Денис Бурмистров
Черный выход
Оставив позади дворы спального района, Игорь вышел на узкую улицу, по которой замерзшими коровами медленно тащились припорошенные снегом машины. Он легкой трусцой перебежал дорогу и, свернув за угол, остановился под красным неоновым названием «Саманта Смит». Оббил снег с унт, разглядывая освещенную яркими желтыми фонарями дверь, стянул лохматую шапку и решительно вошел внутрь.
Как-то так сложилось, что в Искитиме прижилось такое практически вымершее в крупных городах явление, как кабак. Причиной ли тому большое количество стекающихся в город авантюристов и преступников либо просто отсутствие иных возможностей развлечься, а скорее и то и другое, но заведения, сочетающие в себе бар, недорогую кухню и игорное заведение, вошли в моду. «Саманта Смит» был уже вторым кабаком, открывшимся в Центральном районе, но дефицита в посетителях он не испытывал, даже приобрел постоянных клиентов.
Волосы Игоря приятно взъерошило легким напором тепловой завесы, отсекая холодный уличный воздух. До слуха донеслась приглушенная музыка, нос приятно защекотали ароматы с кухни. Желудок тут же требовательно заурчал.
– Здравствуйте, – раздался женский голос. – Добро пожаловать в «Саманту Смит».
– Привет, Марина, – откликнулся Фомин, поворачиваясь к вышедшей из-за стойки раздевалки девушке. – Не узнала?
– Ой, привет, Игорь. Да, не узнала, богатым будешь. Разденешься или так, на минутку заскочил?
Марина, чуть полноватая девушка с крупными чертами лица, из-за которых ее вряд ли можно было назвать привлекательной, подрабатывала здесь по вечерам, после учебы в техникуме. Здесь же работал охранником ее брат, некогда чемпион района по боксу, а теперь просто здоровый мужик с пудовыми кулаками, любящий иной раз хорошо заложить за воротник и зацепиться с непонравившимся клиентом.
Игорь скинул бушлат, засунул в рукав шапку и протянул Марине, улыбаясь.
– Пожалуй, посижу немного, – сказал он, поправляя свитер и ремень джинсов. – Народу много?
– Нормально, – пожала плечами девушка, исчезая в гардеробе. – Твои тут.
– Чеснок?
– Ага. И этот, немец из института.
– Фишер?
– Ага, – вновь утвердительно качнула головой Марина, облокотившись руками о стойку. – Какой-то он сегодня злой.
Фомин окинул себя взглядом в зеркале, скосил глаза на девушку.
– Злой, говоришь? Хм, посмотрим. Ну ладно, не скучай тут.
Он развернулся на каблуках и, толкнув легкие двери, вошел в зал.
«Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко!» – пел из колонок детский хор. Ему вторили звон посуды и несдержанный смех подвыпившей компании.
Хозяин «Саманты Смит» оформил заведение в стиле советской эпохи, который некоторые называли «Привет, совок!». Вдоль стен стояли лакированные массивные серванты «под ольху» с белыми треугольничками узорных салфеток. За стеклами – чешские сервизы и польские чайные наборы с героями мультфильма «Болик и Лелик» на выпуклых гранях. Тут и там висели красные вымпелы с желтой бахромой и портретами Ленина. Надписи золотом гласили: «Лучший пионерский отряд», «За ударный труд!», «Победителю соцсоревнования» и далее в таком же ключе. Тут же, на крышке швейной машинки «Зингер», лежали пионерские горн, барабан и завязанный алый галстук. Барную стойку стилизовали под длинный стол для совещаний с покрытием из бордового сукна. Спиртное бармен доставал из пузатого холодильника «ЗИЛ» с огромной хромированной ручкой. Над холодильником, за стеклом, висела большая черно-белая фотография улыбающейся девочки, стоявшей в окружении загорелых пионеров, – та самая Саманта Смит, гостившая в «Артеке».
