Диана Билык
Танец мотылька

Глава 15. У кольца нет конца

Не хочу вставать. На душе так пакостно, что спала бы круглосуточно. Пусть выламывает мышцы, пусть режет глаза от пересыпа, пусть раскалывается голова и бурчит живот.

Как хочется есть!

Где же названный муж?

Крадусь по комнате, набрасывая найденный на стуле халат.

В эту ночь Марк смиловался надо мной и ночевал в гостиной. Но что дальше? Мучает все тот же вопрос: как жить дальше?

– Нет, – слышу приглушенный говор Марка из другой комнаты. Замедляю шаги и останавливаюсь в коридоре. Низкий и резкий голос: – Я понял. Повторять не нужно.

На несколько секунд повисает тишина. Видимо, «муж» слушает, что ему отвечает собеседник в трубке.

– Месяца хватит. Да… – говорит в ответ мужчина. Некоторые слова не получается разобрать.

Подхожу еще ближе.

– Икс не понадобится… – несколько предложений он проговаривает очень быстро – не разобрать. Остался шаг и можно приложить ухо к двери. – Я уверен, не нужно. Она сама. Да понял! – Марк переключается на полушепот с надрывом.

Ступаю аккуратно, но под ногами предательски взвизгивает половица. Она всегда здесь скрипела.

– Мне пора, – тут же бросает «муж» собеседнику.

Улетаю в ванную, хлопнув дверью. Уверена, он догадался, что я подслушивала. Только толку мало: ничего не поняла.

– Медди, ты проснулась? Есть хочешь? – слышу елейный голос из коридора. Марк слегка стучит в дверь костяшкой пальца.

– Да, очень даже, – отвечаю автоматом, а сама гляжу в зеркало.

На кого я похожа? Какой-то ужас!

Быстро умываюсь и выглаживаю волосы утюжком. Ежик пришлось подровнять ножницами. Тащусь от результата: получилось очень даже модно, словно нарочно срезали наискосок челку. Хочу стянуть волосы, привычно, в тугой хвост, но задумываюсь. Так и замираю с руками над головой.

Кажется, раны на лице затянулись слишком быстро. Веду пальцами по шву на щеке: нити уже нет, ее Марина еще в больнице сняла, остался только едва видный тонкий рубец. Хороший врач этот Зуев: кожу сложил идеально. Может даже не особо видно будет шрам, и я смогу получить главную роль в мюзикле.

Все-таки завязываю хвост.

На удивление, чувствую моральное облегчение сегодня. Это не объяснить. Тело немного ломит, а в голове ясность. И как жутко хочется танцевать! Именно морально тянет, физически не сказала бы, мышцы, будто не мои: слишком ослабленные.

– Вик, ты еще долго? Завтрак стынет, – Марк снова за дверью. Кажется, сейчас, как верная кошка, станет скрести по дереву.

Ну, что ж? Будем как-то жить и пытаться вспомнить. Другого выхода нет. Нужно только с родителями связаться, а то вчера… А что было вчера? Со мной явно что-то не так. Помню, как мы с Марком говорили, а потом – провал.

Что же было вчера?

Смотрю на отражение. Тянусь к глазам, чтобы расправить слипшиеся ресницы. На белке, под болотного цвета радужкой, замечаю какую-то точку. Такого не было раньше. На втором симметрично такое же золотистое пятнышко. Оно внизу, почти под веком, и оттого едва приметно. И, кажется, оно сияет. Моргаю. Сердце бьется учащенно. Наверное, это очередной сон. Щипаю себя за руку и шикаю от боли.

– Вика, все в порядке? – спрашивает «муж» и сильней стучит в дверь.

Вот пристал!

– Да, я уже иду.

Смотрю снова на странные точки в глазах. Сияния нет. Ну, и ладно. Последнее время я вообще у многих замечаю похожее свечение. Вот у Марка, например, а еще у Зуева видела один раз. Может это просто мое больное воображение? Может это просто побочный эффект после аварии? Сотрясение, и все такое.

