Диана Дуэйн
Человек-Паук. Веном-фактор
«Не Веном!» – на него чутье не сработало. Он мгновенно отпустил паутину и бомбочкой рухнул вниз, плотно обхватив себя руками для пущего ускорения. Когда до поверхности оставалась пара этажей, Человек-Паук выпустил очередную струю паутины, попал в столб уличного фонаря, крутанулся в направлении убегающей фигуры и приземлился на тротуар прямо перед ней.
Существо и правда оказалось черным. Оно блестело. Походило на человека, но не до конца. Исключением из черноты были бледные, напоминающие Луну пятна на голове, очень смахивающие на прорези для глаз в масках Венома или самого Паука. И чернота не являлась тканью костюма или какой-то одежды – в лучах вечернего солнца сияла сама кожа существа, она сверкала, словно до блеска отполированное эбеновое дерево, и, по правде говоря, это выглядело довольно красиво. Существо ходило на двух ногах, у него имелись руки, но какие-то необычные. Пальцы незнакомца были гибкими, словно щупальца, но острыми, словно когти.
Мгновение существо задумчиво разглядывало Человека-Паука, а затем набросилось на него…
Паук отскочил в сторону и запрыгнул на ближайший фонарный столб. Пришелец приземлился в точке, которую мгновение назад занимал противник, но не с такой силой, как ожидал Паучок. Из тела существа выскользнули щупальца, метнулись к земле и с грацией опытного мастера дзюдо поглотили всю силу удара. Незнакомец поднялся на ноги, огляделся в поисках пропавшего противника, и вскинул голову с пустыми глазницами, словно бы принюхиваясь, – в точности как говорили железнодорожные рабочие.
«Кажется, зрение у него так себе, – подумал Человек-Паук, – не поэтому ли оно предпочитает темноту? Может, оно не особо нуждается в зрении? А может, если оно чувствительно к радиации, его раздражает фоновое излучение от солнечного света, здесь, на уровне земли…»
Существо бросилось на него снова, метя щупальцами и когтями прямо ему в грудь. На этот раз Паучок подпрыгнул вверх и поджал ноги, когда пришелец пронесся под ним. Он выпустил струю паутины в направлении ближайшего здания и, набрав немного высоты, принялся наблюдать за своим разочарованным противником, который приземлился на асфальт, перекувыркнулся, снова поднялся на ноги и принялся «оглядываться» по сторонам в поисках обидчика.
«Так и не пойму, может оно видеть днем или нет, или же в воздухе, даже в такой час, остается так много рассеянного света, что его оптические чувства перегружены».
Паучье чутье ужалило его с такой силой, что Паучок попросту выпустил из рук паутину и рухнул вниз. И хорошо: существо пронеслось прямо над его головой, совершив потрясающий и совершенно невероятный прыжок с земли, размахивая щупальцами и когтями, метящими противнику в живот. Паук сгруппировался, стремясь быстрее падать, затем выпустил еще одну струю паутины и угодил в очередной фонарный столб. Придя в себя, он увидел, как существо врезалось в стену ближайшего здания и на мгновение приклеилось к ней, словно оглушенное.
Три раза – слишком много для простого совпадения. «Ему нужен контейнер, – догадался Человек-Паук. – Должно быть, оно действительно настолько чувствительно к изотопам, что способно учуять их даже сквозь свинцовую оболочку и всю фоновую радиацию».
Существо спрыгнуло на землю и снова принялось «искать» его. «Эта штука – ходячий счетчик Гейгера, – подумал Паук. – Интересно, на что вообще похоже его внутренности». Он задумчиво уставился на пришельца со своего насеста. «И, что более важно, что мне теперь с ним делать?»
