Денис Викторович Белоногов
Пробка
Хозяин закусочной действовал тонко, он знал человеческую натуру. Сначала он, как дудочник из сказки, заманивал посетителей лихими мелодиями, а затем, ловко орудуя ножом и шумовкой, на раскаленном столе для жарки, готовил угощение источающие манящие ароматы. Он кормил много и до сыта, от посетителей отбоя не было. Атмосфера веселого праздника исходила от закусочной, чему способствовали и разноцветные лампочки по фасаду. Дети и девушки, собравшись в круг беззаботно отдались танцу, а мужчины, довольные, стояли подле, держа свертки с закусками и наблюдали за этим радостным вихрем. Лишь время от времени, кто-то из них обращал напряженный взор в ту сторону, откуда ожидал услышать заветный сигнал к движению, а может с надеждой оттянуть его и вдоволь насытиться атмосферой всеобщего веселья.
Заказав что-то из арабской кухни они ели, неловко пробуя друг у друга с тарелок. Снова смотрели концерт и снова заказали еду, завороженно наблюдая за танцем стали над раскаленным столом для готовки. Готовую еду взяли с собой, решили съесть на ходу.
–Хочешь туда? – она указала на холм, в паре километров от них.
Форд посмотрел в нужную сторону.
– А ты отчаянная… Не боишься, что поедут?
– И что с того? Кузов туда, кузов сюда. Отстанем на один переезд. Что ты теряешь?
– Даа… Трудно сказать, что я теряю, не зная, что я приобретаю.
– Ну? Идешь? Я пошла. Догоняй, когда передумаешь ныть.
– Ладно, идем – воскликнул он, уязвленный этим ребячеством – Но если гудки, тут же назад!
– Посмотрим! – рассмеялась она, подначивая.
Пеший переход скучен лишь на первый взгляд. На деле, всякий хороший переход приправлен беседой. Они наблюдали окружающих их людях, что проводили вечер за своими обычными делами, готовили, ковырялись под капотом автомобилей, нянчили детей, или собравшись в кружок рассказывали страшные истории, подсвечивая фонариком лицо, выпивали, играли в карты, болтали, расположившись на капоте или крыше своих колесных домов и устремив взгляды в единственное свободное от пыли пространство – ночное небо. Все это давало пищу для ума и разговора.
Ближе к краю пробки, молодежь, что посмелее, сбивалась в маленькие группы, чтоб устремиться в темнеющую мглу.
– Эй, молодежь!?
Форд и Купер оглянулись на голос.
Опираясь всем свои весом на открытую дверь автомобиля, на них смотрел местный полицейский. Мужчина, судя по возрасту и изношенной форме, в былые времена уже бы вышел на пенсию, но в Пробке ты принимаешь свою профессию как долг, навсегда.
– Вы далеко, молодежь?
Форд и Купер настороженно переглянулись. Однако взгляд полицейского был доброжелательным, поэтому они подошли.
– Добрый вечер! Хотим сходить до холма – неуверенно ответила Купер.
– Бывали раньше за пределами пробки? Это не безопасно. Дикие животные водятся, довольно злобные, да и "призраков" слетевших с катушек хватает.
– Не бывали – ответила Купер.
– Идите конечно, если вы решились, но если запахнет "жареным", тут же назад. Фонарики есть?
– Есть – ответил Форд – А причем здесь жареное?
Купер ткнула его локтем в бок.
– Это старое выражение, ну если почувствуем опасность – разъяснила она.
– Молодец! – кивнул полицейский и подмигнул Форду – держись за нее, не пропадешь!
– Идите до холма и обратно, я здесь покараулю, но не задерживайтесь.
– Спасибо! – ответила Купер.
Они погрузились в темноту, освещая путь фонариками. Идти было не сложно, скалистая местность и плотный песок делали их шаги мягкими и непринужденными. Тут и там из темноты раздавались радостные крики и смех. Вечер был теплым, от земли веяло теплом, накопленным за жаркий день.
