Яна Дрозд
Я буду ждать тебя летом…
Глава 2 Лето телефонной дружбы
Дружба – вещь хорошая, когда она – любовь между молодыми
мужчиной и женщиной или воспоминание о любви между стариками.
Но боже сохрани, если она с одной стороны дружба,
а с другой – любовь.
Иван Гончаров, «Обломов».
Элина
Бумажка с номером Вадима, которую я так бережно положила рядом с любимой куклой, Дашей, потерялась. Как и сама кукла. Я проревела полдня, пока папа не пошел искать в большом незнакомом городе детский магазин. Он вернулся домой с похожей куклой, в красивой коробке, таким же, как у Даши, лицом, но с длинными волосами. Истерика началась заново, и лишь когда мама не выдержала рева и прикрикнула на меня – плач прекратился. Появилась обида.
Мама говорила, что длинные волосы – это украшение для девочки, и не давала их стричь. Поэтому я постригла Дашу именно так, как хотела бы постричься сама. Поэтому новая кукла казалась мне совсем чужой. Плюс ко всему, на ней было новенькое платье с рюшами, а не бабушкино, сшитое из лоскутков. Я убрала новую куклу на полку шкафа, подальше от глаз, чтобы не вспоминать о Дашеньке.
Плакала я не только из-за куклы. Вместе с куклой потерялся и номер Вадима. Тут на выручку неожиданно пришла мама. Она позвонила бабушке и узнала у нее номер телефона соседки.
С тех пор мы созванивались с Вадимом каждый день. Я рассказывала ему, как прошел первый день в новой школе, и все последующие, какие тут девчонки-задаваки, какой красивый велосипед подарил мне папа, узнав, что ты научил меня на нем кататься. Друг на другом конце провода рассказывал мне о том, как вызвался привозить молоко для бабушки, как иногда играет с Буяном, чтобы тот не заскучал без меня, и что того противного гуся, который постоянно бросался на меня, наконец-то отправили в суп. Наши непринужденные беседы продолжались до тех пор, пока однажды трубку телефона не сняла девочка.
– Алло, – раздался звонкий незнакомый голос.
Я слегка растерялась. Обычно трубку снимали либо сам Вадим, либо его мама.
– Алло, – неуверенно ответила я, сомневаясь: «а не ошиблась ли номером?» – Это Элина, а Вадим дома?
– Привееет! Как давно я хотела с тобой познакомиться! – я слышала ее громкое дыхание, она была так рада и взволнована, что ее настроение передалось и мне.
– Ты Вероника? – догадалась я, и поудобней устроилась на табурете рядом с тумбой.
– Дааа! А ты приезжала к тете Зульфие? Я уже думала, что Вадик тебя выдумал, – рассмеялась девочка. Каждое ее слово окрашивали яркие эмоции. Даже по телефону чувствовалась ее экспрессивная натура. – Он сейчас занят. Папе помогает в мастерской. Давай поболтаем, я его потом позову!
– Давай, – улыбнулась я. – Мы с Вадимом в прошлый раз поставили рекорд – пять часов подряд разговаривали.
– Представляю, что скажут твои родители, когда увидят счет за телефон.
– Они уже видели, мама ругалась, а папа только удивлялся, какая я болтушка. Хотя это вовсе не так. А что за мастерская?
– Это папина. Она за домом. Ты наверное его видела, ангар, там где много бревен. Папа учит Вадима выжигать на дереве разные надписи и фигуры. У Вадика плохо получается, но папа от него не отстанет, пока не научит, – последнее предложение Вероника произнесла шепотом, будто рассказала мне семейную тайну.
В тот вечер мы проболтали целый час, и так завязалось знакомство с моей лучшей подругой. Мы часто отправляли друг другу бумажные письма, ярко раскрашивая конверты, и оставляя на них приветы почтальону.
Созванивались мы, непременно, не реже одного раза в день. Я все реже общалась с Вадимом, почему-то, даже когда он сам снимал трубку, передавал ее сестре. Это продолжалось до тех пор, пока Вероника не пропала снова.
