Олег Дивов
Выбраковка
Глава вторая
В этом – разгадка неслыханной и не имеющей аналогов в мировой истории повальной честности населения Валахии в середине XV века. После того, как тысячи воров погибли на кольях или сгорели в пламени костров на городских площадях, новых охотников проверить свою удачливость уже не находилось.
Сентябрь в этом году выдался сухим, но прохладным. Лучшая погода для выбраковщика, который по долгу службы предпочитает одежду из плотной ткани и свободного покроя, скорее даже мешковатую, чтобы не так выпирала наружу его профессия. Летом Гусева ужасно раздражала необходимость мазаться специальными кремами и надевать гигроскопическое белье. Иначе он бы просто умер, закованный в спасительную, но абсолютно глухую броню. А сейчас он чувствовал себя замечательно. Легкая, но прочная кожанка с полами до середины бедра удачно маскировала полпуда железа и пластмассы, которые таскал на себе выбраковщик.
Тем не менее, у станции метро Гусева вычислили. Он задержался купить сигарет, и тут же рядом притормозил «Соболь» с эмблемой Службы Доставки на двери.
– Помощь не требуется, коллега? – спросил парень в белом халате, высовываясь из окна.
Гусев бросил через плечо сумрачный взгляд, промолчал и снова повернулся к окошку табачного киоска. Протянул было деньги, но тут задняя дверь киоска открылась, и внутрь шагнул некто, судя по выражению лица – хозяин. Гусев присмотрелся, вздохнул, пробормотал: «Извините, у нерусских не покупаем…» и тяжело потопал к соседней палатке. Несмотря на вполне приличное настроение, ходить сегодня было отчего-то трудно.
«Соболь» все не уезжал. Взяв свое курево, Гусев подошел к фургону.
– Что там было насчет помощи? – спросил он угрюмо. – Какая еще помощь?
– Наркологическая, разумеется. Хотите маленький укольчик? Второе рождение гарантировано. Вы же чувствуете э-э… дискомфорт, сразу видно.
– Вот это глаз! – восхитился Гусев.
– Работа такая, коллега. Давайте, заходите.
– Н-нет, спасибо, – пробормотал Гусев. У нарколога было приятное открытое лицо и заразительная улыбка. Но это еще не повод разрешать человеку тыкать в тебя иголками.
– Вам же на маршрут сейчас, верно? Давайте поправим здоровье. Я просто нарушу профессиональную этику, если отпущу вас.
– Как вы меня раскрыли? – спросил Гусев, безуспешно пытясь оглядеть себя в поисках какого-нибудь вопиющего изъяна.
– Просто характерная моторика. Сейчас она, конечно, сглажена – последствия интоксикации. Но все равно если знать, что искать – видно.
– На психиатра, что ли, учитесь? – догадался Гусев.
– Верно. Не буду же я всю жизнь пьяных по домам развозить. Доставка – это так, ради денег. Ну давайте, ныряйте в наше гостеприимное лоно.
– Не-а.
– Почему?!
– Страшно.
– Тьфу! Поймите, вам через пять минут станет легче. А через пятнадцать – как новенький будете.
– Я с похмелья тревожный, – признался Гусев. – Боюсь автомобилей, низколетящих голубей и врачей-убийц.
Из кабины раздался сдавленный хохоток: водитель подслушивал. Нарколог смерил Гусева взглядом, каким одаривают непослушного ребенка.
– С вас прямо хоть диплом пиши, – сказал он. – Особенно если низколетящие голуби… Не хотите укол, могу смешать микстурку. Но дольше ждать придется. Слушайте, а можно я вам хотя бы давление померяю?
– Я что, настолько плох?
– Жить-то будете…
Гусев сдался и полез в машину, бормоча: «До чего ж вы, медики, настырные…». Внутри обнаружился еще один клиент Доставки. Поперек двух кресел развалился молодой человек в парадном флотском мундире. Фуражка у моряка съехала на нос, сбоку из-под нее выбивались неуставные русые кудри.
– Здорово, полундра, – бросил ему Гусев. Тот не отреагировал.
Давление у Гусева оказалось явно пониженное.
– Ну хотя бы валокордин, – предложил врач.
