bannerbannerbanner
Memento Finis. Волосок Ангела

Денис Игнашов
Memento Finis. Волосок Ангела

Полная версия

Денис Игнашов
Memento Finis: Волосок Ангела

Разве ты не знаешь, сын мой,

как мало надо ума, чтобы управлять миром?

Римский Папа Юлий III

Пролог

Прежде мира людей возник и существовал мир ангелов. Кем они были? Известно, что были они слугами Божьими. Какими они были? Известно, что были они бессмертными существами, с лёгкостью обретающими телесность и с такой же лёгкостью её теряющими. Возникли они до существования добра и зла и сами разделение это вызвали.

Возжелавший стать Богом ангел Утренней звезды Люцифер смутил треть ангелов и возглавил мятеж против своего Господина. В Великой Битве божественные силы во главе с архангелом Михаилом победили бунтовщиков. Те были низвергнуты на Землю и в наказание наделены вечной памятью своего поражения. Так появились демоны ― мятежные, неуспокоенные духи зла.

Но, потеряв Небеса, демоны обрели Землю. Кочуя из одной телесной оболочки в другую, вечные изгнанники смущают и разделяют человечество, чтобы подчинять людей и управлять ими. Тоска по потерянному Небу обернулась ненавистью, жажда свободы превратилась во властолюбие, а ложь стала главным оружием. Демоны навсегда были лишены своих настоящих небесных имён, но обрели новые свои многочисленные прозвища. Оставив след в мифологии, людям они стали известны как Вельзевул, Астарот, Молох, Баал, Асмодей, Бельфегор и другие… Впрочем, и это не есть их лица, а лишь личины, за которыми скрыта тёмная сила, опутавшая род человеческий. Камень Повелителей должен был помочь противоборствовать бесам, подчинить их воли людей, но сила подчинения зла есть совсем не то, что сила добра, и ответственность её приручения может стать невыносимо тяжёлой ношей.

Демоны существуют, и они всегда рядом. Чтобы найти врагов, людям стоит присмотреться в первую очередь к себе и честно оценить те правила игры, по которым они играют на этой планете. В деятельное присутствие на Земле демонов можно верить или не верить, но, как бы ни было, душа должна видеть зло, а разум должен направить человека в борьбе с ним. Это всего лишь надежда, но ею и живёт человек.

Эпизод I: Тир 332 до н.э.

Чтобы заставить людей усомниться в праведной вере Злой Дух наслал на них Искандара, порождение дэвов.

«Проклятый Искандар» (зороастрийская легенда)

Год архонта Никета месяц гекатомбеон

(июль 332 года до н.э.), Тир

Раскалённое солнце медленно катилось за горизонт, скользя своими лучами по широкой водной глади. Наступил долгожданный прохладный вечер, своими сумерками остановивший штурм Тира. Усталые воины Александра Македонского отошли в свой лагерь. Этот день, как и предыдущий, не принёс долгожданной победы. Тир выстоял, но силы его горожан были уже на исходе. Македоняне же успели сделать главное ― они закончили строительство мола, который вплотную подошёл к стенам Тира, стоявшего на острове. Под градом стрел, камней и дротиков македоняне сумели достроить мол, на возведение которого ушло долгих семь месяцев. Тиряне с упорством обречённых раз за разом предпринимали всё новые вылазки, стараясь если не разрушить насыпь, то хотя бы остановить её строительство. Но сделать это было уже невозможно. Флот Тира был заперт в гавани кораблями союзников македонского царя, сидонян, а на моле появились осадные орудия врага. Теперь Тир уже вряд ли что могло спасти.

