Кстати, свекры больше не выказывали мне недовольство открыто. Улыбались в лицо, дарили подарки на каждый праздник, общались с внуками, баловали их. Но для меня не секрет, что они меня едва терпели. Уж конечно, они предпочли бы видеть рядом с Айком совсем другую девушку, и неважно, сколько у нас детей. Однако им было прекрасно известно, что если заикнутся об этом, то сын пошлет их к такой-то матери и снова прекратит с ними всякий контакт. Он мне так и сказал в самом начале.
Всю нашу совместную жизнь я была уверена в том, что Айк меня любит. Потому что невозможно совершать все те поступки, какие он делал, если не любишь.
Он хотел меня каждый день, частенько баловал, заботился. Много требовал от меня, да. Был строг, временами груб, но и отдавал тоже много.
Мы были только друг для друга.
Всегда!
Как после всего этого можно было ожидать, что он на дне рождения дочки будет зажигать с секретаршей? Для этого нужно как минимум прекратить любить. Неужели, он прекратил? И как я умудрилась проворонить момент, когда это случилось?
– Не верю, что Айк способен на такое, – продолжает твердить мама. – Доченька, может, ты все-таки что-то не так поняла?
Сейчас, сидя возле нее и рассказывая о вчерашнем, я почему-то теряю былую уверенность. Что если я и вправду умудрилась надумать то, чего нет? Но эсэмэска-то была! Как и непростительная грубость Айка сегодня утром.
– Мам, можно я просто полежу и отдохну, – прошу у нее, вытирая ладонями мокрые от слез щеки.
– Ложись, конечно, – она кивает. – Поспи, я погуляю с ребятней. Вечером обо всем поговорим.
При упоминании о вечере мне становится еще хуже.
Вечером Айк вернется с работы и обнаружит, что нас нет.
Я понятия не имею, как он на это отреагирует. Особенно если учесть, какой подарочек я ему оставила на голых эмоциях.
Айк
Я приезжаю к зданию офиса раньше обычного.
Рабочий день начинается в девять, но сейчас только половина девятого, а я уже прикатил.
Ибо дома обстановка просто невыносимая.
Мария вконец обнаглела! До сих пор изнутри потряхивает после шикарного, в кавычках, семейного завтрака.
Некоторое время остаюсь в машине, пялюсь на черную обивку руля и прокручиваю в голове все, что случилось вчера и сегодня утром.
Мария разве не понимает, что утро – это время, когда я насыщаюсь энергией для сложного трудового дня? Нашла когда делать лицо кирпичом, будто перед ней сидит не любимый муж, а как минимум последний подонок на всей земле.
Ее демонстративная обида и недовольные взгляды с утра пораньше очень меня взбодрили. Еле сдержался, чтобы не наорать при детях.
Но это все, конечно, не идет ни в какое сравнение с тем, что она умудрилась учудить вчера.
Это ж надо догадаться заявить мне, что она хочет развода!
Мария нормальная вообще? Ну вот серьезно, нормальная?
Я ради нее, ради наших детей вкалываю последние десять лет сутки напролет, и она мне вот так заявляет. Просто и легко – хочу развода…
Было бы из-за чего вообще.
Изменщика она нашла в моем лице.
Смешно!
Между прочим, я ни разу в жизни не изменил жене. Больше скажу, кроме нее, у меня вообще не было женщин. Оно неудивительно, если учесть тот факт, что я еще в школе втрескался в нее по самую макушку.
Тогда втрескался… Прошло десять лет, и до сих пор не отпустило.
Я так отчаянно желал, чтобы она была со мной, что готов был на что угодно. Когда она наконец сдалась и мы начали встречаться, меня и близко не устроили свидания через день, торопливые обжимания в машине. Мне невыносимо было отпускать ее после этого домой. Я хотел жить с ней, любить ее каждую ночь, чувствовать, что она вся моя. Поэтому сделал все, чтобы она побыстрее залетела и вышла за меня. Я даже наплевал на мнение родителей и ушел из дома, только чтобы иметь возможность на ней жениться.
Потом я лез вон из кожи, лишь бы ей нормально жилось. Первый год было особенно тяжело, брал любую подработку, лишь бы у нас имелись деньги на съем жилья, еду, одежду. Потом еще детские вещи, памперсы эти бесконечные. Что я только ни делал, чтобы нам хватало. Вкалывал официантом за три копейки, охранником в клубе по ночам, доставщиком, грузчиком, когда приходилось совсем худо. Она и половины не знает.