Купер вдруг остановилась, отошла назад, присела, пощупала землю под ногами и смахнула пару раз в стороны.
– Смотри – окликнула она.
Форд подошел.
– Это же дорога, из старых времен! – восторженно воскликнула Купер, указывая на находку.
Форд тоже присел со своим фонариком и теперь разглядывал твердую корку асфальта. Он приложил ладонь.
– Теплая… Еще отдает дневное тепло. Чудно.
Они оба встали и стали ногами разметать пространство вокруг от песка.
– Смотри, смотри! – воскликнула Купер – Это белая полоса, разметка!
– Точно! – Форд снова присел и поскреб ногтем белую краску разметки – Кажется ведет туда – он ткнул лучом фонарика вперед – Пройдем?
– Спрашиваешь!
Они пошли вдоль дороги. Через несколько метров асфальт проявился из песка. Немного потрескавшаяся, но все же настоящая дорога – пыльное серое полотно с закостеневшей, словно скелет, линией разметки по краям.
Форд шел неторопливо, мягко чеканя шаг, чтоб запомнить ощущения дороги, Купер напротив скакала вокруг него в некотором подобии детского танца, придумываемого ей прямо на ходу. Их фонари рыскали из стороны в сторону.
– О! Смотри – Купер внезапно сорвалась с места и побежала.
Форд побежал за ней, но едва не сбил ее с ног, так резко она остановилась. Свет их фонарей высветил в темноте высокую конструкцию, стоящую прямо на обочине перекрестка.
– Уоу! Это же светофор! – воскликнула Купер.
Они ходили вокруг светофора, указывая друг другу на мельчайшие детали .
– Стекло почти не потеряло цвет, только пыльное.
– Ага!
– А вон смотри еще! – Купер азартно крутила фонарем в поисках новых диковинных достопримечательностей.
На другой стороне перекрестка стоял столб-указатель, из тех, что когда-то указывали расстояние до городов в каждой стороне света.
Они подбежали к указателю и теперь светили на доски в форме стрелок.
– Черт – выругался Форд – Ничего не видно, все закрашено.
Все надписи на досках были вымараны краской из баллончика и посторонними надписями.
– О чем они? Как думаешь? – спросила Купер.
Она осветила фонариком надпись – "оставьте свой бег, спасайтесь"
– Не знаю, но на угрозу не похоже, больше на предостережение – он поежился – Вряд ли нам что-то угрожает.
Неподалеку раздался смех и крики. Лучи фонариков перекрещиваясь в безумной схватке, вспыхнули неподалеку. Это очередная компания веселой молодежи бежала в их сторону.
– Ну вот, теперь мы не одни, скоро прибегут еще – сказал Форд.
– Ага. Давай завтра придём? Посмотрим при свете дня.
– Если все не растащат на сувениры… Идем обратно?
– Не куксись! Мы же хотели на холм. Посмотрим свысока, что нас ждет впереди?
– Пойдем, раз решили – нехотя согласился Форд, поворачиваясь в сторону холма.
Темный, с неприступным уклоном изъеденным рытвинами, холм выглядел хмурой громадой. Отчего не привлекал зевак и молодёжь. С непривычки, оба глубоко дышали, периодически упираясь ладонями в колени, чтоб упростить подъем. Форд говорил мало, экономя силы, лишь невнятными жестами и короткими междометиями отвечал неунывающей Купер, скакавшей впереди, словно не ощущая сизифовой тяжести склона. Он едва поспевал за ней.
Холм венчала скудная площадка. Проплешина, съеденная дождями и ветром не позволяющим ничему живому оставить там и малейшего следа, кроме сухой скомканной пыли. Там они замерли созерцая столь ясно представившееся им будущее. Фонари безвольно повисли в руках. Далеко впереди, на обширной равнине расстелившейся у их ног, даже ночью не прекращалось броуновское движение, кажется не поддающееся никакому осмыслению. Словно переплетающиеся рои светлячков, десятки тысяч машин кружили в долине, повинуясь естественному порядку движения. И ответвляясь от основного кольца, расходились в стороны как лучи далекого солнца.