Семь месяцев назад армия Александра Македонского вошла в Финикию. Слава победителя была столь велика, что почти все города побережья признали его власть без сопротивления. Библ и Сидон покорились македонскому царю. Казалось, Тир тоже готов это сделать без боя. Делегация тирян, вышедшая навстречу Александру хотела оговорить условия признания новой власти, и царь Македонии потребовал права принести жертву в храме Мелькарта-Геракла в черте города. Тиряне отказали ему в этой просьбе, боясь пускать македонских воинов в пределы городской стены. Александр был вне себя от гнева и категорично потребовал сдать город на милость македонского царя. Горожане отклонили предложение о сдаче и приняли решение защищать Тир. Расположенный на скалистом острове и обнесённый мощной стеной город представлялся им неприступным. Глубокий, шириной в четыре стадии, пролив между островом и материком делал невозможным осаду города с использованием стенобитных орудий. Александр это понимал и решил построить мол, который должен был соединить материк и остров. На это ушло семь месяцев…

Антигон вернулся в свою палатку. Слуги помогли снять ему бронзовый панцирь и поножи. Нестерпимо ныло плечо, оно покраснело и распухло ― выпущенный неизвестным тирянином камень из пращи оставил свой след. Если бы камень пролетел чуть выше, он мог бы выбить Антигону его единственный глаз. Другой он потерял одиннадцать лет назад, когда стрела попала ему в голову. Это увечье принесло ему славу и расположение отца Александра, царя Филиппа, ― тот тоже был одноглазым. С тех пор Антигона все стали звать Циклоп.

Слуги растирали плечо Антигону лечебной мазью, когда в палатку вошёл Неарх. Молодой черноволосый мужчина в доспехах снял пыльный шлем и присел на складной стул.

Неарх не был македонянином, он родился на Крите и был другом детства Александра, войдя в ближний круг царя. Многие знатные македоняне относились к нему с еле скрываемым пренебрежением, но этот молчаливый критянин был одним из немногих, кто знал морское дело в армии Александра, и потому его опыт был бесценен.

– Завтра Тир падёт, ― сказал Антигон на удивление равнодушно.

Неарх кивнул в ответ, не проронив ни слова.

– Ещё один бриллиант в корону нашего Александра, ― улыбнулся Антигон.

Неарх опять кивнул.

– Завтра Тир узнает всю силу гнева нашего царя, ― заметил Антигон, осторожно погладив своё больное, покрытое мазью плечо, а затем тщательно вытер испачканные руки о хитон. ― А ведь тиряне могли сдаться ещё несколько дней назад. Александр ещё раз хотел предложить им достойные условия капитуляции. Зачем они убили наших послов и выбросили их тела в пролив?

– Это не они, ― глухо откликнулся Неарх.

Антигон блеснул свои единственным глазом, пронзительно взглянув им на критянина, потом знаком приказал слугам выйти из палатки.

– Что ты хочешь этим сказать? ― спросил он настороженно, когда они остались вдвоём.

– Послов Александра убили македоняне, ― ответил Неарх.

Антигон выглядел озадаченным.

– И кто это сделал?

Снаружи послышались шаги. Полог палатки откинулся и внутрь вошёл высокий, крепкий голубоглазый мужчина со светлыми волосами.

– Это был я, ― сказал он со странным весельем в голосе и остановился у входа.

– Ты что, Лисимах, подслушивал нас?! ― гневно бросил Антигон вошедшему.

– Нисколько, ― с усмешкой отозвался тот. ― Я шёл к тебе и абсолютно случайно услышал ваш с Неархом разговор. ― Лисимах посмотрел на критянина, сидевшего в углу.

– Так это ты убил послов? ― спросил Антигон.

– Да, я, ― совершенно не смущаясь, откровенно признался Лисимах.

Вместо гнева на лице Антигона вдруг изобразилось хмурое недовольство и недоумение. Вероятно, печальная судьба македонских послов, предательски умерщвлённых своим же товарищем, его нисколько не взволновала; Антигон хотел понять причину такого поступка.

– Зачем ты это сделал? ― спросил он.

– Тир должен был сдаться, ― сказал Лисимах.

– Но ведь этого мы и добивались!

– Александр бы пощадил тирян. А я хочу наказать их.

– За что?

– Они забыли своего бога, они забыли Молоха, ― с тихой злостью ответил Лисимах. ― Они стали поклоняться образу получеловека, какому-то жалкому Мелькарту и заслужили жестокую кару.

Антигон рассмеялся.