Сейчас ситуация не лучше, между прочим. Теперь я начальник в отцовской фирме и получаю за работу совсем другие деньги. Но Мария даже примерно не представляет, какая на мои плечи свалилась ответственность, сколько я вынужден вкалывать.
Я делал и продолжаю делать все, чтобы у Марии и наших детей была нормальная жизнь. Я купил ей дом, обеспечил всем, что только может понадобиться. А она что делает? Даже завтрак с нормальным лицом мне подать не хочет.
Я заслужил свой почет и уважение. Она должна мне их выказывать ежедневно. Должна четко понимать, на ком держится эта семья, кто ее обеспечивает. И ценить! Мария просто обязана меня ценить.
Что же она делает вместо всего вышеперечисленного?
Психует на ровном месте!
Хоп – и развод, иди на все четыре стороны, Айк.
А вот хрен ей, а не развод.
Я даже на том свете ее в покое никогда не оставлю. Она моя женщина, та, кто будет со мной до конца.
Я ее, вообще-то, люблю!
А вчера…
А вчера красивая девушка просто встала передо мной на колени, облизнула губы. Посмотрела на меня так, что стало кристально ясно, что я могу выдолбить ее до гланд, и она будет рада.
Дальше какое-то безумие.
Меня будто переклинило на какие-то секунды. Я представил, как было бы обалденно сунуть ей в рот то, что у меня в штанах. Еще банально польстило, что меня готовы вот так запросто обслужить.
Сообразить ничего толком не успел, руки сами потянулись к ремню на брюках.
Оно, конечно, не факт, что сунул бы ей что-то там в рот. Вполне вероятно, в последнюю секунду удержался бы. Ведь не изменяю жене, я не из таких.
Но тут в кабинете появилась Мария со своими далеко идущими выводами.
Вовремя, вашу мать!
А может, и вправду вовремя. Зато точно ничего никому не сунул. Чист по всем статьям.
Кстати, я заметил, что в последнее время на работе сотрудницы частенько на меня заглядываются. Все пошло с того времени, когда отец отдал мне управление компанией.
За два года я практически удвоил прибыль, естественно это сказалось на премиях. И… на любви ко мне, как ни странно.
Сотрудницы стреляют глазами, призывно мне улыбаются. Обычно я это игнорирую, но все подмечаю.
Оно любому польстит, когда на тебя буквально вешаются.
Они вешаются… А вот от Марии ласк губами хрен допросишься! За все годы было от силы раз пять-десять.
И чтобы красиво встала передо мной на колени – такого вообще не случалось.
Просто в наших с ней постельных играх инициатор обычно я. А у меня подход другой, я не ставлю ее на колени, мне не до подобных тонкостей. Обычно я едва дожидаюсь, пока она уложит детей. Так сильно ее хочу, что все, на что меня хватает, – взять ее на руки и побыстрее уложить в койку на спину.
Ну вот да, вчера меня переклинило. На какие-то секунды позволил себе нафантазировать секс с другой женщиной.
Но представить не равно сделать! Я даже штаны снять не успел.
Разве за одно лишь намерение можно устраивать такой цирк с конями? Оно не факт, что осуществилось бы вообще. Если сравнить меня с любым из моих друзей, я чуть ли не святой. Те меняют любовниц как перчатки, имеют левые квартиры для секса.
Я же вечерами спешу к Марии, еще ни разу налево не зарулил.
И тут она мне выдает такое… Еще и в спальню ночью так и не пришла. А я ждал, очень! Сам за ней не пошел из принципа. Думал, все же хватит совести появиться. Но куда там. Этим она тоже меня изрядно взбесила.
Как же мне хотелось вчера надавать ей по заднице.
Я вконец распустил жену, это факт. И очень неприятный.
А все-таки как треклятая эсэмэска попала к ней, после чего она явилась в кабинет в самый сочный момент?
Я не отправлял.
Вера?
В теории, конечно, могла. Я на какое-то время отвлекся на документы, а телефон лежал на столе. Но для этого надо как минимум знать пароль на моем телефоне. Подсмотрела?
