Диана Викторовна Покормяк
Кровавый рассвет

Полная версия

И жили мы, не тужили,

Как обычно, с соседями

То бранились, то дружили,

Как заведено сотню веков –

Семьи заводили, детей растили,

Приданое копили, дома возводили.

Но тут наведалась в наш город беда,

Кто-то стал выпивать

Из людей кровь до дна,

Опустошая тела и души,

Загнал страх в сердца.

Так выйдем же на охоту,

Чтобы уничтожить живого мертвеца,

Ибо ненасытности чудища не видно конца.

Глава I. Повествует о том, как один человек может изменить судьбу целого города

Поздний вечер. В старой таверне «У черта на рогах» небывалое оживление. Само название этого пивного заведения говорило о том, что трактир находится на забытой богом окраине, в нескольких милях от густонаселенных городских улиц, у подножия невысокого холма. Над одноэтажным пристанищем заблудших душ склонили свои причудливые когтистые ветви старые дубы: они, полузасохшие и испещренные короедами, напоминали ночью больших рогатых демонов, караулящих при свете луны запоздалых посетителей – кажется, одно неверное движение или слово и эти древние создания захватят тебя в плен и замуруют в пустующие дупла.

Если сюда забредет чужак, он сразу заметит – слабакам и неженкам тут не место. Здесь крепкое словцо – в почете, а жалкий и пьяный вид – отнюдь не недостаток, а скорее преимущество. Самые яркие отбросы общества смогут здесь почувствовать себя королями мира, завоевать своими ораторскими способностями симпатии всех тунеядцев и оборванцев, всех глупцов и грязных дельцов, всех воров и шарлатанов. Слуги, вырвавшись из-под хозяйского надзора, с радостью напивались до потери пульса, забывая на один вечер о своем рабском труде и своей тяжелой жизни. Бездомные грелись у огня, пожирающего в камине поленья, остальные играли в кости или ввязывались в драку из-за какой-нибудь ерунды. Бродячие художники и музыканты творили здесь свои лучшие шедевры и приносили их в народ, да и поэтам было где разгуляться – тем для их творчества тут было предостаточно, ведь именно здесь было самое сердце народа – настоящая жизнь, без напыщенных титулов и прикрас этикета, без ненужных лицемерных улыбок.

Привилегированный класс обходил, точнее, объезжал в карете эту таверну десятой дорогой: аристократы никогда не ходили своими ногами, не дай бог выпачкать свои начищенные слугами ботинки в пыли!.. Но тут находили приют куда более ценные люди – те, что сами того не подозревая, правили этим миром – они строили мосты и больницы, дома и магазины, мостили дороги, добывали уголь, управляли ткацкими станками, кузницами и пекли хлеб. Их руками делалась самая тяжелая и грязная, но и самая полезная для общества работа. Жаль, что оплачивалась она несправедливо.

– Ну, наконец-то в нашем городе хоть что-то интересное происходит! – обняв кружку эля, воскликнул Виктор, сын трактирщика. Это была уже восьмая кружка, поэтому его голова, более не в состоянии держать равновесие, лежала на грубо сколоченном деревянном столе. Он был влюблен – но без взаимности и поэтому решил напиться, чтобы вытравить из мыслей ту самую особу, из-за которой он так отчаянно страдал.

В полутемном зале, освещенном восковыми свечами, прокатился гул возмущения.

– Посмотрел бы я на тебя, если бы ты стал очередной жертвой этого психопата! – произнес Томас Гордон с ухмылкой. Он работал в замке лорда Дугласа в должности главного конюха.

Виктор, почесав свою лохматую рыжеволосую шевелюру, которая давно не видела расчески, приподнялся на локоть и, вперив в Томаса ироничный взгляд, произнес с интонацией:

– Больно я ему нужен!.. А вот ты в его вкусе! – он раскатисто рассмеялся, обнажив ряд неровных желтых зубов. – Он пьет кровь только у стариков! – не без удовольствия прибавил он.