– Ах, вот в чём дело… Уязвлённое самолюбие! ― воскликнул он. ― Когда ты, наконец, избавишься от этой разрушительной ненависти к человеческому роду? Люди ― это наш материал, это слуги нашего мира, без которых невозможна наша власть. Их надо использовать, но не уничтожать. Ты требовал кровавых жертв, мой дорогой Молох, воспитывая покорность ужасом. Но такая покорность немногого стоит, она совершенно не надёжна. Неудивительно, что люди отвернулись от тебя, выбрав своим богом получеловека-полубога Геракла. Служение героической мужественности куда привлекательнее служения ужасу; героика справедливой силы сплачивает народ, она создаёт устойчивую общность. ― Антигон погладил своё опухшее плечо, снова вытер руки о хитон, и повернулся к Неарху. ― А ты как думаешь, Айшма?

– Мне жаль этот город, ― печально ответил Неарх. ― Он будет уничтожен абсолютно зря.

– Удивительное сопереживание! ― возгласил с ухмылкой Антигон. ― Впрочем, я и забыл, что тебя с этим городом связывают давние отношения… Ты ведь, Айшма, долгое время жил в Тире, когда существовал в образе Адонирама, брата царя Соломона. Старые привязанности?

– Доводы рассудка. В любом случае живые жители Тира полезнее мёртвых.

Антигон с сомнением пожал плечами.

– Готов с тобой поспорить, ― сказал он. ― Сейчас Александру нужен кровавый и наглядный пример, благодаря которому все поймут, что, имея дело с македонской армией, они имеют дело с судьбой, противиться которой бесполезно, а лучше безропотно подчиниться. Самая мощная и неприступная крепость Востока падёт завтра, население города будет предано смерти. Это лишний раз продемонстрирует нашу силу и принципиальность: тот, кто покорится нам, будет жить и процветать, а тот, кто окажет сопротивление, будет уничтожен. Героическая судьба тяжёлой поступью шагает по восточным землям, мир меняется, железом и кровью сплавляя Запад и Восток в единое целое. У любого человека есть выбор: он может встать в строй и идти вместе с Александром к новому будущему или умереть.

– Александр может и проиграть эту войну, ― скептически заметил Неарх.

Антигон поморщился:

– Это совершенно не важно. Не он, так другой завоюет земной мир, превратив этот бессмысленный хаос человеческой жизни в органичное и могущественное целое, способное бросить вызов самому Богу. Если это не удастся Александру, он станет образцом для многих других, тех, кто идёт за ним. Идея избранности, героики войны и мирового господства уже поселилась в умах человечества, она будет снова и снова провоцировать великое объединение, которое не считается ни с какими жертвами. Эту идею, идею сверхчеловечества уже не убьёшь никогда. ― Антигон опять погладил своё больное плечо. ― И для воплощения этой идеи наша помощь, помощь демонов, совершенно необходима. Главное в нашей работе сейчас ― не потерять рычаги управления этой идеей.

 

– О каком управлении человеческими идеями ты говоришь?! ― в ярости воскликнул Лисимах. ― Мы, свободные духи, ангелы Утренней звезды, своим лучезарным сиянием могли затмить свет Бога, став хозяевами Неба, но проиграли и теперь должны подчиняться воле Александра, этого капризного мальчишки, который владеет перстнем Повелителей! Он собрал нас вместе и заставил работать, словно слуг, завоёвывая для него мир! Для этого ли мы были созданы, об этом ли мы мечтали, пытаясь в Небесной битве обрести свободу? ― Лисимах повернулся лицом к Неарху, ― Скажи, Айшма, легат грозного шестого легиона, могучий демон Асмодей, имя которого люди страшатся даже произнести, скажи, так ли приятно тебе, приняв облик критянина Неарха, гнуть свою шею в поклонах этому македонскому недорослю, отдавая тому свои силу и умения? ― Лисимах перевёл свой взгляд на Антигона. ― А ты, могущественнейший Вельзевул, ты, второй по силе после нашего князя Люцифера и первый полководец восставших ангелов, зачем ты стал одноглазым Антигоном и служишь этому выскочке, старательно выполняя все его поручения? ― Лицо Лисимаха раскраснелось от гнева. ― Молчите?.. Я отвечу за вас. Вы стали рабами людей вместо того, чтобы стать их богами! И если мы не возродимся в своём господстве и не накажем этого глупое животное по имени человек, мы будем изгоями не только на Небе, но и здесь, на Земле. ― Лисимах резко махнул рукой. ― Людей надо уничтожать! ― громогласно объявил он.