Я еще ночью сменил пароль, между прочим.
Если это Вера мне так напакостила, ей звездец. Перво-наперво устрою допрос с пристрастием.
Выхожу из машины, шагаю к семиэтажному офисному зданию. Три первых этажа и подвальный склад занимает компания «ЛокоМебель», уже по праву моя.
Поднимаюсь сразу на третий этаж, к себе.
Я очень удивлен тому, что в приемной меня дожидается не Вера, а Софья, секретарь зама. Блондинка с куцым хвостом на затылке добродушно мне улыбается.
– Где Вера? – спрашиваю недовольно.
– Айк Барсегович, она очень просила ее заменить, взяла больничный на один день, у нее там…
Не слушаю, что у нее там. Мне до лампочки.
А еще мне кристально ясно, почему Вера изволила сегодня заболеть.
Знает кошка, чье мясо съела…
Подлая тварь!
Оно бы, конечно, можно прокатиться до ее дома. Но мне что, делать больше нечего, кроме как гоняться за секретарями?
Завтра придет, все и решу. А впрочем…
Подхожу к столу секретаря, выдираю компьютерную мышь.
– Найдете другую, – буркаю угрюмо и забираю мышь с собой.
Захожу в кабинет и сразу пишу знакомому безопаснику, прошу прислать мне человека. Хочу знать все наверняка.
Человек является уже через час.
– Снимите отпечатки с моего телефона и сверьте с теми, что найдете на этой мыши, – прошу его.
Когда рабочий день подходит к концу, я получаю результаты сверки отпечатков пальцев на почту.
Все становится кристально ясно.
Мать вашу так!
Меня выхлестывает от того факта, что моя же сотрудница позволила себе так подставить меня перед женой.
Чем Вера думала, когда лезла в мой телефон? На что надеялась? Что я не узнаю, что ли? Я кто, по ее мнению, дебил?
Нет, это она дебилка, если думает, что моя ссора с Марией хоть как-то выйдет ей в плюс. Она решила, что если предложит меня обслужить, то я расчувствуюсь и брошу жену, что ли?
Во-первых, я никогда не разведусь с Марией.
Во-вторых, я оторву голову любому, кто попробует разладить мой брак.
У нас дети, в конце концов, мои наследники!
Такой функции как развод в нашем браке в принципе нет и быть не может. Мария всегда будет только моя. Я так решил много лет назад и впредь намерен делать все, чтобы так оно и оставалось.
На секунду представляю, что бы я испытал на месте Марии, застань я ее с кем-то, как она меня вчера.
Закрываю глаза и буквально вижу ее на коленях перед другим мужиком. Эта картина мгновенно доводит меня до белого каления.
Нет, никогда такому не бывать.
К слову, застань я жену в провокационной ситуации, это закончилось бы смертоубийством. Не в фигуральном смысле. Я бы их обоих прибил. Схватил бы за затылки и стукнул лбами так, чтобы искры из глаз, а потом повторил процедуру раз тридцать. Меня лучше не провоцировать, опасно для жизни.
Нет, ну если чисто по-человечески, то я могу понять, почему Мария вчера взбрыкнула. Я бы отреагировал во много раз хуже.
Однако жена должна понимать, что она – не я, ей подобные выкрутасы не по чину. К тому же она конкретно перегнула палку со своим предложением о разводе.
Но все-таки не хочу продолжать с ней ругаться.
Как вчера не пойдет. И как сегодня утром – тоже.
Надо нормально с ней поговорить, помириться. В конце концов, еще раз объясню ей, что у меня с Верой ничего не было. Уже сегодня хочу получить свой массаж, секс и прочее, что мне причитается. Мне это нужно после зубодробительного рабочего дня.
Прошу секретаря заказать цветы с доставкой в офис.
Еду домой с охапкой красных роз на пассажирском сиденье.
Безотказный вариант.
Обычно Мария, увидев меня с букетом, улыбается, тает и делает все что я хочу. А я хочу! Ее губы, грудь, то, что она прячет под трусиками. Еще вчера хотел, и, если бы кто-то не выпендривался, помирились бы ночью, причем не один раз.
Странно, когда подъезжаю к дому, в окнах ни единого огонька. Хотя восемь вечера и на улице уже темно.
В груди шевелится нехорошее предчувствие.
