Когда сидеть на месте становится почти невыносимо, поднимаюсь. Так и подмывает броситься вон из дома и мчать за Мирой.
Но сдерживаюсь.
Умный человек не будет устраивать погоню за женщиной, тем более за женой.
Ну куда она от меня денется? Некуда ей.
Иду по столовой, намеренно наступая на разбросанные по ковру куски полузасохших помидоров и жухлого салата. Вдавливаю их подошвой тапочек в бежевый ворс сильнее, чтобы было сложнее вычистить. Еще и мясо на пол сваливаю – так, для компании с овощами.
Пусть гниет, ждет своего часа. Точнее, хозяйку, которая все это уберет.
Желудок воет как потерпевший. Еще бы – вчера толком не поел, а сегодня и маковой росинки во рту не было, хотя уже обед.
Открываю холодильник и задумчиво чешу затылок. Пусто. Ни одного блюда.
Нет, там валяется тот же салат, пара помидоров, яйца. Но ничего готового. Мира специально так сделала, сучка такая? Обычно у нее всегда имелось про запас первое, второе и десерт. Она знает – я никогда не ем ничего дважды, поэтому старается готовить разные блюда на случай, если проголодаюсь. Однако вчера ничего, кроме стейка, не приготовила.
Заранее подготовилась к уходу!
Кирдык ей… Я покажу мерзавке, как делать можно, а как нельзя.
Она что думала, я сам себе жрать готовить буду, что ли?
Достаю телефон, ищу номер какой-нибудь доставки, как будто я гребаный холостяк, честное слово. Делаю заказ, жду.
Через час мне привозят стейк с салатом. Специально заказал такое же блюдо, чтобы убедиться, что она вчера нарочно приготовила мне хрень.
Достаю еду из пакета, не утруждаю себя поиском тарелки, режу стейк прямо в контейнере. Кладу кусок едва теплого мяса в рот и морщусь.
Картон.
А денег содрали, как за килограмм золота!
Стейк чересчур сухой, а салат кислый, соус абсолютно неподходящий. Не такой, как делает Мира.
Тяжело вздыхаю, злюсь на жену еще больше. Из-за нее приходится давиться дерьмом! Ей что, лень было что-то приготовить перед уходом? Она же понимала, что меня это взбесит. Или вправду не собиралась возвращаться? Ну, это бред! Она меня вообще-то любит.
В этот момент слышу звонок. Аж подпрыгиваю на месте от этого звука.
Выглядываю в окно, но вижу только железную калитку. Непонятно, кто пришел.
Впрочем, Мира мелкая, ее из-за калитки и не может быть видно. Но зачем ей звонить? У нее же есть ключи.
Почти сразу вспоминаю, что ее ключи я видел в прихожей, а калитку сегодня утром нарочно запер – чтобы она поняла, что не жду ее с распростертыми объятиями.
Значит, точно Мира.
В груди гулко ухает, кровь бежит по венам с бешеной скоростью.
Сейчас увижу ее, сейчас потрогаю.
Затащу в дом и…
Нет, сначала пусть объясняется со мной на улице, за калиткой. Пусть извиняется за беспредел, и не раз. А потом уже затащу в дом и сделаю с ней что-нибудь сладко-нехорошее. В голове сразу всплывает пара-тройка вариантов.
Нет, надо сначала наказать, а потом уж…
Впрочем, почему я должен лишать себя удовольствия?
Секса хочется так, что аж сводит скулы – грубого, животного. Мире так не нравится, Мире нежно нравится. Но пусть терпит, сама виновата.
Так, значит, сначала в спальню, а потом заставлю ее драить столовую, чтобы на ковре не осталось ни пятна.
Снова звенит звонок.
А почему только столовая? Пусть и кухню драит!
Беру и разом сметаю со стола заказанную еду. Все равно на вкус – картон. Соус вперемешку с салатом пачкает пол, мясо отскакивает к холодильнику.