Антигон осклабился, показав зубы.

– Ты перегрелся сегодня на солнце, Молох, кипишь ненавистью, и это лишает тебя рассудка, ― спокойно ответил он. ― Ты же знаешь, мы не можем не подчиняться Повелителю с перстнем ― таково вечное проклятие нашего Ниспровергателя.

– Надо попытаться с помощью людей, завистников царя, убить Александра, взять перстень, ― прошипел Лисимах, ― и вернуть себе свободу, навсегда покончив с нашей слабостью.

– Ещё не время, мой дорогой Молох, ― ответил Антигон, ― ещё не время… Александр делает то, что нужно нам, он растит новый мир, он готовит почву нашей власти. И пока он идёт в правильном направлении, стерпев обиду и принимая его жалкие потуги на право божественности, надо ему служить и помогать… Александр, сам того не подозревая, сделал великое дело ― он объединил нас, прекратив наши распри. Он наш объединяющий стержень и этим очень важен сейчас. Но когда Александр нам будет не нужен, мы уберём его, принеся в жертву великой истории. Поверьте, в памяти потомков он навсегда останется молодым и сильным, он будем ярким примером могущества человеческого, химерой своего вечного образа привлекая неуёмное желание власти. Александр ― это наш авангард, мощью своей воли прокладывающий нам путь в души человеческие. Придёт время и наша слабость станет нашей силой. Змея пока дремлет, но она не упустить своего момента ужалить.

Лисимах насупился и недовольно промолвил:

– Вельзевул, я всегда с особыми доверием отношусь к твоему слову. Надеюсь, ты окажешься прав.

– Верь, мой дорогой Молох, ― с улыбкой сказал Антигон, ― будущее принадлежит нам.

Антигон встал со своего места, подошёл к пологу палатки и слегка отдёрнул его. Солнце уже совсем скрылось, и яркий красный закат ленточкой вытянулся на горизонте, отступая в глубину моря под натиском темноты.

– Завтра будет тяжёлый день, ― сказал Антигон. ― Тяжёлый и великий день: придётся поработать мечом… А пока надо отдохнуть.

Первым из палатки вышел хмурый и решительный Лисимах. Неарх задержался, оставшись с Антигоном наедине.

– И всё-таки я не вижу смысла в уничтожении города, ― сказал критянин.

– Айшма, ты просто отвратителен в своей жалости! ― воскликнул Антигон, усмехаясь. ― Хочешь лишить нашего малыша Молоха его любимого занятия? Ты же знаешь, он как упрямый ребёнок, просто обожает свою игрушку-смерть и пока с ней не наиграется, не успокоится. Дай напиться его мечу крови, иначе эта неудовлетворённая страсть окончательно лишит его рассудка.

– В городе десятки тысяч женщин и детей. Если мы всех убьём, эта излишняя жестокость отвратит от нас жителей других городов, и тогда они будут сопротивляться нам с ещё большей ожесточённостью.

Антигон на мгновение задумался.

– Может быть ты и прав… Хорошо, я поговорю сейчас с вождями сидонян, и мы что-нибудь придумаем, ― ответил он и попрощался с Неархом до утра.

Утром следующего дня призывный трубный рёв возвестил о начале нового штурма Тира. Осадным орудиям удалось обрушить южную стену города; македонские воины во главе со своим бесстрашным царём Александром ворвались в город. Резня продолжалась весь день и приостановилась только с наступлением сумерек. Шесть тысяч тирян было убито в тот день. К вечеру нападавшие просто устали убивать, но жажда крови их ещё не была утолена. На следующий день македоняне распяли ещё две тысячи горожан, попавших им в плен. В живых из тех, кто находился в городе во время штурма, остались только те немногие, кто успел спрятаться в храме Мелькарта. Александр не посмел осквернить святое место своего любимого человека-бога Геракла, даровав укрывшимся там жизнь.

