Дэйзи Гудвин Дива

Пролог

Сокровище

Ночью выпал снег. В кои-то веки шестнадцатилетняя Мария Калогеропулу порадовалась тому, что она обута в массивные мужские броги – чуть ли не единственную модель ботинок во всех Афинах, которая подходила на ее сорок второй размер ноги. Она не видела снега с тех пор, как три года назад уехала из Нью-Йорка. Накануне вечером Мария слушала радио, как вдруг Милтон, возлюбленный ее сестры, предложил ей подумать о возвращении в Америку: «Поговаривают о скором вторжении итальянцев. Там будет безопаснее».

Годом ранее Мария была бы просто счастлива вернуться в Штаты к отцу. Но не сейчас. Она не хотела расставаться со своим педагогом по вокалу – великой испанской сопрано Эльвирой де Идальго.

Обычно дорога от квартиры на улице Патиссион до консерватории занимала двадцать минут, но сегодня Мария немного припозднилась из-за снега. Свернув за угол, она заметила у многоэтажного дома на площади Синта́гматос знакомый силуэт.

– Мадам! – воскликнула она и, неуклюже поскальзываясь, бросилась к своей наставнице.

Эльвира де Идальго с улыбкой обернулась.

– Мадам! У меня получилось! Я выучила трель!

И Мария тут же начала напевать отрывок из сцены безумия во втором акте «Лючии ди Ламмермур» – мощный, переполненный эмоциями голос прорезал снежную тишину.

Эльвира подняла руку, призывая девушку замолчать.

– Неужели я опять ошиблась? – в отчаянии проговорила Мария. – Мне казалось, что на этот раз я все сделала правильно…

Эльвира вздохнула:

– Дело вовсе не в этом. Не нужно петь во весь голос посреди улицы.

Мария взглянула на нее с удивлением: ей и в голову не приходило, что она ведет себя как-то неподобающе. Она всегда приходила на занятия первой и уходила последней. Даже когда урок заканчивался, Мария оставалась в классе Эльвиры, надеясь еще чему-нибудь научиться, – она хотела стать ее лучшей ученицей.

– Вам неловко из-за меня? – удрученно спросила она.

Эльвира покачала головой:

– Мария, я беспокоюсь о твоем голосе. Это великое сокровище. Не растрачивай его, распевая на холоде. Ты молода и абсолютно уверена в том, что голос всегда будет тебе подчиняться. Раньше и я так думала… Но так будет не всегда. Чем бережнее ты станешь к нему относиться, тем дольше он тебе прослужит.

Эльвира взяла девушку под руку, и они пошли дальше по улице Патиссион.

– Тебе кажется, что ты неуязвима и я напрасно волнуюсь, но, поверь, я знаю, о чем говорю. Пожалуйста, будь выдержаннее.

Мария послушно кивнула, но Эльвира понимала, что ее слова не убедили девушку. Заметив в антикварном магазине поднос с золотыми монетами, она кое-что придумала.

– Представьте себе амфору из музея Акрополя, наполненную этим золотом.

Мария заглянула в витрину.

– Это твой голос. Каждый раз начиная петь, ты словно отдаешь одну из монет. Трать их с умом, моя дорогая, – когда они закончатся, ты не сможешь пополнить запас.

Мария сделалась такой торжественно-серьезной, что Эльвира едва удержалась от смеха.

– Однажды ты станешь настоящей оперной дивой, одной из величайших в мире сопрано, и начнешь думать, что это навечно. Помни о монетах, стоя на сцене Ла Скала, когда публика будет бросать розы к твоим ногам. Храни свое сокровище как можно дольше.

С минуту они шли молча, а потом Эльвира сказала:

– Кстати, ты спела трель просто блестяще – светло и трагично одновременно. Именно так она должна звучать.

Мрачное выражение лица Марии сменилось лучезарной улыбкой.

Перед ними показалось здание консерватории. Эльвира коснулась плеча своей ученицы.

– Ну что же, пойдем заниматься!

Глава первая

Выступление

Сидя в своей квартире на проспекте Жоржа Манделя, Мария твердой рукой вывела изящную стрелку. Так было всегда: устраиваясь перед зеркалом и начиная гримироваться, она полностью погружалась в предстоящее выступление, и волнение постепенно отступало.

Дверь открылась – горничная Бруна принесла белоснежную лисью горжетку.