Загоняю машину во двор, спешу в дом.
– Мария, дети? – зову их еще в прихожей.
И тишина…
Включаю свет, прохожу в гостиную. Тут ожидаемо пусто, как и на кухне. Вскользь отмечаю, что Мария даже не удосужилась вымыть посуду после завтрака. Все сгружено в раковину.
Да и хрен с ней, с посудой.
Сама-то где? Она по вечерам не гуляет, тем более не предупредив. Обычно ждет меня, что-то готовит, занимается детьми.
В груди неприятно екает.
Усвистала мне назло, что ли? Вот на кой так делать, а?
Оставляю цветы на столе в гостиной.
Поднимаюсь на второй этаж, захожу в спальню.
Она ожидаемо пуста.
Открываю шкаф, вешаю пиджак. Вскользь отмечаю, что одежда Марии на месте, хотя ее как будто стало меньше. Или так кажется?
И тут вижу на прикроватной тумбе красную пластиковую карту, которую выдал Марии на расходы. Опять забыла, растяпа? С ней бывает. У нее, конечно, есть и своя, но несколько лет назад я привязал новую карту к своему счету и выдал ей. Так проще – не надо ничего никуда переводить, она тратит деньги с моего счета, и никаких проблем.
Рядом с картой лежит салфетка. На ней что-то нацарапано простым карандашом.
Поднимаю и читаю: «Пошел ты в жопу со своей картой».
Айк
В голове что-то щелкает, перед глазами плывет красная пелена. Я плотно сжимаю челюсти, играю желваками.
Перечитываю записку жены второй раз, третий.
Снова и снова изучаю послание бешеным взглядом и не могу понять, как Мария решилась на подобное?
Комкаю салфетку и швыряю ее на пол.
Злобно рычу в пустоту спальни.
Нахожу телефон и звоню жене. Сейчас она у меня попляшет на углях!
Мария берет трубку почти сразу, даже нормально отвечает:
– Айк, привет, я хотела поговорить…
Не слушаю, что она там хотела.
– Ты охренела?! – ору, совершенно не сдерживаясь. – Да как у тебя совести хватило послать меня в жопу? Я тебе кто? Быдло из подворотни, что ты такое себе позволяешь? Я хоть раз послал тебя в жопу? Ответь мне!
– Это я на эмоциях, – лепечет она, сразу стушевавшись.
– Быстро извиняйся! – снова ору. – Я внимательно тебя слушаю!
Неожиданно ее голос меняется, становится на порядок тверже:
– А ты ни за что не хочешь извиниться, Айк? Тебе тоже есть за что!
Я не привык слушать от нее такие речи, и к тону подобному не привык.
Шумно выдыхаю, пытаюсь справиться с собой. Не будет никакого конструктива, если продолжу орать. А мне нужен конструктив.
– Где ты? – спрашиваю почти спокойно, а потом все же срываюсь на резкий тон: – Я немедленно приеду, заберу тебя, дома нас будет ждать очень серьезный разговор. Ты мне все объяснишь и про жопу, и про отъезд.
– Не надо, не приезжай, – отвечает Мария.
– Я спрашивал тебя, что мне делать? Немедленно…
И тут она осмеливается меня перебить:
– Я не хочу тебя видеть, Айк!
На этом Мария бросает трубку.
Что это, как не хамство в последней степени?
Отвожу от уха мобильный, пялюсь на него удивленным взглядом, а потом еле сдерживаю желание долбануть им об стену. У меня аж в ушах гудит от гнева.
Моя жена не просто охренела, она попутала все берега разом.
Но если она думает, что я спущу ей такое с рук, то она плохо меня знает. Айк Амарян не тот человек, кого можно безнаказанно слать в жопу, а потом еще и кидать трубку.
Веду пальцем по экрану, активирую приложение, которое отслеживает смарт-часы всех членов моего семейства. Я нечасто им пользуюсь, ведь за детьми следит Мария, а она в основном дома или в магазине, даже если собирается куда-то еще, всегда пишет мне. Всегда, но не сегодня.
Очень скоро выясняю, что жена и дети находятся по великолепно известному адресу.
К матери сбежала! Еще и детей забрала.
Ну, это ожидаемо, ведь ей больше некуда деться. Можно было сразу догадаться, что она там. Вот только отсиживаться у матери я ей не позволю.