– Привет, Элина, – раздался в трубке тихий женский голос.
– Здравствуйте, тетя Дина. А Вероника дома?
– Извини, но сегодня у вас не получится поговорить. Я думаю, в ближайшие несколько месяцев не получится, – женщина пыталась сдерживать эмоции, но я слышала звуки ее расстроенной души. Их, как и звуки расстроенного рояля, невозможно не услышать. Особенно тогда, когда ты помнишь, как он звучал раньше.
– А Вадим дома? – неуверенно и растерянно спросила я.
– Вадим ушел, но как только вернется, я скажу ему, что ты звонила. Будь здорова, Элина, – мама моих друзей поспешила поскорее прервать разговор. Вероятно, чтобы не выдать горьких чувств, что слышались в каждом слове.
Я держала в руках телефонную трубку, в которой раздавались короткие гудки, и чувствовала себя уязвленной. Почему Вероника не предупредила меня, что уедет куда-то надолго? Ведь я ее подруга. Чувство непонимания происходящего нарастало. А Вадим? Почему он теперь все реже со мной говорит? Может, они не хотят больше дружить со мной? Может, я их чем-то обидела?
Много раз позже я звонила, чтобы поболтать со своим другом, но у него не было настроения, либо я и вовсе не могла застать его дома. У него явно были какие-то собственные, более важные дела и увлечения. Наверняка он гонял футбол с мальчишками, или отец в очередной раз забирал его в помощники в мастерскую.
Со временем и в моей жизни начали появляться уроки музыки, рисования и дополнительные занятия по математике. Домашний телефон частенько стала занимать мама, у которой в новом городе уже появились подруги. Она познакомилась со всеми соседями и узнала про каждую семью столько, сколько не смог бы за такое время выведать самый опытный разведчик.
В итоге наша телефонная дружба с братом и сестрой из поселка Мечта сошла на нет. И в почтовом ящике перестали появляться конверты, подписанные «Валеевы Вадим и Вероника».
Мы потихоньку обустроились на новом месте. За год родители успели сделать хороший ремонт, обрасти заботами, знакомствами. В общем, освоились. Мама была особенно счастлива, она чувствовала себя, как рыба в родной стихии.
Папа же, если сравнивать его с рыбой, закопался в дела, как в песок. Так делают странные африканские рыбы, помнится, я смотрела про них передачу по каналу, который не транслируют в Уфе.
Квартира, которую мама с таким усердием обустраивала, отличалась от Уфимской. Она была чуть меньше, потолки ниже, единственная положительная разница была в том, что окна в моей комнате оказались больше и выходили в красивый и уютный дворик, который мало чем отличался от старого.
Родители не выбирали жилье. Предприятие, которое занимается производством медицинского оборудования, собрало медиков из разных городов страны, среди которых оказался и мой отец, и выделило им служебные квартиры. Поэтому большинство наших соседей – папины коллеги.
Папа, будучи медиком, чувствовал себя неуютно в обществе маркетологов, технологов и инженеров. Но выбора у него не было. Предприятие обещало стабильную и хорошую зарплату, а мама обещала больше не пилить его по пустякам, если он согласится на переезд в столицу.
В ближайшей школе, куда меня перевели, учились дети папиных коллег. Возможно, поэтому я не чувствовала масштаба многомиллионного мегаполиса. Все вокруг друг с другом знакомы, так или иначе пересекаются по работе, и правило пяти рукопожатий работало в нашем спальном райончике, как нигде. В школе оказалось не так плохо, как я представляла. Однако обзавестись друзьями мне долгое время не удавалось. Так же, как и не удавалось найти занятие по душе.
Спасителем от нарастающего одиночества и синдрома белой вороны стала новенькая по имени Юля. Как оказалось, она тоже приехала с родителями из Уфы, поэтому шансов не подружиться у нас не осталось.
Юля выше меня ростом, и в свои одиннадцать лет выглядит значительно старше сверстниц. Кажется, ни новая школа, ни новые люди, нисколько ее не смущают, и даже напротив – ей нравится внимание, обращенное к ней, как к новенькой девочке в классе.
