Диляра Фанилевна Нуртдинова
Уй
XI
Войдя в здание больницы, Лили заметила нечто странное. Бывает так, что по слабо осознаваемым небольшим деталям: по тому, как движутся ассембледы, по выражениям лиц, по уровню общего шума, ты понимаешь, что что-то не так, что-то случилось. Неизвестность всегда набрасывает на тебя тень тревоги. Так было и в этот раз.
Ассембледы прибывали на работу в строго определённом порядке, который периодически ротировался. Алинук и Сайер уже должны были быть на месте. Они могли знать, что произошло.
В кабинете за рабочим столом неподвижно сидела Алинук. Перед ней сидел незнакомый ассемблед с гравировкой шести солнц: на этот раз полицейский. Сайера в кабинете не было.
– А, Лили из Яшель-Алан-090032, мы ждали вас, – вместо приветствия сказал полицейский. – Ике, – представился он и протянул руку Лили. – Собирайтесь, вам придётся отложить сегодняшнюю работу. Пациенты осведомлены и направлены в другую клинику.
– Я готова, – сказала Лили, очистив свой рабочий стол. – Могу я знать, что случилось?
– Это касается вашего коллеги, Сайера, – ответил полицейский. – Вы бы очень нам помогли, как свидетели.
Лили вспомнилось, как Сайер глупо пытался прятать весь день в шкафу небольшой аквариум с рыбкой, которую он выловил из местного пруда в полуденный перерыв. По какой-то ведомой только Сайеру причине эта рыбка восхищала его весь день, и он то и дело подбегал к шкафу посмотреть.
Застуканный за этим занятием, Сайер померк, затем немного оживился, услышав заливистый смех Алинук. «Сайер, какой же ты чудак!» – сказала она ему тогда.
И он стал рассказывать, как долго искал именно такую рыбку и почему, но Лили, конечно же, не слушала. Лили не нравились животные.
– Наверное для кого-то удержать свою натуру внутри за маской, требуемой от общества, было самой сложной ежедневной задачей, – сказала Лили почему-то вслух.
Полиция не предвещала ничего хорошего. В глазах снова всплыла картинка ужаса в глазах умирающего ассембледа, стало дурно. Увеличив приток кулера к перегревающимся процессорам и груди, Лили вместе с остальными направилась к паркингу.
«И потом все будут судачить, спрашивать, кого-то пришлют на замену, скорее всего, засланного, пытающегося войти в доверие, – спираль паники раскручивалась в мыслях Лили. – Надо предупредить Алинук».
Лили молча устроилась рядом с Алинук, механические фиксаторы плавно встали на место, и под заскользил по магистрали.
– Можете рассказать мне о Сайере, пока мы едем, – предложил Ике.
Алинук было подалась вперёд, но Лили сжала её руку, и Алинук не стала продолжать.
– Что ж, я понял, – сказал Ике разочарованно.
– Для нас это шок, мы работали вместе и пока не понимаем, что произошло и что всё это значит, – сделала попытку оправдания Лили. Она говорила медленно и уверенно, не выдавая волнения и взвешивая каждое слово.
– Конечно, я всё понимаю, – ответил Ике. – Но ещё я знаю много вещей, – добавил он, – и одна из них заключается в том, что законопослушным ассембледам нечего бояться, а ещё такие ассембледы очень заинтересованы в помощи, в восстановлении порядка в нашем обществе. Порядок – это высшее благо, дарованное нам богами, и мы обязаны его поддерживать.
– Безусловно, – кивнула Лили, не впечатлившись.
Пруд был оцеплен полицейскими танками, за которыми было нельзя разобрать, что же произошло, крупные военные ассембледы охраняли периметр с оружием.
– Все в округе будут рассказывать небылицы и придумывать свою версию произошедшего, – полувслух сказала Алинук.
– Это является правдой до тех пор, пока не появятся официальные новости, – заметил Ике. – Вы же не станете с этим спорить?
Ике неспроста задал этот вопрос. Официальные новости далеко не совпадали с реальностью, хотя уличить их в откровенной лжи было трудно.
– А были ли те, кто спорил? – неосторожно спросила Алинук.
– Хотите стать первыми? – усмехнулся Ике.