– Немыслимо – негромко произнесла Купер.
– Что именно? – Форд пристально посмотрел на нее.
– Немыслимо, что это препятствие можно осилить за короткую человеческую жизнь.
– Мы медленно, но движемся, осилим и это кольцо.
– Именно, медленно утекает мое время, все, что мне отпущено принадлежит мне, а не этому безумному круговороту.
– Так уж это устроено.
– И ты так просто миришься с этим устройством. Ведь ты еще молод, разве страсти оставили тебя? Разве не разрывают они тебя, даже в этих тесных стальных коробках, разве не душит тебя их жестяная рубашка? Разве не хочешь ты вырваться за границы привычного, свернуть с проторенной колеи?
Он промолчал, внезапно осознавший о чем она. О тех внутренних силах, что рвутся наружу, едва сдерживаемые тонкой кожей. О нестерпимом желании громко закричать, во всю мощь легких, но как же глупо это будет со стороны. О желании расплакаться, просто так, от бессилия. О безумном желании закрутиться в нелепом танце, под глупую мелодию. Непонятные, непостижимые, невесть откуда берущиеся, мощные и необузданные, спонтанные силы, которые он едва мог подавить, лишь крепче схватившись за руль. Да, руль его опора, стальной кузов его тюрьма. Но ведь он сам обрек себя, никто не держит его силой, но есть долг, традиция, порядок.
– Я туда не хочу, просто не могу… -простонала Купер.
– Нужно перетерпеть, пережить, когда-то выйдем на прямую и рванём со всей мочи! – обнял ее Форд.
– Когда? Когда оно будет, наше время? Не испаряться ли во мне эти силы и желания, тогда, когда мы наконец выберемся?
– Но там неизвестность, там ты сама по себе? Что ты знаешь о той жизни?
– Не говори так, еще немного и я снова сдамся, и снова задавлю эти страсти в самый дальний уголок моей головы. Ты не можешь, не хочешь, не веришь, но прошу, не ломай меня.
– Я вовсе не хотел…
– Знаю… пойдем вниз, там я попаду в знакомую жизнь и все снова будет хорошо – она взяла его за руку и потянула за собой.
– Конечно. Все будет хорошо.
– Плохая была идея, сама не знаю, что на меня находит, как только я покидаю пробку, просто сама не своя.
– Сама не своя… – задумчиво произнес Форд.
Обратно шли молча, почти не обращая внимания на шумные компании и окружающую действительность. Возвращение в Пробку немного смягчило внутреннее переживание. Пробка всегда действовала умиротворяюще, словно родной дом.
Они добрались до серого Форда. Открыли. Уютно расположились на передних сиденьях. Сняли обувь и вытянули ноги вверх, откинулись в креслах. Болтали до глубокой ночи. Душный воздух. Мерный гомон из тысяч окружающих машин, таких же неспящих как они. Свет сотен переносных прожекторов. Запах фритюрного масла и табака. Стук пивных бутылок. Все это завораживало и усыпляло.
– Думаешь завтра поедем? – спросила Купер.
– Не знаю, кажется да.
– Говорят, где-то поблизости город. Неужели все проедут мимо? Никто не останется?
– Никто не хочет терять место в пробке – ответил Форд, нервно ерзая в кресле.
– Никто…
– Знаешь… Если поедем, ты держись ближе ко мне.
– Ты же знаешь, это невозможно. Мы поедем с разной скоростью. Ты уйдешь далеко вперед, я отстану. Может наоборот.
– Не страшно, я буду бегать к тебе.
– Не говори ерунды! Ну раз, другой, а что дальше? Рано или поздно, бегать придется очень далеко. И в один день ты не сможешь вернуться домой во время и тогда ты потеряешь все. Свое место. Свою жизнь. Что тогда? Станешь "призраком"?