Македоняне, вероятно, исполнили бы своё обещание и уничтожили всех тирян, но стало известно, что бóльшая их часть, женщины и дети, числом тридцать тысяч, смогли в ночь перед штурмом выбраться из города на кораблях сидонян. Правда, судьба их тоже была незавидна. Сидоняне всех их продали в рабство и были чрезвычайно довольны этим своим боевым трофеем.

Тир был разрушен, а Александр Македонский отправился дальше. Ужаснувшись новой мощи, пришедшей с севера, Египет сдался без боя, а египетские жрецы, чтобы утешить самолюбие македонского царя, объявили его богом.

Поход после этого продолжался ещё девять лет. Неведомая сила влекла Александра на восток. Он шёл со своей армией всё дальше и дальше, завоёвывая новые страны и покоряя народы. И только в Индии ему пришлось остановиться: уставшее войско не в силах было больше выдержать воинственный порыв Александра. Царь вернулся в завоёванный Вавилон с целью подготовить новый поход, теперь уже в западные страны. Он был ещё молод, и идея завоевать весь мир казалась абсолютно выполнимой. Но этому не суждено было исполниться. Александр Македонский умер в возрасте тридцати шести лет. Многие думали, что его отравили. Перстень, который был символом царской власти и с которым Александр никогда не расставался, после его смерти исчез. Когда обожествлённый царь ушёл в мир иной, великая империя распалась на отдельные государства. Преемники Александра, диадохи, со звериной яростью набросились друг на друга, не щадя ни жён своих врагов, ни детей. Подлость стала правилом, жестокость ― главным принципом. В этой долгой, растянувшейся на десятилетия кровавой войне бывших друзей и соратников погибли почти все полководцы Александра. Одними из последних пали Антигон Одноглазый и Лисимах. Оба они были убиты в боях, когда им было уже за восемьдесят. Больные и немощные старики, они до последних минут своей жизни так и не отказались от страстного желания восстановить любой ценой империю Александра.

Неарх умер своей смертью, в войнах диадохов участия не принимая… Хотя, некоторые говорили, что он и не умер вовсе, а сразу после смерти Александра исчез, уплыл на большом корабле куда-то на юг, в неизвестную далёкую страну, где жили чёрные люди и где даже не слышали о великой и героической судьбе божественного Александра.

Ходил слух, что именно Неарх похитил перстень власти и спрятал его в пустыне, чтобы уже никто и никогда не смог повторить славный путь македонского царя, первого завоевателя мира, силой оружия попытавшегося объединить Запад и Восток.

Часть первая: Три Дороги

Глава 1

Дорога ангела, 12 мая 2006, Москва

Как внутри, так и за окном высокого офисного здания компании «РосТорг» кипели жаркие весенние московские будни, наполненные активной деятельностью, шумом и движением. Но общий деловой настрой сильно расходился с настроением Владимира Китаева, которого охватило тягучее постотпускное похмелье свободы.

Владимир немного наклонил голову направо и снова бесцельно, искоса уставившись пустым ленивым взглядом, пересчитал карандаши и ручки, стоявшие у него в чёрном стаканчике. Пятнадцать, включая белую пластиковую вилку, непонятно как попавшую в компанию пишущей остроносой братии. Пять минут назад было почему-то четырнадцать – вероятно, ошибся, очередной раз пересчитывая… Владимир огляделся, обвёл отсутствующим взором комнату, скользя по сосредоточенным лицам своих коллег, – все они были погружены в работу, набивая что-то на клавиатуре или общаясь по телефону, – и тяжело вздохнул. Психофизическая единица бытия по имени Владимир Китаев совсем не хотела встраиваться в рабочий ритм дружного и трудолюбивого коллектива. Гора накопившихся за время отпуска на столе и не разобранных документов откровенно склоняла своим видом к необходимости плодотворного труда – но так не хотелось работать и возвращаться к повседневной жизни, забыв о солнце, море и расслабленной неге пляжного туриста.