Пройдя мимо небольших столов, освещенных лампами с зелеными абажурами, мимо занятого воркующей парочкой кожаного дивана с потрескавшимися от времени валиками подлокотников, Игорь свернул за угол и потопал вниз по лестнице, погружаясь в вязкий гул голосов.
Здесь было многолюдно. У дальней стены стучали шарами бильярдисты, важно обходя большие «классические» столы и примеряясь для ударов. Чуть ближе, между стойкой и круглыми пивными столиками на длинных ножках, бросали кости склонившиеся над досками игроки в нарды. А напротив входа, под ликами портретов членов политбюро ЦК КПСС, на небольшом возвышении стоял большой стол с витыми ножками, вокруг которого толпились зеваки и клубился ленивыми кольцами сигаретный дым. За столом, наплевав на закон, запрещающий азартные игры, резались в преферанс. Впрочем, хозяин «Саманты» ничем не рисковал – прикормленная полиция предпочитала не замечать подобные мелочи.
Фомин подошел поближе. Найдя свободное место, посмотрел из-за плеч на картежников.
Играли четверо. Спиной к Игорю, напряженно склонившись над лежащими рубашкой вверх картами, сидел мужик в меховой жилетке поверх клетчатой фланелевой рубашки. Его толстая шея лоснилась от пота, пальцы нервно барабанили по столу. Лица Игорь не видел, но готов был поклясться, что мужик пребывает в мрачном настроении.
По правую руку от игрока в жилетке, подбоченясь, сидел крепкого вида короткостриженый парень в спортивном костюме. Судя по всему, он был за раздающего и теперь ждал конца хода, переводя внимательный взгляд с одного картежника на другого.
Слева пыхтел в усы красномордый здоровяк, неуловимо похожий на игрока в жилетке. На нем тоже была видавшая виды фланелевая рубашка в крупную клетку, армейские штаны с подтяжками заправлены в теплые сапоги. Он заметно нервничал, то сворачивая, то разворачивая веером свои карты, словно те могли неуловимым образом поменять масть или номинал.
А прямо напротив Фомина со скучающим видом сидел необычный персонаж в кичливой красной рубашке с широким воротом и в черном костюме в тонкую полоску. Он был худ и невысок ростом, с болезненно бледной кожей, сквозь которую проступали тонкие дорожки вен. Но больше всего смущала растительность на лице и голове игрока. Короткая, но густая борода и забранные в хвост на затылке длинные волосы имели неестественный стальной оттенок. Сами волосы казались чересчур тонкими и невесомыми, по ним пробегали волны от малейшего дуновения ветра. Больше всего это напоминало шерсть домашнего ухоженного кота – фактура абсолютно не человеческая. А еще глаза, черные, без зрачков, угольными точками двигающиеся из-под полуприкрытых век. Дополняла образ стоящая рядом, на столе, чашка с крышкой-поилкой, похожая на те, из которых поят детей.
Игрок поднял взгляд, и их с Игорем глаза на короткий миг встретились…
– Малой, – с плохо скрываемым раздражением обратился к бородатому парню обладатель жилетки. – Мизер – он фарт не любит. Ты бы попридержал коней при таком-то счете.
Ответом ему была кривая ухмылка в усы и ленивый жест, мол, начинайте заход.
Когда первая карта полетела на сукно, Фомин отошел от стола, разглядывая устроившихся у барной стойки людей. За сизым сигаретным дымом разглядел знакомый острый профиль Эриха Фишера, прошел к нему, заходя сзади.
– Здорово, немчура, – он с размаху хлопнул по худой спине, затянутой в цветастый, с оленями, свитер. Мужчина с копной растрепанных волос цвета пшеницы поперхнулся, отшатнулся и повернул голову, разглядывая Игоря синими, чуть на выкате глазами. Возмущенно сжатые губы разошлись в улыбке.
– Здорово, русак, – ответил мужчина с сильным немецким акцентом. – Как дела?
– Пока не родила, – привычно вырвалось у Игоря.