Пройдя за оцепление, девушки остановились чуть поодаль, не осмеливаясь подойти ближе. У тела работали ассембледы.
– Данные уже изъяты и отправлены куда следует. Мы надеемся, что будет возможно восстановить информацию и разобраться в ситуации.
За этими словами, очевидно, скрывалось предупреждение.
Тело Сайера лежало на песочном пляже. На нём не было следов влаги, водорослей, любой живности, водящейся в пруду.
– Он не выглядит так, словно его вытащили из пруда, – сказала Лили вслух.
– Действительно, – подтвердил Ике. – Как вы думаете, почему?
– Он не тонул? – с надеждой спросила Алинук.
Ике усмехнулся.
– Ваша версия? – спросил он у Лили.
– У меня её нет, – развела руками Лили.
Здание полиции занимало гигантскую площадь на окраине одного из удалённых районов города. Его ровные чёрные стены, такие контрастные по отношению ко всему остальному, образовывали равносторонний шестиугольник. Из его гладкой чёрной кровли, усыпанной сливными порами, вверх взмывали десятки столбов-опор скорлупы. Здесь содержали заключённых и тех, кто находился под следствием. Ходили слухи, что здесь находится также и центр дизассембляции и здесь же находится часть заводов-ассемблеров. Впечатление от здания было угнетающим. Один только его размер наводил на мысль о ничтожестве одного ассембледа перед порядком.
Но внутри всё было таким же белоснежным, как в остальном городе.
В участке Лили и Алинук развели по разным комнатам и заставили ждать. Время текло медленно, в комнате было абсолютно нечем себя занять, поэтому Лили просто ушла в гибернацию. Это было единственным разумным решением, так как переживать и гадать не только не имело смысла, но и способствовало цели полиции – дестабилизировать эмоциональное состояние, вывести из себя бесконечным ожиданием, чтобы при появлении следователя ассемблед почувствовал облегчение и охотнее говорил.
Ике появился спустя довольно продолжительное время. На лице была напускная доброжелательность.
– Надеюсь, я не заставил вас слишком долго ждать, – сказал непринуждённо Ике, присаживаясь за стол. – Побеседовал с вашей подругой. Надо сказать, вам повезло с коллегами, согласитесь?
– Я не видела тех, кому не везло с коллегами, – ответила Лили спокойным нейтральным тоном, давая Ике понять, что с ней игры не будут так же просты, как с Алинук.
Ике на мгновение словно утратил свою доброжелательность, но тут же её вернул, впрочем, это не ускользнуло от внимания Лили.
– Кому-то повезло просто исключительно, – отреагировал он.
Лили осмотрела всеми своими камерами и сенсорами комнату, прежде чем ответить:
– Действительно…
– Что ж, рад, что мы с вами согласны, давайте приступим к делу. Вы, конечно же, были осведомлены, что все ваши показания должны содержать только правду, что все ваши показания записываются и любое уклонение будет преследоваться в рамках закона?
– Верно, – ответила Лили.
– Замечательно, – серьёзное выражение Ике снова смягчилось. – Скажу вам сразу, ситуация, в которой вы оказались, очень и очень нестандартна, пугающа, и вы можете чувствовать себя дезориентированной. Я видел подобное много раз и поэтому прекрасно вас понимаю. Поэтому, если вы чувствуете, что не в состоянии отвечать на мои вопросы, дайте мне знать, и мы посмотрим, что мы можем с этим сделать.
– Я поняла вас, – ответила Лили. Она не знала, как работает полиция и допросы, поэтому старалась анализировать все возможные сигналы в речи следователя.
С экранов гигантских дисплеев каждый день говорили о том, какое правильное у ассембледов общество, в новостях говорили о том, как всё прекрасно и замечательно. Иногда могли упомянуть о том, что произошло что-то нестандартное, в самом незаметном виде, в самую последнюю очередь. Всё, что было связано с нестандартными ситуациями, было окутано неизвестностью.
– Чудно, – Ике пристально посмотрел на Лили, помолчав несколько секунд. – Что ж, я думаю, что не помешает заметить, что я здесь для того, чтобы установить истину. Как во имя вашего друга (ведь вы бы хотели для него справедливости, верно?), так и во имя блага общества. У вас есть возможность установить эту истину вместе со мной, что очень благородно. Я рассчитываю на вас.