Олег Шепель из департамента маркетинга внезапно появился за спиной Владимира и непринуждённо шлёпнул того по плечу.

– Не вижу энтузиазма! ― громко сказал он. ― Отдохнувший, посвежевший, с новыми силами! Что, не вошёл ещё в трудовой ритм, товарищ пролетарий? ― широко улыбаясь, шутливо осведомился Олег. ― Ну, это мы быстро исправим!

За неимением гостевых стульев Олег присел на стол, отодвинув в сторону кипу бумаг. Небольшого роста, полноватый молодой человек с открытым, жизнерадостным лицом сидел на широкой столешнице и беззаботно болтал свесившимися ногами.

Олег Шепель появился в компании год назад, но за это время успел сделать быструю и успешную карьеру. С должности простого менеджера он поднялся сначала до куратора проекта, а потом и начальника отдела в департаменте маркетинга. Ходили слухи, что он дальний родственник коммерческого директора компании Эдуарда Рихтера или хороший знакомый его семьи. Он эти слухи не подтверждал, но и не опровергал. Как бы там ни было, его успехи в бизнесе и карьерный рост были налицо, и он мог этим гордиться, демонстрируя деловую спесивость. Однако в общении с Владимиром он оставался тем же весёлым рубаха-парнем, с каким Владимир познакомился и успел подружиться год назад.

– Ну, как там кубиночки? Ничего себе? ― Олег стал говорить заметно тише, его лицо расплылось в довольной, заговорщической и подозрительно мечтательной улыбке.

Владимир как-то без энтузиазма пожал плечами.

– Реальность серьёзно разошлась с ожиданиями, ― сказал он.

– А мне, когда я был там два месяца назад, кубиночки очень понравились, ― заметил Олег, плотоядно щёлкнув языком.

– Ну, знаешь, мне было не до местной экзотики. Я же был на Кубе со своей девушкой, с Зоей.

– Ага, понятно, ― кивнул Олег, ― в Тулу со своим самоваром. Ну, ты тоже молодец!.. ― криво усмехнулся. ― А фотки-то кубинские есть уже?

– На сети лежат уже с утра, я всем знакомым в компании ссылку сбросил, включая, между прочим, и тебя, ― немного обиженно ответил Владимир.

– Я с утра ещё до рабочего места не дошёл, ― махнул рукой Олег. ― То одно, то другое, понимаешь. Совсем забегался… Ну, не томи, давай, показывай!

Олег склонился над монитором, а Владимир уже открыл файлы и приготовился к необходимым пояснениям, как вдруг зазвонил телефон. Отвлёкшись от красивых кубинских пейзажов, Владимир нехотя, только после четвёртого звонка, снял трубку и замер в неожиданности. Выслушав удивительно короткое сообщение и успев сказать только «да, иду», Владимир положил трубку.

– Кто это был? ― спросил Олег, обратив внимание на озадаченное выражение лица приятеля.

– Секретарша Лисы.

– Самого?! ― громко удивился Олег, округлив глаза. ― А что ему от тебя надо?

Владимир пожал плечами и медленно, непонимающе пробормотал:

– Просит зайти срочно.

Лисой в компании звали за глаза вице-президента Пахомова. Он и вправду был похож на лису – рыжий, с хитрым, прищуренным и цепким взглядом. Пахомов появился в компании примерно года полтора назад. Бывший генерал ФСБ курировал службу безопасности в компании и отвечал за работу с государственными органами. В компанию его пригласили акционеры. Президент, директора, да и весь коллектив, с опаской и подозрительностью относились к нему, справедливо полагая, что не просто так в компании появился бывший генерал ФСБ. Никогда ранее Владимир не просто не пересекался по своим служебным делам с грозным вице-президентом, но даже и не общался с ним ни разу. Это был не его уровень отношений, да и что могло связывать обыкновенного рядового менеджера с высшим руководством компании? Первой мыслью сразу вспыхнуло: «Что я мог натворить такого страшного, если мной заинтересовалась служба безопасности, да ещё на таком уровне?» Но Владимир решительно не мог припомнить за собой ничего хоть чуть-чуть криминального. Именно чистота своей совести перед компанией его смущала теперь больше всего.