– Ничего, скоро и до тебя доберется! – огрызнулся Томас. – Тем более, среди молодых тоже есть жертвы… – он насупился и отвернулся от Виктора. Он был очень обижен его словами. Себя-то он вовсе не считал стариком. Ему едва перевалило за сорок, но у него была взрослая двадцатилетняя дочь Анна: единственная отрада после смерти горячо любимой жены.

– Томас прав, – теперь всеобщим вниманием завладел сам хозяин таверны – Гаррис Колтон. – Жертвой этого безумца вчера стала молодая девушка, которая поздно вечером возвращалась от подруги домой. Всего лишь двадцать метров, бедняжке, оставалось пройти до своего дома, но последний вздох ей суждено было испустить на пыльной дороге возле куста сирени. Там, за этим кустом, убийца, очевидно, и поджидал ее. Следы от зубов на шее, засохшая струйка крови, обескровленное лицо, с застывшими удивленными глазами, в которых будто читалось: «За что?». Почерк убийцы все тот же.

В зале все вздрогнули – некоторых даже передернуло от ужаса.

– Не иначе, как сам дьявол у него в братьях ходит, – послышалось среди людей.

Томас, слушая своего друга, с тревогой посмотрел на свою дочь, которая чуть в стороне на подоконнике читала книгу. Она склонила голову поближе к толстой свече, чтобы лучше было видно строчки, и жадно глотала их вместо еды, на которую вечно не хватало денег. Книгу она стащила на время из библиотеки своей хозяйки. Впервые в жизни он каждый вечер стал приводить дочь сюда из страха перед убийцей, ведь молодым и незамужним девицам тут не место; в городе нравоучительные моралисты полагали, что позор любой женщине посещать подобное заведение – «рассадник греха», как они любили выражаться. Тут заводились сомнительные знакомства, а злоупотребление выпивкой порою доходило до драк и даже убийств. Но после того как в городе объявился странный убийца, он боялся оставлять Анну одну. Она ночевала на чердаке в доме у своей хозяйки миссис Флеминг, но что стоило душегубу проникнуть туда незамеченным? По слухам он обладает неимоверной физической силой и выносливостью.

– Держите своих детей вечером взаперти, – советует Гаррис и тут же добавляет: – Да, это трудно, учитывая то, что на улице лето и у каждого двора на кустах спелые ягоды. Но… никаких отговорок! Как только закат запылает на небе – гнать их домой!.. Пока убийца не пойман, это самое верное, что мы можем сделать для своих деток.

Гарриса внимательно слушают, не перебивая. Он широкоплеч и немного сгорблен, такой же низкорослый, как и его сын Виктор, но лицо – суровое и угрюмое, много в жизни повидавшее, а у его отпрыска – легкомысленное и беззаботное, с вечно довольной ухмылкой.

– А вы слышали о том, что он выпивает из своих жертв всю кровь, прокусывая на шее вену… всю, до последней капли? – озираясь боязливо по сторонам, произнес священник Джон. Толстый и громадный (священники любых конфессий постятся и не чревоугодничают только на словах), с крупными чертами лица, с выступающей вперед челюстью, он, порою, напоминал людям грозную лошадь, но теперь даже он выглядел ничтожной букашкой, столкнувшейся с чем-то неподвластным и жутким. Держа в руке изящный серебряный крест, он тут же запальчиво воскликнул: – Говорю вам, это вампир!.. Молитесь, братья мои!.. Молитесь! Только молитва спасет вас от этого кровожадного беса!

– Да как же! – усмехнулся Томас. – Все, кого он уже сожрал, тоже были верующими.

– А ведь, правда! – стукнул по столу Гаррис, отчего пиво из его кружки расплескалось на его серую холщовую рубашку. – Похоже, молитвы тут бессильны.

– Не богохульничайте! – грубо отозвалась Элис, его жена. Вытерев свои коротенькие ручки о засаленное бежевое платье, она достала из кладовки здоровенный деревянный крест и демонстративно повесила его на беленую стену. После этого она, словно пухлый бочонок, переваливаясь с ноги на ногу, неуклюже села на колени прямо на грязный пол, устланный соломой, и начала усердно молиться.

