Диана Хант
Избранная демоном
Пролог
– Рахаат! Ну где же ты! Если Слияние начнется без нас, никогда тебе не прощу!
Голос сестры звучал скорее моляще, чем требовательно.
Закусив губу, я закрепила последнюю складку на энтари, и, подпоясавшись, обернулась к зеркалу. На меня смотрела пери с коралловой кожей в облаке тканей цвета слоновой кости. Энтари щедро расшито жемчугом, особенно по линии груди, и с каждым вздохом переливается перламутром. Шальвары в цвет из прозрачной ткани не скрывают формы и длины ног. Тонкая рубашка, гемлек, что виднеется из разрезов-рукавов энтари также прозрачная, что подчеркивает нежно-рубиновый цвет кожи.
Последними движениями я поправила вуаль, забранную под обруч, и выскочила из покоев.
Лала ожидала в саду, перетаптываясь с ноги на ногу. Кожа у сестры алебастровая, а копна волос цвета воронового крыла с едва заметными синими прядями, в тон озорных рожек. Завидев меня, огромные бирюзовые глаза словно засветились изнутри.
Не слушая упреков, я быстро пробежала мимо, оставив сестру за спиной и направилась к увитой цветами арке ворот.
– Конечно, для тебя это не первое Слияние! – обиженно пролепетала Лала, догоняя меня. Звон браслетов на руках и ногах Лалы усилил мой и улицу наполнил чарующий звон, словно невидимые феи звонят в хрустальные колокольчики.
– Мы вовсе не опаздываем, – крикнула я на бегу. – И Слияние – это всегда, как в первый раз!
– Но меня-то раньше не допускали в Святилище во время обряда! – резонно напомнила Лала и мне нечего было возразить.
К древнейшему обряду пери сестру, пока не достигла десятилетнего возраста, и вправду не допускали. А красочные описания хранительниц наслаждений и даже рисунки в учебниках и свитках не способны передать священного трепета и остальных ощущений, как когда присутствуешь на Слиянии.
Мы бежали по затихшим улочкам Бхукти-Джар, одного из семи тсарств Вершины мира. На пути нам встречались лишь дети, которые провожали двух пери из тсарской семьи завистливыми взглядами.
Солнце уверенно клонилось к закату и хрустальная паутина купола, изготовленного из слез богини, отбрасывает на дома в самоцветных камнях и кристаллах длинные, причудливые тени.
– Эй, Лала, а не слишком ли ты мала для ритуала? – обиженным голосом крикнула юная темноволосая пери, высунувшись по пояс из огромного, в три человеческих роста, окна.
– Мне уже десять, Криша! – на бегу ответила сестра. – Но ты не расстраивайся, что пока не доросла! Я буду смотреть внимательно, чтобы потом рассказать тебе во всех подробностях!
Криша насупилась, прикусив язычок, а я прыснула и нетерпеливо дернула сестру за руку.
– Не будет задаваться, – пожаловалась мне Лала.
Мы миновали еще несколько улочек, вымощенных золотой плиткой, с вкраплениями драгоценных камней по тротуару, прежде, чем достигли Обители Матери.
Со всех сторон в Обитель стекаются пери, тэны, люди, подтвердившие, что имеют право присутствовать. Мы с Лалой обогнули основной поток и юркнули в узкий коридор, устремившись по высокой лестнице, по проходу, предназначенному лишь для тсарской семьи.
Если мостовые Бхукти-Джар вымощены золотой плиткой, то ступени и полы Обители изготовлены из горного хрусталя, чистого, как слезы Матери, и крепкого, как воля богини. Вделанные в стены изумруды, хризолиты и цветные кристаллы отражаются от прозрачных ступеней и освещают наш путь. Мы миновали несколько длинных коридоров и анфилад Обители, пока, наконец, не вышли к подножию Святилища на священную площадь. По случаю предстоящего ритуала здесь собрались самые достойные.
Родители не заметили нашего отсутствия, их внимание было приковано к подножию гигантской статуи Матери.
Сегодня великий тсар и прекрасная тсари выдают замуж четвертую дочь.
Латана с Ракшми, завидев нас, скривились и облегченно выдохнули одновременно.