Голова существа слепо повернулась в сторону Человека-Паука, и пришелец начал переходить проезжую часть. Череда машин, до той поры лениво ползшая на скорости, обычно позволяющей ньюйоркцам спокойно глазеть по сторонам, остановилась полностью. Раздался автомобильный гудок, существо вскинуло голову и издало высокий пронзительный рев – странный звук для обладателя столь широкой груди. Чудище прыгнуло на ближайшую машину – это оказалось такси – и принялось раздирать ее на части внезапно выскочившими из всех частей его тела щупальцами. Обломки кузова машины – сначала крылья, затем крыша и капот – полетели во все стороны. Изнутри раздались возмущенный вопль таксиста и полный ужаса крик пассажира.
«Ой-ой». Человек-Паук спрыгнул с фонаря, стреляя паутиной с двух рук. Паутина окутала существо, сковывая, точнее пытаясь сковать его движения. Чудище отшатнулось от такси, снова заревело, разорвало паутину и принялось оглядываться по сторонам, стремясь понять, откуда та прилетела. Паучок, прыгая вокруг него и продолжая выпускать паутину, крикнул все еще сидящим в машине людям: «Этот борт под списание, ребята, лучше уходите, пока можете!»
Что они и сделали, выскочив с противоположных сторон машины. Сидевшая сзади элегантно одетая леди, похоже, не пострадала. Не теряя ни секунды, она мгновенно растворилась в ближайшем переулке. А вот таксист остановился неподалеку и прокричал:
– И что я страховой скажу?
Паучок покачал головой, не отвлекаясь от попыток укутать существо в кокон из паутины, которую оно продолжало разрывать с той же скоростью, с которой Паук ее выпускал.
– Не уверен, что они спишут это на «стихийное бедствие или обстоятельство неодолимой силы», – заметил он. – Слушай, приятель, шел бы ты отсюда, эта тварь…
Эта «тварь» внезапно изменила свои действия. Продолжая разрывать паутину быстрее, чем та появлялась из рук Человека-Паука, она потянулась к такси новым набором щупалец, толще и длиннее. Щупальца окутали машину, а затем существо без видимых усилий подняло остатки автомобиля в воздух и огляделось по сторонам, решая, видимо, в какую сторону его швырнуть.
Взгляд твари остановился на Человеке-Пауке. Существо размахнулось…
На этот раз Паучку не требовались подсказки чутья. Он как можно дальше отпрыгнул в сторону, на ходу хватая расстроенного таксиста. Перекатившись по асфальту, герой снова вскочил на ноги. Позади них такси с жутким грохотом врезалось в стену ближайшего здания и разлетелось на груду обломков, пригодных разве что для продажи в магазине автозапчастей. Где-то посреди процесса бензобак автомобиля повредился, и во все стороны выплеснулось топливо. Разлитый бензин тотчас вспыхнул.
Крики прохожих и гудки остановившихся машин стали громче. Огонь распространился по асфальту, по счастью, не очень далеко, и с энтузиазмом потрескивал. Посреди всего этого хаоса стояло существо – часть щупалец прижаты к голове, остальные колышутся вокруг, словно бы весь этот шум и гомон слишком тяготят его. Тварь «посмотрела» на Человека-Паука, и несколько щупалец нерешительно потянулись в его сторону.
– Что ж такое, – произнес Паук, отпуская таксиста. – Слушай, ты все-таки уходи отсюда, я понятия не имею, что мой приятель выкинет следом. Вниз по улице есть таксофон. Позвони в 911, пока пожар не перекинулся…
– Без проблем, – откликнулся таксист и поспешил в указанном направлении.
Человек-Паук снова повернулся к инопланетному существу. Тварь осматривалась по сторонам, «принюхиваясь» к воздуху. Несколько раз взгляд ее бледных «глаз» падал на Паука, но пока она ничего особенного больше не делала.
Шум гудков и сирен становился все громче, и чудище явно начинало нервничать сильнее: оно дергалось и поворачивалось из стороны в сторону. «А ему здесь и в самом деле не нравится, – подумал Паучок, – может, все дело в шуме, может, в фоновой радиации. И ему действительно очень нужны изотопы. Но, похоже, оно учится на собственном опыте. Лобовой атакой оно их не добьется…»
Существо повернулось и направилось в сторону окраин, прочь от шума, пламени и дыма. Человек-Паук осторожно двинулся следом, не желая терять чудище из виду и намереваясь не позволить ему и дальше наносить урон окружающим, – если получится. Существо огляделось, затем припало к земле, выпустило новую порцию щупалец и оторвало канализационный люк, к которому приближалось еще когда Паук впервые увидел его.