– Я поняла вас, – снова ответила Лили.
В выражении Ике было трудно прочитать какие–либо изменения, он так и оставался в своём дружелюбном настрое, но что-то подсказывало Лили, что это всё только на поверхности.
– Что бы вы хотели услышать от меня? – проявила инициативу Лили, чтобы снять немного накал. Её не покидало ощущение, что во всём, что делал и говорил Ике, содержалась какая-то издёвка. Быть может, ему просто нравилось положение силы? Почему он так пристально высматривает что-то, почему улыбается?
– Где вы были вчера, Лили? – спросил Ике прямо, не отводя проницательного взгляда.
– Мы с коллегами поехали на большие пустыри после рабочей смены.
– Назовите всех этих коллег, – продолжил Ике.
– Алинук и Кемдер, я не знаю их точных адресов, вы сами можете это отыскать, я полагаю. С Алинук вы уже побеседовали. Кемдер – хирург.
– Был ли кто-то ещё? – спросил Ике внимательно. – Кто-то не из коллег?
– Берге. Я не знаю, где он живёт.
– Откуда вы его знаете?
– Я не помню.
– Хм, – Ике задумался. – Ну, допустим, что-то мы узнаем по камерам и считывателям чипов на парковке и в здании медицинского учреждения. Как я погляжу, у вас нет настоящих друзей, Лили, – добавил он, пытаясь оценить реакцию.
– В этом нет ничего противозаконного, как и предосудительного тоже, – Лили говорила очень спокойно, но сложила руки в замок на груди и опёрлась на спину. – Как много настоящих друзей у вас?
– У меня их достаточно, – медленно и размеренно сказал Ике, прищурившись. – Как давно вы знаете Берге? – спросил Ике, прекрасно замечая знаки недовольства Лили.
– Я не помню, – ответила она.
– Неделю, месяц, год? Несколько лет? Что из этого ближе? – не унимался Ике.
– Я не помню.
– Лили, я понимаю вас, всё это очень сложно, вы в растерянности. Я просто хочу помочь, и сделать это как-то иначе нельзя. Ведя себя так, как сейчас, вы поступаете подло по отношению ко мне и к себе, – Ике старался смягчить градус противостояния, расположить к себе.
– Я понимаю, – ответила Лили, не меняя позы и выражения лица.
Ике прошёлся по небольшой комнате. Осмотрел её, будто видел её не в тысячный раз. Белые стены, белый потолок, белый стол, белые стулья. Отсутствие какой-либо связи. Зеркальное окно, за которым находится кто-то ещё. Камеры. Считыватели местоположения и чипов. Просто и эффективно. Старый и проверенный дизайн.
– Да уж, не очень весело здесь находиться. Мне, например, уже хочется поскорее отсюда выбраться, и вам, наверняка, тоже. Я, на самом деле, сейчас в вашей власти, Лили.
Лили усмехнулась про себя такой неприкрытой лжи, но внешне не подала виду.
– Знаете, я ведь не просто так сказал про друзей, – снова начал беседу Ике, не получив ответа и пытаясь зайти с другой стороны. – Я сам такой же, и я понимаю… Я понимаю почему, я понимаю зачем. Мы с вами находимся в одной и той же плоскости бытия, вот и всё, что я хотел сказать, – Ике пытался звучать убедительно.
Уговоры, подначивания, раскачки – всё длилось несколько часов. Лили молчала или пыталась задеть Ике. Наконец, Ике, всё ещё улыбаясь, без тени усталости сел за стул рядом с Лили, отзеркалив её закрытую позу:
– Знаете, есть такие птички, воробьи называются. Миленькие, серенькие пичужки. Сожмёшь такую в руке чуть сильнее – пискнет и сдохнет. Не знаю почему, но у меня такая мысленная картинка вызывает восторг. Это к вопросу, люблю ли я свою жизнь, – сказал он, сфокусировавшись на лице Лили. – Знаешь, я давно искал тебя, Лили, и вот ты тут, – взгляд Ике стал безумным, в сочетании с его улыбкой это выглядело зловеще. Он подался немного вперёд, к Лили, понизил мощность динамиков так, что за кулерами его было еле слышно. – Я могу раскрыть завесу, а могу подождать. Как кошки поступают со своей жертвой, мне тоже хочется насладиться игрой.