С момента моей последней поездки в поселок с воодушевляющим названием прошло два года. Два года я не видела бабушки, хотя регулярно с ней созванивалась.
Мама переживала за нее. И все это время я пыталась найти возможность ее проведать, но постоянно появлялись причины, препятствующие дальней поездке.
Этим летом папа, как и африканская рыба, продолжает копать песок на дне, разгребая дела, что появляются снова и снова. Помнится, в передаче говорилось, что рыба может жить так до девяти месяцев, а значит, мой папа уже дважды побил рекорд.
До конца летних каникул осталось две недели, но когда тебе тринадцать и ты проводишь все лето в душной квартире, без друзей и в обществе требовательной матери, четырнадцать дней кажутся гигантским отрезком времени. Я уже смирилась со своей участью, когда мама вошла в комнату и сообщила, что завтра же утром мы выезжаем к бабушке. Я не успела обрадоваться этой мысли, так как мама дополнила, что на то есть весомая причина: неней плохо себя чувствует. Причем узнала она об этом даже не от своей матери, а от знакомой, что жила на соседней улице. Это очень похоже на бабушку. Она бы не стала жаловаться маме на недуг.
Мы вылетели так рано, что всю дорогу я проспала. Мама повидалась с бабушкой, убедилась, что с ней все в порядке и тревога оказалась ложной, и вернулась в Москву тем же вечером. У них с бабушкой странные отношения. Я знаю, что они любят друг друга, но как-то не принято между ними проявлять эти чувства. А мне, как самостоятельной, почти взрослой девочке мама позволила остаться у бабушки до конца каникул, при условии, что я буду помогать ей по дому.
Стоило мне появиться во дворе родного домика, как бабушка радостно всплеснула руками, ласково обняла меня, расцеловала в обе щеки несколько раз, и даже чуть всплакнула от нахлынувших чувств.
– Как же ты выросла, балакайым! Заходите внутрь, – мы зашли в дом, откуда уже разносился ароматный запах травяного чая, а на столе стояло огромное количество тарелок со сладостями, пирогами и мёдом, а где-то в комнате играло старое радио, из которого доносилась душевная песня о любви, на татарском языке. Бабушка явно проснулась засветло, чтобы успеть все приготовить.
А до чего пироги были вкусными… Ни одно гениальное блюдо самого известного ресторана не сравнится с бабушкиным яблочным пирогом. Меж тарелок увидела миску с любимыми конфетами, и набила «барбарисками» полные карманы сарафана. Про запас.
Целые сутки мы не отходили с неней друг от друга. Она заваливала меня вопросами об учебе, о новой квартире, обо всем на свете. А я взахлеб рассказывала ей обо всем, что только могла вспомнить.
Какой бы энергичной она ни оставалась в душе, годы не щадили ненейку. Ей с трудом давалась уборка, не говоря уже о том, что частенько приходилось выходить за продуктами и лекарствами. Ходила она тяжело, опираясь на трость, но при этом все равно старалась делать работу по дому самостоятельно.
Окутанная ее заботой, я и не заметила пролетевшей недели. До конца летних каникул оставалось семь дней и в воздухе уже чувствовалось приближение осени. В нем ощущалась прозрачная свежесть, какая бывает в дождливые дни сентября. Тучи заволокли небо и готовы в любую минуту разразится ливнем. В такую погоду все кажется однообразным и серым, но в доме бабушки всегда тепло и светло. И даже нет той легкой грусти, что появляется в пасмурную погоду. Солнце за окном не режет глаз, все сдержанное и неяркое.
– Эх, хотела, кызым, поставить пирог, да мука закончилась, придется готовить что-то другое, – услышала я голос бабушки, что стояла у открытого буфета.
– Давай я схожу в магазин? – предложила я. Когда нет ветра и дождя, гулять в пасмурную погоду приятно.
На велосипеде я могла оказаться в центре минут за пять – семь, но пешком пришлось идти все пятнадцать.
Путь к центру, где располагались магазины, проходил мимо местной школы и детского сада. Между зданиями располагалось большое футбольное поле, на котором играли мальчишки. Когда я проходила мимо, они громко перекрикивались между собой.