«Нам тоже туда». Паук и поспешил следом, не желая упустить существо и в канализации. По крайней мере, там оно с меньшей долей вероятности сможет причинить вред невинным горожанам.
Чудище, помогая себе щупальцами, нырнуло в люк головой вперед. Человек-Паук последовал за ним, стараясь не слишком приближаться, – он прекрасно понимал, в какой переплет попадет, если существо внезапно развернется в его сторону в туннеле, слишком тесном для маневров, но недостаточно тесном для использования щупалец. Паук по-прежнему слышал шум, с которым чудище продвигалось вперед и вниз.
Когда Паук опустился в люк и принялся спускаться по вделанной в стену лестнице, он снова услышал звуки, с которыми существо шагало на юг по соединительному туннелю. Паук медленно перемещался, внимательно прислушиваясь, позволяя глазам привыкнуть к темноте и ожидая, что паучье чутье вот-вот предупредит об опасности.
Предупреждений не последовало, слышался только тихий шорох существа. Здесь, внизу, городской шум не мешал, и Паучок разобрал другой звук: тихий стон, повторяющийся с интервалами в несколько секунд и затихающий по мере того, как дистанция между ними возрастала. «Это оно так дышит? Или еще что-то? У меня нет никаких доказательств того, что метаболизму этой твари есть какое-то дело до кислорода или любой другой атмосферы, если подумать. И с его-то любовью к радиации…»
Оказавшись внизу, Паук остановился и огляделся. Насколько он мог судить, этот люк вел вовсе не в канализацию – здесь как минимум иначе пахло. Это оказался туннель общего доступа, один из служебных проходов, которые пронизывали весь остров на глубине от трех до шести метров ниже уровня улиц. Здесь пролегали все виды коммуникаций, иногда одновременно несколько в разных коробах: водопровод, электричество, кабельное телевидение, телефонные линии – они ничем не выдавали своего присутствия или местоположения, разве что иногда из коробов наружу вырывались струйки пара. В этом туннеле, насколько понял Питер, пролегали телефонные линии и кабели телевидения. Связки упакованных в водонепроницаемую оболочку проводов тянулись по бокам туннеля, периодически от него ответвлялись отростки и исчезали в потолке – шли к обслуживаемым ими зданиям. Тут и там, очень редко, туннель освещали слабые лампы, предназначенные для трудящихся здесь подсобных рабочих на случай, если их собственные фонари не работают. С южной стороны туннеля доносились слабые скребущие звуки – его добыча спешила убраться куда подальше.
Человек-Паук преследовал существо довольно долго. Чудище, похоже, не горело желанием подпускать его к себе слишком близко. Всякий раз, стоило ему хоть немного ускорить шаг, существо тут же увеличивало скорость до тех пор, пока Паучок не переставал успевать за ним. Не замедляясь, существо начало петлять – вправо, влево, влево, вниз, снова вниз, вправо, вправо, и Человек-Паук очень скоро потерял любое чувство направления. Он мог только идти дальше. «Я никогда не смогу отследить дорогу сюда – мне следовало бы взять с собой клубок ниток, как тот парень из сказки». Но Паучок сомневался, что смог бы раздобыть настолько большой клубок, – придется найти какой-нибудь ведущий на поверхность люк и выглянуть наружу.
«Надеюсь, потом я найду его, – подумал Человек-Паук, ибо чудище опускалось все глубже и глубже, каждые несколько минут удаляясь еще на один уровень от поверхности, – полагаю, оно знает, куда идет. И это сулит мне неприятности. Плохое решение – сражаться на условиях противника».