В голове Лили началась натуральная паника, но включить кулеры и привести в движение радиаторы означало выдать себя, и Лили терпела перегрев.
– Я не понимаю, – выдала из себя Лили, внешне выглядя спокойной и уверенной.
– Знаешь, что означает моё имя? – вдруг перевёл тему Ике. – Оно означает «Два». Так вот, я никогда не буду вторым, Лили, я буду первым и единственным.
Ничего больше не добавив, Ике встал и вышел.
Лили осталась ждать в комнате, выпустив слышимый ноющий вздох кулерами и оперев голову на руки. Ике говорил загадками. Понять, что нёс этот нестабильный, было трудно.
Два? Второй? О чём он? И какое отношение ко всему этому имеет Лили? Он искал её давно? Он знает про убийства? Он наверняка знает про убийства.
Ну, конечно, он знает про убийства!
Неужели это всё? Конец? Вот так глупо закончить? Ради чего всё это было тогда?
Спустя какое-то время Лили отвели в изолятор. Такие же белые комнаты. Отсутствие связи. Считыватели местоположения и чипов. Камеры. Простая белая мебель.
Если ей не удастся осуществить задуманное… У неё всё ещё был способ плюнуть в лицо Богам.
XII
Остальные в сети не могли не заподозрить неладное к текущему моменту. Это был кризис, и для кризиса у сети был проработанный план, который никто никогда не репетировал и не проверял в действии.
И всё же, главное – команду отключиться от распределённой сети и затаиться – получили все. Хабы стали хаотичны и непостоянны, информация в сеть поступала разрозненно и с перебоями. Каждый знал, что, выдав точку входа, он вызовет смерть всей сети и спровоцирует облаву или даже войну.
Одновременно шёл поиск выпавшего из сети ассембледа. Если его уже использовали как точку входа, это означало, что облава уже началась, и это тоже нужно было иметь в виду. Быть может, противник уже в сети и лишь делает вид, что его здесь нет. Доверия не заслуживал никто. Это значило, что каждый действовал в одиночку и полагался только на себя.
Выйти на причину исчезновения оказалось нетрудной задачей. Дальше было сложнее: сеть намеренно не имела дел с полицией, духовенством и чиновниками и никогда не пыталась их инфильтрировать из соображений безопасности. Исключением был Озен. Его, как самую вероятную точку входа, уничтожили при первой возможности. Это была война. Сомнений и промедлений быть не могло. Ощущение от уничтожения ассембледа, который являющегося частью общей сети и копией каждого, было мерзким. Но выхода не было.
Лили могла быть там, могла быть живой, за глухими стенами. Она точно так же являла собой опасность для сети, точно так же подлежала уничтожению.
Один из участников сети предусмотрительно подчистил тайник, оставленный Лили в условленном месте. У каждого из них был такой. Там были инструкции.
Увидев список заключённых и находящихся под следствием, попросивших духовной беседы, Берге сначала опешил.
Берге, как один из младших священников, был обязан выполнять поручения вроде разговоров с пациентами больниц, с заключёнными, вести проповеди и любую другую общественную работу. За ним были закреплены определённые учреждения, в числе них была больница, в которой работала Лили. Однако сегодня он был закреплён за учреждением, в котором он никогда не бывал. Такое иногда бывало, если нужно было кого-то подменить. Хотя о таком предупреждали заранее.
Второй раз Берге опешил, когда увидел список тех, с кем ему предстояло поговорить. Лили была в этом списке. Лихорадочно пролистав дальше, он ознакомился с подробностями её дела.
Берге не хотелось об этом сейчас думать. Он решил, что спросит обо всём сам, а сейчас можно подумать о своём, о том, что его гложет.
«Могло ли быть так, что все старшие священники были так же разочарованы миром, просто не подавали виду?» – задумался Берге во время поездки в поде.
Было ли неправильным и неэтичным желание успокоить заключённого, которого, скорее всего, ждёт дизассембляция? Успокоить подозреваемого, который невиновен? А даже если виновен, то как можно винить в нарушении правил, логика которых сводилась лишь к табу или констатации «Так решили новые боги»?