– Темная женщина, – махнул рукой Гаррис под всеобщий смех, но суеверных людей тут хватало – они стали повторять молитвы вслед за Элис и за священником.

Джон, обзаведясь таким оригинальным способом новой паствой, тут же с радостью начал освящать их крестным знамением, читая псалмы.

– Вампиров не существует! Перестань вводить людей в заблуждение, – рассердился на священника Гаррис. Для девятнадцатого века, он был на редкость человеком с прогрессивными взглядами и не верил ни в бога, ни в дьявола. Посмотрев иронично на молящихся, он твердым голосом произнес: – Это церковь способствовала распространению мифа о вампирах, чтобы люди боялись и искали утешения в вере. Вы объявили вампиров агентами дьявола и тем самым с уверенностью заявили об их существовании; тут же пообещали народу обеспечить защиту от них, в целях расширить свое влияние в обществе!

Анна отвлеклась от чтения и стала сосредоточенно слушать хозяина таверны. Она вспомнила о том, как в библиотеке своей хозяйки нашла книги Августина Аврелия и Фомы Аквинского. И так как ей было все интересно в этом мире, она прочла эти книги. Она узнала из прочитанного – еще в средние века, помимо ведьм и колдунов, церковь признавала существование вампиров, и в этих учениях сквозил намек – защита от кровососов требовала присутствия церкви, – только она могла покарать слугу дьявола и спасти людей от лап хищного паразита.

– Твои догмы не работают, – вступился и Томас. – На прошлой неделе в другом конце города был убит священник, – об этом мне рассказал знакомый, живущий в том районе. Никакая вера не помогла спастись ему! Вывод один – все это глупые суеверные байки! Мы имеем дело с психом и садистом, не более… – он внимательно осмотрел присутствующих. Ремесленники, каменщики, горничные, мастеровые, овцеводы, портные, клерки, конюхи, кучера, шахтеры, рыбаки, работники ткацкой фабрики и шарлатаны, привыкшие не работать, а облапошивать богачей, – все были запуганы и загнаны в угол непредвиденными обстоятельствами. На лицах – страх, разъедающий нервы, который специально загнал их сюда – в самое оживленное место их трущобного района. В их жалких лачугах отныне куда опаснее, чем здесь, ведь тот, кто терроризирует целый город, не сунется сюда – слишком многолюдно. Вот уже не первый вечер таверна Гарриса Колтона стала для многих не только местом, где можно напиться в хлам, но и безопасным пристанищем до утра. Да! Именно ночью незваный кровопийца вершит свой страшный суд.

Лишь на лице у Виктора, испещренном веснушками, снова заиграла хитрая ухмылка. Отодвинув от себя пустую кружку, он неуклюже выпрямился и загорлопанил:

– Вот будет потехи-то, если этим маньяком окажется кто-то из присутствующих! – он, как и отец с Томасом, не верил в существование вампиров.

Его маленькая сестра, испугавшись, залезла под стол и забилась под его ноги. Остальные с опаской стали переводить взгляд с одного лица на другое. Вдруг среди них действительно затесался убийца?

– Чего дите пугаешь? – разозлилась Элис на сына и, вытащив свою златокудрую дочь из-под стола, начала ее успокаивать веселыми стишками.

– Нет, убийца – не местный, – сказал уверенно Томас. – Он бы не смог так долго скрывать свои странные гастрономические наклонности.

– Я тоже так думаю, – согласился Гаррис, сдвинув на переносице густые рыжие брови. – Приезжий, скорее всего…

Все снова загудели, будто в улье, но в то же время облегченно вздохнули от осознания того, что кровожадного злодея среди них, вероятнее всего, нет.

– Тогда дело плохо, – отозвалась Элис, – тут же полно приезжих!

– Это верно, – кивнул головой Томас, – но это не значит, что всех их нужно дружно ненавидеть. Но осторожничать – не помешает. Так что давайте договоримся: ко всем чужакам будем присматриваться. Если кто-то что-то подозрительное заметит – пусть выкладывает здесь, а мы потом на совете обсудим. Только об этом не болтать посторонним. Сегодня вечером здесь все свои, пускай наш разговор не уходит за пределы этой таверны.