На кухне светло и привычно пахнет корицей. Люблю ее, часто пеку с ней сдобу. Стол застелен белой скатертью, там уже дымятся две чашки кофе, на тарелке бутерброды с сыром. Непривычно, когда за тобой кто-то ухаживает.

Марк небрежно целует меня в висок и жестом приглашает к столу.

– Выспалась?

– Кажется, да, – присаживаюсь и пытаюсь понять, что не так.

Хлопковые шторки с ярким фруктовым рисунком, несколько цветков в горшках, магнитики на холодильнике. Ничего особенного, все так же, как и перед моим уходом на кастинг.

Но на сердце все равно неспокойно.

– Молоко? – спрашивает Марк и присаживается напротив. А я смотрю на него, затем на кофе, и понимаю в чем дело.

Я всегда пью горячее из одной чашки, которую подарили мне на одном из конкурсов. Она светлая, широкая и с золотистым ободком.

Сердце пропускает удар, я понимаю, что все идет как-то против шерсти.

– Марк, кто ты?

– Вика, да что ты заладила?! – он громко ставит свою чашку на стол, такую же точно, как у меня в руке – узенькую, кремового цвета с принтом бабочки на одной стороне.

– Я никогда не пью кофе или чай из этих чашек.

Наблюдаю. Мужчина медлит, затем кусает хлеб и мне кажется тянет с ответом.

– Ток мыо жо, когдоа стоали вместе жить, – он прожевывает еду и запивает ее кофе. Затем уже разборчивей добавляет: – Решили пить с одинаковых.

– Я не помню.

«Муж» пожимает плечами.

– Ты меня чужим воспринимаешь, как ты можешь вспомнить такие мелочи? – он встает. – Так что? Молоко будешь?

– Нет. Я думала такие вещи муж должен знать.

– О чем ты?

Молчу. Марк вытягивает вверх густую черную бровь.

– Я не пью молока.

Замечаю, как он судорожно сглатывает и холодные глаза, словно стреляют в меня гневными искрами. В миг взгляд светлеет, губы изгибаются в скошенную улыбку.

– Ой, забыл, прости. Наверное, тоже после аварии местная амнезия случилась, – мужчина собирает посуду и принимается все ополаскивать. Будто намеренно оборачивается ко мне спиной, чтобы я не могла видеть его лицо. Но я слышу, как сильно стучит посуда об мойку. Нервничает.

У меня появляется мерзкое чувство, что меня обманывают. «Мурашки» ползут по плечам, забираясь под футболку. Обнимаю себя, чтобы прогнать неприятное ощущение.

– Я пройдусь немного, – говорю я и быстро встаю.

У Марка что-то выпадает из рук и грохочет по раковине.

– Ты только из больницы, я тебя не отпущу.

– Ну, не сидеть же мне в четырех стенах всю жизнь?! – возмущаюсь я.

– Нет. Но недельку-другую придется. Ребра хоть и треснули, но велика вероятность из-за нагрузки сломать. Даже не думай. Пообщаемся как раз, я тебе расскажу все, что попросишь. Может это поможет вспомнить, – он вытирает руки о полотенце, отбрасывая его в сторону. Подходит ближе и, легко толкая меня на мягкое сидение, присаживается рядом. Я непроизвольно отодвигаюсь. Но Марк все равно запрокидывает руки и притягивает к себе.

– Отпусти, – шепчу я. Не настаиваю, просто прошу. Мне не хочется его обижать, вдруг он действительно мой муж.

– Не могу, люблю тебя и так не хватает твоего тепла и ясной улыбки. Сейчас ты только рычишь и дрожишь, словно я враг какой-то.

Сглатываю. Да, мое поведение последнее время желает лучшего. Но что поделать, если я ни черта не помню?

Глава 16. Ничего общего

– Расскажи, как мы познакомились? – спрашиваю, и, все-таки, отсаживаюсь немного.

