Денис Викторович Белоногов
Прах
– Значит по твоей части ничего.
– Вроде того, хотя знаешь… Ковш экскаватора, он в земле оставался и прямехонько там я нашел, что-то похожее, там было ДНК, был человек. Но кости его тоже, словно рассыпались.
– Хм. Чертовщина какая-то. Мне ведь тоже нечем похвастаться. Словно бы это все и правда дурная шутка.
– Как это?
– Не было его. Водилы этого. Первым делом я допросил прораба. А он все одно талдычит. Мол истлел. Я говорю: Выглядел хоть как? Звали как? Жил где? А он смотрин на меня глазами испуганными, хлопает и не может ответить. Ни тебе имени, ни адреса, ни примет никаких. Словно бы и не было его.
– Во дела…
– Даа… Но дальше хуже. Документы, нашли в тракторе. Данные все есть, но на фото не разобрать, словно бы карточка в воде побывала. Ну я по адресу приехал, там женщина открывает, судя по записи, жена его. Я ее спрашиваю, муж, мол, не пропадал? А она мне, что дурак я и мужа у нее никогда и не было. И что некрасиво так с женщиной в ее возрасте обращаться. Ну я давай на нее наседать, может скрывает что.
– И?
– У нее истерика случилась. Даже врача вызывали.
– Переживает?
– Нет. Не помнит никакого мужа.
– То есть как это?
– А так словно и не было его никогда.
Криминалист молча покачал головой.
– Стало быть не было человека?
– Хуже того и отца его никогда не было. По документам есть, а никто не помнит. А вот дед был…
– Во как? А с ним что?
– Расстреляли его. Репрессированный. Где-то там, в общей могиле и похоронен, где внук его пропал.
– Ты же не думаешь?
– Да я уже не знаю, что думать, да только не верится, что внук деда своего копнул, да потому и истлел.
Оба замолчали. Криминалист молчаливо мял в ладони салфетку, а следователь смотрел в окно.
– Стало быть закрыто дело?
– Похоже на то. Спишу на ошибку в документах.
– Да только если там такое происходит, не ждет ли нас еще больше "никогда и не живших".
– Даже гадать не хочу.
Они разошлись так же неуклюже, как и встретились.
Через пару дней следователь вернулся на просеку. Строительство заметно продвинулось. Он даже не сразу отыскал то место. Кости вывезли, лишь трава присыпанная сверху землей, напоминала о том. Техники стало больше. Как только экскаватор натыкался на очередной могильник, туда живо подгоняли самосвал, который вывозил останки. Судя по тому как бойко шла стройка, проблем больше не возникало. "Большой начальник" теперь заправлял всем сам. Он даже доброжелательно помахал ему рукой. Все мы приличные люди, если кое на что закрыть глаза.
Он еще некоторое время ходил, наблюдал, словно ждал, что это вновь повторится. Но так и не дождался. Толи и правда все это было просто ненормальным стечением обстоятельств, а может предки работников из "ближнего зарубежья" покоились совсем в другом месте, да и встретили смерть в соответствии с канонами своей веры.
Когда следователь возвращался обратно к машине, он увидел что-то смутно знакомое, словно уже бывал здесь раньше, при других обстоятельствах. В просвете между соснами, была видна прогалина. Он пошел туда. Уже за несколько десятков метров он сообразил, куда пришел. Это был мемориальный комплекс. Сделав небольшой полукруг по каменной дорожке, опоясывающей мемориал, он дошел до скамеек и присел на одну. Холодная, жесткая, неприветливая, словно и не должен приходящий сюда чувствовать уют. Словно здесь нет места умиротворению, а лишь состраданию. И будто в противовес. Окружающая мягкая, словно пуховая, зелень кустарников по краю рукотворной поляны. Неторопливое покачивание старых вековых сосен за опушкой. Он глубоко вдохнул воздух леса. Тишина и покой. Слабый шорох ветра в деревьях, в вперемешку с шелестом шин вечно спешащих, по магистрали неподалеку, автомобилей. Обычное место, отъедь на пять километров или на сто, разницы и не увидишь. Никогда не понять как они места для дел этих жутких выбирали?
Одинаковые, серые мраморные плиты, ровными рядами заполняли площадку комплекса и лишь в середине, высилась статуя, черная, опутанная колючей проволокой, в ней с трудом угадывался силуэт человека, поверженный страдалец. Статуя до того мрачная, что на нее сложно смотреть. Он отвел взгляд. Где-то здесь есть плита, на которой высечено имя его деда. Он почти уверен, что знает где она. Фамилии располагаются по алфавиту, так же как расстрельные списки. Он нехотя поднялся. Вроде и не устал, а ноги тяжелые. На душе еще тяжелее. Здесь сгинуло огромное количество невинных. Его дед лишь один из многих. И нет сомнений, что загубили его не за дело, а лишь по жестокой прихоти палача. И вроде бы нужно "бить в набат", но ничтожное оправдание "жертв не вернуть" сверлит мозг. Но осудить, прокричать вслух имена настоящих преступников. Придать забвению бесчеловечные структуры и карателей, что там… работали… служили… не то… уничтожали. Сделать хоть что-то. Но кулаки разжимаются. И получается лишь отвернуться, как десятки лет назад отвернулись другие. Смирились. Согласились. Захотели просто забыть.