– Да!.. Мы согласны! – люди были так запуганы, что и не собирались болтать лишнего, особенно залетным.

– Это необычный убийца, – рассуждал вслух Томас. – Он умен и коварен – ни одного свидетеля, ни одного следа, по которому мы могли бы найти его. Он – как невидимка, но я ни за что не поверю, что он не оставляет ни одной зацепки. Просто наша доблестная полиция, как всегда ушами хлопает и втаптывает ценные улики в грязь…

– Да, наверняка! – согласился Гаррис.

– Ага, им бы только нас гонять и караулить! – с обидой в голосе пробормотали воры-карманники. – Куда важнее поймать убийцу! – завопили они.

– Об этом я даже не спорю, – улыбнулся Томас. Теперь преступления карманников казались ему сущей мелочью по сравнению с чередой странных убийств, прокатившихся волной по городу. – Так давайте же отныне каждое преступление разбирать по частям и крупицам, – продолжил он. – На полицию, очевидно, надежды нет, мы должны вычислить негодяя сами.

– Должны! – его дружно поддержали и закрепили это обещание новой кружкой пива.

– Нужно каждому подозрительному типу запихать чеснок в рот, – находчиво предложил Виктор, потешаясь над теми, кто верил в вампиров, а здесь таких было большинство. – Если не станет кушать чеснок – стоит задуматься! А если чувствует себя в гробу, как дома, тем более! – он злорадно усмехнулся, – некоторые его слова восприняли всерьез – он заметил это по испуганным лицам.

– Да ну тебя! – сердито махнул рукой Гаррис. Иногда сын так раздражал его своими глупыми шутками, что хотелось дать ему встряски.

– Уверяю вас, буквально вчера вечером, идя с работы, я увидела среди людей своего покойного двоюродного брата! – воскликнула Маргарита Гленрой, работница ткацкой фабрики.

Люди с изумлением посмотрели на нее, кто-то усердно перекрестился.

– Нужно меньше пить, милая Маргарита, – ухмыльнувшись, произнес Томас.

– А вдруг он стал вампиром? – не обращая внимания на Томаса, Маргарита продолжила развивать свою гипотезу на радость Виктору, который все больше и больше глумился над суевериями людей.

– Когда же он умер?

– Как он выглядел?

– А где его похоронили? – вопросы посыпались из людей, как из рога изобилия.

Маргарита рассказала, что похороны состоялись несколько недель назад – именно тогда и начали происходить жуткие убийства в городе.

– Нужно раскопать его могилу, открыть гроб и положить твоего родственничка лицом к земле, – посоветовал священник Джон, – чтобы он «кусал» землю. А затем завалить тело грудой камней – чтобы уже никогда не поднялся! И еще… не мешало бы побрызгать его могилу святой водой… и провести специальный обряд, который помешает ему возвращаться в мир живых…

– И для обряда необходимо позвать тебя, – произнес с улыбкой Гаррис, – ну и… заплатить тебе, верно? – он победоносно взглянул на Джона, а тот лишь сердито выругался, что совсем не пристало людям его положения.

– Но, может, это вовсе не он? – некоторые засомневались. – Нужно посмотреть – не изменилось ли положение тела в гробу, начал ли труп твоего брата разлагаться? Появились ли у него клыки?

– Еще не хватало могилы разорять и осквернять тела! – испугался Томас, переглянувшись с Гаррисом.

– А еще желательно понаблюдать за соседями, – порекомендовала Маргарита, – вдруг кто-то неожиданно стал отшельником? Перестал выходить на улицу днем и гуляет только ночью?

– Да-да! Это не помешает! – согласились многие, кивая головами.

– Как бы там ни было, нужно наблюдать за подозрительными людьми… – в этом их поддержал и Гаррис.