Он взгромоздился на стул рядом с товарищем, жестами указал бармену на перцовку в объемной граненой бутылке. Внутренний холод требовал чего погорячее, и плавающий в водке перец чили вполне этому соответствовал.
– И на будущее, – вновь обратился он к немцу. – Русак – это заяц.
– О, я не знал. Думал, это как немчура.
– Не, как немчура – это русич.
– Здорово, русич! – тут же подхватился Фишер.
– Здоровее видали, – откликнулся Игорь, устраиваясь поудобнее. – Чего это ты за водочку-то взялся? Да еще и в одиночестве?
Эрих сразу поскучнел, его острый нос клюнул в сторону согреваемой в ладонях рюмки.
– Не нашли общего языка с коллегой, – угрюмо сказал он.
У карточного столика раздались изумленные возгласы и смех. Там разыгрывалась некая трагикомедия, и публика благодарно реагировала.
Игорь скосил взгляд через плечо, но тут бармен поставил перед ним стопку с мутной красноватой жидкостью, а также блюдце с двумя дольками вареного яйца под майонезом.
– Комплимент от шеф-повара, – пояснил он и отошел в сторону, влекомый полупьяным зовом с другого конца стойки.
Фомин с явным удовольствием взял стопку, покрутил в пальцах, примеряясь. Обратился к насупившемуся немцу.
– Опять со Шнайдером поцапались? – предположил парень.
И попал в точку, потому как глаза Эриха вспыхнули, из расширившихся ноздрей с шумом вылетел воздух. Он разразился короткой, но режущей слух репликой по-немецки, потом подхватил стопку с водкой и, не поморщившись, опрокинул в себя содержимое. Потом все же перекосился, протирая зажмуренные глаза пальцами и гадливо кривя рот.
Фомин засмеялся, похлопал Фишера по спине, подтолкнул блюдце с яйцами.
– Эк тебя зацепило-то, – сказал Игорь. – Закусывай давай, не кочевряжься. Без закуски водку только полярники пьют.
– Я ученый, – стойко ответил немец.
– И чего с того?
– Полярники – тоже ученые.
– А, ну это многое меняет. Тогда, конечно, бухай и не закусывай. За науку, – Игорь отсалютовал и залпом выпил перцовку. Не успела обжигающая отрава упасть в голодный желудок, как Фомин ощутил, что его прошиб пот, а в груди сделалось жарко-жарко. И даже немного в голову ударило, от чего на долю секунды показалось, словно зал начал растягиваться в стороны.
Игорь моргнул, отер лицо и потянулся к лежащему рядом меню в обложке, стилизованной под красную кожаную папку «К докладу».
У карточного стола вновь стало шумно, кто-то с силой хлопнул рукой по столу и с противным скрежетом отодвинул стул. Игорь краем глаза заметил, как в сторону выхода направился игрок в спортивном костюме, остервенело крутя в руках мобильный телефон. Должно быть, проигрался.
– Понимаешь, Игор, – сокрушенно сказал Фишер. – Этот коза мне прожект режет.
Обычно Эрих старался правильно выговаривать имя Фомина, но сейчас, судя по всему, пребывал в душевном раздрае и не мог себя контролировать. Значит, действительно накатила на него исконно готическая печаль.
– Этот коза – Шнайдер? – все же уточнил Игорь.
На сей раз Эрих ответил, утвердительно кивнув.
И добавил:
– Коза и трус.
Игорь подозвал жестом бармена и сделал заказ. Решил выбрать пельмени, недорогие, но удивительно вкусные, как делали только тут, в «Саманте». Немец повторил стопку водки, но на сей раз Фомин настоял на закуске.
– Рассказывай, – повернулся парень к Фишеру, когда бармен ушел.
– Михаэль – очень перестраховщик, – принялся с жаром объяснять Фишер. – Такой еще с Гейдельберга, где работали вместе. Ну ты же знаком с ним?