Довольный собой спешу на улицу.
Полюблю ее как мне захочется, потом пусть выдраит мне весь дом и готовит царский ужин. Уже завтра решу, как ее наказать.
Несусь к калитке, открываю ее настежь.
Долго стою, долго пялюсь.
Нет-нет, совсем не на симпатичную физиономию супруги.
Передо мной наш сосед-алкаш.
– Доброго здоровьечка, – тянет он и спешит улыбнуться, оголяет ряд гнилых зубов. – Прошу прощения за беспокойство, не одолжите чуть-чуть на лекарство, так сказать?
Я в жизни не испытывал разочарования сильнее. Аж всего переклинивает от злости. В глазах темнеет, руки ходуном.
– Пошел на хрен! – рычу на соседа, еле сдерживаясь, чтобы не врезать.
Намять бока – отличный способ снять стресс, а все же не могу так рисковать. Отец вот-вот выбьется в мэры, нашей семье конфликты не нужны.
С шумом захлопываю калитку, скрежещу зубами, вспоминая, как вывалил на пол кухни еду. Желудок урчит от голода, голова пухнет от перенапряжения.
А потом до меня как-то неожиданно доходит: если Мира ушла вчера, ее тесть вчера бы и приволок, так? А он не приволок. Значит…
Несусь в дом за ключами от машины.
Если понадобится, я весь город объеду, но найду эту маленькую дрянь!
– Ко мне, – слышу строгий оклик Антона.
Ноги деревенеют, сердце эвакуируется в пятки. Еле заставляю себя повернуться и вижу его перекошенное от злости лицо.
Не могу заставить себя подойти. Да что там, я и шагу ступить не могу. Замерла на месте и трясусь как осиновый лист. А муж злится все больше, ведь он терпеть не может, когда я мешкаю с его приказами. Сам шагает ко мне. Тут-то я понимаю: со злости может и прибить. Потираю затылок – он болит фантомной болью от воспоминания о том, как во время одного из ужинов Антон дал мне такую затрещину, что я ударилась носом о стол.
Хочу убежать, но не могу.
– Кирдык тебе, Мира! – рычит он, а потом тянет ко мне руки.
Мотаю головой, хочу крикнуть «нет», а изо рта ни звука. Я будто онемела.
Вздрагиваю всем телом.
И… резко просыпаюсь. Сажусь на кровати, вытираю мокрый лоб.
Один и тот же кошмар целых две недели, и какой реалистичный! То в одной вариации, то в другой. Антон находил меня в моем воображении уже тысячу раз.
Я не дурочка, понимаю, что когда-нибудь это случится в реальности. А когда случится, мне придется каким-то образом отстоять себя, указать этому гаду на то, что я – человек, а не его комнатная собачка. Или мышь, как он временами меня называет.
Сам он мышь, точнее крыса. А еще точнее – козел! Хотя козлики – милейшие животные, нечего обижать их сравнением с моим супругом.
Если этот придурок явится, я сразу вызову полицию. Не буду с ним сюсюкать, разговаривать. Только увижу и дам деру. А если он вдруг припрется домой, даже дверь не открою, сразу позвоню куда следует. Из квартиры он уж точно меня не выковыряет – только если взломает дверь. Но он такого, слава богу, не умеет, да и вряд ли решится. Все-таки это чужая собственность, и город чужой.
Я твердо решила – больше никогда к нему не вернусь. В идеале даже не увижу.
И все равно мне одуряюще страшно, что найдет!
Но…
Пока ведь не нашел.
Могу продолжать спокойно жить.
Как это удивительно – не иметь над собой надсмотрщика. Впервые в жизни наслаждаюсь этим упоительным чувством свободы. Раньше за мной следил папа, потом я попала к Антону, а сама ни разу не жила.
Теперь могу делать что хочу, никто слова не скажет. О, как же это прекрасно – делать что угодно, и не бояться, что тебе за это прилетит. Носить что хочешь, и не ждать критики. Есть что пожелаешь, без подколок типа: «скоро в дверь не войдешь».