На том и порешили. Далеко за полночь – а разговоры и споры не утихают в маленькой таверне, которая стала приютом для усталых от тяжелой работы людей. Уже и свечи погасли на подоконнике и головы устало склонены на бок, но сон не идет к ним. Им бы выспаться до утра, накопить силы для предстоящего рабочего дня, да куда там! Все боятся сомкнуть веки – вдруг больше не откроют их? Вдруг в окно влезет это неведомое кровососущее чудище и выпьет, как вино, их кровь?

Луна в окне стала более прозрачной, а темное небо начало сереть – близился рассвет. Гаррис, не выдержав, плотно запер дверь на несколько засовов.

– Поспите, родные мои, хоть час. Никто не забредет сюда, я покараулю вас до утра, – он успокоил своих посетителей, которые за все эти годы стали ему действительно близкими людьми. Даже попрошайки, которые нигде не работали, а только клянчили монеты у ворот приходской церкви, вызывали в нем жалость – они тоже хотят жить! Никто из них не заслуживает такой жуткой смерти. Всех тех, кто был здесь – он знал с детства. Пока они рядом с ним – им ничего не угрожает.

И люди послушно положили головы на столы и сомкнули отяжелевшие от бессонных ночей веки. Усталость взяла свое, увещевание хозяина таверны о том, что он будет сторожить их сон с ружьем в руках – немного усыпило и отогнало страх подальше отсюда. У Гарриса было всего лишь две комнаты с койками, а людей в его таверну набилось столько, что многим пришлось заночевать прямо на соломенном полу в пивном зале.

А этим временем убийца небрежно шел по улицам их города и открывал счет новым жертвам. Беспощадный и жестокий – он не знал жалости и упивался своей властью над теми, кто считал себя в этом городе хозяином. И перед ним все стали равны – и богачи и бедняки, и молодые и старики. Кто бы ни попался на его пути – пощады не жди и смерть добровольно прими, ведь от его цепких лап никому не уйти.

Глава II. Удивительные новости

Томас Гордон вместе с дочерью Анной шел через вересковое поле на работу. Рассвет начинал зажигать мерцающе-розовые огни на сером небе, но солнце пока еще пряталось за горизонтом. Прохладный утренний воздух, пропитанный озерными туманами, будто невидимой плетью подгонял людей, спешащих на работу к тем, кто мог позволить себе и поспать подольше и не работать. Анна сильнее укуталась в свою кофту из овчины, Томас же ограничился тем, что застегнул одну пуговицу на шерстяной жилетке. Он работал главным конюхом у лорда Уильяма Дугласа, а его дочь с двенадцати лет была горничной у миссис Ненси Флеминг, жены юриста. После бессонной ночи голова у обоих гудела, будто колокол, в который били набатом, веки смыкались, а ноги подкашивались от усталости. Томас согнул плечи вниз, будто тащил на шее груз и бросал едва заметные взгляды на свою задумчивую дочь. Внешне она походила на него – высокая и худая, с вьющимися каштановыми волосами и серьезными зелеными глазами, вид – усталый, но во взгляде воля к жизни и надежда. В молодости он тоже был таким – его низкое происхождение не мешало ему бороться за место под солнцем, но вечная нищета и болезни от тяжелой физической работы сделали свое дело: он сдался и перестал бороться за лучшую жизнь. Она была для него заказана. Взор стал потухшим, и обреченным – он принял свою долю и смирился со своей судьбой. Сейчас он был главным конюхом – небывалое везение, но успел поработать и землекопом, и шахтером, и каменщиком. Когда у тебя нет никаких титулов, ты – пыль под ногами богачей, вещь, которую используя на полную катушку, потом выкидывают на обочину судьбы. Когда слуги дряхлели от возраста и работы, хозяева выпроваживали их восвояси; очень часто они пополняли ряды нищих и бездомных. Но некоторым везло чуть больше – если удавалось скопить немного деньжат от жалованья, они открывали дешевые кабаки и таверны, а некоторые слуги оставались доживать свой век в господском доме. Обычно это были няни и личные горничные. Все зависело от хозяев. Чем аристократичнее и богаче были хозяева, тем лучше они относились к прислуге. Им не нужно было самоутверждаться за счет слуг, они и так знали себе цену.