– Рахаат! Лала! Где вас ракшасы носят? Вы чуть было не опоздали к началу!
– Это все Рахаат, – не задумываясь, наябедничала Лала, и, казалось, не заметила моего щипка: вниманием сестры завладело подножие статуи, украшенное и подготовленное к предстоящему Слиянию.
Я же, как всегда, зачарованно уставилась на огромный нефритовый столп, что держит хрустальный трон со статуей Матери на нем. Анахита выполнена так искусно, что мне всегда казалось, на хрустальном троне восседает живая богиня. Иначе как объяснить чудеса, которые случаются каждый раз на Слиянии?
Вокруг столпа с украшенным цветами подножием и двумя платформами. Для тсарской четы и верховной жрицы. Сегодня здесь собрались пери, тэны и люди. Все население Бхукти-Джар и сопредельных тсарств устремилось сегодня в Обитель.
Первый круг вокруг столпа, что держит трон со статуей Матери, образуют женщины всех возрастов. Как пери, так и человеческие, рожденные от пери и обычных людей. Яркие, струящиеся ткани на гибких телах, сияющие улыбками глаза, закушенные в ожидании губы – женщины ждут Слияния. Нотки цветов, пряностей, освежающих фруктов витают в воздухе, обволакивая ценнейшую половину населения Бхукти-Джар. Нетерпеливый звон браслетов звучит подобно нежной мелодии.
Плотным кольцом на небольшом возвышении, охраняя чувственное средоточие Бхукти-Джар, стоят воины: сильнейшие тэны и лучшие человеческие воины, издревле живущие на Вершине мира. Груды каменных мышц, свирепые взгляды, воинские татуировки – все в них говорит о том, что нежным цветам Бхукти-Джар ничего не грозит.
Верховная чета – пери с рубиновой кожей и грозный черногривый тэн восседают на возвышении, увитом цветами. Я бросила осторожный взгляд на родителей, проверить, действительно ли они не заметили нашего с Лалой опоздания? И, когда поймала взгляд, которым грозный тсар одарил свою тсари, привычно покраснела.
Толпа затихла, замерла: по ступеням, ведущим к готовому к Слиянию подножию заскользили пери в струящихся огненных одеждах. Высокие канделябры со священным пламенем, что возвышаются на головах танцовщиц, бросают блики на первые ряды.
Чувственные, полные страсти движения завладели всеобщим вниманием. Стих нежный перезвон браслетов, даже дыхание приглашенных, казалось, замерло на миг, а когда возобновилось, было уже единым.
Возобновился и звон украшений: только теперь он звучит в такт невидимым барабанам, направляющим каждое движение танцовщиц.
Полные груди, едва прикрытые огненной тканью, покачиваются в такт чувственным ударам бедер, лица пери по древнему обычаю скрывают плотные черные вуали.
На лицах живут лишь глаза – томные, немного надменные, затуманенные от страсти. Говорить глазам помогают руки, до самых кончиков пальцев, что порхают в танце подобно крыльям летящих на огонь мотыльков, а также чувственные удары бедрами и манящие изгибы тел.
Лала, открыв рот, вцепилась в мою руку, не в силах отвести взгляд от танца страсти. И я понимала сестренку. Каждая пери обучается священным танцам с младенчества и постоянно видит, как танцуют другие… Но танец у подножия трона Матери, перед священным брачным ритуалом – верх нашего искусства. У меня самой перехватило дыхание, когда навеянные чудесными движениями, над площадью заскользили волны чувственных ароматов. Наслаждения – от женщин, и неуемного желания – от мужчин.
Танец становился все чувственнее, все стремительнее.
Танцовщицы нагибались, нежно поводя бедрами, полностью открывая груди на обозрение стоящих на возвышении мужчин, а распрямившись, чувственно били бедрами, имитируя священный акт слияния. По полуобнаженным телам то и дело проходила дрожь, что значит, чувственные тела пери пронзают сладостные молнии.
Хоть мы находились далеко от кольца воинов, мне было видно, как хищно раздуваются их ноздри, темнеют глаза, по щекам ходят желваки, на груди перекатываются мускулы. Казалось, я даже слышу их хриплое, прерывистое дыхание.