Пусть в холодильнике у меня пустовато, да и гардеробчик скуден – много я в рюкзак не вместила. Но я счастлива тем, что имею. Оно все мое.
Вскакиваю со скрипучей кровати, ставлю ноги на холодный линолеум и тут же хочу забраться обратно под одеяло, так неприятен стопам холод. Но перебарываю себя, поднимаюсь, бегу в ванную. Умываюсь, чищу зубы. Потом собираюсь, забегаю на кухню глотнуть воды.
– Приветики, – улыбается мне Ляля, соседка по квартире.
Не знаю, настоящее это ее имя или нет. Я к ней в паспорт не заглядывала. Но оно очень ей подходит. У Ляли совершенно кукольное лицо – идеальная кожа, маленький носик и пухлые губы. А свои шикарные черные волосы она всегда завивает в крупные кудри.
Ляля неуклюжей уточкой шагает к холодильнику.
Она не толстая, просто очень беременная – в смысле срок большой. Через полтора-два месяца уже родит.
Как же мне феерически повезло познакомиться с ней. Прямо магия. По приезде в Москву мне удалось найти недорогой хостел, там разговорилась с администратором, и оказалось, что ее подруге как раз требуется соседка. Так я оказалась тут – в скромной двушке на окраине города.
Обстановка тут старая, из прошлого века. Но все, что нужно для жизни, есть. И кровать, и холодильник, даже шкафы и кое-какая посуда.
Словом, живу. И, как мне кажется, неплохо.
– Все в порядке? – спрашивает Ляля озабоченным голосом.
– Супер, – киваю я с улыбкой.
– Завтракать будешь? – спрашивает, доставая из холодильника колбасу и сыр.
– Нет, мне пора бежать на работу, что-нибудь перехвачу в кафе.
Мне неудобно есть ее еду, а имевшуюся у меня овсянку я сварить все равно не успею. Сама пока что на колбасу и сыр не заработала.
Прощаюсь с ней и ныряю в пасмурное осеннее утро.
Я теперь официантка в кафе неподалеку. Пусть работа не ахти какая выгодная, но моя. На первое время отличный вариант. А потом еще что-нибудь придумаю, может получу какую-нибудь профессию. Я не тупая, у меня в школе были сплошные пятерки. Думаю, смогу поступить в какой-нибудь вуз, пусть непрестижный.
А еще я не бесполезное создание, как любил говорить Антон.
Жизнь, кажется, налаживается. Только жаль, что на новой работе не все мне рады…
– Мира, – ловит меня в зале Дарья Ивановна, владелица кафе.
Она поправляет высокую прическу и с важным видом говорит:
– Сходи к заднему входу, встреть курьера, он должен вот-вот подъехать, забери свадебный торт для завтрашнего банкета. Аккуратно, я подчеркиваю – аккуратно поставь его в холодильник, где хранят кондитерку. Повара должны были оставить место.
Наблюдаю за тем, как она, цокая каблуками, исчезает в коридоре, который ведет в ее кабинет. Ей сорок, но на лице почти ни морщинки, ни складочки. Идеальный макияж и прическа, и пахнет от нее дорогущим парфюмом. Ох, надеюсь, когда-нибудь тоже стану важной птицей. Вдруг удастся построить карьеру, открыть свое кафе. Ведь случаются в жизни чудеса, так?
Мечты, мечты, куда вы прете?..
Спешу выполнить просьбу хозяйки кафе.
Я вообще очень стараюсь услужить, сделать так, чтобы мной были довольны.
Недавно уволили одну из официанток, а я себе позволить увольнение никак не могу. Иначе чем буду платить за жилье?