Марк, нехотя отпускает мои плечи, и отходит к окну. Его бледное лицо освещают солнечные лучи. Нарочно всматриваюсь, чтобы уловить снова тот блеск в глазах, но ничего не замечаю. «Муж», словив мой взгляд, приподнимает бровь.

– Ничего особенного. Ты выходила из автобуса и чуть не упала, споткнувшись через бордюр. Я походил мимо и подхватил тебя, – он умолкает.

Решаю ждать продолжения истории молча.

Марк глубоко вдыхает. После звонка он кажется заведенным и беспокойным. И точно что-то не договаривает. Нужно больше информации. Его история знакомства мне кажется бутафорией. Картонной коробкой, которую он возводит вокруг моих воспоминаний. Но зачем?

– И? – подталкиваю я его.

– Посидели в кафе, – Марк делает шаг ко мне. Я непроизвольно отклоняюсь. По спине ползет неприятный холод – влипаю в кожу сидения. – Просто влюбился с первого взгляда, – шепчет он.

Слишком близко. Слишком…

– Напоминает сказку, – бормочу и натянуто улыбаюсь. Голос дрожит и ломается, будто хочет вырваться и перейти в крик.

– Так и есть, – мужчина приседает рядом на корточки. Прячет в своих руках мои ладони. Наклоняясь, целует пальцы.

Прислушиваюсь к ощущениям. Приятно. Слышу запах его волос. Необычный запах: терпкий, как мускатное вино с щепоткой имбиря и долькой лимона.

Мне кажется, что если бы Марк жил в моем доме, я бы среди привычных ароматов слышала и его тоже. Но когда мы вошли в квартиру подобного запаха не было. И это настораживает, или доказывает, что мы не жили вместе.

Он поднимает голову. Гляжу в небесные глаза и так хочется ему верить, но никак не получается. В голове застряет трухлявый сук, который саднит и печет. Я – не замужем!

– Ты вспомнишь, просто нужно время.

Марк гладит шероховатым пальцем по линии жизни и мне кажется, что я уплываю на необъяснимых теплых волнах ощущений. Ни один мужчина не вызывал у меня подобных. Были только жгучие и острые отношения, не приводящие ни к чему хорошему. Но сейчас я об этом не хочу вспоминать.

У Марка красивые руки, ухоженные и длинные пальцы. Отмечаю красивый рисунок кровеносных сосудов, несколько родинок, пытаюсь напрячь память и вспомнить хоть что-то о нем «до», но мысли по-прежнему упираются в пустоту.

– Пойдем в зал, – «муж» тянет меня за собой.

В коридоре вдруг припечатывает к стене и впивается в губы. От неожиданности отвечаю, чувствуя, как подкашиваются ноги, и я несусь течением необузданной страсти. Он вталкивается языком и пьет мой страх. Будто с каждым движением я опустошаюсь, но наполняюсь другим чувством: нежностью и привязанностью.

Ловлю себя на мысли, что давно впиваюсь пальцами в его волосы и тяну, заставляя прижать сильнее к стене. Тяжесть выбивает из меня стон.

Чужой мужчина, чужой! Тогда почему он здесь? Почему так приятно чувствовать его губы и язык? Ловить шумное дыхание, надорванное вожделением?

Марк резко отстраняется. Я почти съезжаю по стенке, но он удерживает крепкими руками.

– Ты помнишь меня. Тело помнит, – хрипло выдыхает в лицо.

Я гляжу на него и путаюсь в мыслях. Тянет к нему, но почему не могу понять. Неудержимое тепло льется по животу и затапливает всякую неприязнь.

– Сумасшествие… – выдыхаю шепотом.

Идем в зал.

Проходя мимо зеркала, отмечаю пурпурный румянец на щеках, словно отлив от медных волос.

Марк усаживает меня на диван, слегка придавив плечи.