Впереди, смутно различимое во мраке туннеля, существо остановилось и огляделось по сторонам. «Растерялось? – подумал Паук, – или устало?» Существо снова повторило «нюхающее» движение, словно бы охотясь на что-то. Под ногами Паучок почувствовал слабый грохот проезжающего поезда – они находились возле одной из линий метро. «Мы довольно далеко ушли на восток, – подумал он, – а может, и на юг».
Человек-Паук решил сократить дистанцию, стараясь при этом оставаться максимально незаметным, – он пополз, скрючившись, по потолку туннеля.
А затем паучье чутье огрело его по голове, и в этот же миг одинокое щупальце выскочило из тени у подножия туннеля, рванулось вверх, обвилось вокруг его ноги и дернуло вниз.
Следующие несколько минут напоминали ему кошмарный сон, в котором на тебя напал осьминог. Вот только в случае нападения осьминога, чисто в теории, кошмар должен закончиться после того, как ты спутаешь ему все восемь щупалец. Это же чудище выпускало новые щупальца всякий раз, как Паучок пытался закутать в паутину предыдущие. Оно определенно решило не тратить время на возню с липкими нитями, поэтому теперь щупальца попросту уворачивались от них. Черные отростки облепили Человека-Паука со всех сторон. С какой бы скоростью он ни сбрасывал их с себя, с какой бы скоростью ни укутывал в коконы из паутины, существо продолжало выпускать новые щупальца с еще большей скоростью, они хватали и тянули его… и привязанный к поясу контейнер.
И внезапно Паук осознал, что вообще не может пошевелиться – чудище основательно его связало. Оно разорвало паутину на обмотанных щупальцах, а затем одно из них превратилось в бритву и ударило сверху вниз…
Паутина, на которой контейнер крепился к его поясу, разошлась, хотя и не полностью – на мгновение тот повис в воздухе. Еще одна пара щупалец схватилась за него, и не предназначавшаяся для таких нагрузок емкость развалилась на части, с грохотом посыпавшиеся на пол туннеля. Один из маленьких пакетиков с изотопом америция вывалился наружу.
Где-то поблизости гораздо громче прозвучал грохот поезда. Существо тоже изадло этот высокий пронзительный звук, затем выпустило Человека-Паука и метнулось к упавшему контейнеру.
«Нет, ты не посмеешь так поступить с научным проектом Дон!». Паучок прыгнул прямо на морду существа. Клыки разомкнулись – хотя и не для укуса, а для рева, – а затем несколько щупалец метнулись к Пауку и с силой отбросили его в сторону. Героя будто поездом сшибло – он взлетел в воздух, пронесся по всему туннелю, с хрустом ударился головой, боком и правой ногой об стену и отскочил в сторону. Мучительная вспышка боли перекрыла все остальные чувства, и Человек-Паук сполз на пол, не в силах пошевелиться. Ему оставалось только лежать там, хрипеть и хватать ртом воздух, мучительно пытаясь дышать.
Существо вцепилось в пакет с изотопами, склонилось над ним и запихнуло в пасть. Человек-Паук ощущал, как одна часть мозга тщетно пытается заставить его тело подняться с помощью импульсов: «Вставай, вставай, вставай!»
Он сумел приподняться на локте, затем, пошатываясь, встать на ноги. Существо застыло в позе, которую можно было бы назвать послеобеденным покоем, и не обращало на него внимания. Человек-Паук выстрелил паутиной сначала в одну половинку контейнера, затем в другую, и притянул их к себе. Затем, как раз когда существо медленно повернуло голову в его сторону, начав, по всей видимости, выходить из своеобразного состояния усваивания пищи, Паук выпустил паутину в последний оставшийся пакет с изотопом и притянул к себе и его.
Он быстро привязал пакет обратно к стенке контейнера, нерешительно повернулся и побежал в противоположную сторону, не имея ни малейшего понятия, куда направляется. Да это и не имело никакого значения до тех пор, пока он бежал в противоположном направлении от этого существа.
За его спиной раздался высокий пронзительный рев, но Человек-Паук продолжил бежать. Грохот проезжающих поездов становился громче и заглушал остальные звуки. Спотыкаясь и держась за ребра, Паук продолжал бежать сквозь тьму, каждый вдох острой болью отдавался ему в бок. «Ребро сломал, как минимум одно ребро точно сломал».