Несколько раз с шумом выдыхаю, пишу Марии: «Собирай детей, через полчаса приеду за вами».
Она снова мне отвечает то же самое: «Не приезжай».
«Сказал, приеду. Собирайтесь, – снова пишу ей. – Не поедешь по-хорошему, я закину тебя на плечо и отнесу в машину».
И тут мне прилетает: «Мы не откроем тебе дверь».
Серьезно?!
Это что за бунт на корабле? Я подавлю его в два счета, я…
Уже хватаю ключи от машины, собираюсь выйти из спальни. А потом представляю, какой безобразный сейчас разразится скандал у тещи.
Я себя знаю, когда я на взводе, могу натворить серьезных дел. А сейчас я не просто на взводе, я в бешенстве. Всего аж трясет.
Но там же дети! Еще испугаются, Лиана так уж точно расплачется.
Нет, так не пойдет, я не стану устраивать разборки с женой при Давиде и Лиане. Мы так никогда не делаем. Должны быть в этом мире какие-то грани, которые не нужно переходить ни при каких обстоятельствах.
Но я же должен как-то поговорить с Марией, образумить ее, вернуть домой. Вдруг она там будет сидеть неделю! Так дело тоже не пойдет, мне и два дня без нее много.
Впрочем, устроить разговор с женой тета-тет даже на вражеской территории мне вполне по силам. У меня в той квартире есть засланный казачок.
Любимая теща!
Татьяна Александровна, мама Марии, меня просто обожает. Когда бы я к ней ни пришел, всегда накроет на стол, предложит кофе, спросит, как дела, побеспокоится.
Мои хорошие отношения с тещей обусловлены тем, что я очень много ей помогал. Было время, когда мы с Марией жили в ее квартире, и я очень старался не быть нахлебником. Продукты покупал, починил ей шкаф, в общем был полезным. Потом, когда у меня дела пошли в гору, тоже про тещу не забывал. Поменял в ее квартире мебель, купил ей посудомойку и много чего еще.
Как результат моих стараний – она никогда не настраивала Марию против меня, помогала с детьми и в принципе вела себя как адекватный человек.
В общем, теща у меня золото. Очень надеюсь, что не сусальное.
Усаживаюсь на кровать, пишу ей: «Здравствуйте, вы можете завтра с утра погулять с детьми часов в девять, а я бы пришел к вам в это время? Мне нужно нормально поговорить с Марией наедине».
Перечитываю свое сообщение, написал оптимально. До завтра успею хоть немного остыть. Вообще, не надо было звонить Марии на голых эмоциях.
Уже представляю, как завтра поеду разговаривать с женой, мысленно строю диалог.
Однако получаю в ответ совершенно не то, что хотел: «Айк, как ты мог? Спутаться с секретаршей…»
Нет, ну ни черта себе. Мне еще и перед тещей оправдываться, что ли?
Они меня обе доконают!
И что такого я смог, что жена с матерью мне этим тычут? Всего-то десять лет любил Марию, носил на руках, ах какой я нехороший.
Уже в который раз за последние полчаса выдыхаю в тщетной попытке успокоиться. Пишу теще: «Я не изменяю Марии, у меня с секретаршей ничего не было. Вы-то хоть поверьте мне, вы же меня знаете!»
Теща не сдается: «Мария видела тебя с ней!»
Но я тоже не сдаю позиций: «Что она видела? Как я поправляю ремень? Она не так все поняла, я ничего не делал».
«Мария мне рассказала другое», – стоит она на своем.
Тут уже не выдерживаю, записываю ей голосовое сообщение:
– Татьяна Александровна, при всем уважении, вы не считаете это глупым, что она вот так ушла с детьми, ни слова мне не сказав? Я ничего не делал, при секретарше поправил ремень на брюках, ну смешно же. Я не изменял! Мне необходимо спокойно поговорить с Марией, объясниться. Помогите мне как человек. Я что, много прошу? Вы же понимаете, что Марии нет никакого смысла со мной ругаться из-за ерунды, у нас крепкий брак, дети. Пожалуйста!
Вижу, что сообщение доставлено. Потом появляется значок, что прослушано.
И тишина…
И мертвые с косами…
Минуты три, не меньше, а то и все пять.