Здесь его запах слышен сильнее. Отмечаю тонкую нотку жасмина, смешанную с терпким мускусом. Так пахнут наши танцоры после изнурительного труда возле станка. И это не пот – это их суть – сила, властность и крепость духа. Но я уверена, что этот аромат в комнате новый и свежий – к нему квартира еще не привыкла. Стоит открыть окна, и он улетучится вмиг. Это, как наши гримерки, наполненные женскими духами, кремами и мазями – настоящий фейерверк эмоций и жизней. Но стоит всем уйти – остается только запах силы воли – пота и крови.

– Секунду, – говорит «муж» и исчезает в другой комнате.

Я не могу усидеть на месте. Волнение настолько захлестывает сознание, что я вскакиваю и выбираюсь на балкон. Если сейчас не глотну свежего воздуха, наделаю глупостей. А я не готова. Он не мой муж! Так не бывает!

Открываю форточку и вдыхаю. Резко глотаю губами холодный воздух наполненный терпкими нотами горячего асфальта.

Теплый ветер влетает в квартиру, выхватывая из прически несколько тонких рдяных локонов. Цепляюсь взглядом за подъезд напротив и перестаю дышать.

Это он! Идет, согнув шею. Сутулые плечи, на спине рюкзак, похожий на мой – тот, который сгинул во время аварии. У двери парень вдруг оборачивается, и я отскакиваю от окна, чтобы не заметил. Тут же наталкиваюсь на «мужа».

– Медди, пойдем.

– Прошу, не называй меня так, – шепчу я и закусываю губу. Меня бросает в дрожь от увиденного и от прикосновений Марка. И я не могу разобраться отчего сильнее.

– Почему?

Я нервно оборачиваюсь, зыркая на противоположную сторону двора. Ушел.

– Мне не нравится!

– Странно. Всегда нравилось. Ладно, пойдем.

Я тяжело передвигаю ноги. Ясно понимаю, что старая память сильна, и она реальней той, которую мне пытаются навязать. И я знаю, что мне придется решиться на этот шаг: придется с ним встретиться. Но не сейчас. Мне нужен перерыв от волнений, иначе я просто свихнусь.

– Марк, какой сегодня день?

– Вторник. Садись.

– Нет, число.

– Кажется, пятнадцатое или шестнадцатое. Точно не знаю. Да, шестнадцатое. В выписке было.

Десятого было прослушивание, значит, я не сошла с ума. Как раз дней пять и прошло.

– Дай телефон, я родителям позвоню.

Замечаю, как Марк замирает на миг. Пальцы сжимаются в кулаки и тут же расправляются.

– Ме… Вик, ты не помнишь, что ли? – его взгляд слишком пугающий. Болезненно печальный, будто я не помню что-то невероятно важное.

– О чем ты? – я присаживаюсь. Теплые руки Марка опускаются на плечи.

– Давай сначала массаж, потом все расскажу. Хочу немного тебя расслабить.

Я соглашаюсь, сейчас, и правда, хочется приятной неги и чутких прикосновений.

– Снимешь футболку? – осторожно спрашивает «муж». Я, не задумываясь, снимаю ее. Все равно в белье, да и эмоции сейчас так зашкаливают, что мне не до стеснения.

Что я такое не помню, отчего у Марка почти побелело лицо? Я вижу его отражение в серванте. Точеный профиль, черные, очень черные волосы прикрывающие высокий лоб. И губы. Пухлые и такие сладкие.

Так, стоп!

Он не мой муж.

Глава 17. Ложь не бывает сладкой

Марк выдавливает из баночки немного масла на ладони и растирает их между собой. Осторожно касается пальцами плеч, перекидывая мои рыжие волосы вперед. Закрываю глаза, и сдерживаю трепыхание ресниц. Широкие ладони, будто созданы для ласк – знают, что делают. Дергаюсь, понимая, что завожусь – жар опускается ниже и ниже. Он разрастается, стоит только сделать вдох и услышать снова мужской запах, напоминающий папин шампунь с нероли , и приправленный мускатным орехом.

