращения насилия, направленного против них? Что, если наша физическая сила – это просто попытка справиться с большой проблемой при помощи изоленты? Проблемой, которая давно существует в нашей культуре – и касается мужественности в целом. Проблемой, которая привела меня к написанию этой книги. Если мы стараемся стать больше и сильнее, если мы осваиваем навыки самообороны и выживания, если мы покупаем оружие, чтобы оберегать семьи от вторжений, приобретаем для своих женщин и девочек перцовые баллончики, предлагаем проводить их вечером до машины, то вполне вероятно, черт побери, что мы опоздали. Работа по охране любимых женщин должна начинаться с нас самих, а потом – с наших знакомых мужчин. Доктор Брайсон абсолютно права: женщина не должна нуждаться в мужской защите.