Но потом все же приходит ответ: «Приезжай к девяти тридцати. Давид будет в школе, Лиану возьму погулять. Спокойно поговорите».
Айк
Это была паршивая ночь.
Во всех смыслах паршивая!
Сначала я дико злился на Марию, мерил шагами кабинет, гостиную и даже спальню. А когда лег в постель, на меня начала давить тишина.
Я даже не представлял, что в доме вообще может быть так тихо.
Ни тебе звуков компьютерной игры из комнаты Давида, ни шагов Лианы в коридоре возле нашей спальни и ее просьбы поспать с нами эту ночь, потому что ей страшно. Ни шелеста шелковых простыней, оттого что рядом ворочается Мария, ни ее сладкого: «Доброе утро, милый».
До чего я дошел, меня стали раздражать даже гребаные пластиковые окна, которые поглощают весь шум с улицы!
Нет, с меня хватит.
Сегодня же моя семья должна быть дома.
Будет так и никак иначе.
Слава богу, уже утро, мои мучения закончены.
Ровно в девять тридцать я, как порядочный муж, уже стою под окнами квартиры тещи.
Надеюсь, она выполнила обещание и увела Лиану гулять.
Нам с Марией сейчас никто третий не нужен, учитывая, что я собираюсь сделать.
К счастью, мне не требуется звонить в домофон или в дверь, у меня есть ключи от квартиры тещи, те самые, которые Мария забыла, когда уезжала к ней. Так и висели в ключнице в нашей прихожей, я их прихватил, разумеется.
Поднимаюсь на нужный этаж, подхожу к двери, прислушиваюсь.
Там тоже тишина. Или это так кажется из-за толстенной стальной двери, что я установил в тещиной квартире?
Отпираю дверь, захожу в крошечную прихожую.
Слышу, как в ванной течет вода.
Мария в душе? Что ж, я подожду.
Иду прямиком в гостиную, вскользь отмечаю, что идеально прибранная комнатушка изменилась – тут и там разбросаны игрушки Лианы. На диване важно восседает ее белый плюшевый мишка.
Бездумно поглаживаю мягкую шерсть игрушки. Усаживаюсь на диван и готовлюсь ждать.
Прокручиваю в голове все то, что собираюсь сказать Марии. Однако перед глазами моментально возникает картина того, как моя жена голая стоит под душем.
Мысли идут в совершенно другом направлении.
Представляю жену под струями воды и невольно чувствую прилив возбуждения. Она ведь у меня без одежды просто обалденная, все в ней точеное, упругое, даже грудь – и та до сих пор торчком, несмотря на то что она родила мне двух детей.
Обожаю ее грудь, плоский живот и особенно то, что она прячет между ног. Там все медовое, я проверял лично и многократно.
Минуты через три шум воды смолкает. Чуть позже открывается дверь, и Мария показывается в дверях гостиной в одном полотенце, обмотанном вокруг груди. Ее мокрые волосы лежат на плечах.
Жадно пожираю взглядом ее ноги, такие же стройные, как были у нее в восемнадцать. Поднимаю глаза выше и вдруг натыкаюсь на испуганный взгляд.
Ну е-мое, такое ощущение, что не мужа увидела, а какого-то взломщика. Чего так испугалась?
– Айк! – визжит она. – Как ты тут очутился?
Молча показываю ей связку ключей с круглым брелоком.
– Ты забыла дома, – говорю хрипло.
Ее страх мгновенно сменяется недовольством. Она хмурится и шипит:
– Что ты тут делаешь? Я тебя не приглашала…
Мои брови взлетают.
– Ты вправду думала, я не приеду? Так плохо меня знаешь?
Мария молчит, закусывает губу.
Несколько секунд буравлю ее тяжелым взглядом.
Внутри все кипит от желания подскочить к ней, сорвать полотенце и заняться с женой тем, для чего бог вообще создал женщину.
Титаническим усилием сдерживаюсь, говорю нарочито спокойно:
– В общем так, сейчас внимательно меня слушай и не перебивай. Про посыл в жопу мы поговорим потом. Сейчас о главном. Твой демарш с отъездом к матери я оценил. Но если ты думаешь, что я позволю тебе здесь остаться еще хотя бы на день, то ты заблуждаешься. Мы соберем вещи и вместе поедем домой. И ты поклянешься, что больше никогда вот так без причины от меня не уедешь. Будет как я сказал и никак иначе. Ты все поняла, Мария?
