Почему-то я снова очутилась на вечеринке в честь развода Беверли. Первый и самый резонный вопрос был – какого хрена?! И это мягко сказано.
Точно помню, как Майкл увёз меня вчера!
А вот этот самый момент я помню слишком отчётливо! Наоми как раз сменила музыку, и, поскольку новая мелодия показалась слишком громкой, я улизнула на кухню за закусками. Радуясь, что могу немножко побыть одной.
За мной следом, ещё, помнится, выскочила Мэриан… Вон, в дверях мелькнул розовый шёлк её блузки…
Совершенно не понимая, что происходит, я устремилась за Мэриан. Войдя на кухню, услышала, как хлопнула дверь на веранду. Кухня же была пуста. Не совсем понимая, зачем я это делаю, ринулась следом за Мэриан и внезапно обнаружила, что не могу повернуть ручку!
Пальцы просто проваливаются сквозь неё!
Не успела толком удивиться, что за чушь коровья творится, как меня вдруг качнуло вперёд и я оказалась на веранде! Провалившись сквозь, мать её, дверь!!
И на этом странности не закончились!
Наоборот, они, кажется, только начинались!
Буквально через секунду мне стало уже не до внезапно обретённого умения ходить сквозь стены, тьфу, двери!
На веранде, ожидаемо, была Мэриан. Не одна. Со мной.
С настоящей мной! И пусть я привыкла смотреть на себя в зеркало и – периодически – во фронтальную камеру айфона, а никак не со стороны… не узнать себя было невозможно.
Высокая стройная блондинка с аккуратной стрижкой. Майка облегает грудь третьего размера, джинсы чуть висят на стройных бёдрах – за последний месяц я сбросила восемь фунтов. На мой взгляд, многовато, но Майклу нравилось…
Только вот зеркало обычно прячет от меня этот усталый вид, скорбные «арлекинки» у губ и тёмные круги под глазами… Да дело даже не в морщинках и кругах, просто… вид у меня был какой-то совсем уж жалкий, чуть ли болезненный. Даже не думала, что я так ужасно выгляжу со стороны.
Неудивительно, что Мэриан так покровительственно обнимает меня за плечи. И бормочет всю эту несуразицу про вуду, Алишу и мою неосмотрительность. Слава богу, «я» прихожу в себя, услышав всю эту муть, снисходительно щурюсь и сразу становлюсь похожей на ту, прежнюю…
Меня вдруг рывком тянет обратно, протаскивает через весь дом, игнорируя стены, прямо через гостиную, где гости устроили танцы. Скользя мимо друзей, знакомых, приятелей, пытаюсь заглянуть каждому в лицо, просто, чтобы убедиться… Убеждаюсь. Никто из них меня не видит. Вот взгляд мой замирает на круглом чёрном лице в розовом тюрбане и… сталкивается с совершенно осмысленным взглядом с той стороны! Алиша!
Тётка Беверли! Руку готова дать на отсечение, она меня видит! Видит!!
Но неведомая сила тянет меня дальше, и вскоре я оказываюсь в призрачном полумраке коридора, что ведёт в спальню. Слышатся шорохи, ритмичные удары, вздохи… стоны сквозь плотно сжатые губы.
Приглядевшись, вижу у стены странно дрыгающееся двухголовое существо, в котором спустя секунду узнаю Майкла, своего мужа и… Беверли, свою лучшую подругу… Которая вообще-то очень тяжело переживает развод!..
То есть, это пока «я»… там, с Мэриан, они… здесь, что ли?
Факт измены почему-то не тронул, совершенно. Раньше казалось, что хуже этого известия ничего быть не может, но ведь раньше также казалось, что ничего не может быть хуже, если муж вдруг разлюбит меня. Когда-то казалось, что не переживу тот день, когда Майкл нахамит мне, нагрубит, обзовёт как-то… Да много чего, собственно, казалось… Жизнь тем не менее продолжается. Выяснилось опытным путём, что есть жизнь и после любви. А миром правит здоровый прагматизм. И гормоны… Так, кажется, я и сказала тогда Алише…
А может, всё дело в том красочном, невероятно реалистичном сне, благодаря которому я узнала-таки (на старости лет, ага)… ч т о е с м ь в действительности с е к с. Вот эти нелепые потуги и подрыгивания Майкла – я теперь точно знаю, не о н. От Беверли я, конечно, такого не ожидала, но возмущение по поводу вероломства лучшей подруги тоже было каким-то вялым, что ли.
А вот когда они наспех привели в порядок одежду и Беверли извлекла из кармана блеснувший в отблесках тусклой лампы пузырёк, я буквально встала в стойку, аки служебная собака в аэропорту.
Потому что на первый взгляд ничем не примечательный с виду аптечный пузырёк светился! Играл на лицах изменников тревожными багряными отблесками! А внутри пузырька клубилась тьма! Чёрная, беспросветная… Беспощадная. Меня передёрнуло от одного её вида…
Что это за дрянь?!
Удивительно, что Майкл ничего не замечал. Ничего, блин, подозрительного!!
– Вот, – горячо прошептала Беверли, белозубо улыбаясь. – Добавишь ей в питьё. Только не тяни! Сделать это надо уже сегодня! Обязательно, слышишь?!
К чести мужа, на его лице проявилось сомнение. Впрочем, малоубедительное.
– А это точно безопасно? – он покрутил пузырёк в руках, прежде, чем сунуть в карман джинсов.
– Тётя гарантирует, – Беверли подмигнула. – Энн станет шёлковой, вот увидишь. И подпишет завтра, как миленькая, все бумаги, которые ты ей дашь.
Была бы я сейчас здесь по-настоящему, я бы сейчас поперхнулась. И закашлялась.
Э т о – с тьмой – для меня?!
Мне в питьё подмешать?!
Чтобы я подписала какие-то там бумаги?!
Эм… развод, что ли?
Не сказать, чтоб меня шокировала эта новость, а на фоне того, что было двумя минутами раньше, так и вовсе не показалась новостью. Майклу нужен развод? Да я сама завтра подготовлю бумаги, а рисование пейзажей дивного мира отложу на потом.
Господи, делов-то!
Да я завтра же съеду! Сниму на вырученные с моей части дома деньги какую-нибудь симпатичную мансарду, буду пить горький кофе по утрам и рисовать вволю, без чьей-то кислой рожи рядом и снисходительного: «Ну когда тебе надоест страдать этой фигнёй, бэйб?»
Потому что мои рисунки – ни разу не фигня. Вот совсем ни разу. Почему я раньше не говорила этого Майклу? Не отстаивала своего мнения? Да потому что только сама сейчас поняла, что вообще-то, имела на это право.
Рабочее время в адвокатской конторе урежу вдвое. А то и втрое. Вот куда мне одной такая прорва денег? Да и партнёром становиться не хочу. Это Майкла, если что, мечта, не моя…
– Майкл, нет! – хотела я закричать, когда муж принял пузырёк с тьмой.
Но крика, понятно, не вышло. Зато удалось заметить, каким злобным огнём сверкнули глаза Беверли.
Никогда не думала, что подруга так меня ненавидит. Что я ей сделала-то? Из-за Майкла, что и? Да пусть забирает, не нужен он мне. Особенно теперь.
Заживу в своё удовольствие, заведу интрижку с тренером, а может и с тем качком из зала… Или даже с двумя. Как-то после сегодняшнего я точно убедилась, что ни разу не фригидна, и дело вовсе не во мне… Вот совсем ни разу!
Следующее, что увидела, был почему-то уже конец вечеринки.
Вот Майкл придерживает мне дверь в машину, сам в это время стреляет глазами на Беверли. При этом, что ещё хуже, по лицам окружающих – сотрудников и приятелей – я вижу, отчётливо, что они в курсе! В с е в курсе их романа! Все! Кроме меня.