Очень жду первую зарплату, но даже после того как ее получу, вряд ли смогу себе позволить какие-то лишние траты. Денег хватит лишь на то, чтобы заплатить за квартиру и купить еду. Не шикарную, типа сыра или колбасы, а обычную человеческую: крупы, овощи, кефир. Одна надежна на чаевые, так что угодливость – мое все.
Москва – это какой-то пылесос, честное слово. Денежный пылесос – высасывает все до копейки, причем очень быстро.
Здесь все невозможно дорого. Я заплатила за комнату целых двадцать пять тысяч, еще десять разошлись непонятно на что. Билеты в Москву тоже стоили дорого, а еще пришлось заплатить за санкнижку. Остатки былого богатства трачу очень экономно, чтобы хватило на проезд и хоть какую-то еду.
Я уже успела пожалеть, что сняла с карты Антона всего пятьдесят тысяч, хотя мне это и казалось тогда огромной суммой. С другой стороны, сколько бы ни сняла, этих денег надолго не хватило бы.
Вот теперь из кожи вон лезу, чтобы получить премию. Она мне в первый месяц работы не светит, ведь я на испытательном сроке. Но потом – почему нет? Очень хотелось бы обзавестись нормальной зимней обувью, ну или хоть какой-то.
Выскакиваю на улицу и тут же жалею, что не догадалась натянуть куртку. Все же на улице октябрь. Моментально зябну, форма официантки абсолютно не греет, да и как может греть короткое черное платье с белым воротником?
Вижу курьера, он машет рукой.
Решаю, что не успею сильно замерзнуть за три минуты.
Подхожу к красной машине с надписью «Кондитерская Délicieux*».
Мужчина открывает дверь, достает большую белую коробку.
– Осторожно, тяжелая, – говорит он, передавая ее мне.
Тут же понимаю – надо было позвать на помощь кого-нибудь из поваров. Торт весит килограмм семь-восемь, не меньше. Однако за две недели непрерывной беготни с подносом я уже успела подкачать мышцы, так что, думаю, справлюсь сама.
Аккуратными маленькими шажками иду в кафе. Водитель помогает мне открыть дверь.
Благодарю его, иду внутрь.
Несу коробку с тортом в хранилище, где стоит ряд холодильников. Аккуратно ставлю на стол, спешу к отделу с кондитерскими изделиями, вижу, что все полки заняты. Ага, оставили место, как же!
Тихо пыхтя, начинаю играть в тетрис – аккуратно размещаю пирожные по другим полкам так, чтобы освободить место под гигантский короб.
Слышу, как резко хлопает дверь, оборачиваюсь и натыкаюсь взглядом на главного администратора – Владимира.
– Вот ты где. – Его взгляд останавливается на мне.
Вроде бы симпатичный мужик, все при нем – высокий, холеный шатен с широкими плечами. Как всегда аккуратно одет: на нем белая рубашка, костюм и галстук. Должен бы производить приятное впечатление, ан нет. Лично на меня не производит.
При его виде мне каждый раз хочется сморщиться, будто унюхала тухлую рыбу.
Я сразу заметила, что он немного похож на Антона, есть что-то мерзкое в глазах, не знаю, как объяснить.
В общем, не нравится он мне. И, к моему великому сожалению, эта неприязнь взаимна.
Официантки говорят – милый парень, но со мной он ведет себя как император с провинившейся рабыней.
Особенно когда мы наедине.
– Вы меня искали, Владимир? – вежливо спрашиваю я.
– Тебя разве найдешь в зале, вечно где-то гуляешь, – недовольно ворчит он. – Почему гости должны ждать?
– Но там Кристина, и я тут по приказу Дарьи Ивановны… – пытаюсь оправдаться. – Сейчас только поставлю торт в холодильник и обратно в зал.
Его мои оправдания нисколько не интересуют.
– Ну-ну… – цокает он языком и впивается в меня взглядом. – Смотри, Мира, ты у меня на карандаше.
Ожидаю, что после этого он уйдет, но нет.