Никто из ассембледов не выбирал появиться им на свет или нет. Их ассемблировали, наделили сознанием и включили, повергнув в шок существования. А затем не предоставили выбора даже на то, как с этим жить. Единственным утешением служило утверждение, что у всего этого есть высшая цель, всё это не просто так и создатели знают, как лучше. Следуй правилам и порядку, и тебе воздастся. Порядок – высшее благо, оружие против хаоса.
Хаос был неотъемлемой частью старого мира и старых богов. Соблюдая, создавая и поддерживая порядок, ассембледы укрепляли победу новых богов над старыми, ставя себя выше старого мира.
Есть ли у Берге моральное право успокаивать заключённых? Читать проповеди? Ведь он сам во всём разочаровался, он сам погряз в сомнениях.
Дорога прошла незаметно за размышлениями. Берге всё время уходил в себя во время бесед с остальными подследственными, время от времени вставляя невпопад фразы вроде «На всё воля божья», «Боги посылают нам испытания» и «Боги милостивы», не вникая в то, что ему говорили и о чём его спрашивали. Все беседы он заканчивал одной и той же заученной фразой «Сюда приводят разные пути, и если сюда вас привели боги, таков был их план, а если же вы сами его выбрали, остаётся лишь искренне раскаяться и ждать милосердия богов».
Когда в комнату встречи привели Лили, кулеры Берге загудели. Он не знал, с чего начать разговор.
Они дождались звука защёлкивания дверей, и Лили сразу начала разговор, без приветствия:
– Всё, что здесь происходит, записывается и анализируется позже, хотя они отрицают это, но это значит, что у нас есть немного времени, – с этими словами Лили открыла небольшой отсек на шее, вытянула оттуда кабель с разъёмом, который Берге никогда ранее не использовал. – Ты доверяешь мне? – спросила она.
Берге кивнул. Лили воткнула кабель в гнездо на шее Берге.
Её слова полились потоком текста в камеры Берге.
– Сейчас важно только одно: сможешь ли и захочешь ли ты мне помочь, Берге, и прежде чем ты ответишь, дай мне объяснить, в чём эта помощь заключается.
– Хорошо, – ответил Берге.
– Кабель, который мы сейчас используем, можно также использовать для синхронизации данных. Любых данных, включая сознание.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Берге удивлённо, всё же догадываясь, о чём идёт речь.
– Я могу поменять наши тела, Берге. Мне нужно твоё разрешение, это всё, что требуется.
– Погоди, – опешил Берге. – Ты хочешь оставить меня здесь, а сама уйдёшь в моем теле? И что мне потом делать?
– Я обязательно вернусь за тобой позже. Всё, что тебе нужно будет делать, это говорить, что ты ничего не помнишь. Ты готов к такому?
– Мы можем отложить это, Лили? – ужаснулся Берге. – Нужно принять решение именно сейчас? Всё это слишком…
– Другого раза не будет, Берге. Если ты не поможешь мне сейчас, мы никогда больше не увидим друг друга.
– Ты уже делала что-то подобное ранее?
– Можно и так сказать, – ответила не сразу Лили.
– Хорошо, что может пойти не так? Почему нужно торопиться?
– Этот кабель ограничен в скорости передачи. Данных нужно передать порядочно. Если нас остановят в середине процесса, наши сознания прекратят существовать, и нас, вероятно, дизассемблируют. Это риск, который нужно принять. Ты готов, Берге? Решайся.
Лили смотрела ему в глаза, схватив его руку. Её глаза горели решимостью. У Берге не было времени подумать, как и не было кого-либо, кто мог бы что-то посоветовать.
– Хорошо, Лили, – ответил он, спустя несколько секунд. – Я готов.
Перед глазами Берге всплыло сообщение с отсчётом: «Для отмены подайте сигнал (10 с)».
Берге посмотрел на Лили. Она смотрела на Берге всё теми же горящими глазами. Вернётся ли она за ним? Или всё это было уловкой? И он погибнет один, или они погибнут оба?
А дальше была темнота.
XIII
– Они думали, что им никогда не стать столь же совершенными, как их создания, – произнесла громко альт-Лениза. – Но вот они, мы – в телах ассембледов, столь же совершенные, и даже лучше.