– Делать вам нечего…
– Ваша правда, коллега. Скука жуткая. Третий час уже катаемся, хоть бы кто под колеса упал… В сентябре вообще мало пьяных, в основном работают люди, восстанавливают семейный бюджет, подорванный отпуском, хе-хе…
– А это? – Гусев ткнул пальцем через плечо. – Что ж вы его домой не везете?
– Товарищ капитан первого ранга, мичман Харитонов… – неожиданно сообщил в пространство флотский. После чего громко всхрапнул и снова отключился.
– Это мичман Харитонов, – объяснил врач, отсчитывая капли.
– Вижу, что не адмирал Нахимов…
– Вот, пейте. Бедняге нельзя домой, он на службе. Никак до Генштаба не дойдет. Ничего, я ему такой коктейль в вену запузырил…
Гусев проглотил лекарство.
– Спасибо, – кивнул он, возвращая стакан. – Слушайте, доктор… Можно некорректный вопрос?
– Смотря насколько, – улыбнулся врач.
Гусев сначала малость опешил – на его памяти так с выбраковкой не разговаривали, – а потом сообразил: медик совершенно не боится АСБ. Искренне не боится. Наверное совесть кристалльно чиста. «Побольше бы нам таких».
– Для вас что, на самом деле все пациенты одинаковы? – спросил Гусев.
– Разумеется. Я же клятву давал.
– Клятва штука хорошая… Но если по-человечески? Все люди разные, и кто-то вам окажется симпатичен, а кто-то, наоборот, противен до тошноты. Как вы с этим справляетесь?
– Ну… Поначалу старался не оценивать. Подходил к вопросу с точки зрения долга. А потом, наверное, привык. Видите ли, больного легко пожалеть, какой бы скотиной он ни был. Больные все страдают.
– Больные все страдают… – Гусев покивал своим мыслям.
– Я, кажется, понимаю, – догадался врач. – У вас схожая проблема?
Гусев замялся.
– Да как сказать, – пробормотал он. – Вряд ли. Медик иногда вынужден быть жестоким к пациенту, чтобы тот потом выздоровел. А мне… А нам приходится делать больно одному человеку, чтобы стало хорошо другим.
– Не вижу особой разницы, – твердо сказал врач.
– Наверное она в том, что мы специально учимся не жалеть своих клиентов. Даже провоцируем их на драку, чтобы не было стыдно. А мне кажется…
– Еще бы вы их жалели! – перебил врач. – Так и рехнуться недолго.
«Вот оно, новое поколение, – мелькнуло у Гусева. – Допрыгались. А рассказать моему старику – помрет от счастья. Нет, ошибся я, таких нам даром не надо…»
– Вы еще молодой. Сколько вам, простите?
– Двадцать два.
– У-у… – Гусев улыбнулся. – Все бы отдал на свете, чтобы мне сейчас было двадцать два.
– А вам где-то сорок? Но в любом случае, вы мне нисколько не противны, коллега. Ну, я ответил на вопрос, не так ли?
Гусев задумчиво кивнул, выбрался из фургона и остановился, придержав дверь.
– Вы весьма проницательны, – сказал он. – Я и правда хотел убедиться, что не противен вам. Спасибо за помощь, спасибо за внимание. Совет хотите? Полезный для жизни. Никогда, понимаете, ни при каких обстоятельствах не называйте выбраковщика «коллегой». Мы с вами оба работаем на государство, но заняты совершенно разным делом.
– Отнюдь. Мы оба лечим, – не согласился врач.
– Вам, юноша, с такими взглядами нужно работать в АСБ, – фыркнул Гусев, – а не пьяных по улицам собирать.
– Но я буду работать в АСБ. Уже через год. Меня берут стажером в медслужбу. Так что, может, еще увидимся.
– А-а… Ну да. Конечно. Понятно, – Гусев захлопнул дверцу и ушел прочь.
* * *
Обычно Гусев, выбираясь на улицу и погружаясь в мир людей, входил в состояние легкой настороженности. Он будто ощупывал пространство вокруг: нет ли где непорядка, не обижают ли кого. Но после беседы с наркологом Гусев погрузился в себя. На эскалаторе он смотрел под ноги, и искомый непорядок заметил, когда уже проезжал мимо. А в эпицентре непорядка молча страдало обиженное существо.