– Я решила достать его из cave[1], мадам, – сегодня прохладно.

Мария благодарно кивнула. Она не спросила, зачем Бруне вздумалось спускаться в cave, хотя в коридоре стоял шкаф, полный роскошных шуб. Она знала, почему ее горничная принесла именно горжетку. Это был подарок режиссера Лукино Висконти после премьеры их «Травиаты» в Ла Скала. Все остальные меха покупал ее любовник Аристотель Онассис, с которым она встречалась последние девять лет.

– Мадам желает надеть серьги с рубинами?

Мария кивнула. Лиф ее белого атласного платья был расшит красно-золотыми хрустальными бусинами. К тому же рубины немного оживляли ее смертельно бледное, даже под слоем макияжа, лицо. Она не стала надевать других украшений – ни браслетов, ни колец. Особенно колец.

Мария услышала, как залаял ее пудель Той, – должно быть, пришел Франко. Франко Дзеффирелли – любимый режиссер и человек, которого, наверное, можно было назвать ее лучшим другом, – всегда был пунктуален. Она взяла алую помаду, подходившую под цвет бусин, и решительно накрасила губы. Вблизи этот оттенок выглядел жутковато – словно рот был полон крови, – но Мария знала, что издалека это придаст ее улыбке убедительности.

Когда она вышла из комнаты, Франко играл с собакой. Он окинул Марию изучающим взглядом, а затем кивнул:

– Одобряю! Благородно и весьма эффектно. Я говорил, что мы сидим рядом с Бёртонами?

Франко Дзеффирелли только что закончил съемки фильма «Укрощение строптивой» с Элизабет Тейлор и ее последним мужем Ричардом Бёртоном в главных ролях.

– Разве они говорят по-французски? – удивилась Мария.

– Сомневаюсь… Но им по душе драмы, – улыбнулся Франко.

Мария взглянула на часы, стоявшие на каминной полке. Ровно семь тридцать. Должно быть, в церкви на Скорпиосе – изогнутом, как хвост скорпиона, острове в Ионическом море, который Онассис купил в начале их романа и где она с тех пор проводила каждое лето, – началась церемония бракосочетания. Затем она вспомнила о разнице во времени: в Греции было на час больше, а значит, свадьба, о которой Мария впервые узнала из газет два дня назад, уже закончилась.

Самая знаменитая в мире вдова Жаклин Кеннеди стала миссис Аристотель Онассис.

– Мария?

Франко протянул ей руку. От прохладной, сухой ладони исходил легкий аромат лайма. Мария помедлила, затем перекрестилась. И произнесла, отвечая на вопрос в глазах друга:

– Я всегда так делаю перед выступлением.

Едва ли можно было точнее описать предстоящий вечер. Ей полагалось исполнить роль веселой и беззаботной женщины – роль столь же непростую, как заглавная партия на сцене Ла Скала.

Франко кивнул:

– Поверь, ты затмишь всех, даже Лиз Тейлор.

На мгновение Мария заколебалась:

– Надеюсь, у меня получится.

Франко изящно приподнял бровь:

– Большинство женщин сочли бы это невозможным, но только не Мария Каллас!

Он взглянул на часы и взял ее под руку.

– Andiamo[2]. Мы же не хотим, чтобы фотографы израсходовали всю пленку на стычки Бёртонов.

В театре «Комеди Франсез» давали фарс Жоржа Фейдо. У Марии болели скулы от вымученных улыбок. Она не надела очки, и действо на сцене сливалось в одно размытое пятно, но приглушенное хихиканье Элизабет Тейлор, сидевшей в соседнем кресле, подсказывало, когда нужно смеяться. Мария уже встречалась с Бёртонами. Они были одними из тех ярких людей, которых обожал Ари. Он много раз приглашал их на «Кристину», но они так и не приехали в гости – у них была собственная яхта.

Лиз по-хозяйски сжимала бедро супруга, демонстрируя огромный мерцающий бриллиант на безымянном пальце. Мария попыталась вспомнить, каким по счету мужем был Ричард Бёртон – четвертым или пятым? В ее памяти всплыл образ Элизабет в кружевной мантилье. Это была свадьба с Бёртоном или предыдущая? Мысли тут же унеслись к другой церемонии на далеком греческом острове – и Мария сделала глубокий вдох, чтобы сдержать крик. На мгновение она почувствовала, как волна ярости кислотой разъедает желудок и подступает к горлу, – то же испытывала ее Медея, певшая о мести Ясону, неверному возлюбленному, который оставил ее, чтобы жениться на другой.