– Со Шнайдером? Упаси боже. Зато от тебя о нем так часто слышу, что кажется, будто он мой родственник.
– Nein родственник! – потряс пальцем Эрих. – Он трус, а не ученый!
– Еще и коза к тому же, – подсказал Игорь.
– Не шутка, Игор, – укоризненно нахмурился Эрих. – У меня действительно прогресс в работе. Я так долго идти к этому, не спать, худеть. Я нашел отклик между чужими объектами, между артефактами. Понимаешь? Моя теория верна!
– А Шнайдер при чем?
– Он не пускать меня в Зону! – возмущенно развел руками немец, выпучив и без того навыкате глаза. – Мне необходим опыт в поле, не на стенде. Естественная среда, понимаешь? Это важно!
– А чего он тебя в Зону не пускает? У вас же постоянно выходы проводятся.
– Говорит, опасный эксперимент, риск не оправдает результат. Говорит, мои цифры нестабильны, – немец щелкнул пальцами, подбирая слова. – Случайны, натянуты. Что отклик артефактов на стенде – обстоятельства, не моя работа. Что нужна проверка, еще и еще. А я уверен – я прав, а без риска не может быть реальной наука.
– Достойно мыслишь, – похвалил Игорь. – И где только твоя былая германская прагматичность и покорность? Смотри, Эрих, обрусеешь, будешь по березовым рощам шариться в рубашке-косоворотке и предаваться безбрежной славянской лености.
Фишер вяло улыбнулся, но было видно, что ему не до шуток. Игорь вздохнул и пододвинулся поближе. Уже безо всякого ерничества спросил:
– Что хоть за опыт-то такой?
И не прогадал – немец ожил, в глазах появился блеск.
– Опыт по теории Зеро… Марк Зеро, физик, знаешь?
– Слышал.
– Теория Зеро, о дублировании функций, – Фишер глубокомысленно изрек: – «Железо и камень родили огонь».
Игорь промолчал, все же кивнув для приличия. На самом деле он понятия не имел о чем идет речь.
Если Эрих и понял это, то не подал виду.
– Я давно делаю опыт с rote teufel… «красный черт», знаешь?
Тут Фомин закивал активнее – еще бы, как не знать одного из редких артефактов. Именуемый «красным чертом» внеземной объект походил на небольшой шарик янтаря с алыми прожилками и выступами, напоминающими рожки. Если «черта» швырнуть о твердую поверхность, то он отскакивает, как каучуковый мяч, рассыпая сноп ярко-красных искр. Скачущего «черта» можно запереть в комнате и прийти за ним даже через несколько дней – артефакт не переставал прыгать, пока его не останавливали.
– При сложных условиях объект давал интересный результат, – продолжил немец. – Но особенный эффект происходил при контакте с другим объектом, с Си-22.
И это Игорь знал.
– «Гремучие салфетки».
– Да, есть так, – немец улыбнулся. – Поразительный и стойкий контакт. Но кратковременный. Я думаю, иные условия надо. Условия Зоны. А Шнайдер уперся, не пускает.
– Этот Шнайдер – он твой начальник?
Эрих издал презрительный возглас, замотал головой.
– Нет, не начальник – куратор лаборатории. Без его голоса не получить допуск в Зону.
– Так иди к начальнику, – посоветовал Игорь. – Объясни ситуацию. Скажи так, мол, и так, перспективное открытие пропадает, а Шнайдер ставит палки в колеса.
Эрих сокрушенно вздохнул, махнул рукой. Появившийся бармен поставил перед ним запотевшую стопку с водкой и сырную нарезку.
– Начальник слушает Шнайдера. У Шнайдера ученая степень высокая, он солнце немецкой науки…
– Светило, – автоматически поправил товарища Фомин, но Фишер этого даже не заметил, продолжил изливать свое горе.
В кармане завибрировал телефон. Игорь нащупал гладкий корпус и выудил аппарат на свет. Прочитал имя на экране, досадливо вздохнул и сбросил вызов. Потом и вовсе отключил телефон, зная что последует дальше.