– Правый фланг, правый фланг защищай! – кричал самый рослый из них.
Кто-то умудрился выпнуть мяч на дорогу, и он пролетел у меня перед носом, едва не задев.
– Эй! Кинь сюда! – крикнул мне высокий мальчишка.
– Я не «Эй»! – нахмурив брови, крикнула я в ответ, но все же подняла с земли потрепанный мяч и бросила в сторону поля. Я так хотела забросить его подальше, но от внезапно нахлынувшего волнения руки не послушались. Неуклюжее движение – и мяч полетел вверх, упав недалеко от меня. Высокий парень расхохотался, а следом за ним и остальные. Стало обидно, и я, высоко задрав нос, прошла мимо, оставив мяч так и лежать на дороге. Парень крикнул вслед что-то еще, но я уже не слышала и ускорила шаг.
Так как к центру поселка вела всего одна асфальтированная дорога, обратно мне пришлось идти тем же путем. Мальчишки все еще играли, и, завидев меня, снова начали гоготать. Один из них, тот самый, что кричал до этого, с ехидным лицом направился в мою сторону и снова выкрикнул: «Эй, стой!». Я жутко перепугалась. Он продолжал решительно и грозно шагать к дороге, когда прямо в него прилетел мяч. Он звучно отскочил от спины задиры, и мальчишка упал на колени в сырую траву. На лице парня появился гневный оскал, он резко встал, отряхнулся, и, крутанувшись на носках, зло запулил мяч в противоположный угол поля:
– Что за придурок так сделал?!
На секунду я задержалась. Пыталась присмотреться к фигуре вдалеке, что стояла у ворот, но чувство тревоги прошептало, что лучше воспользоваться моментом, пока внимание бугая переключилось, и уносить ноги.
Испорченное походом в магазин настроение исправила бабушка, приготовив вкуснейший пышный пирог, с красивым узором из теста по бокам.
Лето закончилось. Две недели в гостях бабушки стали самыми замечательными за все время каникул. Забирать меня приехала мама. Она как всегда оказалась не в духе. Каждый раз оказываясь в поселке, в котором провела детство, мама становилась серьезнее обычного, взгляд острее, подбородок приподнимался вверх, а голос становился таким, будто она директор банка, не иначе. Она явно пыталась произвести впечатление на людей, которым не было до нее особого дела.
Увидев, как тяжело бабушке справляться одной, она увезла ее вместе с нами в столицу. Отрывать неней от быта и родного дома было жестоко. Не говоря уже о том, что Буяна пришлось отдать мужику с соседней улицы. Я плакала, прощаясь с добрым, игривым псом. Мама оправдывала себя тем, что эта собака стара и от нее нет никакого прока, а я удивлялась тому, какой черствой она может иногда быть.
По приезду в Москву мы часто с неней вспоминали лето в деревне, наш милый домик и дедушку. Тоска по родине не оставляла бабушку ни на минуту. Я видела, как медленно она чахнет в каменных стенах города, который совсем не принимал ее. Да и она не старалась влиться в городскую суету. Почти не выходила из дому, боясь потеряться. И в целом весь город зарождал в ее душе одни лишь тревожные чувства. В нем бабуля не чувствовала себя уютно и тепло. Похоже, замечала это я одна. Бабушка никогда не жаловалась на жизнь, не в ее это было правилах. У мамы не было времени замечать, как неней трудно ужиться на новом месте, либо она упорно игнорировала ее состояние. Папа и вовсе все время проводил на работе, а приходя домой, заваливался спать. Кажется, он и своей-то жизни не замечал, не говоря уже об окружающих.
Я пыталась хоть как-то скрасить серость будней бабушки. Брала у нее уроки кулинарного мастерства. Удачнее всего у меня получались сырники и картофельные драники. Иногда мы вместе выходили на прогулку и под руку брели по аллеям, усыпанным шуршащей листвой. Каждую неделю я покупала для нее газету с программой телепередач. Перед тем как приступить к чтению, она начинала искать очки, которые волшебным образом почти всегда оказывались у нее на голове. Мы вместе находили в телепрограмме какой-нибудь интересный сериал, она подчеркивала его ручкой, чтобы не забыть, во сколько включать телевизор. А после просмотра мы обсуждали, какая же тяжелая судьба у красавицы Жади, и какая веселая Донна Жура.