И я, кажется, забываю обо всех переживаниях, которые накатили несколько минут назад. Хватаюсь за край трезвого ума и собираюсь встать.

Марк, будто чувствуя мое напряжение, прижимает пальцы сильнее и выдавливает из меня тихий стон. Боль и наслаждение катятся по венам.

Сначала руки невесомо скользят по шее, затем медленно и нежно гладят затылок и запускают пятерни в мои волосы. Марк массирует кожу головы, опускается и поглаживает трапецию, растирая неспешно, но глубоко.

Удивительно странные эмоции, как взбесившаяся лава в застывшем вулкане, накатывают с новой силой и затмевают старые чувства. Я тихо радуюсь, так как очень давно не могла избавиться от гнетущей дыры в сердце из-за некоторых событий. Но не будем об этом.

Закрыв глаза, выдыхаю и смущаюсь, когда получилось слишком порывисто. Марк чуть слышно хихикает. Я хочу встать, но он удерживает меня и снова придавливает к стулу.

– Все нормально, расслабься. Не укушу.

Хочется верить.

– Марк, скажи, я изменилась после аварии? – начинаю, пытаясь выкарабкаться из плена сумасшедшего влечения к чужому человеку. Мне нужно отвлечься, поговорить. Так или иначе, надо узнать «мужа» поближе. Ну, или идти в ЗАГС – разводиться. Потому что другого выхода я не вижу. Раньше времени я не могла настаивать на этом, вдруг, все-таки, амнезия. Почему в голове занозой сидит другая память, я даже не задумывалась. Подумаю позже.

«Муж» проводит ладонью по моему плечу и спускается, массируя руки, к запястью. Волна приятных мурашек налетает с такой силой, что у меня кружится голова. Вцепляюсь в табуретку, чувствуя, как деревенеют пальцы.

– Немного, совсем немного, – проговаривает Марк у самого уха. Я чувствую, как он дышит и не могу пошевелиться. Слишком тревожно на душе от этих прикосновений. Невероятно тревожно. До остановки сердца.

– Ты понимаешь, что мне тяжело воспринимать происходящее? Для меня все по-новому. Ты – новый.

– Я знаю, – шепчет и целует скулу, вытянувшись еще сильней из-за спины. Его длинные волосы щекочут шею. Ловлю новую волну мурашек. Так играть невозможно. Муж или не муж?

Марк прокладывает дорожку назад, по руке к плечам, затем опускается к ключице. Разминает ее и небрежно опускается ниже. Перехватываю его пальцы.

– Не нужно. Не сейчас.

– Но я же вижу, что ты чувствуешь. Позволь. Ты помнишь их – мои прикосновения.

– Ты делаешь мне приятно, мне нет смысла скрывать, но морально я не могу. Это неправильно. Словно я надела чужую обувь: удобную, красивую, но не свою.

– Но я же твой, – чуть поворачивает мой подбородок к себе, и я сталкиваюсь с его васильковым взглядом. Снова эти снежинки!

– Марк, твои глаза…

– Что? – он переходит вперед и присаживается рядом на диван напротив. Тянет меня к себе. Я пытаюсь прикрыться и схватить футболку, но он отбрасывает ее в сторону.

– У тебя в глазах какой-то блеск, – говорю я, и чувствую, как напряглись на мгновение его пальцы.

– Тебе показалось, – мужчина порывисто прижимает меня к своему громадному плечу. Да так сильно, что я уже не могу ничего сказать.

Слышу биение наших сердец и запах Марка. Он гладит руки, переплетает наши пальцы, отчего не выходит усмирить дыхание. Снова появляется жгучее желание выбраться на балкон.

– Мне нужно подышать.

– Там жарко. Если захочешь, вечером пройдемся по парку.

– И что мне дома делать весь день? Я не выдержу в четырех стенах. Отвези меня к маме.

Он сжимает мне ладонь до боли, затем шумно выдыхает.

– Вика, только ты не волнуйся.