Услышав резкий вздох, Франко элегантно повернулся к Марии и коснулся ее руки. Она поняла, что забылась, на мгновение перестав играть роль беззаботной женщины, – и снова устремила взгляд на сцену.

Когда занавес опустился, пара фотографов бросилась в проход, чтобы запечатлеть публику. Мария собралась отвернуться, но Элизабет Тейлор схватила ее за руку и, наклонившись, прошептала:

– Веди себя так, будто я рассказываю тебе что-то невероятно смешное.

Мария послушно залилась хохотом. Пронзительно-фиалковые глаза Элизабет победно сверкнули.

– Это должно попасть на первую полосу. Мария Каллас весело смеется над шуткой своей давней подруги Лиз Тейлор.

Она похлопала Марию по руке.

– Мы, дивы, должны поддерживать друг друга. В следующий раз не доверяйся мужчине, пока он не наденет тебе на палец кольцо.

– Я постараюсь это запомнить, миссис Бёртон.

Франко предложил пойти в Maxim's. Мария хотела вернуться домой, но не смогла не согласиться с тем, что ужин в ресторане, в котором она столько раз бывала с Ари, – мощный ход. Когда машина остановилась перед красно-золотым фасадом на улице Рояль, Мария глубоко вздохнула. Держа Франко за руку, она задержалась перед толпой фотографов и одарила их сияющим взглядом и широчайшей театральной улыбкой.

– Мадам Каллас, вы хотите что-нибудь сказать господину Онассису?

– Мария, это ваш новый кавалер?

Мария горделиво прошла мимо репортеров, притворившись, что не слышит их выкриков, и исчезла в спасительной бархатной роскоши красного фойе.

– Мы так рады видеть вас, мадам Каллас. Какая честь!

Мэтр Жирардо слегка поклонился, преисполненный восхищения самообладанием Марии и благодарности за то, что его ресторан снова окажется на первых полосах газет.

– Ваш обычный столик готов… – произнес он и мягко добавил: – Или вы предпочитаете сесть в другом месте?

– С какой стати, Гастон?

Поправив горжетку, Мария вошла в главный зал ресторана и направилась к столику в углу под картиной в стиле ар-нуво с изображением купающейся нимфы. Это был любимый столик Ари: отсюда ему лучше всего было видно посетителей, а посетителям – его.

– Франко, скажи, кто находится в зале? Ты же знаешь, без очков я почти слепая.

Мария с детства была близорука и обычно носила очки. Но сегодня, решившись выйти в свет, она не желала видеть выражения лиц узнававших ее людей. Хватало того, что она то и дело слышала шепот: «Да, это Мария Каллас, оперная певица. Та, что была с Онассисом до Джеки Кеннеди. Интересно, каково ей сейчас?»

Мария вспомнила, как, исполняя роль Нормы, она пела о боли, которую причинил ей возлюбленный, пожелав жениться на другой. Зрители плакали от того, как точно она передавала величавое великолепие музыки Беллини. Никто никогда не исполнял эту партию лучше. Но теперь она поняла, насколько нелепой была ее игра. Теперь она точно знала, каково это – быть оставленной любимым мужчиной.

Франко оглядел зал.

– В дальнем углу сидят Виндзоры с Мари-Элен де Ротшильд. Герцогиня машет тебе.

Мария подняла руку и помахала в ответ.

– В другом конце Ноэл Кауард ужинает с Марлен Дитрих и очень симпатичным мальчиком.

Официант принес два бокала шампанского. Франко произнес тост:

– За твое здоровье, Мария!

– За нового мужчину в моей жизни!

Они чокнулись и улыбнулись друг другу. Для всех, кто не знал о слабости Франко к посыльным из квартала Ле-Аль, они казались идеальной парой. Франко Дзеффирелли поставил несколько спектаклей, в которых блистала Мария, и был одним из ее близких друзей. За те девять лет, что Мария провела с Онассисом, они почти не виделись – Франко заявил, что ноги его не будет на его яхте. «Я не смогу умываться по утрам водой из золотого крана, моя дорогая, даже ради тебя», – заявил он. А когда Мария коротко подстриглась по предложению Ари, он съязвил: «Делаешь новую карьеру? Этот образ отлично подойдет для теледикторши».