Альбина не любила, когда ее сбрасывали. И начинала звонить уже ради принципа, чтобы высказать свое негодование. Сейчас Игорю меньше всего хотелось общаться с плодом собственной мимолетной дурости, совершенной не без прямого участия Чеснокова. Удружил, так сказать. Низкий поклон.
– Есть кто в Зону ходит? – сквозь задумчивость уловил Игорь робкий вопрос немецкого ученого.
– Чего? – переспросил он.
– Есть знакомый fuhrer… тот, кто водит в Зону? – Фишер совсем понизил голос, от чего сквозь его русский стали пробиваться немецкие интонации. – Кто сможет отвести за кордон.
– Ты с дуба рухнул! – округлил глаза Игорь. – И думать забудь!
– Но…
– Даже не думай, – отрезал Фомин. – Без крайней нужды в Зону лезть – совсем последнее дело! Уж поверь…
И осекся, потому что Эрих вдруг посмотрел на него странным взглядом, будто сумел уловить в голосе Фомина скрытую информацию.
– Ты ходишь за Периметр? – Брови немца поползли вверх.
Игорь сделал единственное, что могло спасти ситуацию. Он засмеялся, стараясь скрыть фальшь, смахнул с блюдца пластик сыра и закинул в рот. Сочно зажевал, глядя товарищу в глаза.
– Куда мне за Периметр, Эрих, – усмехнулся Игорь. – Разве я похож на отчаявшегося человека?
– А знакомые? – Похоже, немец поверил Фомину, но сдаваться не собирался, ухватившись за кажущуюся хорошей идею. – Может, из мафии?
– Ну тебя, – отмахнулся парень. – Это уже не смешно, Эрих. Лучше обрабатывай своего шефа. Или найди способ умаслить Шнайдера. Но – я серьезно – выкинь из головы саму мысль о нелегальном походе за Периметр. И хватит бухать, это, судя по всему, водка тебе в голову ударила…
Фомин отнял у вяло сопротивляющегося немца полупустую стопку, пододвинуло к нему принесенную тарелку с дымящимися пельменями. Фишера действительно повело от спиртного – неизвестно сколько он выпил до прихода Фомина, но сейчас с каждой минутой он все больше «плыл», растекаясь по стойке и стекленея взглядом. Потому Игорь сунул ему в тонкие пальцы вторую вилку и, приказав: «Ешь!» – присоединился к трапезе.
За спиной грохнул улетевший в сторону стул, неодобрительно загудели посетители. Грубый мужской голос пророкотал: «Сука!»
На тарелку с пельменями упала тень прошедшего мимо охранника «Саманты», брата Марины-гардеробщицы. Он на ходу что-то загудел себе под нос, похожее на: «Успокойтесь, пожалуйста». Впрочем, с той же интонацией он мог бы цитировать Мандельштама – слова были всего лишь дежурным мостиком для перехода к более активным действиям и не несли никакой смысловой нагрузки.
Сводящий скулы скрип сдвигаемого по полу тяжелого стола заставил Фомина поморщиться, а нарастающая какофония голосов и звуков – оторваться от еды и повернуться.
Карточная игра пришла к одному из своих логических завершений – плечистый мужик в жилетке удерживал за плечи второго, с красной рожей, которая сейчас и вовсе побагровела. Краснорожий вытянул вперед бычью шею, матерясь и брызгая слюной, его пальцы сжались в кулаки, из которых жалобно торчала порванная карта. Рядом валялся стул, карточный стол оказался сдвинутым в сторону.
Объектом столь яростной реакции оказался третий игрок, странноватый парень в пижонском костюме. Он стоял по другую сторону стола и, казалось, не выказывал ни малейшего испуга, а судя по глазам, так и вовсе посмеивался над незадачливыми картежниками.