Владимир продолжает сверлить меня взглядом. Хочет проверить, как я справлюсь? Как только это понимаю, мои руки мгновенно начинают дрожать.
Как же я это ненавижу! Вечно, как только он подойдет, у меня все начинает валиться из рук. Я это выяснила еще в тот момент, когда меня учили сервировке столов. По его милости разбила бокал и получила нагоняй.
А Владимир будто чувствует мою нервозность и старается всеми силами ее усугубить. Если я ему так сильно не нравлюсь, ну не брал бы на работу. Но взял же зачем-то. Чтобы третировать? Почему мне вечно везет как утопленнику?
Велю себе успокоиться.
Поворачиваюсь обратно к холодильнику, продолжаю расчищать место под торт. Действую максимально аккуратно, чтобы не повредить другие коробки. Потом буквально с придыханием беру торт со стола.
Подхожу к холодильнику, медленно протягиваю руки, чтобы поместить коробку на полочку, а она слишком высокая, надо аккуратно втиснуть. Сосредоточенная на важном деле, я пропускаю момент, когда Владимир оказывается за моей спиной, почти вплотную. Чувствую, как мужская рука скользит по филейной части, а потом пребольно ее сжимает.
– Ой! – визжу как ненормальная.
Ослабляю хватку всего на секунду. Маленькую такую, крохотную секундочку… А торт уже на полу.
Владимир тут же отскакивает в сторону, будто это совсем не он только что лапал меня за задницу.
— Ты что сделала, дура ненормальная? – орет он на меня. – У тебя руки из жопы, что ли? Ты хоть представляешь, сколько стоит такой торт?!
Столбенею, переводя взгляд то на торт, то на администратора. Он, конечно, и раньше был не подарок, но так себя не вел.
Тихо шепчу:
– Но я же… Но вы же… Но я же из-за вас…
– Что ты мямлишь? Еще меня обвини, дура безрукая… Сама уронила!
«Дура безрукая», «тупая курица», «никчемушница» и так далее, и по тому же больному месту. О, сколько таких изречений я наслушалась от Антона. Ему все было плохо, что бы я ни сделала. Как бы сильно ни старалась, ни разу не похвалил, зато всегда находил, за что поругать.
– Чего зависла? – продолжает Владимир хамским тоном. – Слушай меня, болезная… Стоишь, ресницами хлопаешь…
А ведь с остальными официантками он общается вполне нормально, зато со мной вот так. Ни к кому больше не пристает, а ко мне посчитал, что можно.
Продолжаю молчать, а он распаляется еще больше:
– Ты понимаешь, что как только я сообщу хозяйке про торт, тебя вытолкают взашей? Тебе это ясно? Подумай, как можешь загладить вину…
И тут он как-то по-особенному мерзко ухмыляется.
Намекает на секс? Меня буквально тошнит, как только представляю себя с этим уродом.
Отчего-то вспоминается недавно сказанная Лялей фраза: «Жертва до тех пор жертва, пока ведет себя как жертва». Это она рассуждала про сериал, но, боже мой, как же подходит мне эта фраза! Вечно оправдываюсь, мямлю, хотя по факту невиновата. Хоть бы раз взяла и отстояла себя…
Мне дико надоело быть вечной грушей для битья. Больше не хочу!
– Я ни в чем не виновата, – говорю спокойно, но достаточно громко, чтобы он расслышал.
У начальника глаза увеличиваются в размере.
– Ты еще спорить со мной будешь?
– Вы ко мне приставали, схватили меня за попу, поэтому я уронила торт!
– Я не понял, у тебя глюки, что ли? Да тебя на наркотики надо проверить, ты же обдолбанная…
– Сам ты обдолбанный! – вдруг слышу чей-то голос.
Громкий такой, жутко похожий на мой. Но я же не могла такое сказать начальнику, нет? Однако в хранилище никого, кроме него и меня, нет, так что выходит – мои слова.