Волосы снова отросли, и теперь высокий пучок добавлял еще пару-тройку сантиметров к ее ста восьмидесяти. Ранее той весной Мария обнаружила первые седые прядки и, смеясь, показала их Онассису: «Посмотри, Ари, это все из-за тебя!» Похоже, ее тело заранее знало, что должно было произойти.

Жирардо вернулся, чтобы принять заказ.

– Мне как обычно, – сказала Мария.

Жирардо кивнул и мягко спросил:

– Не хотите ли попробовать закуску из белых грибов, мадам? Наш шеф-повар лично собирал их сегодня утром. Их готовят с луком-шалотом, капелькой сливок и небольшим количеством эстрагона… Очень легкое блюдо, уверяю вас!

Мария знала, что Жирардо не предложил бы что-то новое, если бы она была с Ари, – с ним она всегда заказывала одно и то же: тартар с зеленым салатом. Она почувствовала, что Гастон изо всех сил пытается хоть чем-то ее порадовать.

– Если вы настаиваете, – кивнула Мария и была вознаграждена восторженной улыбкой.

– Вы не пожалеете, мадам!

Когда он отошел, Франко ободряюще подмигнул ей.

– Я рад, что ты снова ешь. Что бы там ни говорила герцогиня Виндзорская, человек вполне может быть и слишком богатым, и слишком худым.

Шампанское уже ударило Марии в голову, и она искренне рассмеялась, а Франко продолжил забавный монолог о других посетителях ресторана, о том, кто был последним любовником Марии-Элен и как герцог Виндзорский безуспешно просил свою племянницу королеву Елизавету устроить ему государственные похороны. При этом он искусно избегал всего, что могло бы ранить подругу.

Принесли белые грибы в маленьких медных жаровнях – мясистые шляпки аппетитно блестели под бело-зеленым соусом. Мария наколола кусочек на вилку и отправила в рот. Жирардо не покривил душой: сочные грибы в сливках, приправленные пикантным эстрагоном, были невероятно вкусны. Может, настала пора сделать шаг вперед и отдаться плотским удовольствиям, в которых она так долго себе отказывала? Она подумала о слоеных круассанах из булочной за углом, кофейном мороженом в Сирмионе, спанакопи́те, только что вынутой из печи в Афинах. Она могла есть сколько душе угодно: кого теперь будет волновать ее фигура? Поймав себя на этой мысли, Мария поспешно отложила вилку и отодвинула тарелку, на которой осталась бо́льшая часть блюда. Она хотела выглядеть как божественная Каллас, а не как Мария Калогеропулу – толстая девчонка, не знающая другого способа насытиться.

– Avez-vous terminé, Madame Callas?[3]

Подняв глаза, она заметила, как расстроился Жирардо.

– Грибы восхитительны, но в моем возрасте важно не переусердствовать.

Франко, рассказывавший о забавном происшествии на черно-белом бале, который закатил Трумен Капоте в отеле «Плаза», вдруг остановился и слегка сжал запястье Марии.

– Улыбайся, – прошептал он.

За спиной Марии зазвучал знакомый голос:

– Неужели это мадам Каллас собственной персоной? Не думала, что найду тебя здесь, дорогуша, именно в этот вечер, но как же я рада тебя видеть!

Мария повернулась и увидела блестящие глазки и решительный рот Эльзы Максвелл – светской львицы, которая одиннадцать лет назад познакомила ее с Ари.

– Эльза! Какой сюрприз! Я думала, ты сейчас в Нью-Йорке.

Мария наклонилась, чтобы поцеловать собеседницу в щеку, старательно избегая волосатой родинки на подбородке.

– Мари-Элен настояла, чтобы я приехала и помогла ей с приемом, и я не смогла отказать. Она всегда была такой верной подругой!

Мария сделала вид, что не поняла намека.

– Эльза, ты знакома с Франко Дзеффирелли? – спросила она, указав жестом на своего спутника.

– Знакомы ли мы? Можно сказать, что это я его создала!

Франко поцеловал протянутую руку с короткими, унизанными кольцами пальцами.