Возле будки дежурного толпилось несколько человек, глядя вниз, на «гребенку» правого эскалатора, который сейчас был остановлен. Сам дежурный почему-то отсутствовал[1]. Гусев обогнул будку и раздвинул людей плечом. На стыке «гребенки» и пола сидела в неловкой позе небольшая грязно-белая дворняжка. На ее длинной морде застыло выражение безмолвной мольбы о помощи.
Гусев такого раньше не видел, но сразу понял, что случилось. Несколько прядей с растрепанного хвоста собаки каким-то образом защемило между стальными ребрами «гребенки» и тележкой эскалатора. Псине редкостно повезло: хвост у нее все еще был. Наверное вовремя остановили эскалатор. По рассказам Гусев знал, что севший на «гребенку» человек оставлял на ней минимум пол-задницы, а то и жизнь.
– Где дежурный? – спросил Гусев.
– Ножницы ищет, – сказали из-за спины. – Того и гляди угробится кто-нибудь, а ей, видите ли, собачку жалко.
– Ну-ка… – Гусев присел и осторожно, чтобы зря не причинять боли, ощупал собачий хвост, стараясь разглядеть, какие именно белые лохмы защемило, а какие свободны. Псина – как выяснилось, сука, – восприняла обследование с глубоким пониманием, разве что дышать не перестала.
Зевак позади ощутимо прибавилось. Всегда приятно участвовать в добром деле, когда им уже занялся другой.
– Вы поосторожнее, молодой человек! Укусит еще…
– Что ж она, совсем дура? – не согласился кто-то.
Собака немыслимым образом извернулась и лизнула Гусева в щеку.
– Спокойно, малыш, спокойно… – пробормотал Гусев. – Та-ак, серьезных повреждений не вижу…
– А вы что, ветеринар? – спросили из толпы. Сейчас это уже была настоящая толпа.
– Вроде того, – отозвался Гусев, доставая швейцарский нож и выдвигая кусачки. – Ну, барышня, прощайся с красотой! – и принялся стричь.
«Барышня» все порывалась благодарно лизаться, что здорово тормозило ход операции.
– Молодой человек! – позвали начальственным голосом.
– А? – Гусев вынырнул из-под хвоста.
– Вы что там делаете? – над Гусевым нависла дежурная по эскалатору, дородная тетка с ужасными ножницами для резки металла в руках.
– У вас инструмент неподходящий, – Гусев вернулся к своему увлекательному занятию.
– Что за самодеятельность! – возмутилась дежурная. – На минуту нельзя отойти…
– Да это ветеринар! – объяснили ей.
– Вы правда ветеринар, молодой человек?
Гусеву осталось состричь всего чуть-чуть. Собака, чуя приближение свободы, начала дергаться, и он крепко прижал основание хвоста к полу, чтобы глупышка себе не навредила.
– К сожалению, – пропыхтел Гусев, – я уже не молодой. И никакой я не ветеринар.
– Черт знает, что такое! – возмутилась дежурная. – Ну ладно, режьте там.
– Вот спасибо… А собака что, местная?
– Да так… Ездит иногда.
– А билет она покупает? – хохотнули в толпе. – Или у нее пенсионная книжка?
– Теперь все равно льгота по инвалидности будет… – миролюбиво сообщила дежурная, чем вызвала дружное веселье собравшихся. – Умная собачка. Всегда аккуратно эскалатором пользовалась, не то, что некоторые. А сегодня замешкалась – и бац! Хорошо, я за ней обычно слежу. Едва успела «стоп» нажать. Вот учитесь, граждане.
– На сходе с эскалатора поднимайте хвост…
– И хвост поднимайте, у кого есть! Сумки повыше держите. А особенно – длинные полы одежды.
Гусев слушал разговоры, посмеивался и работал кусачками. Наконец он выстриг последний запутавшийся клок, осторожно подвигал хвост из стороны в сторону, понял, что все получилось, отпустил собаку и поспешно встал, пока его не облизали с ног до головы.
Толпа во главе с дежурной разразилась аплодисментами. Собака прыгала вокруг и радостно тявкала. Преисполненный благодарности к свидетелям его подвига, Гусев смущенно кивнул, спрятал ножик и расправил плечи. От этого движения у него из-под куртки предательски сверкнул значок. Наверное Гусев с похмелья небрежно его прицепил. Самый уголок выглянул, но оказалось достаточно.
Половину толпы как ветром сдуло.
Дежурная залилась краской и чуть не уронила ножницы.