– Вон висит камера! – пыхчу, указывая в верхний угол комнаты. – Так что я смогу доказать…
– Ничего ты не докажешь! – вопит он. – Камера со вчерашнего дня не работает, так что…
Мой лоб покрывается испариной. Вот так да! Только теперь до меня доходит, почему он подловил меня именно здесь.
– А у меня нежная кожа, – нагло заявляю, – наверняка после твоей лапищи остался синяк! Так что доказательства все равно есть… Прямо сейчас пойду к хозяйке кафе и пожалуюсь.
Вижу, как багровеет лицо администратора. Он открывает рот, чтобы на меня заорать и… закрывает его! Замечаю, как пытается с собой справиться.
– Это будет твое слово против моего, – говорит он почти нормальным голосом. – Давай замнем, я сам закажу новый торт и…
А мне впервые в жизни не хочется ничего заминать. Не счесть, сколько раз я вот так просто проглатывала обиды. Он хоть бы для галочки извинился. Но нет! Не считает он нужным извиняться. Как же, кто я такая, чтобы передо мной извиняться…
Но если я позволю этому козлу вытереть об в себя ноги, так навечно и останусь никем – четко это понимаю.
Закрываю глаза, вспоминаю сегодняшний сон: лицо Антона, его руки, которые тянутся ко мне. Меня передергивает. Я больше не позволю ни ему, ни этому наглому хмырю, ни кому-то другому безнаказанно надо мной издеваться.
Мне очень страшно, хочется удрать куда подальше, но вместо этого я прищуриваю глаза и спрашиваю:
– Замнем, значит? А потом что? Ввернемся назад в прошлое, где ты не успел схватить меня за задницу, а потом обозвать по-всякому?
– Эм… – тянет он. – Ты успокойся. Давай договоримся.
– Я не буду с тобой ни о чем договариваться…
На этом срываюсь с места и бегу прямиком в кабинет владелицы кафе.
* Délicieux – вкусно (перевод с французского).
Следующим утром сижу на кухне, пью чай без сахара и пытаюсь собрать себя по кусочкам.
Это ж какой-то пипец, товарищи!
Меня вчера облапали, оскорбили, так я еще и виновата осталась. Первый раз решилась отстоять себя и сразу вляпалась по самые огурцы.
Естественно, меня уволили, а заработанные за это время деньги пошли на оплату торта. Дурацкий дорогущий торт из фирменной кондитерской. Я в жизни не поверю, что он стоил, как моя зарплата за две недели, но чеков мне никто не показал.
Вкалывала в этом кафе как проклятая, а в результате получила фигу. Смачную такую…
Кто же знал, что это Владимир – любовник хозяйки кафе. Я даже предположить такого не могла! Во-первых, у них с Дарьей Ивановной разница в возрасте лет десять минимум. Не думаю, что ему больше тридцати, а ей сорок. Во-вторых, она замужем… Причем муж такой с виду приличный, ласковый.
Не понимаю тех, кто изменяет своим мужьям, тем более если мужья хорошие, не то что мой. Зачем тогда вообще жениться, если собираешься гулять?
В то же время ловлю себя на мысли, что не жалею о том, что сделала.
Я ведь не одна вчера лишилась работы, Владимиру тоже досталось. Несмотря ни на что, мне было чертовски приятно слышать, как Дарья Ивановна на него орала. У меня прям душа радовалась.
Ну что, Мира, порадовала душу? Теперь спускайся на грешную землю…
Первым делом просматриваю новые объявления о съеме жилья. Больше не могу себе позволить мажорство в виде комнаты за двадцать пять тысяч. Сама двухкомнатная квартира, которую мы с Лялей снимаем, стоит сорок с небольшим в месяц, плюс коммуналка, вот и получилось по двадцать пять на меня и Лялю. Но это я по приезде в Москву просто не ориентировалась в ценах, а мне нужно было срочно куда-то деться.