Внезапно на площадь опустилась тишина, стихли невидимые барабаны и звон браслетов, замерли в откровенных и чувственных позах прекрасные танцовщицы. Медленно и осторожно они сняли сияющие канделябры с голов и опустили каждая на ступени рядом с собой. Сами уселись следом, приняв соблазнительные позы.
Прекрасные тела продолжают сотрясать сладостные судороги, влажные взгляды покоряют откровенным наслаждением, а набухшие соски грозятся пробить ткань священных одеяний.
В полной тишине на вторую платформу у подножия статуи поднялась верховная жрица.
Смиренно склонившись перед статуей Анахиты, она обернулась к замеревшей в священном трепете толпе.
– Услышь нас, Анахита! – воззвала она, простирая к статуе руки. – Услышь своих детей! Прекрасные пери и могучие тэны, склонитесь перед своей матерью!
Как и прочие, я склонила колени, положив ладони на драгоценные плиты и опустила голову. А когда подняла взгляд, ахнула, увидев, что статуя Анахиты, восседающей на хрустальном троне засияла.
Рядом изумленно пискнула Лала, впервые узрев силу преданности Анахите. В следующий миг рука Ракшми дернула ухо младшей сестры, чтобы та не смела нарушать благоговейную тишину.
– Мать слышит нас! – возвестила верховная жрица и коленопреклоненные пери, тэны и люди подняли головы. – Мать готова принять жертву!
Обернувшись к тсару и тсари, которые подтвердили готовность к ритуалу кивками, верховная жрица приступила к обязательной части. Напоминанию народу Вершины мира нашей истории.
– Во времена, когда восемь Изначальных богов бились за силу небес могучий Ариман, хозяин демонов, чья сила была подобна изначальному мраку и неведению, бросил вызов главному богу: Оромазду, кто телом был подобен свету, а мудростью – изначальной истине!
Площадь смиренно затихла, не поднимаясь с колен, время от времени переводя взгляды со жрицы в огненной струящейся тоге на излучающую мерное сияние статую Матери.
– В стремлении одолеть Оромазда и захватить небесный трон Ариман создал демоническое войско: демонов тэнгериев, чья кровь была самой яростью, воля подчинена одному лишь гневу, а смысл жизни был направлен лишь на желание убивать. Страшному войску, восставшему из бездны, удалось пошатнуть небесный трон в Тысячелетней войне и погрузить миры в хаос.
Я оглянулась на Лалу и увидела, как по щеке сестры катится одинокая слеза. Я понимающе улыбнулась: каждая пери знает историю своего народа, и пусть Тысячелетняя война давно позади, мы скорбим о совершенном предками.
– Полчища демонов-тэнгериев сеяли хаос и страдание, насиловали и убивали, стирали с лица земли целые города, погружали народы во мрак и ужас! – вещала жрица. – Оставшиеся в живых люди отрекались и проклинали богов, допустивших такое. Тогда Оромазд призвал остальных богов к союзу. Разделив власть и силу поровну, Семеро сумели обуздать полчища тэнгериев, что плодила бездна.
Лала закрыла рот рукой, чтобы не всхлипывать, явно понимая, что в наступившей тишине ее услышат все. Я непроизвольно повторила жест сестры, с удивлением заметив, что щеки мокрые от слез.
– Десять веков тэнгерии страдали в бездне, проклятые богами и людьми, прежде, чем сердце богини Анахиты тронула жалость. На совете Семерых Анахита сказала, что намерена даровать тэнгериям Прощение, и пятеро из семерых проголосовали против. Но когда Анахита поклялась, что тэнгерии искупят вину и рассказала, как этого добьется, еще двое отдали свои голоса.
Так Анахита стала матерью тэнгериев, матерью демонов.
Она призвала наш народ из бедны, даровав Прощение. Но поставила условие: прощение остальных живых существ тэнгериям предстоит еще заслужить. Чтобы демоны поняли глубину своих ошибок, им предстояло учиться Любви.
Каждой тэнгерии Анахита даровала сущность пери: прекрасного, как богиня, существа, которое не может жить без любви.