– Никаких проблем, успокойтесь, – поспешно сказал Гусев.
– Подменить некому было, – пробормотала дежурная. – У нас все на инструктаже по технике безопасности…
– Вот именно что безопасности, – кровожадно поддакнул один из зевак.
– Это кто там гавкает? – спросил Гусев ласково.
Толпа, словно по команде, уполовинилась еще. Гусев, криво усмехнувшись, проводил взглядом беглецов и заметил, что к эскалаторам спешит еще одна женщина в форме работника метрополитена.
– А вот и сменщик, – обрадовался Гусев. – Теперь вы можете с чистой совестью проводить меня туда, где здесь моют руки.
– Конечно… – выдавила дежурная.
– Дамы и господа, оставьте нас, пожалуйста, – мягко попросил Гусев. Люди неохотно разошлись, озираясь. Только какой-то могучий дед с офицерской выправкой подошел к Гусеву вплотную и заглянул ему в лицо.
– Чем могу?.. – учтиво спросил Гусев.
– Вы благородный человек, – неторопливо произнес дед мощным голосом отставного командира. Большого командира, судя по интонациям.
– Есть немножко, – признался Гусев, пряча глаза. – Только не подумайте, что я какое-то исключение. Отнюдь нет.
– У меня к вам вопрос. Скажите, это правда, что АСБ скоро расформируют?
– Насколько скоро, не знаю. Но нас должны распустить, это было прописано в «Указе сто два». Нельзя же без конца терроризировать население.
– Терроризировать? – удивился дед. – Кто это вам сказал? Да пол-России на вас буквально молится! Вы делаете очень нужную работу.
– Мы ее уже сделали. Почти всю.
– Странно такое слышать от уполномоченного АСБ. Впрочем… Честь имею, – дед по-военному четко откланялся и ушел.
Гусев, жуя губу, смотрел в его широкую спину. Так и подмывало догнать старика и расспросить, дослужился ли тот до генерала. Позади дежурная шепталась со сменщицей.
– Так вы меня проводите? – обернулся к ней Гусев.
– Да, пойдемте!
Собака увязалась следом, и Гусев подумал, что вот еще проблема – избавиться от этой спасенной, желательно ненасильственным образом. По другую руку от выбраковщика мучительно переживала свою будущность дежурная, преступно оставившая пост. Десяток-другой шагов они прошли молча, и Гусев понял, что собака как-нибудь сама отстанет, а вот терпеть присутствие трясущейся от страха женщины надоело.
– Простите, что я вас напугал, – сказал он. – Поверьте, я ничего против вас не имею.
– Вы меня правда не накажете? – встрепенулась женщина.
– За что? – улыбнулся Гусев. – За то, что вы оставили пост в зоне повышенной опасности, потому что не могли видеть страдания живого существа? Бросьте. Вам просто стало жаль собаку. Если у нас даже женщины не будут поддаваться элементарной жалости, в гробу я видел такую нацию. Русские мы или кто, в конце концов? Забудьте.
– Начальник приехал, устроил внеплановый инструктаж, – пожаловалась дежурная. – Я помощь вызвала, гляжу – никто не идет. Понятно, не человек ведь, собака, потерпит. Да и пассажиров мало сейчас, две машины исправно работают… Пять минут жду, десять… Ну, сорвалась и бегом… Так бы я никогда…
– А почему инструктаж в рабочее время? Я думал, на метрополитене порядки очень жесткие.
– Для кого-то жесткие, для кого-то нет.
Гусев посмотрел на часы.
– Жалко, на работу опаздываю. А то подзадержаться здесь, устроить разнос кому следует? Нет, у вас же первой будут неприятности.
– Да уж! – усмехнулась дежурная. – Съедят.
– Видите, – сказал Гусев. – Мне тоже приходится выбирать между жалостью и долгом. Постоянно. Каждый день.
Посреди станции околачивалось двое милиционеров. Гусев вспомнил участкового Мурашкина и подумал, что тот, наверное, почуял бы застрявшую на эскалаторе собаку за километр. «Все-таки, самые лучшие защитники и спасатели – это малость сумасшедшие люди. И пока им есть, кого защищать и спасать, будет порядок. А когда они перезащищают и переспасают всех-всех-всех… Что тогда?»