Эльза Максвелл улыбнулась, обнажив неестественно белые зубы. Полоски золотой парчи едва прикрывали ее тучную фигуру.

– Ты на удивление хорошо сохранилась, Мария. Как ты права, что решила не заводить детей! Вот почему вы с герцогиней Виндзорской выглядите так молодо – заботы материнства не омрачают это жемчужное чело.

Она поднесла мундштук ко рту и затянулась.

Видя, как раздуваются ноздри Марии, Франко произнес:

– Эльза, не хочешь присесть?

– Спасибо, дорогой Франко. Но я не могу заставлять герцога ждать, а тем более герцогиню, которая, уж поверь, важничает куда больше супруга. А что до Мари-Элен…

Тут Эльза осеклась и со вздохом приложила пухлую руку к сердцу.

– Мария, я… Это я во всем виновата! Если бы я не познакомила тебя с Ари много лет назад, ты не сидела бы здесь сейчас со стоическим выражением лица. Конечно, я глубоко сожалею, но в то время мне казалось, что два самых знаменитых в мире грека просто обязаны встретиться!

Эльза расстроенно поджала губы для пущей убедительности.

Мария словно окаменела – она часто выразительно замирала на сцене, но сейчас впервые почувствовала настоящее бессилие перед лицом катастрофы.

– Если бы я не устроила тот прием в твою честь, ты бы не рассталась с мужем. Ах, синьор Менегини… Как ты его называла? Тита? Помнится, он был довольно невысок, но ты ведь никогда не возражала против мужчин, которые доходили тебе до плеча.

Эльза выпустила облако дыма.

– И все же, согласись, Мария, я тебя предупреждала. Я чувствую себя героиней греческой трагедии, которую никто не слушает. Как же ее звали?

Она сделала паузу и снова затянулась сигаретой.

– Кассандра! Та, что предсказывает грядущую трагедию, но обречена на то, чтобы ее всегда игнорировали, а в моем случае – отвергали.

На лице Эльзы не осталось и следа от фальшивого раскаяния.

Мария попыталась улыбнуться.

– Эльза, так приятно с тобой поболтать. Как видишь, никакой трагедии не случилось: я ужинаю с дорогим другом в любимом ресторане. Но боюсь, если ты задержишься с нами чуть дольше, тебя обвинят в оскорблении высочайших особ. Герцог постоянно оглядывается. Непростительно обижать из-за меня твоих чудесных друзей!

Но Эльза даже не оглянулась на Виндзоров. Она все так же пристально смотрела на Марию.

– Если бы ты только послушала меня! Ты же знаешь, я всегда желала тебе счастья.

Уловив в голосе Эльзы нотку жалости к самой себе, Мария содрогнулась. Эта нота преследовала ее с детства. Ее мать рыдала на кухне квартиры на улице Патиссион, причитая: «Я всем пожертвовала ради тебя, Мария!» Ее муж, Баттиста Менегини, повторял, сидя на вилле на озере Гарда: «Я посвятил тебе свою жизнь!»

Она рано поняла: никого не волнует, чего хочет Мария, – важна лишь оперная дива, великая Каллас. Только один человек видел в ней не просто сосуд для божественного голоса, и теперь он стал мужем другой женщины – женщины, единственным талантом которой, казалось, было умение завоевывать богатых и могущественных мужчин.

Она встала и прошептала Эльзе на ухо:

– Если ты действительно желаешь мне счастья, оставь меня в покое. И не стоит притворяться виноватой из-за того, что ты познакомила нас с Ари. Мы бы в любом случае встретились. Нас свела сама судьба, а не Эльза Максвелл.

Мария отвернулась, села и улыбнулась Франко.

– Итак, о чем это мы?

Франко начал что-то рассказывать о своем последнем проекте – фильме о святом Франциске Ассизском. Спустя некоторое время Мария, собравшись с духом, спросила:

– Она ушла?

Франко кивнул.

– Я совсем забыла, что Эльза, как злая фея, появляется в самый неподходящий момент, – сказала Мария, осушив бокал.

– Что ж, не позволяй ей испортить тебе вечер. Помни, что мы веселимся! – Франко рассмеялся и произнес очередной тост: – Долой злых фей!

Мария коснулась его бокала своим.

– Эльза больше не властна надо мной, – горько ответила она. – Худшее уже произошло.

Глава вторая

Пречистая богиня