Когда они добрели до края поля – их дороги разошлись. Анна пошла в левую сторону, туда, где был двухэтажный таунхаус ее хозяйки, а Томас вырулил в правую сторону – на широкую дорогу, которая вела к величественному замку лорда Уильяма Дугласа. Замок чуть возвышался над округой, так как находился на холме и был виден со всех концов города. Лорд Дуглас предоставил Томасу в пользование флигель на заднем дворе, именно там он и ночевал. Но, в последнюю неделю, когда начались убийства, он вместе с дочерью уходил в таверну к своему закадычному другу Гаррису Колтону. Тот бесплатно предоставлял ему место для ночлега.

На прощание Томас предупредил дочь твердым голосом:

– Жди меня вечером, пока я не зайду за тобой. Сама не иди в таверну!

– Нет, отец, сегодня я останусь ночевать у миссис Флеминг. У меня уже нет сил тащиться через весь город к Гаррису, я хочу, наконец, хоть немного выспаться! – Анна устало вздохнула и добавила: – Не переживай за меня! Со мной будет Мэри. Она, бедняжка, уже несколько дней одна на чердаке – ей страшно. Я не могу больше оставлять ее одну.

Томас недовольно буркнул, сдвинув брови:

–Я знаю, что она твоя подруга, но она мне – никто, а ты для меня – все! Думаешь, я смогу простить себя, если с тобой что-нибудь случится? – он с беспокойством глянул на свою упрямую дочь.

Анна, хмыкнула и со странным блеском в глазах достала из кармана своего темно-зеленого платья маленький острый клинок.

– Если он посмеет сунуться к нам, я перережу ему глотку, – она злобно усмехнулась и посмотрела на город. Где-то там прячется убийца. Пусть лучше не переходит ей дорогу. Борьба за выживание сделала ее черствой и циничной: в ней не было страха перед убийцей. Ее жизнь была настолько трудной и безрадостной, настолько заурядной и однообразной, что смерть перестала пугать ее. Разве может быть что-то страшнее нищеты и тяжелой семнадцатичасовой смены? Девятнадцатый век на дворе – но для простых смертных ничего не меняется.

Томас взял клинок в свои мозолистые руки и рассмеялся. Его дочь с детства была отчаянной и совсем не боялась темноты, как остальные дети.

– Хорошо, так и быть. Выспись сегодня ночью, но завтра вместе с Мэри приходи ночевать в таверну – мне так будет спокойнее, – он умоляюще посмотрел на дочь.

Анна, обняв крепко отца, ответила:

– Не беспокойся! Завтра я с Мэри приду в таверну – обещаю!

Они простились, и каждый пошел своей дорогой. Как тяжело расставаться с близкими людьми, пусть и на короткий срок. Особенно когда знаешь, что впереди лишь рутинная работа и общение с дотошными и вечно недовольными хозяевами.

Анна с тоской взглянула на просторное поле, на котором ветер колыхал вересковые заросли – иногда ей хотелось стать дубом, стоять на зеленой равнине и дразнить ветками ветер, любоваться рассветами и закатами, наблюдать за пастухами, гоняющими стадо овец и давать тень для усталых путников, которые присядут на кочку под дубом, чтобы отдохнуть.