Исторические аналогии подсказывали Гусеву, что в таких случаях герои-богатыри сами учиняют дикий бардак. Чтобы было чем заняться.
Конечно если вовремя не приходят другие богатыри и не ликвидируют первых.
Глава третья
Определенно можно сказать только одно: людская молва и время не преувеличили его жестокость. Иногда он совершал героические поступки, но все же был не героем, а психопатом.
Центральное отделение занимало два подъезда в идущей под снос монументальной развалюхе 1903 года постройки. Наверное сто лет назад домик был ничего себе, но потом явились большевики. Выполняя историческую миссию запихнуть в господские апартаменты побольше барачной швали, они выкопали под домом глубокий подвал и надстроили два этажа. Здание постояло-постояло, а затем переутомилось и начало расползаться по швам. В каком-нибудь отдаленном районе на это дело плевали бы до тех пор, покуда через трещины в стенах не начали бы просачиваться бродячие животные. Но дом все-таки стоял в полукилометре от Кремля, поэтому его по-быстрому просверлили, а сквозь дырки пустили толстенные стяжки. Жильцы к трубам с резьбой цепляли бечеву для сушки белья. Гусев угодил в первую волну сотрудников АСБ, заселявших офис Центрального, и лично обрывал это замасленное провисшее мочало, на которое смотреть-то было страшно. Невольно в голову лезла картинка: сталкер с мешком хабара ползет по Зоне, а над головой у него тихонько шевелятся на ветру такие вот бородатые веревки…
«Мы с развеселым гоготом крушили перегородки и таскали мебель, а я все оглядывался на ребят и думал: чистой воды сталкеры. Лезут куда-то с наркотическим упорством, добывают то, непонятно что, гибнут ради этого непонятно чего. Неужели и я такой же? Нет, только не я. А внутренний голос твердил: голубчик, разуй глаза! Конечно и ты тоже. Никто ведь тебя не просил идти на линию огня, сам полез. Как это – никто не просил? Я сам и просил. На коленях ползал.
Аргументировано умолял. Требовательно упрашивал».
Гусев взялся за ручку подъездной двери и с усилием потянул. Дверь жалобно скрипнула, отошла сантиметров на тридцать, застряла, но все-таки уступила и отодвинулась еще немного. Гусев не без труда пропихнул себя в открывшуюся щель и сразу наткнулся на дневную смену, бредущую вниз по лестнице. Выражения лиц «дневного» ему не понравились.
С ним хмуро здоровались, кое-кто даже за руку, но чаще приветственно хмыкали и прятали глаза. Никому здесь больше не было дела до Пэ Гусева, суперагента с лицензией на убийство. Он спекся и уже не подлежал восторженному поклонению. «Или это я себя накручиваю? – подумал Гусев. – Ну устал народ, вымотался. А может, кого-нибудь из наших подстрелили. Хотя вряд ли. Некому стрелять».
На площадке третьего этажа курила, ожесточенно жестикулировала и ругалась матом патрульная группа Данилова. Четыре тройки намертво закупорили проход, и Гусев волей-неволей принялся расчищать себе дорогу. Настроение сразу поднялось: несмотря на общее перевозбуждение, его заметили, принялись хлопать по плечу и совать руки. То ли Гусев еще не окончательно спекся, то ли не все так думали, то ли он на самом деле попусту накручивал себя.
Данилов как раз выкрикивал в дверь офиса порцию нечленораздельных оскорблений, когда Гусев осторожно взял его за локоть.
– Пэ! – заорал Данилов прямо Гусеву в ухо. – Ну хоть ты скажи этим негодяям! Почему опять мы?! В прошлом месяце Данила, теперь снова Данила! Что я тут, главный зоофил?! Я в отставку подам! Я уйду в рядовые! Хватит делать из меня этого… Как его…
– Начальника очистки, – подсказали с лестницы. – Полиграф Полиграфович, не переживайте так.
Выбраковщики заржали. Делать им больше ничего не оставалось, только потешаться над собой. Гусев окончательно воспрянул духом. Разумеется, вот откуда хмурые лица. «Дневное» снова погнали на отстрел бродячих животных. И как всегда, старший – Данилов. Бр-р-р… Это называется: любишь расстреливать – люби и могилки копать.