Впервые пройдя через слияние пери зависит от живительного семени господина, который с тех пор именуется хозяином ее жизни.
Что касается тэнгериев, им внушено преклонение пред сильнейшим на глубинном уровне. Вот почему тэны беспрекословно подчиняются сильнейшим – тсарам, а те – сонму богов.
Да, на нашем языке тэн – значит воин, но воин, который свято чтит право сильнейшего и священные законы тэнгериев.
Да, пери, значит, обольстительница, но обольщает пери лишь хозяина своей жизни, ибо сказала богиня тэнгериям вступать в браки с сильнейшими и не вступать в слияние с недостойными, ибо только так можно научиться любви.
Прошло пять веков, и нам удалось получить прощение богов и людей, для которых Тысячелетняя война – не более, чем страшная история, что пугают вечерами детей.
Узрев силу нашего раскаяния, боги даровали нам священное место для жизни – Вершину мира, и поэтому люди зовут наш народ небожителями.
Сила героев часто нужна там, внизу, и поэтому тэны спускаются к людям.
Пери же редко покидают священные земли. В первые века звало вниз раскаяние, но прощение богов даровало нам право не покидать Вершины.
Цель нашей жизни – Мир, Любовь и благоденствие Матери!
После этих слов все поднялись с колен, и, простирая руки к статуе, вознесли слова восхваления.
Как и остальные, я дотронулась пальцами до середины лба, затем до губ, середины груди и рожек, и простерла руки к статуе, что говорит о том, что мой ум, речь, чувства и демоническая сущность принадлежат богине Анахите, той, кто сжалилась над моим народом, той, кто бросил вызов другим богам, чтобы подарить нам Прощение и научить Любви.
Если до этого слезы текли одиночными дорожками, то сейчас я плакала навзрыд, как и другие пери, выражая вечную благодарность богине Анахите.
– Согласно нашему обычаю, первое Слияние пары, вступившей в священный союз, принадлежит Матери! – возвестила жрица.
В руке ее зазмеилась лента, которая спустя несколько мгновений превратилась в золотой посох с огромным рубином в набалдашнике. Трижды ударив им по увитой цветами платформе, жрица возвестила:
– Сегодня, в день, когда четвертая дочь великого тсара Оридана Мудрого и прекрасной тсари Астарты Огненной вступает в священный брак с первым сыном великого тсара Митрата Смелого и прекрасной тсари Велеи Обольстительной, священное действо их первого Слияния мы преподносим Матери, как знак, что чтим ее заветы!
Аридна, Гард, поднимитесь сюда!
Сестру сопровождали жрицы в струящихся огненных одеждах, ее будущего мужа – воины его клана.
Стоило сестре подняться над площадью, по толпе раздался вздох изумления.
Кожа у Аридны розовая, но не коралловая, как у меня, и не такая яркая, как у мамы, скорее, цвета чайной розы, а волосы, как у Лалы, в отца – черные, как ночь.
Рожки золотые, и золотые же пряди в смоляной копне волос, распущенных, в соответствии с ритуалом, по плечам. Тяжелые смоляные потоки с золотыми искринками окутывают стройную, гибкую фигурку до пояса.
На Аридне красный, цвета Матери, наряд: просторная туника, скрепленная золотом на плечах, и золотой пояс. Я знала, что Аридна только что совершила священное омовение в одной из купелей Обители, и поэтому туника прилипает к чуть влажной коже, облегая высокую упругую грудь, манящий изгиб крутых бедер.
Гарда, огромного смуглого тэна в окружении сильнейших воинов клана, толпа встретила молча, но на лицах женщин читалось восхищение, а на мужских – одобрение и признание силы.
Смуглый, огромный, с чуть влажными волосами, в короткой повязке на узких бедрах, тэн великолепен, а перекатывающиеся под кожей мускулы красноречиво говорят о том, что татуировка на правой щеке, высший знак отличия воина, заслуженна.
Проводив новобрачного к подножию статуи, воины клана, преклонив левое колено перед тсаром и тсари и почтительно склонив головы, удалились, заняв место во внешнем кольце.