Рев раздался снова, уже ближе. Человек-Паук отчаянно бежал к поездам. «Нельзя позволять ему заполучить остатки этого добра. Если оно его доест, вполне может решить на закуску употребить и меня – я довольно долго пробыл рядом с изотопами».
Рев, казалось, угасал во все возрастающем шуме поездов. Паук больше не слышал звуков преследования. Он упал, встал и, пошатываясь, похромал дальше, но далеко уйти не успел. Снова упав, Человек-Паук уже не смог встать, как бы сильно разум не побуждал его. Вся его правая сторона, от головы до ног, превратилась в пульсирующий сгусток боли, поглотившей все остальные мысли, она заставляла его сидеть, а затем лежать, беспомощным, на голом холодном бетоне, в полной темноте, которая все сгущалась и сгущалась вокруг него…
Пока не превратилась в кромешную черноту.
8
МЭРИ ДЖЕЙН в ужасе уставилась на экран. Выпуск новостей сменился игровым шоу, в котором роскошно одетая женщина переворачивала буквы на табло, пока участники пытались по очереди угадать слова в загаданной фразе. Обычно ЭмДжей считала, что эта игра может вызывать сложности только у людей с уровнем интеллекта ниже, чем у банановых слизней, но прямо сейчас она смотрела на всплывающие на экране слова и не могла понять их значения. «Питер!» – все, о чем она могла думать.
Мэри Джейн надеялась на продолжение новостного выпуска, но его так и не последовало. В университете Эмпайр-Стейт произошел взрыв. Она знала, как выглядит научное здание. Может, и не настолько огромное, как главное здание, но достаточно большое. Просто так оно на воздух не взлетит. «Питер был прав, – подумала ЭмДжей, – он знал, что Хобгоблин заявится туда. Иногда я жалею, что он у меня такой проницательный…»
Она огляделась по сторонам. Число женщин в приемной убавилось, но ненамного. Очевидно, многих попросили остаться – либо для повторного прослушивания, либо для чтения какой-нибудь другой роли. Такое порой случается. Может случиться и с ней. Она не может уйти сейчас.
К тому же ну будь она сейчас свободна, как бы она поступила? Никто еще не знал наверняка, что именно стряслось в университете, и она не добилась бы ровным счетом ничего, если бы сорвалась в том направлении без весомых причин или хоть какого-то плана действий. Гораздо разумнее просто подождать. Питер разозлится, если она сбежит с намеченного прослушивания лишь потому…
– Мисс Уотсон-Паркер?
– Я здесь, – откликнулась ЭмДжей, поднимаясь на ноги и надевая на лицо маску непрошибаемого профессионала, пусть даже без привычного уверенного апломба. Мэри Джейн шла за помощницей продюсера с куда меньшим энтузиазмом, чем она испытывала всего несколько минут назад. «Хотела бы я вообще не видеть этот выпуск, – подумала она и печально улыбнулась. – Если Питер может быть героем, то и ты сможешь, даже если требуется всего лишь оставаться там, где находишься».
Высоко подняв голову, она прошла внутрь комнаты.
ПРОСЛУШИВАНИЕ прошло хорошо. Мэри Джейн еще в школе славилась хорошей памятью, а работа над «Тайным госпиталем» отточила этот талант, особенно если учесть, что порой ее реплики переписывали прямо на съемочной площадке. Несколько раз они снимали новые эпизоды перед живой аудиторией, и некоторые сценаристов суетливо строчили пометки за кулисами, стараясь скрыть ошибки, допущенные актерами или другим сотрудником, позабывшем о каноне шоу. В такие моменты приходилось отпечатывать в мозгу новые реплики, пока зрителям показывали четыре тридцатисекундных рекламных ролика. Вообще, реплики, которые сохранились бы неизменными с первой версии сценария до финального монтажа, казались недосягаемой мечтой, настоящей роскошью.