«Именно так – самому копать. А то слишком много романтики вокруг работы палача. Но бродячие собаки, конечно, перебор. Собака – это вам не обдолбанный бандит с автоматом. Хорошо еще, когда псина издали чует тебя, пропитанного запахом смерти, и старается убежать. А когда просто стоит и вглядывается в твои глаза… Нет, кончается выбраковка. Еще год назад послали бы мы их с этими собаками далеко и надолго. Подумаешь, заказ Моссовета… Да я когда-то половину этого Моссовета взял за плечико и отвел в труповозку. Сейчас, что ли, там браковать некого? Да запросто. Одно слово – взяточники. Но прошлой осенью по всему Союзу отменили ежеквартальные проверки чиновников на детекторе лжи. Слишком круто, видите ли. Унизительно. Хорошо, мы и без детектора можем, нам хватит малейшего намека. Даже видео не нужно – один микрофончик, одна кассетка. И привет горячий. Здрасте, господа коррупционеры, я старший уполномоченный Агентства Социальной Безопасности Пэ Гусев. Имеете право оказать сопротивление. Имеете право не называть себя. Имеете право не отвечать на вопросы… Пожалуйте, граждане, к дознавателю. А там уж вы сами все расскажете… М-да. Только оперативных данных по Моссовету нам больше не дадут. Все, отрезали».
– Пэ! – требовал Данилов, тряся Гусева за плечо. – Очнись! Ну скажи ты шефу, ты же можешь, я знаю…
– Ничего я уже не могу, – пробормотал Гусев. – Я бы тебе предложил местами поменяться, но ты ведь не согласишься…
На площадке внезапно стало очень тихо.
– …Да и это не в наших силах, – заключил Гусев.
Данилов отпустил его плечо и сник.
– Разве что… – Гусев оглядел сгрудившуюся на лестнице группу. – Хочешь, я завтра пойду с вами?
– Пэ! Это ты? – раздался из офиса голос шефа. – Никуда ты с ним не пойдешь. Ну-ка, сюда давай!
Сокрушенный Данилов выразительно сплюнул через порог, ободряюще ткнул Гусева кулаком в живот и угромыхал вниз по лестнице, увлекая за собой группу. Некоторые из его людей с интересом оглядывались на Гусева. Все прекрасно знали, что он уже месяц околачивается в резерве. Неужели ему нашли-таки ведомых? Это при нынешнем тотальном некомплекте…
Примерно то же думал и Гусев, шагая внутрь офиса и растирая ногой по коврику даниловский плевок.
– Ничего-ничего, товарищи людоеды и душегубы! – ободряюще гудел Данилов на лестнице. – Это ничего. Бывает…
Шеф стоял в коридоре, засунув руки в карманы и раскачиваясь с пятки на носок.
– Пришел? – зачем-то спросил он. – А ну, поближе.
Гусев подошел к начальству вплотную, набрал в легкие воздуха и мощно дыхнул.
– Ф-фу! – отмахнулся шеф. – Сколько ты куришь, Пэ? Две пачки? Три?
– Ну две. А какая разница? Все равно помру.
– Смерть тоже разная бывает. По мне уж лучше схлопотать пулю, чем выхаркивать легкие.
– Что, приходилось? – осведомился Гусев с выражением неподдельного интереса на лице.
Шеф тяжело вздохнул.
– За мной… чудовище, – распорядился он.
Чудовище в ответ вздохнуло еще глубже и очень жалостно, но за шефом последовало.
– Что там случилось у тебя сегодня днем? – бросил шеф через плечо. – С каких это пор ты записался в юные друзья милиции?
– Там особый случай, шеф.
– И…?
– Наш случай. Участковый мент сделал нашу работу.
– …и от напряга сошел с ума, – заключил шеф, сворачивая за угол.
Гусев счел за лучшее промолчать.
– Третий особый случай на нашей территории, – сообщил шеф, открывая дверь тактического класса. – Чего встал, заходи.
– За сегодня? – ужаснулся Гусев.
– Да нет, за неделю. Все равно очень много.
Гусев вошел в класс и присел на край парты.
– Убивают преступников на месте? – спросил он. – Да?
– Ну, не всяких, конечно. Тех, кто по идее – наш клиент. И если с поличным. В понедельник ночью сняли насильника прямо с какой-то девицы и тут же его… Забраковали. А делать-то грамотно не умеют, не обучены. Так напугали бедняжку, что она теперь из больницы не скоро выйдет.