Жрица снова ударила посохом, вызвав у своих ног вспышку и наполнив сиянием небо над головой.
Повинуясь ее знаку, новобрачные приблизились друг к другу.
Малышка Лала восторженно застонала, закусив губу, увидев, с какой любовью Гард смотрит на Ариадну. Я положила руку ей на макушку, как зачарованная продолжая наблюдать за встречей сестры и ее возлюбленного.
Гард сделал шаг навстречу невесте, и та замерла, словно статуя. И без того розовые щеки окрасил румянец, опущенные ресницы дрогнули.
Посох жрицы вновь ударил о хрусталь платформы и новая вспышка над головами осветила половину неба. Когда жрица ударила третий раз, Гард рывком подхватил хрупкую фигурку сестры и принялся подниматься к подножию статуи с Ариадной на руках.
Сильные пальцы сжимали хрупкое тело пери с такой нежностью, что я, наблюдая это, ощутила, как по коже прокатилась волна удовольствия, а в груди сдавило от нежности.
Оказавшись у подножия, у покрытого алым алтаря, Гард осторожно поставил Ариадну на ноги, и, когда та, ослабленная его прикосновениями, покачнулась, придержал за плечи. Зеленые глаза Ариадны затуманились от страсти, а щеки алели от смущения. Стараясь скрыть волнение, сестра закусила губу, но в следующий миг опомнилась и провела розовым язычком по губам, не отрывая взгляда от возлюбленного.
Гард потянул за золотые завязки на плечах невесты и отступил.
Алая ткань соскользила с плеч к ногам пери, обнажив пышную высокую грудь, тонкую талию, длинные, стройные ноги. Толпа замерла, узрев совершенное тело пери.
Первым порывом Аридны было прикрыть наготу ладонями, но в следующий миг она чуть прикусила губу и медленно обернулась вокруг.
Рывком Гард сорвал с бедер повязку и толпа восторженно взревела, приветствуя его мужественность.
Представ перед невестой во всем великолепии, Гард ободряюще улыбнулся ей.
Я заметила, что Аридна коротко, облегченно выдохнула, а затем подняла руки и завела их за голову, позволяя жениху вдосталь насладиться созерцанием высокой упругой груди с темными вишнями сосков.
Глядя на будущую жену, Гард сглотнул слюну, а его давно готовое к любовной схватке средоточие мужественности, дернулось.
Пери с детства обучаются обольстительным танцам, грация и изящество у нас в крови. Аридна не танцевала, ибо танцевать невесте запрещает традиция, но ее едва уловимые движения заставляли глаза жениха темнеть от страсти, а дыхание сбиваться.
Раздались звуки невидимых барабанов и танцовщицы, что прежде танцевали с канделябрами, поднялись со своих мест.
На этот раз они плавными, чувственными движениями скинули прозрачные повязки на груди и длинные юбки и предстали перед площадью обнаженными, как и новобрачные.
Повинуясь ритму барабанов, они вновь закружились в танце у подножия нефритового столпа, но на этот раз каждое движение их было полно нежности и томящей мольбы.
Когда Гард коснулся нежной кожи сестры снова, у меня внизу сладостно потянуло, словно сильные смуглые пальцы коснулись меня. Пальцы Гарда прошлись по щеке Аридны, заставив ее ресницы задрожать и опуститься, а меня всхлипнуть от переполняющей чувственности. Я знала, что то же испытывают остальные пери, даже малышка Лала, ведь пери – самые чувственные создания во всех мирах. Рука Гарда скользнула вниз, лаская шею, наконец, опустилась на грудь, отчего ладонь наполнилась, а Аридна запрокинула голову, приоткрыв губы. Опустив вторую руку на бедра сестры, Гард притянул ее к себе рывком, а у меня дернуло внизу. Над площадью повис сладкий, манящий аромат желания, волнами окутывая статую Матери, отчего та засветилась ярче. Видя радость Матери, тэны восторженно взревели, а прекрасные пери вторили им чувственными стонами.
– Прими наш Дар, Анахита! – возвестила жрица, снова ударив посохом и толпа поддержала ее тысячей голосов.
– Прими наш Дар, Анахита! – закричали пери и тэны, не отрывая глаз от новобрачных.