Закончив речь, выразительно на нее смотрю.
Марию, кажется, проняло, потому что ее глаза расширяются, становятся как у куклы.
Однако она отвечает совсем не то, что я хотел услышать:
– Серьезно, Айк? Ты считаешь, что у меня не было причины уехать из дома?
– Ни малейшей, – качаю головой.
И тут она срывается на крик:
– Я видела, как она стояла перед тобой на коленях! Она уже даже губы в трубочку сложила, готовилась тебя ублажать. А ты ремень расстегивал! Ты думаешь, я слепая? Или такая дура, что не в состоянии сообразить, что бы там произошло, зайди я хоть на пару минут позже? Да я видеть тебя после этого не могу!
Я подскакиваю с места, нависаю над ней, чеканю зло:
– Ты правда готова разругаться со мной вдрызг просто потому, что кто-то постоял передо мной на коленях? Ну бред же!
Она отшатывается от меня, смотрит обиженным донельзя взглядом и снова кричит:
– Как ты не понимаешь? Ты меня этим убил, Айк! Мне в жизни не было так больно, как в тот момент… Даже когда я рожала тебе детей!
На последнем слове ее голос срывается, из горла доносится громкий всхлип. А потом начинается то, что я ненавижу больше всего. Ее нос и щеки краснеют, глаза влажнеют, по щекам начинают катиться соленые капли.
Ее слезы бьют по нервам не хуже свалившейся на голову бетонной плиты.
Не могу их терпеть!
Ни ее слезы, ни слезы Лианы.
Как только их вижу, мгновенно чувствую себя последним подонком. При этом неважно, что я сделал или не сделал. Виноват или нет? Все равно коробит, и вот я уже готов на что угодно, лишь бы это прекратить.
– Так, стоп, – выставляю вперед ладонь. – Немедленно прекрати рыдать!
Но куда там, Мария и не думает успокаиваться.
Она зажимает рот ладонью, но даже так всхлипы все равно прорываются.
Не знаю, что сделать или сказать, чувствую себя последним ослом.
– Маша… – оторопело на нее смотрю.
– Не называй меня так! – выкрикивает она с новым всхлипом.
Ну еще бы, ей такое обращение сейчас против шерсти. Обычно я зову ее Машей только во время секса.
– Пожалуйста, успокойся, – прошу сдавленным голосом.
Чувствую, что начинают потеть ладони, а сердце стучит как оглашенное.
– Уходи… – шепчет она, отворачивая лицо.
А как я могу сейчас уйти? Я не могу.
Тянусь к ней, хочу обнять, но она отпрыгивает в сторону.
Все-таки хорошо, что квартира у тещи маленькая – Марии некуда от меня деться. Тут же настигаю ее, сгребаю в объятья, несмотря на сопротивление.
– У меня с Верой ничего не было, – рычу ей в макушку. – И не будет!
– Все твои задержки на работе! Все твои командировки… Сколько раз ты мне изменил? Сколько, Айк? – стонет она, глотая слезы.
Только сейчас я наконец понимаю причину ее обиды. Что она там себе надумала? Сколько любовниц мне приписала? Сама придумала, сама обиделась – как это по-женски.
– Никого у меня не было, – хриплю на выдохе. – Только ты, всегда только ты одна. Мне больше никто не нужен.
– Ненавижу! – шипит она, стуча кулаком мне в грудь.
Позволяю ей это, потом сильнее к себе прижимаю и говорю на ухо:
– Люблю! Машенька моя драгоценная, только тебя люблю…
Она дергается в моих руках, пытается отпихнуть, но я не позволяю ей этого. Лишь крепче к себе прижимаю, целую ее макушку.
Постепенно ее сопротивление слабеет, всхлипы сходят на нет, она больше не дергается, не пытается от меня отстраниться.
Пора.
Целую ее в висок, в щеку, а потом решительным движением сдираю с нее полотенце.
Мария пытается его удержать, просит:
– Айк, не надо!
– Надо, – говорю твердо.
Еще как надо. Мне так уж точно.
Отшвыриваю полотенце подальше и целую Марию в губы, точнее вбираю их в себя. Обожаю ее нежный рот, сколько бы ни ласкал его, мне всегда мало.