– Я себе представляю, – кивнул Гусев. – Народные мстители… Забили ногами. Били долго, обливаясь потом и сладострастно хрюкая.
– Циник ты, Гусев.
– Я выбраковщик, шеф. Откуда у меня эмоции? У меня все подавлено к чертовой матери. Взял за ушко, отвел за угол, посадил в машинку. Был урод – не стало урода. И главное – его жертва не чувствует себя виноватой, хотя лично приговорила гада. Потому что мы все делаем тихо. Это ведь очень важно – уберечь жертву от комплекса вины.
– Правильно, – кивнул шеф. – Это ты хорошо придумал.
– Да, – сказал Гусев ровным голосом. – Это я придумал.
– А кто спорит? – улыбнулся шеф. – Надеюсь, ты еще не разучился преподавать свою науку молодым.
Гусев коротко мотнул головой.
– Угу, – подбодрил его шеф.
– А я уж думал… – Гусев вдруг сгорбился и спрятал лицо в ладонях.
– Пока даю одного. Серьезных заказов не жди, так – патруль, мелочевка всякая. Но зато сможешь полноценно работать.
– Да хотя бы патруль! – воскликнул Гусев, разгибаясь. Глаза его слегка поблескивали – он с трудом удержал слезы.
– Потерпи немного, Пэ, – мягко попросил шеф. – Объявлен набор стажеров. Я-то думал, о нас совсем забыли. Но теперь есть основания надеяться… Строго между нами, Пэ – в город потянулась всякая сволочь, которая отсиживалась на периферии. Тихой сапой начинает тут разведку.
– Чуют гады нашу слабину? Разным слухам поверили?
– Да похоже. Но мы их возьмем раньше, чем они успеют развернуться. У Мышкина на днях будет спецоперация, Даниле тоже есть заказ. Я думаю, именно поэтому и молодых набирают. Так что будет тебе и тройка, будет и целая группа. Думаешь, я совсем глухой? Не-ет, коллега, я тебя очень внимательно слушал. Все это время, что ты молол языком, валял дурака и строил из себя предсказателя. Но кажется, ты ошибся.
– Я… Я должен сделать конкретные выводы? – осторожно спросил Гусев.
– Пока только один. Хватит болтать. Хватит нарываться. Не отсвечивай, Пэ.
– Ну, если я действительно ошибся, и нашу контору не прикроют…
– Держи нос пониже, но обязательно по ветру, – сказал шеф многозначительно. – Может, увидишь такое, чего я не замечу. А пока – готовь тех, кого получишь. Хорошо готовь. Если придет следующее поколение, это будут совсем новые для нас люди. Они ведь настоящего дела не видели и, надеюсь, не увидят никогда. Вот например твой стажер. Славный парнишка, но он даже не очень понимает, каким ветром его занесло в АСБ. И замечательно. Эти… – шеф махнул рукой в сторону лестницы, – слишком хорошо знали, для чего они здесь.
– И теперь их гоняют убивать собак, чтобы они поняли себе настоящую цену? – ввернул Гусев.
Шеф почесал в затылке.
– Черт его знает, – пробормотал он. – Я как-то не задумывался. Знаешь, собаки – это даже неплохо. В конце концов, нашим ковбоям давно пора слегка утихнуть. Сбавить обороты. Пусть хотя бы раз в жизни почувствуют стыд. Иначе их уже не наставить на путь истинный.
Гусев коротко глянул на шефа изподлобья.
– Честные шерифы отстреливают дворняжек… – пробормотал он. – Глупость какая. Вы их только против Агентства настроите. Да еще против себя лично.
– Я, что ли, отстрел собак придумал? – обиделся шеф. – Я просто говорю, что всяким Даниловым и прочим Мышкиным это может оказаться полезно.
– Сомневаюсь. А насчет стыда вообще бред. Они не устыдятся, а только обозлятся. Выбраковщика, который отработал больше пяти лет, можно самого браковать. Или, как минимум, лечить. Таков мой диагноз.
– Ну пойди тогда и застрелись, – надулся шеф.
– Со мной особый случай, шеф, вы же знаете. Между прочим, так это вы меня сдали подполковнику Ларионову? То-то он был такой ласковый…
Шеф замялся.
– Ближе никого не оказалось. Ты извини, Пэ.