 

Пахомов, развалившись в дорогом кожаном кресле, сидел за огромным и пустым столом и что-то с интересом рассматривал в мониторе. Он мельком взглянул на секретаршу и Владимира, осторожно вошедших в кабинет, и опять уткнулся в монитор.

– Леночка, ― тон Пахомова был равнодушно-повелителен, и чувствовалось, что он не требовал никаких повторений, ― сделайте, пожалуйста, нам два чая… ― Пахомов взглянул на Владимира и спросил, видимо решив уточнить, скорей из фигуры начальственной вежливости: ― Владимир, вы чай будете?

Владимир поспешно кивнул, не сводя глаз с вице-президента.

– Два зелёных чая, Леночка, ― сказал Пахомов, вернувшись к монитору.

Секретарша мгновенно исчезла.

– Владимир, садитесь, пожалуйста, ― предложил Пахомов.

Владимир аккуратно присел на край самого близкого к себе стула и выжидательно замер, выпрямив спину и сцепив пальцы рук.

– Из отпуска? ― лениво спросил Пахомов, так и не оторвав глаз от своего монитора.

Владимир кашлянул, прочистив внезапно пересохшее горло:

– Да, сегодня первый рабочий день.

– И где вы отдыхали?

– На Кубе.

– Красивая страна? ― Вице-президент отвлекся, наконец, от монитора и стеклянным, отсутствующим взглядом посмотрел на Владимира.

– Да, ― сказал Владимир, натужно, изображая открытость, улыбнулся и принялся рассказывать: ― Красивая страна, прекрасные пляжи, добродушный, приветливый народ…

– Я был на Кубе лет семнадцать назад, ― хмуро оборвал Владимира Пахомов, решив, видно, предупредить своим замечанием ненужный рассказ.

Владимир осёкся и замолчал. «Что же ему надо от меня?» ― раздражённо подумал он и стал нервно отстукивать каблуком дрожащий ритм под столом. Вошла секретарша с подносом и любезно выгрузила с него зелёный чай.

– Вы можете подойти поближе? ― вдруг спросил Пахомов, когда секретарша снова покинула кабинет.

Рука Владимира, державшая чашку, дрогнула.

– Я? ― ответил Владимир тупым вопросом на вопрос, вытянув лицо в сковывающем и взволнованном изумлении.

– А вы, ещё кого-то видите в комнате? ― рассудительно заметил Пахомов.

Владимир, неуверенно переступая, подошёл к столу Пахомова.

– Это ваши фотографии? ― поинтересовался вице-президент, рукой показывая на экран монитора.

Треть растянувшейся на весь экран фотографии занимал Владимир Китаев собственной персоной. В шортах, цветастой рубашке и кепке с надписью “Cuba”, с довольным выражением лица – всё как полагается для счастливого момента отпуска в жаркой тропической стране. А кругом ― знакомые, солнцем залитые дома старой Гаваны и приветливые жители Кубы. Яркие краски тропиков и отдыха, запечатлённые фотоаппаратом и разлившиеся по экрану монитора. Весёлые, улыбчивые лица кубинцев и туристов на маленькой улице Гаваны…

– Да, мои, ― тихо проговорил Владимир, искренне не понимая, чем же могли заинтересовать вице-президента крупной компании его кубинские фотографии.

– Вы знаете этих людей?

– Кубинцев? ― Владимир обескуражено посмотрел на вице-президента и понял, что сморозил очередную глупость.

– Нет, ― немного раздражённо бросил Пахомов. ― Вот эту парочку на заднем плане. ― И вице-президент пальцем ткнул в верхний угол экрана.

Парень и девушка. Она – загорелая юная брюнетка, он – русоволосый молодой человек лет двадцати пяти.

– Вы знаете этих людей? ― повторил свой вопрос Пахомов.

– Ну, это… ― растерявшись, промямлил Владимир, запнулся и выдал свою версию: ― Это туристы, наверное.