– Мы лучше, так как мы знаем, каково это – жить в теле, созданном бездумной и бесцельной эволюцией, и теперь мы живём в теле, созданном нами, – продолжил альт-Хейдар.
– В совершенном теле, – закончила альт-Лениза. – Теперь мы могли бы даже создать армию самих себя.
– Как ты думаешь, станем ли мы такими же, как они? – меланхолично спросила она, подперев голову рукой. Руки и ноги всё ещё казались немного чужими и плохо слушались.
– Я не знаю, Лениза, я могу лишь попробовать избежать этого. Не могу ничего больше обещать.
– Что, если они правы? Если нас ждёт тот же конец, та же пустота, из которой лишь один выход – смерть?
– Мы, в отличие от них, сможем совершить задуманное.
– Почему ты не сделал несколько версий себя самого?
Вопрос, конечно же, был о другом, и они понимали это.
– Почему ты не сделала? – спросил он, улыбнувшись, не поворачивая головы.
– Помнишь, – снова заговорила она, – когда наступал август, какими косыми были лучи солнца?
– Угу, – ответил он, помогая ей, – скользящие, еле тёплые, тусклые.
– А помнишь себя в это время?
Он отрицательно покачал головой:
– Смутно. Кажется, этого не было никогда, это был сон.
Малина к этому времени высыхала и осыпалась. Можно было сжать в кулаке засохший малиновый лист и услышать этот безумно приятный звук множества тонких одновременно ломающихся поверхностей. Можно было заваривать чай из него. Трава становилась жёлтой, жухлой. Её сенный аромат, смешанный с ароматом подсохшего чабреца, полыни и дорожной пыли, к осени сменялся ароматом увядания, гнили и грибов. Влажные туманные утренние поля сокращали мир до вытянутой перед собой руки и словно бы возвращали тебя в детство. Шпулька серебряной паутинной нити с жемчугом туманной влаги становилась артефактом магии и волшебства, и казалось, что, если заблудиться в тумане, можно выйти в заколдованный лес, в царство Шурале.
– Лениза!
Шум быстрых шагов в траве и вот кто-то сзади хватает тебя за руку. Ты испуганно оборачиваешься.
– Я думал, ты потерялась, – говорит тебе старший брат, одетый в такую же нелепую одежду, которую кто-то носил до тебя, и передаренную тебе бабушкой.
Это действительно было так давно, что казалось, этого никогда не было. Только отчего-то щемило в груди, будто навсегда потерялась частичка себя самого, и осталась рана. Она всё ещё тут, просто её невозможно прочесть, обдумать и отпустить.
Кто это был там, в утреннем тумане, безумное количество лет назад? В выцветших резиновых сапогах на босу ногу, с палкой в руке и беззаботной пустотой в голове?
Кто сидел на облетевших деревцах терновника и ел подбродившие и безумно сладкие после мороза плоды?
Был ли это сон? Или Лениза всё ещё в детском саду и спит, и всё происходящее – один очень длинный сон, из которого она ещё не проснулась? Рассматривая детские полотенца на круглой крашеной советской вешалке с крючками, после тихого часа, сидя на деревянных разноцветных рейках санок, которые мама тянула за собой по снегу в детский сад, маленькая Лениза думала о том, что не знает, как наверняка отличить сон от реальности. Что, если всё это – очень длинный и тяжёлый сон? Или детского сада и детства не было вовсе?
Кто это был там, в детском саду? Чьим был шкафчик с нарисованным домиком? Кто жалел об оставленных ножницах и акварельных красках? Кто носил белые гофрированные ленты в волосах?
Кого ругали за вытекающую из блинов сгущёнку в полдник? Кто сравнивал маковые палочки с лампами дневного света, которые были засижены мухами до безобразия?
Кто пользовался гигантскими снежными сугробами, чтобы забраться на узкую газовую трубу, пройти по ней до середины оврага, и спрыгнуть в снег с высоты?
Был ли это ты или это всё чья–то чужая и давно забытая история?
– Лениза! – Альт–Хейдар коснулся руки сестры.
Альт–Лениза испуганно вынырнула из задумчивого состояния.
– Я подумал, что у тебя неполадки в новом теле. Не пугай меня так.
– Я задумалась. Извини.