– Тогда нечего подначивать – юный друг милиции и все такое… Да ладно, я на этом деле бутылку заработал. И покуражился вволю над одним ментом усатым. Знаете, как он меня обозвал? Вождь палачей!
– А ты что?
– А я попросил Ларионова дать его мне в сопровождающие. И этот усатый битый час ходил за мной хвостиком по месту происшествия. И все ждал, когда я скажу ему гадость. А я взял – и не сказал. Бедняга чуть не помер от натуги. В жизни его, наверное, так не презирали.
– Уф-ф… – шеф помотал головой, что-то соображая. – Не простят они нам. Ох, чую я, не простят.
– Завидуете Железному Феликсу? – поддел его Гусев.
– Это почему? – насторожился шеф.
– Он весьма своевременно помер. Не стал дожидаться, когда за ним придут и начнут не прощать.
– Устал я от тебя, Пэ, – сообщил шеф. – Тебя послушать, так ты и этот момент тоже предусмотрел.
– Естественно. Я изучал историю карательных органов. Причем не только наших. Этот момент наступал всегда. Рано или поздно власть говорит, что революционный террор исчерпал себя, и пора жить тихо-мирно. А что делать с террористами? Спросить, зачем они убили столько народу. Потом казнить их, людоедов – и так доказать собственную чистоту. Это просто ротация символов власти, шеф. Закон природы. В общем, мне незачем стреляться. У меня есть шанс принять смерть в бою. Уж когда за нами-то придут, мы хорошо повеселимся, верно?
Шеф внимательно оглядел Гусева с ног до головы.
– Хорош фрукт, – признал он. – И все ты врешь. Только что придумал.
– Ага, – кивнул Гусев с самым невинным видом.
– Издеваешься?! – рыкнул шеф.
– Безусловно.
Шеф вытащил платок и утер потную шею. Невысокий, лысый, с намечающимся животом, он даже выглядел разительным противоречием быстрому в движениях, подтянутому и моложавому Гусеву. А уж насколько они были непохожи внутренне… Иногда Гусев поверить не мог, что вот этот человек – совершенно нормальный человек, – начальник его отделения. И такой же ветеран.
Может, дело было в том, что шеф занимался кабинетной работой и, по слухам, ни разу не ходил «на маршрут». Как загнали его, отставного следователя, в вожди палачей, так он и просидел в кабинете самые кровавые времена. И Гусев еще, когда был в силе, шпынял его постоянно. «Мало ли, что ты начальник – а у меня зато рукоятка пистолета сама в ладонь прыгает… И ты, дорогой начальник, прекрасно это знаешь».
– Ну и черт с тобой, – вздохнул шеф. – Потрепались, отдохнули… Называется, отдохнули. Расслабились, мать-перемать. Сиди, жди, сейчас с ведомым познакомлю.
– Мне как с ним… не очень? – спросил Гусев. – В свете, так сказать, новых веяний?
– Почему не очень? Как обычно. Все, что понадобится, то и вытворяй. Тебе же с ним на маршрут ходить, не мне.
– Иголку дам попробовать?..
– Ну, если тебе очень надо – угости. Только учти: судя по личному делу, парнишка резкий. Настоящий ганфайтер.
– Дали бы дело почитать.
– Не положено, – мстительно ухмыльнулся шеф.
Гусев поднял глаза к потолку.
– Ну-ну, – пробормотал он. – Интересно, где этого вашего э-э… парнишку натаскивали на пистолет. В спецназе каком-нибудь?
– Нет, в спецназе он с автоматом бегал, и недолго. Думаю, сам научился. Он по жизни оружие любит. До армии занимался биатлоном. А сейчас – член сборной Москвы по пейнтболу. Давно уже кандидат в мастера. Понял, видно, что мастера не вытянет и решил пойти к нам.
Гусев почесал в затылке.
– То, что надо? – понимающе кивнул шеф.
Гусев неопределенно шевельнул подбородком. Современный пейнтбол, когда бои проводятся на очень близкой дистанции, в искусственных декорациях и без камуфляжа – это действительно было неплохо. Да и пейнтбольный маркер во многом походил на штатное оружие выбраковщиков. У «парнишки» могли быть навыки, которые облегчат ему вживание в профессию. За одним маленьким исключением…
– Неплохо. За маленьким исключением. Скорее всего, мой будущий напарник адреналиновый наркоман.