Она вошла в город, точнее пока на его окраины, – здесь, на узких улицах, ютилась беднота. Люди жили во всем, что имело хоть какую либо крышу – в сараях, в амбарах, в хлеву или в погребе. Маленькие и неопрятные хибары из сухого камня и соломенной крыши были пристанищем не только для людей, но и для клопов, блох, тараканов и крыс. Жуткая грязь в каждом углу дома способствовала этому. В одной жалкой лачуге могли проживать около сорока человек, на крохотных окнах никогда не было занавесок, на грязных матрацах – постельного белья, – бедняки не имели понятия, что это такое. Грязь была ни сколько результатом лени и безысходности, сколько итогом маленького количества воды, которая выделялась ежедневно на жильцов. У малоимущих не было денег на свечи – приходя с очередной каторжной работы, они в темноте двигались наощупь – какая уж тут уборка? На сон – часа четыре, не больше, а дальше – снова работа по семнадцать часов. Готовили на скорую руку у общественных костров, разводимых по ночам во дворе, потому что ни у кого не было денег на уголь, чтобы приготовить что-нибудь на печи. Обычно, это был бульон с отрубями и говяжьими почками, но это в лучшем случае, а так – краюха черствого хлеба и кружка травяного чая. Смертность в таких антисанитарных условиях вырастала до высоты шотландских холмов – особенно она коснулась детей до пяти лет. Матери старались к младенцам сильно не привязываться – мало кто из них доживал до подросткового возраста, поэтому рожали побольше, чтобы хоть кто-то выжил. Смерть среди бедняков воспринималась, как нечто само собой разумеющееся – похороны очень часто проходили без слез и горьких стенаний. Туалетов практически не было – люди справляли нужду на лестницах, во дворах, у заборов. Жуткая вонь стояла везде – и Анна старалась как можно скорее пройти этот участок города. Все страшные эпидемии, которые раз в десятилетие могли выкосить треть населения, непременно выползали именно отсюда, но городские власти упрямо не хотели замечать этого.

В конце квартала Анна наткнулась на похороны – почти каждый день тут кого-то хоронили. Нищета давно выстелила дорогу к кладбищу не только пожилым, но и молодым. Возле низкорослого каменного дома на длинной скамейке лежало тело юной девушки: оно было закутано в саван, но лицо открыто. Рядом с телом собрались родственники и обычные зеваки.

– Уж не кровосос ли приложился? – перешептывались между собой люди.

– Нет, это туберкулез, – ответил кто-то.

На грудь девушке поставили деревянное блюдо, с осторожностью отделив соль от земли. Земля символизировала тело, рассыпающееся в прах, а соль – символ бессмертной души. К мертвой подошла седовласая и заплаканная мать в черном платье и, склонив к ней голову, с торжественной скорбью произнесла:

– A chuid de pharas dha!¹

Анна не заметила, как по ее лицу прокатилась слеза – той девушке было приблизительно столько же лет, как и ей. Смерть и так гуляла по городу, а тут еще объявился этот монстр, который будто принес ей присягу, добавляя свежевырытые могилы на кладбище.

Стоило Анне выйти из убогого трущобного района на широкую брусчатую дорогу, и запахи практически исчезли – там, где существовал привилегированный класс, была выстроена закрытая канализационная система, а лошадиный навоз тут же убирали с улицы несколько десятков дворников. Здесь в стройный ряд выстроились двухэтажные таунхаусы, которыми владел средний класс: врачи, инженеры, банковские работники и юристы. Дом миссис Флеминг находился посередине улицы. Он был темно-бардового цвета, с зеленой черепичной крышей, с небольшими арочными окнами. Впереди – палисадник с розами, тротуарная дорожка, крыльцо с низкими ступеньками, отделанное витиеватыми коваными перилами. У крыльца ее уже ждала Мэри. На юном худеньком лице – испуг и следы бессонной ночи. Она побежала навстречу Анне с возгласами:

– Слава богу, ты жива!

Анна, обняв подругу, произнесла с усмешкой:

– Да что со мной станется? Я ведь в таверне, среди кучи народа была!.. А ты-то как ночь провела? – она вгляделась в запавшие глаза, в белое, как стена лицо и поняла, что Мэри так и не сомкнула глаз.

– Я не могу спать одна. Мне жутко и страшно на этом проклятом чердаке. Все время казалось, что кто-то скребется на крыше и пытается проделать дыру в черепице.

– Да это совы! – Анна попыталась успокоить подругу. – Сама не раз видела, как они там собрание ночью устраивали. Их уханье – тому подтверждение.