Наш поцелуй как никогда сладок, он мгновенно меня заводит.
Мария поначалу упирает ладони мне в грудь, но я продолжаю натиск, прижимаю ее к стене, тараню ее губы своими.
И вот она уже впускает мой язык в рот, обвивает шею руками.
Наступает мое блаженное время.
Заниматься любовью с Марией – самое приятное, что вообще есть в этом мире.
Мария
Я не поняла, как это произошло.
Вот мы ругаемся с Айком в гостиной, кричим, меня всю трясет от обиды и злости. Секунда – и кадр сменяется: он уже рядом, сжимает меня своими ручищами. А потом я слышу признания в любви, которых мне так хотелось, клятвы в верности. И я уже у него на руках. Пара секунд – и мы в спальне.
Айк, прямо как солдат, разделся в считанные мгновения, а потом сразу на меня набросился.
Я и мяукнуть не успела, как он мной овладел.
Это было так ярко, так невыразимо приятно, что мне хотелось кричать, и я кричала, обнимала его, прижималась. Отдавалась ему, как в последний раз.
Но вот все закончилось.
Я остаюсь на кровати, прячу наготу под белым одеялом, а Айк почти сразу встает, принимается одеваться.
Отмечаю, как с каждой секундой все больше меняется его лицо.
Еще недавно он был моим прежним Айком, страстным и любящим, а теперь снова серьезный, чужой.
Муж уже успел натянуть брюки. Теперь как ни в чем не бывало застегивает белую рубашку, поправляет запонки на манжетах.
Он невозмутим, будто и не было у нас тех волшебных минут близости.
Подмечаю, нахмурив брови:
– Ты не пользовался презервативом.
Айк оборачивается ко мне, коротко бросает:
– Родишь третьего.
Вот так просто он за меня все решил. А меня спросить? Сейчас вообще время для третьего? Как по мне – совершенно нет.
Сажусь на кровати, удерживая на груди одеяло.
– Ты опять это со мной проворачиваешь! – возмущаюсь громче, чем собиралась. – Делаешь ребенка, даже не предупредив. Так нельзя, Айк, сейчас неподходящее время. Нам нужно со многим разобраться в наших отношениях…
– С чем, например? – он ведет бровью. – Здесь не с чем разбираться, у нас крепкий брак, таким он и останется. Никаких проблем у нас нет, все только что решили.
Неужели он правда думает, что, переспав со мной, автоматом все решил? Впрочем, по его виду заметно – именно так и обстоят дела в его голове.
– Собирайся, поедем домой, – следует новый приказ.
– Айк, даже если ты назовешь горячее холодным, оно таковым не станет. Бессмысленно замалчивать проблемы, – пытаюсь до него достучаться.
Он снова ведет бровью, смотрит на меня искоса и спрашивает:
– О каких таких проблемах ты говоришь, женщина?
– Да хотя бы о том, как ты со мной разговариваешь! – я тут же вспыхиваю. – Разве сам не замечаешь? Ты мне приказываешь все время, ты…
Айк недовольно пыхтит, обрывает меня на полуслове:
– Зачем ты начинаешь? Только что помирились.
В его взгляде так и сквозит: «Молчи и слушайся».
Вот только я, кажется, слишком долго молчала в этом браке.
– Считай, опять поругались! – эти слова из меня буквально выпрыгивают.
– Собирайся, поедем домой, – повторяет он, сузив глаза. – Я не собираюсь тратить целый день на уговоры.
– Не поеду! – упрямо твержу. – И с места не сдвинусь, пока ты не начнешь учитывать мое мнение тоже. Айк, ты ведешь себя как доморощенный тиран! Может, хватит уже?
Он впечатывает в меня убийственный взгляд и цедит сквозь зубы:
– Ты вконец обнаглела, Мария. Ни в грош меня не ставишь! Я все для тебя делаю, вкалываю как лось последние десять лет – все в семью, все тебе… Ты хоть примерно представляешь, скольких усилий мне стоила покупка дома, машин? Мебель, техника, ремонт – все я, все на моих плечах! Репетиторы для Давида, еда, одежда. Все на мне! Десять лет! Я ежедневно несу на себе огромный груз ответственности. Ты хоть раз спросила, как я устаю?