Вот как можно было быть такой слепой?!
О том, что утратила способность ладить с материальными предметами, я совсем забыла. Поэтому в машину, как ни старалась, забраться не удавалось. Сперва вроде было всё нормально, усаживаюсь себе спокойно на заднее сиденье, а стоит машине тронуться, как вылетаю через закрытый багажник и оказываюсь на обочине.
Я вдруг обернулась на Беверли, которая переглядывалась с тёткой. И… в следующий миг усилием воли оказалась в движущейся машине, прямо за креслом водителя.
И вовремя! Как же вовремя!
Одну руку Майкл уверенно держал на руле, другой, – покосившись на меня, спящую на соседнем сиденье – опрокинул в зажатую между коленей бутылку с ледяным чаем тот самый пузырёк. После чего положил бутылку между сиденьями.
Что будет дальше я уже знала…
Когда муж слишком резко притормозил и меня качнуло на ремне безопасности, я проснулась. Рука с аккуратным маникюром потянулась к бутылке с чаем. Тьма взмыла с пластикового дна и устремилась навстречу к моим губам.
Как я ни пыталась выбить у себя бутылку, впрыгнуть обратно в своё тело – не удавалось. Приходилось смотреть, как исхожу багряным свечением – сперва горло, затем грудная клетка. Вскоре свечение погасло.
Словно что-то осознав, «я» рывком вздёрнула голову и посмотрела на Майкла совершенно осмысленным взглядом. После чего сразу же отключилась. На этот раз голова безвольно упала на грудь.
Майкл нервно покосился на «меня», на бутылку. Сдавленно выругался.
Из машины муж вынес «меня» на руках.
Бутылку с недопитым чаем захватил с собой.
Что же там было, в этой бутылке?
Что это за тьма, которой меня… отравили?!
Кажется, Беверли говорила что-то об Алише, о том, что после тёткиного зелья я стану послушной и подпишу все бумаги. То есть травить меня не собирались, скорее всего подмешали какой-то наркотик. Но что это за наркотик-то такой светящийся? Как у Бессона прям, в «Люси»…
Стоило представить перед собой лоснящееся, толстощекое лицо афроамериканки Алишу, как в следующий миг я уже зависла в воздухе напротив неё.
Алиша что-то бормотала на незнакомом языке и водила руками над чашей с чёрной жижей. О происхождении жижи несложно было догадаться, судя по безголовой тушке чёрного петуха рядом.
Бегло осмотревшись, я узнала задний двор дома Беверли.
А в фотографии, налепленной на лицо восковой куклы, на которую, Алиша, завывая, капала из чаши – себя!
Внезапно Алиша подняла голову и уставилась прямо на меня. Не оставалось ни тени сомнения, что тётка Беверли меня видит.
– Ты всё ещё здесь? – спросила она, как будто не очень-то удивившись. – Зря. Теперь твой дом в другом месте. До восхода солнца ты уйдёшь окончательно.
– Что со мной? Что вы со мной сделали?! – успев свыкнуться со своей бесплотностью, я не ожидала, что Алиша услышит меня, и, тем более, ответит.
– Беверли просила убить тебя. Чтобы не пришлось делить наследство. Но ты хорошая девочка, хоть и глупая. И гордая чересчур.
Продолжая проводить какие-то манипуляции с куклой с моим фото, и совершенно не обращая внимания на мои попытки разгромить тут всё ко всем чертям, Аиша продолжила рассказывать. Говорила она неторопливо, в голосе негритянки не было злости. Таким тоном пытаются что-то втолковать неразумному дитяти.
– Оставить тебя в живых я не могу. Ты мешаешь счастью моей девочки. Миша (почему-то она назвала мужа русским именем, хотя не помню, чтобы кто-то так называл Майкла в последние десять лет) – её настоящая, единственная любовь. Да-да. Он не твой. Совсем не твой. Можешь, конечно, осуждать меня, считать старой, выжившей из ума ведьмой… Только ведь моей девочке недолго осталось. От силы года два, много три. Жалко позволять ей тратить драгоценное время на все эти бабские склоки и разборки. Считай, что в твой второй шанс – не только на новую жизнь, но и на любовь, на этот раз, и с т и н н у ю, – Алиша коварно улыбнулась. – Завёрнуты мои извинения.
Пожевав толстыми чёрными губами, она добавила:
– И насчёт шоу не сердись. Слишком уж ты меня разозлила своей глупой уверенностью и фальшивой бравадой. За любовь свою тебе предстоит побороться. Ну, иди… Иди, девочка. Нечего мёртвым делать среди живых…
Завершив свою речь, Алиша отмахнулась от меня с досадой, словно от назойливой мухи.
И какая-то сила вдруг рванула меня назад и вверх, закрутила, завертела, потащила всё дальше и дальше…
Несмотря на бесплотность показалось вдруг, что я задыхаюсь. Мной овладела паника.
…С шумом втянув ноздрями воздух, я открыла глаза и рывком села.
Я была под той самой светящейся ивой.
Рядом, на синей глади плаща, спал голый мужчина.
Да что за чертовщина вообще происходит?! Где я?! Что со мной? Меня заколотило.
Третий раз попасть в один и тот же сон?! Нереально! Кажется, мне и в самом деле подмешали наркотик. Я галлюцинирую! Но разве можно с таким упорством галлюцинировать на одну и ту же тему? Чёрт! Да мне-то откуда знать?! Я вообще в этом не разбираюсь. Я и алкоголя-то не выношу! Зря я согласилась вчера на треклятые «пару коктейлей»…
Не мучилась бы сейчас от этих странных видений о предательстве Майкла и Беверли, о толстой чернокожей ведьме Алише… Это всё навеяно глупыми россказнями Мэриан, не иначе!
Дрожь усиливалась, в унисон ей начали клацать зубы.
Со внезапной, абсолютно беспощадной ясностью я вдруг поняла, что не сплю.
Словно раньше, в первые два раза, я всё ещё не перенеслась в этот странный мир целиком (может, потому и удалось не подохнуть от боли, как Анке), а сейчас, после того, как тётка Беверли прогнала меня, это случилось окончательно.
Паника мгновенно овладела всем моим существом.
Блажить не стала исключительно благодаря шоку. И сопутствующему онемению.
И вдруг сквозь тишину прорезался далёкий, но очень знакомый голос:
– Анка! Или кто ты там, хек тебя побери! Вали давай сюда! Нам ноги делать надо! Сейчас йерхв проснётся, и если распознает в тебе й’эвили, всё, капец! Не уйдём.
Тьма!
Та самая тьма с глазами, что привела меня сюда, девственность терять, чтобы от неё же не скопытиться!
Стоп! Кажется… кажется она ещё говорила, что пробудившаяся после потери девственности магия поможет мне вернуться домой! Точно! Только она и поможет!
– Анка! Я же знаю, что ты меня слышишь, дуй сюда, говорят тебе!
Я оторопело помотала головой. Судя по тому, что чувствовала я себя превосходно, а приступы прекратились сразу же, как только этот йерхв, или, как он сам представился, йэр, прикоснулся ко мне, тьма не солгала. Я оказалась в магическом мире.
Аиша сказала, что к утру я уйду окончательно… В каком часу мы разговаривали, точнее, она говорила, а я бесцельно пыталась прервать её чёрный ритуал? Кажется, пели петухи. Первые, вторые? А может, уже третьи? Даже если так, и сейчас в моём мире – около четырёх утра, есть время! Его совсем мало, но оно есть!
И осведомлённая тьма, которая сходу распознала во мне иномирянку, и вообще вся из себя такая магическая, должна знать, как мне вернуться обратно! Не связано ли это, кстати, с той самой тьмой, которой меня опоили там, в моём мире?!
Рассуждая так, я вскочила, и, убедившись, что тело переполняет звенящая лёгкость и энергия, несмотря на (самый длительный в моей жизни) сексуальный марафон, который для этого тела первый раз как бы, устремилась что было прочь из-под этого Древа душ, но… в последний момент обернулась.
Неужели всё то, что здесь было, было правдой?!
Булшит!!!
Так, если желание выжить и заставить мерзавцев заплатить за содеянное недостаточно мотивирующий фактор, то желание провалиться сквозь землю от стыда и никогда не смотреть в глаза этому свидетелю моего падения (Господи, так низко я не падала никогда, вообще никогда, но, чёрт побери! Я же думала, это сон! Мамочки мои!) более, чем веский аргумент!!!
И если это не аргумент – с мужественным волевым лицом, идеальными чертами лица и квадратным подбородком… с сильными руками и умным телом, и… боже, что же я наделала, да меня даже спасение жизни не оправдывает! – то я и не знаю, что тогда аргумент!
Мужчина заворочался во сне. Я вытянулась струной и даже перестала дышать. Но он не проснулся. На чётко очерченных губах появилась мечтательная полуулыбка. Хорош, как же хорош!
Никогда его не забуду, но сейчас не до него, честно!
Меня же там, в моём настоящем мире, убить хотят!
Где тут мои шмотки?! Не бежать же голой… Тьмы, наверное, можно не стесняться, но мало ли снова кого встречу. Да не дай бог!!
Надеюсь, тьма вновь выстроит для меня туманную тропинку через пропасть. Должна же, правда? Учитывая, что она меня звала… Значит, ждёт. С нетерпением. Жаль, нельзя откликнуться, йерхв, то есть, йэр, проснётся!
Обернувшись к пропасти, я так и застыла с открытым ртом.
Пропасти не было. Совсем.
Вместо неё… божечки, я такой субстанции и не видела никогда!
Вначале я приняла её за воду. Только вот не бывает такой воды… радужной какой-то, в сполохах. Подвижной и светящейся. Приглядевшись, поняла, что больше всего субстанция, чем бы она ни была, напоминает плотно-плотно сжатый туман.
Это… Это что такое? Верните мне пропасть и дорожку из чёрного тумана!
– Да быстрее же, вот наказание! – снова раздалось знакомое с того берега.
На этот раз я разглядела тьму. Она нетерпеливо подпрыгивала на противоположном берегу и отчаянно жестикулировала сразу несколькими туманными конечностями. В таком виде, издалека, тьма напоминала сердитого паучка с красными глазами.
– Прямо… – я поспешно закрыла рот ладонью, взволнованно оглядываясь на Древо душ. – Сюда? – спросила уже шёпотом, чуть ли не одними губами, и с сомнением снова вгляделась в это… чем бы оно ни было.
– Хватит придуриваться! – донеслось сердитое с другого берега. – У тебя сила й’эвили пробудилась! Дуй сюда, говорят тебе!
Я задумалась: а вдруг, если умру здесь, снова перенесусь в свой мир? С этой оптимистичной мыслью я и шагнула в пропасть. В следующий миг бултыхнулась в радужный туман, ушла в светящиеся сполохи с головой, забарахталась, как если б и вправду угодила в воду. Но ниже не ушла, осталась каким-то чудом на плаву!
Тьма больше ничего не говорила, наблюдая за мной с того берега. Лишь её красные глазюки расширялись по мере моего приближения.
Бултыхаясь и барахтаясь, изображая не то брас бешеной белки, не то попытки пьяной утки взлететь, под любопытствующим, с ощутимой ноткой осуждения взглядом тьмы, я каким-то невероятным образом всё же «доплыла» до другого берега.
– Сколько живу, такое чудо вижу впервые… – вот что мне досталось вместо заслуженной похвалы моим плавательным способностям, а также смелости и находчивости.
После того, как выбралась на берег, выяснилось, что башмаки соскочили с ног во время «заплыва».
Ну да ладно, они мне теперь без надобности.
Как же я ошибалась!
– Бежим! – гаркнула тьма прямо на ухо, стоило мне стряхнуть последний радужный обрывок с плаща. – Йерхв очнулся!!!
И усвистела вперёд.
Подобрав платье, я ринулась за тьмой.
Потому что может, йерхв (или йэр, тут уже, как я поняла, непринципиально) и нормальный, и объясниться с ним по-человечески можно было бы, только вот на объяснения времени нет, совершенно.
У меня теперь буквально каждая минута на счету.
Я бежала, не разбирая дороги. Падала и снова поднималась, сбивала ноги о камни… Один раз бултыхнулась в глубокую, мне по пояс лужу с какой-то едкой, отдающей бензином, грязью. Бултыхалась в ней, не в силах выбраться на берег и перебирала все матерные слова, что знаю. Когда привычные американизмы закончились, принялась за родные, русские. Полегчало. Но из ямы не вытянуло. Наконец, тьма не выдержала – она, может, ждала, что я вскоре замолчу, ан нет, особое искусство владения «великим и могучим» не пропьёшь, хотя попытки были, – и за шкирку вытянула меня из ямы.
Я снова понеслась вперёд, не разбирая дороги, радуясь юному неутомимому телу и открывшемуся таланту видеть в темноте, благодаря которому я без труда различала чёрное облачко, клубящееся между деревьев.
Когда мне стало казаться, что бег этот никогда не кончится, мы оказались на краю реки, на этот раз настоящей, куда пришлось сигануть вслед за тьмой. Меня тут же подхватило течением и понесло вперёд. Тьма летела над водой, скользя по поверхности и всё повторяла, что «вот уже почти»…
Что именно «почти» я даже не спрашивала, опасаясь захлебнуться. Но когда впереди послышался грохот, который с каждой секундой приближался, я поняла, что, кажется, мне пришел абсолютный и окончательный «локальный катаклизм в песцовой шубке». Потому что такой грохот я уже слышала. В Аризоне. Так грохотал водопад под названием Гранд. Правда, справедливости ради стоит заметить, что Гранд грохотал не в пример тише. В то время как к этому мы ещё и не подплыли!
Выкрикнув и частично пробулькав тьме всё, что я думаю о её гениальном плане и ей самой, я принялась грести к берегу. Но не тут-то было! Течение и тьма, настырно лезущая в глаза и ругающаяся на чём свет стоит, не самые лучшие помощники в тщетной попытке выжить…
Когда грохот достиг такой стадии, что буквально превратился в тишину, оглушив напрочь и избавив от набившего оскомину на зубах визга тьмы, призывавшей меня, дуру, «образумиться и перестать сходить с ума», началось падение.
Длительное! Почти бесконечное!
Поначалу я всё ждала, когда у меня, то есть у тела незнакомой Анки остановится сердце. Сперва с ужасом, а потом с нетерпением. И лишь когда с размаху бултыхнулась в воду, больно приложившись пятками и пятой точкой, вновь подивилась недюжинному, непривычному здоровью. Хотя, возможно, дело в этой самой «йэ»-силе.
– Вставай быстрее, доходяга, мы ещё не на месте! – провизжала, прыгая вокруг тьма, когда я, кашляя и отплёвываясь, выползла на каменистый берег.
– Ты издеваешься?! – наполовину прорычала-наполовину просипела я, но ослушаться не посмела и снова понеслась, точнее, уже поковыляла вслед за мучительницей.
Вновь начались колючки, впивающиеся в пятки, падения в лужи и ямы с жидкой грязью. А также стойкой ощущение, что сердце вот-вот выскочит горлом.