В этот период жизни неней была моим лучшим другом.
Глава 3 Долгожданная встреча
Кто ищет друзей, достоин того, чтобы их найти;
у кого нет друзей, тот никогда их не искал.
Г.Э. Лессинг
Элина
Старость брала свое. Из года в год здоровье бабушки слабело, поэтому мыслей вернуться в деревню, хотя бы на лето, мама не допускала.
За пять лет я закончила школу и пошла по стопам отца. Богиня Гигиея покровительствовала мне, и поступить на педиатрический факультет РГМУ оказалось не так сложно.
Юля, с которой мы продолжали дружить, пошла учиться вместе со мной. И потому студенчество оказалось веселее, чем я представляла.
– Может, съездим куда-нибудь отдохнуть этим летом? – я кружилась вокруг мамы, переминаясь с ноги на ногу, размышляя как бы издалека завести разговор о поездке в деревню.
– Элина, у папы еще не скоро отпуск, – отмахнулась от меня мама, как от назойливой мухи, продолжая наводить красоту перед белым трюмо, какие бывают в гримерках театра.
– А, может, мы с бабушкой поедем в деревню? Она говорила, что хотела бы повидать подруг, тех, кто еще жив, но одна неней полететь не сможет.
– О, не-е-ет, – мама схватилась за голову. – Опять ты начинаешь?! Каждый год одно и то же… Элина, ты хоть представляешь, что там сейчас происходит? Куда вы поедете? Там дом, наверное, развалился давно. Я, конечно, попросила присмотреть за ним соседку, но …
– Мам, пожалуйста, пожалуйста, пожа-а-а-алуйста! Ты же обещала, что после первго курса отпустишь меня… – я смотрела на нее умоляющим взглядом. В ответ она склонила голову, глянула на меня в зеркало и сделала глубокий вздох.
– Хорошо, – сдалась она. – Надеюсь, ты отстанешь от меня со своей деревней хоть на какое-то время. Забронирую билеты на понедельник, – мама продолжила красить ресницы, смешно открывая рот буквой «О», а затем тихо произнесла, – вот и куда ее на старости лет несёт? Не сидится дома, ребенку уже мозг промыла… – закатила глаза, вздыхая, помотала головой, и принялась красить губы.
После фразы «Забронирую билеты на понедельник» я уже слышала ее бормотания через слово, и с криком «Ураааа!» прыгала от радости, открывая шкаф в поисках купальника, спортивного костюма и других, необходимых в поездке вещей. С этого момента начались счастливейшие девяносто два дня моей жизни.
Самолет приземлился ранним утром. Аэропорт Уфы встречал нас неоновыми надписями, желающими счастливого пребывания на земле Башкирии. Когда мы вышли на улицу, я жадно вдохнула теплый и сладкий воздух. Совсем не такой, как в Москве.
Еще час езды на такси, и указатель с надписью «Мечта» направил нас в сторону поселка.
Заезжая на родные сердцу улицы, я не могла их узнать. Когда-то поселок напоминал уютную деревушку с открытки, сейчас же взгляду предстал продвинутый пригород. Множество новеньких высоких зданий с металлическими раздвижными воротами, видеонаблюдением, ровными зелеными газонами. По той самой улице, где сейчас стоит супермаркет, меня гоняли соседские гуси, а вон в той части, где раньше было болотце, возвышался двухэтажный коттедж. Хорошо хоть холм, с которого я училась кататься на велосипеде, не застроили. Видимо, рельеф местности не позволил. Кажется, улицы уже не помнили ни людей, что здесь жили когда-то, ни атмосферы тишины и спокойствия. По дорогам то и дело проносились автомобили.
Такси повернуло за угол и выехало на Цветочную улицу. Ее тоже коснулись изменения, но в меньшей степени. В окнах большинства домов стояли белоснежные пластиковые рамы, деревянные заборы сменились на металлические щиты и прибавили в росте.
Машина остановилась у дома номер семнадцать. В это мгновение мы словно вернулись в прошлое. Но какое-то уж больно мрачное. Когда-то голубой забор стал грязно-серого цвета, а дом, который казался огромным в детстве, теперь на фоне соседских выглядел крохотным и разваливающимся, но все таким же родным. Резные ставни украшали оконные рамы. Благодаря им дом все еще казался сказочным и уютным, и даже слезшая краска не портила этого впечатления.
Сердце сжалось при виде того, как бабушка смотрит сквозь автомобильное стекло. Я помогла ей выбраться из такси, машина уехала, а мы остались стоять у ворот и осматривать дом.
Неней расплакалась. Она нежно провела рукой по краске на заборе, которая осыпалась от прикосновения ее рук.
Открыли замок и зашли за калитку. Весь двор порос бурьяном, в некоторых местах и вовсе с меня ростом. Узенькая протоптанная дорожка привела к дому. «Это тетя Дина приходила, чтобы проверить замки и забрать почту», – догадалась я. Неней дрожащими руками достала из сумочки ключи. Я бережно взяла их из ее пальцев, и с третьей попытки открыла заржавевший замок. На пороге у двери валялись письма. Большую часть мама Вадима и Вероники направляла нам, но эти, видимо, были свежими. Пробежавшись взглядом по конвертам, я поняла, что это предложения о выкупе дома. Задвинула их ногой подальше под шкаф. Неней и слышать не хочет о его продаже. Говорит, что пока жива, этому не бывать. А когда умрет, ей будет все равно, как мама распорядится наследством. Несомненно, мама продаст дом, и даже думать не станет. Я всегда ругаю бабушку за эти слова, так как не могу слышать о том, что ее когда-то может не стать.
Половицы, ведущие из коридора в гостиную, при каждом шаге издавали жалобный скрип. Старый сервант покрылся толстым слоем пыли, как и все вокруг. Пыль витала в воздухе. Маленькие крупицы поблескивали на солнце, проникающем сквозь тяжелые, серые занавески с цветочным узором. На полках серванта все такими же нетронутыми стояли красивые расписанные чайные наборы, которые бабушка берегла для особенного дня.
Я открыла окна, чтобы впустить в дом свежий воздух, а неней прошлась по всем комнатам, заглянула в шкафы и остановилась возле прялки, стоящей у окна.
– Дина апага6 надо сходить, и взять у нее моток шерсти, – произнесла она воодушевленно хриплым и одновременно теплым голосом.
Бабушка расцветала. Родные стены питали ее силой. Мне показалось, что даже выглядеть она стала моложе. Невероятным преображениям подвергся и сам дом. С каждой минутой, когда в нем слышался бабушкин голос, он, словно живой, просыпался от долгого сна и стряхивал с себя пыльное одеяло из паутины.
От каких-то предметов мебели, с разрешения ненейки, мне пришлось избавиться: от кресла с прогнившими ножками, от изъеденных молью занавесок и от ковра, который я выбивала несколько часов подряд, но из него все равно продолжала лететь пыль, такая же густая, как и в самом начале. Возможно, его еще можно было спасти, но я уже так устала и обозлилась на кусок упрямой ткани, что просто бросила его в кучу к остальному хламу.
Прошло двое суток, прежде чем мы привели дом в надлежащий вид. Оставалось привести в порядок двор, но и это не составило труда. Увидев свет в годами пустующем домике, соседи один за другим начали проявлять интерес к тем, кто в нем поселился. В основном это были незнакомые люди, обосновавшиеся в поселке недавно. Один из любопытных гостей даже вызвался помочь, предоставив в аренду газонокосилку. Я прошлась ей по всему участку, заглянув и на задний двор перед сараем. В заборе все так же на одном лишь гвозде держалась доска, через которую без труда можно было пролезть на соседний участок.
– Тут, поди, уже и кур никто не держит, и молока деревенского достать негде, – по доброму ворчала ненейка, сметая пыль с любимого чайного набора. – Хорошо бы хоть магазин приличный найти.
– Неней, ты не поверишь, но в деревне открыли супермаркет. Мы проезжали его по пути. – Мне и самой верилось в это с трудом.
– Кызым, даже не вздумай. Мы не для того сюда приехали, чтобы резиновую курицу есть. Сходи до центральной улицы, если не сложно, и если все еще работает центральный гастроном, купи продукты там. Раньше в этом магазине продавали местные продукты: мясо, молоко, хлеб. Он принадлежал нашей соседке – тете Дине, – бабушка открыла старенькую сумочку, чтобы достать деньги, но я ее остановила.
– Неней, мама дала мне немного наличных, не переживай, я схожу.
– Хорошо, кызым, я загляну Дина апага, чтобы поблагодарить ее. Если бы она не приглядывала за домом, тут бы все пропало, – бабушка всплеснула руками, видимо представляя, в какой плачевном состоянии мог оказаться дом.
Мы привезли какие-то продукты с собой, но их хватило всего на два дня, в связи с чем вопрос приготовления еды стоял достаточно остро. Я быстренько собралась и вышла за провиантом.
Оглядываясь по сторонам, я медленно брела по еле узнаваемым улицам. Если бы не водонапорная башня, которая так и осталась стоять с давних времен, я бы с трудом сориентировалась и нашла нужную дорогу. Пройдя мимо детского сада и школы, я наконец-то вышла к гастроному.
На фоне ярких пластиковых вывесок, выжженная надпись на деревянной доске была не столь броской. Посетителей внутри магазина не наблюдалось. Переступив порог, я почувствовала, что с былых времен тут остался даже запах. Запах плиточного пола и дерева смешивался с запахом свежего молока и свежего хлеба.
– Добрый день, у вас можно купить эти продукты? – Передала я список молодой девушке, стоящей у кассы. В помещении кроме меня и ее больше никого и не было. Девушка выше меня ростом, с короткими светлыми волосами, еле доходящими до плеч. Тонкие розового цвета стрелки подчеркивали невероятного лазурного цвета глаза.
Она бегло пробежалась по списку и поспешила собрать продукты.
– Вот и все, – произнесла она, складывая буханку хлеба в бумажный пакет. Голос ее звучал бодро и был настолько мелодичным, что она определенно могла бы быть певицей или актрисой, а не стоять в палящую жару у прилавка. Однако девушка быстро металась вдоль стеллажей, и, казалось, ни жара, ни место, где она проводит сегодняшний день, ее ничуть не удручают.
– Погоди!– окликнула она меня, стоило развернулась в сторону выхода. – Мы с тобой не знакомы? Я, кажется, где-то тебя уже видела. С того момента, как ты зашла, я все пытаюсь вспомнить, где, но не могу. Если ты сейчас не поможешь, я весь день буду стоять тут и мучиться, пытаясь вспомнить, – улыбнулась девушка. – Я тут всех знаю. Ты к кому приехала?
– Я приехала с бабушкой, мы живем на Цветочной, семнадцатый дом. Скорее всего, ты ошиблась, нас тут давненько не было.
Глаза девушки округлились от удивления, и по растянувшейся улыбке и вздернутым бровям, я поняла, что она меня все-таки узнала. Это было удивительно, учитывая, что виделись мы впервые. Такую яркую внешность как у девушки за кассой сложно забыть.
– Элина? Тебя ведь так зовут? – обратилась она ко мне недоверчиво.
На моем лице изобразилось недоумение.
– Да… Откуда ты знаешь? – настороженно произнесла я.
– Я Вероника! Помнишь? Помнишь, в детстве мы болтали по телефону, письма писали друг другу?
Я снова вгляделась в лицо девушки, голубые глаза, острый нос, а голос… и как же я не узнала этот голос сразу?!
– Не может быть… – вырвалось у меня. Я стояла, ошарашенная тем, что она вообще меня узнала. Ведь от десятилетней девочки во мне мало что сохранилось, разве что цвет глаз и длинные черные волосы. Мы ведь не виделись ни разу вживую, только переписывались и отправляли друг другу фотографии. Я не знала, как мне реагировать, но девушка меня опередила. Она вышла из-за прилавка и без капли смущения бросилась обниматься.
– Какая ты красивая! С ума сойти можно! – она снова оглядела меня с ног до головы, будто видела впервые. – Давно приехали? Надолго?
– Пару дней назад. Надеюсь, до конца лета.
– Супер! Мы непременно должны увидеться снова! Сколько лет прошло… Моя смена заканчивается в три, предлагаю отправиться на речку. Сегодня вся молодежь там собирается. Жара невероятная.
– Бабушка собиралась в гости к подругам, думаю она будет не против. А куда именно к реке?
– За деревней есть холм, спускайся от него вниз и дойдешь до местного пляжа.
– Хорошо, я приду, – я улыбнулась Веронике, и вышла из магазина, помахав напоследок рукой.
«Ну и ну. Встреча века – не иначе. Как здорово, что теперь мне уже можно ходить к реке без взрослых», – думала я, пока медленно плелась с огромным пакетом в сторону дома. Завидев меня с тяжелым баулом, готовым в любой момент порваться, ко мне подошел высокий темноволосый парень, на вид – на пару лет старше. На его правой руке от локтя до запястья красовалась татуировка в виде дракона. В черных солнечных очках- «авиаторах», яркой футболке и потертых джинсовых шортах он ждал кого-то у здания с табличкой «Участковый пункт милиции».
– Эй, – крикнул он мне. – Давай помогу.
– Спасибо. Я сама. Тут не далеко, – ответила я и поплелась дальше.
– Не далеко – это где? – не унимался парень, поравнявшись со мной.
– Цветочная улица, – я все же остановилась, так как ручка пакета больно врезалась в кожу на руке.
– Ого. Ты собралась в такую даль пешком эти пакеты тащить, одна? Отчаянная. Погоди, – парень отошел за угол милицейского участка и выкатил мотоцикл. Это был красивый и массивный аппарат, с хромированными ручками, узкими боковыми зеркалами и кожаным сиденьем. Совсем не такой, на котором часто по деревне передвигались молодые парни, еще в моем детстве.
– Держи, – передал он мне свой шлем. – Подвезу.
– А ты? Без шлема поедешь?
– Я всегда так езжу, шлем для красоты болтается.
– Нет, спасибо. Я сама справлюсь, – я постаралась изобразить вежливую улыбку, чтобы мой отказ звучал не так грубо, как это сорвалось с губ. Какая-то другая девушка восемнадцати лет на моем месте пищала бы от восторга при возможности покататься на таком мотоцикле, но эта история точно не про меня.
Я дотащила тяжелый пакет до самого моста через узкую речушку, больше напоминающую родничок. Бабушка рассказывала, что когда-то давно это была широкая и глубокая речка, в ней даже люди тонули. Сейчас в самом глубоком месте речушки мне по пояс, а то и по колено.
В детстве этот мост был деревянным и страшно скрипел при каждом шаге. Мы быстро пробегали по нему с ребятами, проверяя свою храбрость. Сейчас вместо него лежал металлический мостик с высокими перилами, через который совсем не страшно ходить.
Наконец-то я донесла продукты до дома. Неней уже наряжалась для встречи с подругами. Как я люблю, когда ее шею украшают эти белые жемчужные бусы! Она надевает их только по особенным случаям и будучи в хорошем настроении.
Бабуля ушла, я пожелала ей хорошо провести время, а сама, прихватив пляжную сумку и надев поверх купальника футболку и шорты, направилась к холму.
Раскаленное солнце обжигало глаза, когда я пыталась поднять голову вверх. На небе не было ни тучки, и потому день идеально подходил для отдыха у реки. Я шла неспешно, теплые лучи падали на лицо и плечи, отчего те начинали гореть.
За поворотом показался тот самый холм. Я не могла просто взять и обойти излюбленное место детства. Уж больно много воспоминаний с ним связано.