Впрочем, я и согласилась-то на этот вариант только потому, что тут мне не надо было платить риелтору или отдавать залог. К тому же прельщал тот факт, что квартира рядом с метро.
Нахожу несколько вариантов дешевле – разлет цен от пятнадцати до двадцати тысяч плюс залог. То есть, чтобы съехать, мне надо тридцать-сорок тысяч. Пригорюниваюсь еще больше. У меня нет таких денег… И я не знаю, как мне надо извернуться, чтобы найти их за оставшиеся дни. Иначе попросту стану бездомной.
Слышу тяжелую походку Ляли в коридоре, очень скоро она появляется на кухне.
– Привет. Что случилось? – спрашивает она озабоченным голосом.
Видно, слишком у меня лицо кислое, раз Ляля решила задать такой вопрос.
– Меня выперли из кафе, – признаюсь с виноватым видом.
– Ой-ой… извини, занять не смогу, – тут же говорит она.
Усаживается на табуретку рядом, смотрит с беспокойством.
– Да я и не прошу, их же надо будет с чего-то отдавать, а мне не с чего. Переселюсь в какой-нибудь заброшенный чердак, буду соседствовать с пауками, – нервно смеюсь я.
Мы обе замолкаем, опускаем взгляды на стол, некоторое время рассматриваем розовые и фиолетовые цветочки на клеенчатой скатерти.
– Что, все так плохо? – спрашивает Ляля.
– Как-нибудь постараюсь пережить… – вздыхаю.
– У тебя со здоровьем как? – вдруг меняет тему Ляля.
– Предлагаешь попробовать продать почку? – снова нервно смеюсь.
– Тьфу на тебя! – машет рукой Ляля. – Какая почка? Попробуй сурматеринство, как я…
– Сурматеринство? – Моя бровь ползет вверх. – Так ты это не для себя ребенка… – запинаюсь на последнем слове, чувствую, как краснеют щеки.
– Одна, без мужа, на съемной квартире с ребенком? Да еще и без работы? Пффф, я че, дура, что ли? – фыркает соседка. – Не-е-е, я дебилизмом не страдаю. Я тоже, как ты, не так давно приехала сюда, тыкалась-мыкалась, думала, куда приткнуться, вот нашла вариант. Рожу, получу деньги и свалю за рубеж. На фиг, меня эта страна задолбала. Работы нормальной нет, ничего нет.
Чем дольше она говорит, тем сильнее меня передергивает. Нужда нуждой, но чтобы отдать ребенка… Нет, я не осуждаю тех, кто отдает своих детей на усыновление, но даже примерно не представляю, как это тяжело.
Сколько себя помню, всегда хотела детей.
Не с Антоном, конечно. Ни за что! Если из него вышел такой паршивый муж, какой бы из него получился отец? Упаси боже от такого папашки.
Я люблю детей и много раз представляла себя мамой, но о сурматеринстве не задумывалась никогда. Пусть ДНК не твоя, но ты же носишь малыша под сердцем целых девять месяцев, как потом отдать? Даже за все деньги мира это слишком.
– Для меня бы это было очень тяжко – родить, а потом отдать…
Ляля разводит руками:
– А прикинь, как тяжко тем, кто не может иметь детей? Хочешь, хочешь, а не можешь… Для некоторых это единственный шанс вообще.
– Это да, – киваю. – Но отдать своего ребенка…
– Ну, вообще-то, это не мой ребенок, Мира, – фыркает она.
– Я это понимаю, но…
– Нет, не понимаешь, – качает головой она. – Это самое главное для сурмамы – понять, что ты отдаешь не своего ребенка. Он их, тех людей, которые сдали биоматериал. Я просто позволяю малышу вырасти в моем животе. Без меня его вообще не было бы, сечешь? Я делаю людям хорошее дело, благодаря мне они станут родителями. Ты бы что предпочла? Вырасти в животе сурмамы или вообще не вырасти? Вот!
Никогда не смотрела на этот вопрос под таким углом. Может, зря?