– Туристы? ― недовольно спросил Пахомов. ― Вы знаете что-нибудь о них? Как зовут? В каком отеле жили? ― В глазах бывшего генерала загорелся огонёк искреннего интереса.

– Нет, ― проговорил Владимир и виновато опустил голову, как будто действительно серьёзно провинился, не узнав у людей, случайно попавших в кадр, как их зовут и где они живут.

– Жаль, ― с еле скрываемой досадой сказал Пахомов и прибавил: ― Спасибо, Владимир, я вас больше не задерживаю.

Уже у дверей Владимир вдруг остановился. Память вытащила на свет маленькую, совсем незначительную деталь той гаванской экскурсии. Он вспомнил эту молодую пару, случайным образом оказавшуюся на фотографии. Нет, они, скорее всего, не были туристами. Но и кубинцами они тоже не были. Владимир вспомнил, как проходя мимо этих парня и девушки, он слышал их разговор между собой…

– Они французы и, полагаю, работают в одном из кубинских университетов, ― вдруг проговорил Владимир, уже взявшись за ручку двери.

– Французы?! ― откровенно удивился Пахомов и с любопытством посмотрел на Владимира.

– Я слышал, как они разговаривали друг с другом на французском языке и говорили, по-моему, о каком-то университете.

– Вы уверены?

– Да, я уверен, ― в подтверждение своих слов Владимир решительно кивнул.

Пахомов задержался в этот день на работе дольше обычного. Он долго смотрел на фотографию, пытался её приблизить, отдалить, чтобы лица заинтересовавших его девушки и парня можно было разглядеть получше. После этих несложных упражнений Пахомов вставал, ходил по кабинету, о чём-то размышляя, потом опять садился в кресло и принимался снова разглядывать фото. Иногда кривая улыбка медленно изгибала краешки его губ, вдруг быстро и бесследно исчезая.

Бывший генерал ФСБ не верил в свою удачу. Прошло уже три года. И вот спустя три года он всё-таки увидел их вместе. Он был уверен, что случайная фотография запечатлела лица его старых знакомых – Руслана Кондратьева и Карины Станкевич. Не хватало только третьего, и самого главного, персонажа той давней истории – Вячеслава Полуянова, отца Карины. Но Пахомов был уверен, что тот должен находиться где-то рядом с этой парочкой. А значит есть все шансы заполучить наконец в свои руки заветную вещицу… Несмотря ни на что, он верил в то, что древняя реликвия ― перстень Соломона, ― за которую в своё время покойный Бартли предлагал ему очень неплохие деньги, существовала в реальности, а не была плодом чьего-то воображения или исторической фантазией.

Пахомов вынул записную книжку и быстро нашёл в ней нужную запись. Четыре года назад он виделся со своим коллегой, который работал тогда в российском посольстве на Кубе. Как он тогда просил его устроить в Москве!.. Ну, что ж, если ты сейчас мне поможешь, подумал Пахомов, так и быть, возьму тебя к себе в службу безопасности.

В Гаване было утро. Разговор получился короткий. Знакомый с радостью согласился выполнить небольшое поручение – найти молодую парочку, предположительно, французов, работающих по найму или обучающихся в каком-то кубинском учебном заведении. Дело, в общем-то, пустяшное, если есть фото этих самых французов, а перспективу оно рисует неплохую. Понадобилось всего несколько минут, чтобы получить по электронной почте фотографию.

После разговора с бывшим коллегой Пахомов опять встал из-за стола и прошёлся по кабинету, меряя его шагами. Надо было подождать несколько дней, получить новости с Кубы, а потом уже сделать следующий ход. Но Пахомову не терпелось начать игру. Он порылся в своей визитнице и вытащил на свет кусочек плотного белого картона, на котором было напечатано по-немецки: «Генрих Келлер, адвокат» и один телефон в Цюрихе. Пахомов повертел визитку в руках, положил её на стол, а сам сел в кресло. Он сидел неподвижно почти несколько минут, разглядывая эту короткую надпись на плотной бумаге, и пытался вспомнить все детали давних событий.

Это произошло три года назад после его сокрушительного фиаско, связанного с делом Полуянова.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru