Душегубица – Дина Рубина

Безусловно написано очень красиво и образно. Но… «спаленка», «головенка», «платьишко» – почему-то мне неприятны такие уменьшительно-ласкательные формы. Когда попадались в тексте, как будто спотыкалась и недоуменно оглядывалась по сторонам – «где это я». Возможно для описываемого времени было очевидным использовать именно эти слова, но мне они мешали. «Уплаканная до соплей» – из той же оперы. Понятно что имелось в виду, хорошо представляется ситуация, но слова продолжают неприятно царапать. Как железом по стеклу.

Сюжет: просто одна из житейских историй. Таких немало практически в каждой семье. Вот только далеко не все могут подобные истории правильно обыграть и превратить в рассказ. Написано мастерски, прекрасным литературным языком, но мне все же сложно полностью его принять и понять.

Раз штрих, два штрих, три – и вот уже готов этюд. Может, несколько беглый, но все же довольно удачный, живой, словно сошедший со страниц памяти образ. У милой Дины всегда так. Вот и этот портрет, словно фотокарточка из семейного альбома, – нечто большее, чем просто фрагмент плотного картона. Он пахнет цукатами и корицей, сушеными фруктами, патокой в кипящих котлах конфетной фабрики. Он насквозь пропитан жарким ташкентским солнцем, затапливающим улицы как вязкий мед. Он словно отнят у сердца, потому что был вполне реален. Меньше слов. Приглядимся к тете Берте. Тетя Берта как раз и есть та душегубица, обозначенная на апельсиновой обложке. В юности она забеременела от красавца двоюродного брата, и когда он посоветовал избавиться от ребенка, плеснула ему серной кислоты в лицо. Вплоть до родов просидела в кутузке, а после милостью двух младших братьев убитого была выпущена на волю. Еврейская семья не пережила бы позора. Отказаться от ребенка – тяжкий грех, но и не каждая обманутая женщина плещет серной кислотой в обидчика.

Миновав крутой поворот, тетя Берта продолжила жить дальше. Бежала за счастьем и теряла, была строгой и экономной, сметливой и всегда безукоризненно честной. Крепко держалась жизненных принципов и никому никогда не делала поблажек. Была ли Берта плохой по общечеловеческим меркам? Вопрос непростой, в котором, как и всегда, Дина Ильинична предлагает читателю разобраться лично. Для меня ответ более чем очевиден. Слишком уж мрачными тонами окрасилась жизнь тети Берты, разбежавшаяся на двадцати с лишним страницах.

А если коснуться самого рассказа, то с первых строк понимаешь, что не зря он припрятан в апельсиновом солнечном томе. Он – еще один отголосок юности, еще одно воспоминание о жарком Ташкенте, который сумел поразить меня еще тогда, в романе «На солнечной стороне улицы». Ведь, по сути, обложка – обманка. Большую часть тома занимает как раз этот роман. Почему в заглавие вынесен рассказ? Для меня пока загадка. Ясно одно, он, как и вся немногая, известная мне пока проза Рубиной, искренен до автобиографичности. Он шуршит листами семейного альбома и рождается из памяти. Он полон необыкновенной любви к семье, родным и близким людям. Он лиричен, но упрям до невозможности. Снова и снова пытается постичь тайны прошлого.И Дина, милая Дина Ильинична, скользя по зыбким воспоминаниям детства, пытается прислушаться к хору родных голосов, понять их, принять и даже простить. Она совершает немыслимые прыжки на десятилетия назад, но на деле заставляет читателя обратиться к себе, задаться вопросом, припомнить, вздохнуть и почувствовать еле уловимую боль сердца. Милая Дина может. Она всегда так вливает строчки прямо в душу. Устану ли я это повторять?

«Как жаль, что желание различить свои черты в предыдущих коленах родни приходит в том возрасте, когда валы времени уносят неумолимо щепки человеческих жизней. Не нарочно ли это задумано для того, чтобы каждая новая жизнь прокатывала и прокатывала заново считанные сюжеты судеб; молодость с ее животной жаждой сиюминутной жизни, молодость, отметающая все, что было до – вот наилучшая плотина между потоком времени и озером человеческой памяти» (с.)