Так что ЭмДжей держалась довольно уверенно. Ее слушали женщина постарше – продюсер Ринальда, молодая женщина, помощница продюсера, молодой помощник продюсера и парень в костюме, довольно симпатичный мужчина с седеющими волосами и мукой во взгляде. «Исполнительный продюсер», – решила Мэри Джейн. По крайней мере он на него смахивал. На столе перед ними лежало несколько копий ее резюме и парочка ее промофотографий. Все четверо рассеянно разглядывали Мэри Джейн.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – попросила помощница продюсера, и начались обязательные две или три минуты светской беседы о том, чем Мэри Джейн занималась в последнее время (искала работу), снималась ли она где-то после «Тайного госпиталя» (нет), какое у нее расписание на следующий год – оказалось довольно сложно отбросить осторожность к черту и сказать «пустое», но ЭмДжей именно так и поступила.
– В этом году будет больше модельной работы, – задумчиво протянула молодая помощница продюсера.
ЭмДжей просто откинулась на спинку стула и произнесла:
– Эта работа мне нравится больше.
Затем ее попросили прочитать диалог. Мэри Джейн без запинки процитировала первые несколько реплик своего персонажа. Затем поднялась на ноги и стала зачитывать свои фразы в движении, общаясь с Ринальдой так, словно она играла второго персонажа в этой сцене. ЭмДжей изо всех сил пыталась походить на Морин, передать ее страсть и сострадание, ее энтузиазм, щепотку юмора, немного острого по необходимости, а также весь накопившийся гнев на несправедливость этого мира, допускающего существование обездоленных и голодных людей, лишившихся надежды. Выразить прямо сейчас ощущение безнадежности она посчитала весьма уместным. Даже посреди прослушивания Мэри Джейн никак не могла забыть, увиденное в новостях. Может, и к лучшему, и это придало ее образу больше резкости, чем ЭмДжей сумела передать дома, когда беззаботно готовилась в покое и безопасности.
Обычно Мэри Джейн не смотрела на аудиторию, но в этот раз она отметила: все четверо оживились и смотрят на нее гораздо внимательнее, чем в начале беседы. Молодая помощница продюсера улыбалась и записывала что-то в своем блокноте. Улыбка не была жестокой или скучающей – девушка казалась искренне довольной. На прослушивании такое редко заметишь – большинство продюсеров гордились своими непроницаемыми лицами. Странным образом это подбодрило Мэри Джейн.
Как обычно, никто не сказал ей, как она справилась. Ринальда пролистала лежащий перед ней сценарий, нашла нужную строчку и показала Мэри Джейн.
– Не прочтешь нам вот это?
ЭмДжей взяла сценарий и сглотнула. Реплики ее персонажа были выделены розовым. Довольно любезно – некоторые продюсеры любили усложнять задачу и заставляли читать с листа на максимуме возможностей и смотреть, не сыграют ли нервы дурную шутку с претендентом, не прочтет ли под давлением чужие реплики вместо своих.
– Обе роли или только одну?
– Обе, пожалуйста.
Мэри Джейн быстро пробежалась глазами по первой странице и поняла: это диалог между ее героиней, Дорой, и молодым неопытным доктором, который, очевидно, был очень высокого о себе мнения, о чем свидетельствовали напыщенные фразы и неоправданно сложный выбор слов. ЭмДжей решила, что понимает, куда это движется. Она начала зачитывать свои реплики сначала терпеливо, затем с некоторым раздражением. Доктор постоянно сыпал сложными медицинскими терминами, и Мэри Джейн слегка покачивалась на носках, пока Дора «объясняла» собеседнику: ему вовсе не нужно запугивать ее длинными словами и, если ему незнакомы более короткие термины, наподобие «заботы» и «обязательств», тогда, возможно, ему следует чуточку попрактиковаться, чтобы лучше понять их смысл. По мере того, как сцена развивалась страница за страницей, их диалог стал превращаться в шумную ссору, и Мэри Джейн задумалась, насколько сильно продюсеры заинтересованы в ней. Персонажи начали кричать друг на друга, и это пришлось очень кстати – ЭмДжей оказалась не прочь покричать и сама. Испытываемое ею беспокойство отлично трансформировалось в раздражение на тупого доктора и на любое учреждение, которое мешало Доре добиваться действительно значимых вещей.