– Но в эту ночь никто не ухал! – Мэри недоверчиво посмотрела на крышу, где из дымохода уже подымался черный столб дыма. Она уже успела выгрести золу, заложить дрова, затопить печь и поставить на плиту куриный бульон. Ее серое платье и коричневый фартук были пропитаны запахами лука и курицы. На реденьких рыжих волосах небрежно торчал белый чепец, в крохотных ушах были продеты маленькие дешевые серьги в виде ромашки. Она была кухаркой, прекрасно готовила – благодаря этому и получила здесь место, несмотря на тринадцатилетний возраст. Сейчас ей было восемнадцать, она была на два года младше Анны. Готовить ее научила мама, а ее, в свою очередь, обучила ее мама. Мэри была кухаркой в третьем поколении. Судьба бабушки передалась и дочери и внучке, вместе с нуждой и тяжелой работой.

– Я тебя больше не оставлю, – Анна сжала плотно ее худенькую руку и они, обнявшись, направились на задний двор, где находился черный ход.

– Я так рада! – Мэри перестала бояться и почувствовала облегчение. Страх отступил, воспоминания о бессонной ночи улетучились с рассветными лучами солнца, которые играли бликами на поверхности небольшого искусственного пруда. Она приподнялась на цыпочки, так как едва доставала Анне до плеча и прошептала ей на ухо: – Старая кикимора вчера вечером была недовольна тем, что ты снова ушла. Я подслушала их разговор, когда она ужинала с мужем и своей двоюродной сестрой… Так вот, они обсуждали новое убийство, которое произошло накануне и пришли к выводу, что этот кровосос предпочитает питаться людьми второсортными. И действительно, все его жертвы – это курьеры, пекари, горничные, крестьяне и нищие. Они с удовольствием отметили это наблюдение очередным бокалом вина, и рассудили, что если этот убийца и залезет в их дом – опасаться нечего, они – люди всеми уважаемые и почитаемые. Но сестра миссис Флеминг вдруг прошептала: «А если он будет голоден? Разве сможет он удержаться от искушения полакомиться свежей кровью?». Тогда миссис Флеминг рассмеялась и сказала: «Для этого есть слуги!». Представляешь? – Мэри сердито сдвинула тоненькие рыжие брови.

Анна, не выдержав, начала хохотать, пока слезы не покатились из глаз. Миссис Флеминг, как всегда, была в своем репертуаре. Она уже заочно принесла их в жертву, да еще и выставила это так, будто это в порядке вещей – отдавать на ужин своих слуг, чтобы задобрить дьявола, который отныне бродит по их ночным улицам. Помимо Анны и Мэри, в услужении у Флемингов был конюх Финли. Он ночевал в подвале, в то время как Мэри и Анна – на чердаке. Что же, если этот кровопийца действительно залезет в их дом, – сытный ужин ему обеспечен.

– Вот поэтому она и была возмущена тем, что ты ушла, – продолжила Мэри. Они зашли в темный маленький холл, где была служебная лестница, и начали подниматься по узким ступеням на чердак.

– Очень романтично – стать закуской на ужин для какого-то психа, да еще с согласия моей доброй хозяйки, – Анна снова усмехнулась.

– Это не смешно! – воскликнула раздраженно Мэри. Облизав потрескавшиеся губы, она добавила шепотом: – Наша хозяйка – монстр!.. Даже не постеснялась говорить такое при мне. И чем она тогда лучше этого убийцы?

Анна пожала плечами и вдруг стукнула себя по лбу.

– Я же забыла вернуть книгу! – она вытащила из своей холщовой сумки маленький томик стихов Джона Донна. – Нужно положить ее обратно на полку в библиотеку, пока миссис Флеминг спит.

– Пошли вместе! – предложила Мэри.

– Да, только ступай тише!

– Я буду как мышь! – улыбнулась Мэри. – Кто тебя научил читать? – спросила она, крадучись на цыпочках в темном коридоре.

– Отец. Он научил меня и читать, и писать. За это я ему очень благодарна. Книги – моя единственная отрада в этой жизни. Они помогают мне на краткий миг прожить ту яркую и интересную жизнь, которой я никогда не жила и которою я никогда не увижу.

– Научишь как-нибудь и меня читать? – попросила Мэри. Ей тоже иногда хотелось убежать от действительности. – Хотя я такая бестолковая, боюсь, у меня ничего не выйдет! – вздохнула она.