Гард притянул Аридну к себе и припал в поцелуе к раскрытым губам. Сестра дрожала, обнимая мужа в ответ, скользя ладошками по бугристым плечам и спине. Гард целовал долго, жадно, колени сестры давно подкосились, и, если бы не сильные объятия, давно осела бы к подножию столпа. Задохнувшись, Аридна запрокинула голову и застонала, когда Гард принялся покрывать поцелуями ее тело. Он держал ее на весу, с легкостью с которой держат ребенка, зарывался лицом между торчащих вперед розовых полушарий, скользил губами по животу, нежно сжимал пальцами бедра.
Ритм барабанов нарастал, движения обнаженных танцовщиц становились все более чувственными, все более завлекающими.
Аридна запустила пальцы в густую шевелюру Гарда и постанывала от наслаждения, которое он ей дарил. То и дело мягкое, гибкое тело сестры сотрясала дрожь страсти.
Моя голова кружилась, взгляд, как и у сестры, затуманился, я с волнением следила за каждым движением новобрачных, боясь пропустить хоть самую малость.
Страсть разогрела тело, груди набухли, внизу живота сосредоточилось тянущее томление, которое время от времени выстреливало огненной стрелой. Я собиралась положить руки на набухшие соски, многие пери уже ласкали себя таким образом, когда маленькая влажная ладошка скользнула в мою руку.
Не в силах сдержать стон, я отвела взгляд от происходящего у алтаря и посмотрела на Лалу. Сестренку била дрожь, а зрачки расширились. И вместе с этим в глазах и на личике читалось удивление.
– Что, Лала? – спросила я пересохшими губами. – Что ты хочешь спросить?
– Почему Аридна почти не ласкает Гарда? – прошептала Лала. – Ведь я чувствую, она с трудом сдерживается, чтобы не начать проделывать с ним все то, что и он с ней, и даже больше? Почему не касается губами и руками его мужественности, но лишь трется о его достоинство всеми частями тела, стоит ему привлечь ее к себе?
Я положила ладонь на подрагивающие от возбуждения и любопытства губы сестры, и, склонившись к вороной макушке, пояснила:
– Свое искусство любви пери показывает хозяину ее жизни наедине, делать это при всех – грех, так завещала Мать. Пери должна быть изощренна и невинна одновременно и может принадлежать только одному господину.
– Бедная Аридна, – простонала Лала, восторженно уставившись на то, что происходит у подножия Анахиты. – Как ей, должно быть, тяжело сдерживаться.
Я присмотрелась к лицу сестры, на котором читалась мольба даровать ей блаженство. Стоило снова нырнуть в сладостную негу, как меня опять дернули за руку.
Склонившись над Лалой, чтобы не мешать другим, я спросила ее глазами, что она хочет.
– А Гарду можно ласкать сестру прилюдно? – спросила малышка, волнуясь. – Это не грех?
– Даруя любовь и блаженство сестре, он дарует любовь и блаженство Матери, – прошептала я. – Вечноюной пери и самой чувственной богине из Семерых. Ты же знаешь, Анахита – богиня плодородия, и как сама земля, она млеет от счастья, когда ее тело вспахивают и оживляют своими движениями. В первое слияние воин берет не пери, а саму Анахиту.
Лала кивнула, что означало, сестра поняла, и я снова воззрилась на происходящее у подножия.
Хриплым от страсти голосом Аридна призвала воина взять ее, но Гард не спешил.
Памятуя законы, которые гласят, что воин-тэн не может уподобляться зеленому юнцу, который набрасывается на женщину, лишая тем удовольствия ее и себя, а сам контролирует ситуацию и страсть своей госпожи, его умелые руки ласкали, мяли, похлопывали, пальцы впивались в манящую розовую плоть, отчего голова сестры моталась из стороны в сторону, а пери, с затаенным дыханием наблюдающие за сладкой игрой не могли сдержать стоны и всхлипы.
Подхватив невесту под бедра одной рукой, Гард поднял ее и тесно прижал влажной расщелиной к огромному выпирающему жезлу. Затем принялся совершать ритмичные движения.