– О чем ты? – а сердце уже пропустило удар.

Марк не отпускает меня. Я поднимаю голову и пытаюсь заглянуть в его глаза. Замечаю, как утончились мужские губы, как дернулись вниз их уголки.

– Вика, родители погибли еще два года назад.

Сказать, что меня прошибло током – ничего не сказать. Я превращаюсь в ток. Вцепляюсь огрызками ногтей в его руку и скриплю зубами.

– Нехорошая шутка… – процеживаю и резко встаю. Хватаю футболку и надеваю ее трясущимися руками.

– Медди, это сложно, я понимаю, но…

– Не называй меня так! – кричу. Истерично, не сдержанно, до хрипа в голосе. – Ты врешь! Я это чувствую, это не может быть правдой.

– С чего ты решила, что я обманываю? – спокойно холодно отвечает Марк и отклоняется на спинку дивана.

– Просто вот здесь скребет, когда смотрю на тебя, – показываю на грудь и направляюсь из комнаты. На пороге оборачиваюсь, и бросаю ему: – Только я не понимаю зачем тебе все это.

– Что это? Золотая, ты несешь чушь!

– Чушь – это то, что сейчас со мной происходит. Я всю жизнь посвятила танцам, у меня хорошие добрые родители, внимательный брат, и живу я одна!

– Нет, со мной. Или штамп в паспорте и кольца уже не доказательство?

– Почему тогда у нас фамилии разные?

Марк встает и подходит ближе. На бледных щеках играет румянец.

– Потому что ты так захотела, – мягко отвечает он.

– Это нелепо. У меня нет такой придури. Я бы взяла фамилию мужа, если бы вышла…

– Хорошо, как только ты поправишься, сменим фамилию, – мужчина останавливается рядом и тянется ко мне.

– Прошу… – пячусь.

– Вика, ты делаешь мне больно. Я ведь тоже только кости собрал. Это жестоко.

– Я не могу.

– Что не можешь? Жить не можешь, радоваться, что жива осталась, любить не можешь? Что из этого?

Он напряжен и зол.

Марк внезапно оттесняет меня к стене, после чего упирается ладонью где-то над моей головой.

– Не знаю, – лепечу я.

Когда вижу этот гневный взгляд, пронизывающий сердце холодной синевой, понимаю, что я, настоящая бабочка в банке… Если Марк взбесится, он может со мной сделать что угодно. Нервно сглатываю. Я ведь его не знаю. Не знаю какой он и на что способен.

– Я не против идти тебе навстречу, но полного игнора не буду терпеть. И хватит молоть ерунду.

– Это я мелю?! – взрываюсь. – Это ты сказал, что родители мои умерли!

– Но это правда! – кричит он и хлопает по стене.

От шока не могу пошевелиться. Кажется на голову сыплется песок.

– Н-нет… – шепчу я.

Его лицо смягчается, но уже поздно. Я напугана и сломлена.

– Медди, прости. Я не должен это так говорить. Прости, прости… – пытается меня обнять, но я впиваюсь ногтями в его грудь.

– Прошу, отойди.

– Противен? – он горько ухмыляется и хватает меня за подбородок. У него бешено ходят желваки. Гнев, как молния, вспыхивает в его глазах.

– Ма-арк, отпусти-и, – умоляю едва слышным голосом. Я до ужаса его боюсь.

– Значит, противен, – обреченно выдыхает. – Вика, я не железный, – заключает он и отпускает меня. Кажется, что я сейчас упаду: держит только стена.

Вольный отходит в сторону. Смотрит горьким воспаленным взглядом. Затем ныряет в коридор и через миг слышу, как хлопает входная дверь.

Стекаю по стенке. Мне не больно, я просто не понимаю, что происходит. Полное онемение. Кажется, что крышка банки захлопнулась, и я осталась в гнетущей тишине… и только крылья бьются в стекло… обламываются, крошатся бессмысленно, потому что мотылек не может жить взаперти… А выхода нет.