Лишь когда мы оказались в каменной пещере, освещаемой лиловыми кристаллами у подножия стен (у одного из таких я споткнулась и вытянулась во весь рост, так, что вполне смогла оценить красоту светящегося кристалла в полном объёме), тьма довольным голосом сообщила, что она молодец, увела-таки меня прямо из-под носа у погони.
И вот на этом жизнерадостном утверждении мне бы взять и умереть спокойно, или хотя бы вырубиться минут так на шестьсот… но вырубаться рано, а умирать слишком рискованно.
Поэтому я – не с первой и даже не с пятой попытки, но всё же села, и потребовала от тьмы немедленного своего возвращения домой.
– А-а-ха! – по тону было слышно, что тьма осклабилась. – Дош-шло, наконец? Больше не будешь взрывать мне голову, убеждая, что тебе всё это с-снится, даж-же я?
– Вообще-то, для того, чтобы взрывать голову, голова всё же должна быть, – вежливо напомнила я.
– Вот ты хамка! Так меня ещё никто не оскорблял!
– Ничего не хамка, – возразила я уязвлённо. – И причём тут оскорбление? Я всего лишь констатировала, что ты – облако. Потому что это факт.
– Сама – облако!
Я вздохнула и сосчитала про себя до десяти. Время улетало, ускользало, сочилось сквозь пальцы. Я ощущала его ток почти физически. Ссориться с тьмой в мои планы не входило. Да и в интересы тоже.
Поэтому заметила миролюбиво, что раз глаза есть, значит и голова… должна быть.
Тьму, судя по фырканью, мои попытки наладить контакт не слишком впечатлили. Но всё же она ответила великодушно, что у меня голова вроде как тоже… должна быть.
– Послушай, – сказала я. – Ты же сразу поняла, что я – гостья в этом теле! Я не одна из вас, не й’эвили, не чародейка… я – не из вашего мира, понимаешь? У нас нет магии, у нас всё совсем по-другому. Пожалуйста… Помоги мне вернуться домой!
– Вот ты нахалка! – почти восхитилась тьма. – А ты ничего не забыла?
– Да вроде нет…
– А кто меня обещал нагвалем сделать?!! – рявкнула тьма мне в лицо так громко, что не успевшие просохнуть после заплыва волосы отбросило назад, да и сама я отшатнулась.
– Нагвалем, – кивнула я. – Конечно, помню.
– Ну так?!
– Без вопросов, – оптимистично заявила я. – Не подскажешь, как это делается?
– Да ты издеваешься! – рявкнули мне в лицо.
– Ни чуточки, – заверила я, часто моргая.
– Мне-то откуда знать?! – вопль тьмы был таким горестным, что мне стало её (или его, блин) жалко. Но себя, умирающую от руки чернокожей колдуньи по вине мужа и бывшей подруги где-то там, в далёком и совершенно лишённом магии мире, жальче.
– Прости, – я развела руками. – Я, правда, не могу тебе помочь. Если бы я знала, что делать… но я не знаю.
От меня отвернулись и с обиженным видом запыхтели.
– Помоги… пожалуйста…
– Не помогу, – буркнули в ответ. – Будешь знать, как раздавать пустые обещания.
Справедливо. Ничего не скажешь. Но кто мог подумать, что это всё мне не снится?
– Да пойми ты! Я же до последнего верила в то, что сплю! Я так понимаю, что не сразу до конца переместилась. Я, когда отключилась, снова в свой мир перенеслась!
– Ну вот и не возвращалась бы, раз такая умная! – фыркнула тьма.
– Пойми… меня отравили там, в моём мире. Дали выпить какой-то напиток, с клубящейся тьмой.
Тьма обернулась. Посчитав проявление интереса за добрый знак, я продолжила торопливо:
– Муж и подруга сговорились. Попросили ведьму меня убить. Точно, она сказала ещё, чтоб наследство какое-то не делить. Ума ни приложу, что за наследство, да и неважно это. Я, настоящая я, умираю там! Прямо сейчас! И им всем сойдёт это с рук! Я мешала им – и от меня избавились. Ну разве это справедливо, по-твоему?