Аридна то прижималась к мужу теснее и впивалась пальцами в его плечи, то откидывалась назад и принималась стонать в голос, умоляя даровать ей блаженство.
При этом бедра сестры вздрагивали и прижимаясь к его пульсирующей плоти так тесно, словно хотели его поглотить, повторяя просьбу сестры на языке тела.
Над кольцом тэнов, стоящих на возвышении, прокатился раскатный рев, это значило, что воин прошел последнее испытание – явил свою сдержанность перед лицом страсти, обозначил себя хозяином и господином.
– Возьми же меня! – плакала Аридна. – Наполни собой, излей свое семя! Прошу тебя, Гард, стань хозяином моей жизни! Я твоя!
Грохот барабанов наполнил пространство, взмывая ввысь, ловкие пальцы танцовщиц принялись скользить по груди и ласкать себя между бедер. Танец обрел иное звучание: каждое движение словно потяжелело, до краев налившись чувственностью.
Жрица высоко подняла золотой жезл и с размаху ударила им о хрусталь платформы, напоив пространство звоном. Тэны, которым запрещалось вносить оружие в Обитель Матери, подняли деревянные посохи и обрушили вниз.
Земля подо мной закачалась, а огненные стрелы, бьющие снизу, грозили разорвать тело.
Статуя Анахиты на троне засияла так, что свет ее, казалось, достиг самих небесных Чертогов.
Дрожащими от страсти руками Гард уложил подрагивающее тело сестры на алтарь, и стоило ему приблизиться, она призывно обхватила его ногами.
Повинуясь ритму, задаваемому барабанами и гулкими ударами о землю посохов тэнов, Гард ворвался в лоно сестры, огласив площадь ее пронзительным воплем.
Повинуясь ритму, он принялся бить бедрами, в то время, как розовое тело на алтаре извивалось от страсти.
Аридна кричала, стонала, молила не останавливаться, на короткое время замолкала и принималась молить снова.
Под стук о землю посохов в руках воинов, мы, пери, положили друг другу руки на плечи и принялись покачиваться в такт.
Жрица запела песню страсти, и мы все, не в силах больше смотреть на сладостную схватку на алтаре, закрыли глаза и подхватили напев.
Я понимала, что только плечи сестер не позволяют мне осесть на землю и забиться в сладостных конвульсиях. Блаженство наполнило до самых кончиков пальцев, увлекло в сладкую бездну наслаждения, откуда, казалось, нет возврата. Каждый раз на ритуале Слияния последней мыслью была – что не подозревала, что такое может происходить с моим телом. Внизу пульсировало и сжималось, словно не сестру, а меня сейчас наполнял собой свирепый воин.
Я не знаю, сколько это продолжалось, тело раскачивалось в едином ритме с другими, слух наполняли яростные удары барабанов и посохов. Казалось, прошла вечность, а я утратила свое тело, которое стало легким и прозрачным… Я наблюдала за Слиянием свысока.
Смуглые бедра били яростно, сминая розовую плоть, подчиняя ее желание своей воле. Гард оказался поистине ненасытным, и судя по тому, как в пароксизме страсти прижималась к нему сестра, ей это очень нравилось.
Она прижимала его к себе ногами, направляя движения, словно хотела вобрать в себя еще глубже. С дикими криками впивалась когтями в мускулы рук и плеч, мотала головой из стороны в сторону, и, поднявшись, вгрызалась в шею.
Должно быть, когда укусы и царапания становились слишком болезненными, Гард, не прерывая движений, заводил ее руки за голову, и, продолжая яростно бить бедрами, покрывал лицо, шею и грудь поцелуями. Они что-то говорили друг другу, может даже кричали, но мне, сверху, ослепленной сиянием Матери, не было слышно ни слова.
Наконец, площадь потряс громогласный рев, и в наступившей тишине Гард прорычал:
– Ты – моя!
Сестра не ответила ему, удар страсти оказался такой силы, что Аридна утратила сознание.
Муж привел ее в себя поцелуями, и, распахнув мокрые ресницы, Аридна объявила на всю площадь:
– Я твоя, великий воин Гард. Отныне ты хозяин моей жизни.