Мэри Джейн дочитала до конца сцены. Никто ее не остановил. Когда она замолчала, седовласый мужчина кивнул.
– Нам нужно отсмотреть еще несколько человек, – сказал он, впервые обратившись напрямую к Мэри Джейн, – вы подождете нас?
– Разумеется, – ответила ЭмДжей, а затем, под влиянием момента, неожиданно добавила: – Возможно, мне понадобится ненадолго отойти.
– Не думаю, что нам потребуется много времени, – проговорила Ринальда, глядя на ЭмДжей.
Мэри Джейн вгляделась в выражение ее лица, пытаясь понять, что именно хочет сказать ей продюсер: «Да, конечно, иди, все в порядке» или же «На твоем месте я бы осталась тут и не рыпалась». Сложно сказать, она же совсем не знала эту женщину. Так что ЭмДжей лишь улыбнулась, кивнула и вернулась в комнату ожидания.
Она села на прежнее место. Одна из пришедших на прослушивание актрис, коротко стриженная блондинка, посмотрела на Мэри Джейн и улыбнулась:
– Сложно было, да? – спросила она.
Мэри Джейн кивнула:
– Сложновато…
Спустя несколько минут помощница продюсера вышла из комнаты для прослушиваний и стала подходить к некоторым оставшимся женщинам. Она обменивалась с каждой парой слов, улыбалась и пожимала руку. Смысл был ясен: их не рассматривали. ЭмДжей ждала.
К ней помощница продюсера не подошла.
За несколько минут народу в помещении поубавилось. Теперь вместе Мэри Джейн сидели еще шесть актрис. Все они разглядывали друг друга с вежливым выражением лица, за которым, как прекрасно знала ЭмДжей, скрывалось отчаянное желание отправить всех остальных домой. Она попыталась избавиться от этого ощущения, просто из принципа, но не была уверена, насколько у нее это получилось.
Снова потянулось время – ничего не происходило. Игровое шоу близилось к финалу. Во время последней рекламной паузы Мэри Джейн увидела ролик пятничного эпизода большой мыльной оперы. Она едва могла выдержать банальность конфликтов и проблем, испытываемых персонажами. На фоне того, что происходило прямо сейчас в реальном мире возле университета Эмпайр-Стейт, их соперничество, ревность и зависть выглядели просто жалко.
Но спустя мгновение ЭмДжей ухмыльнулась себе под нос. Без сомнений, обычному человеку с улицы ее проблемы показались бы фантастическими. Она представила, как бы это выглядело. «Я переживаю, потому что мой муж гоняется за буйным психом, который летает по городу на реактивном глайдере и швыряется тыквенными бомбами, а еще его преследует другой псих, который спелся с симбиотом с другой планеты. И они оба ищут какое-то существо, которое ест на завтрак ядерные отходы. А я упоминала, что оно тоже с другой планеты?» Любой разумный человек тут же отправит ее в психологическую клинику Пэйна Уитни или любое другое заведение, занимающееся теми, у которых не все в порядке с головой. «Люди просто не понимают проблем жен супергероев, – подумала она, – может, мне следует обратиться в группу поддержки?»
На экране один конфликт сменял другой. Мэри Джейн покосилась на часы. Время близилось к пяти вечера: скоро начнутся местные вечерние новости. Может, там скажут, что происходит в кампусе университета.
Несколько рекламных роликов спустя начался новостной выпуск. Мэри Джейн в нетерпении глядела на экран и попыталась сдержать эмоции, поскольку заставка сразу же сменилась изображением Хобгоблина.
– Всего несколько минут назад, – говорила ведущая, – мы получили копии видеозаписи, присланной нам преступником, известным как Хобгоблин. На этой записи он утверждает, что спрятал посреди Манхэттена ядерную бомбу, и угрожает взорвать ее, если в течение двенадцати часов ему не заплатят миллиард долларов наличными. Поставленный им срок истекает завтра в пять тридцать утра по местному времени.