– Как по мне, если всё так, как ты говоришь, ты радоваться должна, от счастья прыгать!
– Эм…
– Или хочешь сказать, что в своём мире тоже была й’эвили?
– Какое там, – я махнула рукой. – У нас магии нет.
– Тем более! – воскликнула тьма, выпуская призрачные руки и всплескивая ими. – А здесь ты – сильнейшая чародейка! Знаешь, и хорошо, что ты не Анка! Мы с тобой не в Орен-гой пойдём, будь он неладен, а прямиком в Сафос! Да мы таких дел понатворим с твоей силой и моей гениальностью! Ты у меня настоящей лейлой станешь! Меня нагвалем сделаешь! Будет у тебя собственный нагваль, представляешь? Ну, чем плохо-то…
– Да пойми ты! Дело не в магии, и не в этой силе, и не в этом теле даже… и даже не в том, что это всё – не моё… Справедливость должна восторжествовать! Не могу я допустить, чтобы им всё просто так, с рук сошло!
– А что, в вашем мире всё прям зиждется на справедливости? – с недоверием уточнила тьма.
Я хотела соврать, но смолчала.
Тьма хмыкнула, мол, чего и следовало ожидать, и с независимым (и немного обиженным) видом отвернулась.
Молчала она долго. Я десять раз успела отчаяться. И двадцать попрощаться с возможностью поквитаться с убийцами.
Но всё же предприняла последнюю попытку.
– Значит, не поможешь?
– Не помогу, – буркнула тьма. И нехотя добавила после паузы: – Вот ещё. Сама прекрасно справишься. В тебе, впрочем, чему тут удивляться, пробудилась Сила Источника. При обратном переносе она уничтожит… тьму, что дали тебе выпить там. Но сама Сила Источника сойдёт на нет, – добавила тьма горько.
– Миленькая моя, хорошая, красивая… Как это сделать?!
– Пока связующие тебя нити со своим миром не разорвались окончательно, можно переместиться по ним, – буркнули, не оборачиваясь, после ещё более долгой паузы.
– Очень здорово! – воодушевилась я. – А где эти самые нити и как по ним переместиться?
– Глаза раскрой! – рявкнула тьма. – Сила й’эвили тебе на что?!
Я оторопело потрясла головой. Нет, тьму, конечно, можно понять. Обманули в лучших чувствах и тщательно лелеемых надеждах, ещё и туповатую попаданку, которая в магии ни в зуб ногой, подсунули… Но я-то тоже не виновата!
Впрочем, отдышавшись, я отметила, что многое во мне изменилось. Начиная со зрения и слуха, и заканчивая – а чёрт его знает, чем ещё, некогда выяснять. И дело не только в том, что я стала видеть в темноте, как днём. Просто приглядевшись повнимательнее к освещающим пещеру кристаллам, вдруг поняла, что, если бы не тот самый секс с йэром, я бы этих кристаллов и не увидела. То есть свет, что они излучают, невидим человеческому глазу. Значит, выражаясь языком тьмы, глаза у меня «разуты». Попробуем «разуть» их пошире…
Вскоре я различила, что из центров грязных ладоней и сбитых и чёрных, но чудом уцелевших стоп, тянутся призрачные золотистые нити. Единственные нити, что мне удалось разглядеть. Наверное, те самые и есть.
Тьма больше на мои вопросы не отвечала. Сидела, точнее, парила над каменистым полом, нахохлившись. С азартом и нескрываемым злорадством – только попкорна не хватало – она наблюдала за моими потугами подёргать за нити, тянущиеся из рук и ног.
Я же не сдавалась. С кряхтением поднявшись, и руками размахивать пробовала, и ногами, и даже подпрыгивала, словно хотела повиснуть на этих нитях, как на качелях.