Теперь уже все в комнате смотрели на телевизор. Картинка из студии сменилась изображением Хобгоблина.
Тот сидел за столом словно в плохой пародии на корпоративного управленца, готовящегося толкнуть мотивационную речь.
– Жители Нью-Йорка, – начал он, – какие уж вы есть. Согласно статистическим данным, вы живете в самом богатом и успешном городе Соединенных Штатов. Я решил, что вам пришло время вложить часть вашего богатства обратно в местную инфраструктуру. Другими словами, в меня. Используя традиционную американскую черту – старую добрую предпринимательскую жилку – и руководствуясь принципами свободного предпринимательства, я оплатил создание одной из маленьких игрушек, которыми великие державы этого мира жизнерадостно угрожают друг другу на протяжении последних пятидесяти лет: атомную бомбу. Ее мощность оценивается в две килотонны, и этого более чем хватит, чтобы очистить Манхэттен до его первоначального природного состояния: гранита и базальта. Но поскольку в наши дни практически невозможно достать материалы для так называемых чистых бомб, взрыв сделает жизнь невыносимой как минимум в четырех соседних районах и Нью-Джерси. На самом деле, в зависимости от завтрашнего ветра, жизнь может стать невыносимой вплоть до Олбани на севере и до Балтимора на юге.
Желая доказать вам, что я не шучу и не трачу ваше время впустую, – продолжал Хобгоблин, – и что более чем способен осуществить задуманное, я позаботился о следующем: к моменту, когда эта пленка выйдет в эфир, городские власти получат образец материала, который я раздобыл и который позволил мне построить это чудесное маленькое устройство, прямо сейчас счастливо и беспечно тикающее себе где-то в тихом и надежном уголке этого великого метрополиса. Вместе с вышеуказанным материалом я направил инструкции касательно того, как и когда произвести платеж. Любая попытка обмануть меня или расставить ловушку на меня или одного из моих помощников приведет к детонации устройства… так же, как и отказ от оплаты. В обоих случаях Манхэттен станет историей.
Злодей сложил руки на груди и улыбнулся еще шире:
– Самое время. Архитекторы уже совершенно не следят за развитием города. Возможно, некоторые из вас согласятся со мной, особенно в том, что касается архитектуры. В таком случае я советую вам сесть ровно, ничего не делать и дожидаться огненного шара. Тем из вас, кто хочет привести свои дела в порядок, я бы порекомендовал перестать откладывать их в долгий ящик.
Однако же тем из вас, кто уже запланировал встречи за завтраком и обедом и желал бы их сохранить либо же по каким-то другим причинам жаждет продолжить свое жалкое существование в том, что можно с натяжкой назвать нормальными условиями, я настоятельно рекомендую позвонить своим представителям в городской администрации, в районные советы, мэру, представителю в Конгрессе, да кому угодно, кто, на ваш взгляд, может вам помочь, и потребовать их заплатить мне. В противном случае, – Хобгоблин пожал плечами, – те, кому на протяжении долгих лет приходилось сталкиваться с городской бюрократией, поймут: терпение одного человека, тем более того, кого постоянно притесняют действия всех, кто, по идее, должен служить и защищать, совсем не бесконечно. В точности как и ваше. Таким образом, я надеюсь, вы меня поймете, если я скажу, что не буду продлевать установленный мною крайний срок. У города есть двенадцать с половиной часов с момента изначальной трансляции данной пленки, которую я велел не показывать раньше семнадцати часов по местному времени. Завтра в пять тридцать утра случится одно из двух: либо я уйду в закат невообразимо богатым, либо же в Нью-Йорке вспыхнет солнце. Прямо посреди города. Так что, пожалуйста, позвоните своим представителям в правительстве… и просто скажите «да». Спасибо за внимание, – еще одна мерзкая улыбка, – и хорошего вам вечера.