Мужик в жилетке заметил подходящего к ним охранника, тотчас сильно одернул своего товарища и примирительно поднял вверх ладони. Сквозь шум Игорь не услышал, что именно сказал игрок, но все было понятно и без слов – они уверены, что бородатый стиляга шулер и выиграл у них нечестно. А значит, они имеют полное право вернуть свои деньги силой.
Охранник склонил голову набок, и его квадратная челюсть задвигалась, вываливая на гостей заведения тяжеловесные аргументы. При этом брат Марины, словно Пизанская башня, медленно наклонялся вперед, будто бы желая обрушиться сверху на разбушевавшуюся парочку. Однако те все поняли, недовольно засопели, подняли стулья и ретировались в сторону барной стойки. До Фомина донесся разговор:
– Твою мать! Тут весь кабак заодно! Хер чего докажешь!
– Не, Володя, ты видел? Кто с таким раскладом на мизер три раза подряд идет?
– Кидала, чистой воды! Я тебе говорю!.. Столько денег просрали, эх!
– Ты его глаза видел? Урод, самый настоящий. Должно быть, мамаша его, шалава, от сталкера эту тлю подцепила…
– Ублюдок, мутант…
Дальше Игорь слушать не стал. Он перехватил за необхватный бицепс проходящего мимо охранника, сунул ему в руку купюру в пятьсот рублей. Негромко сказал:
– Прогуляйся до туалета, лады?
После чего взял в каждую руку по тарелке, из которых они с немцем закусывали, и подошел к ругающимся мужикам.
– Уважаемые, – почти ласково обратился он к ним, привлекая внимание. – Тетя Тамара Чеснокова – не шалава и не проститутка. Тетя Тамара – повар.
И от души влепил тарелками в наглые морды.
Из небольших колонок пела что-то глупое очередная отечественная поп-звезда. Ее голос периодически тонул в урчании работающего на холостом ходу мотора старенькой «Чайки», припаркованной в полутемном переулке, откуда открывался вид на проспект и стоящий через дорогу супермаркет.
Игорь протянул озябшие руки и передвинул верньер автомобильной печки на максимум. Зашумели вентиляторы, окончательно заглушая слабое пение, сквозь решетки обдувов в салон понесся сухой воздух с ощутимым запахом пыли. В горле моментом запершило, но стало чуть теплее.
– Чего ты не возьмешь новую машину? Ну рухлядь же, право слово! – не выдержал Фомин, ловя пальцами струи воздуха.
– Балбес ты, – беззлобно ответил Чесноков из темноты капюшона. – Это же «Чайка», раритет.
– Не греет твой раритет ни хрена.
– Понимал бы чего. На такой космонавтов возили.
– В минус тридцать? Сомневаюсь.
В ответ кажущаяся в темноте черной фигура в капюшоне лишь больше развалилась на сиденье, устраиваясь поудобнее.
Спорить было бесполезно. Светло-голубая «Чайка» с хромированными блюдцами фар и красными флажками на корпусе была слабостью и гордостью Гоши Чеснокова. Игорь знал, что другу несколько раз предлагали хорошие деньги за машину, но Гоша был непреклонен, говорил, что детские мечты не продаются. Эту машину он собирал по частям несколько лет, буквально по винтику, по кнопочке. Не все детали удалось найти, кое-что пришлось заменить на современное, однако Чеснокова это не сильно расстраивало. В конце концов, цифровая магнитола не сильно хуже аутентичного транзисторного приемника.
– Чего ты с этими дураками сцепился-то? – прервал молчание Игорь, лениво наблюдая за редкими прохожими на улице. Тепло подействовало, и его уставший организм начал проваливаться в сонливую меланхолию.
Гоша скрипнул кожей перчаток и скинул капюшон. В свете фонарей блеснули глаза, такие странные и нечеловеческие. Борода, так похожая на густую шерсть животного, наэлектризовалась, и ворсинки топорщились в разные стороны.
Друг Фомина был дифферентом на второй стадии, и это уже не лечилось.
– Это не я, это они со мной сцепились, – сказал Гоша, безрезультатно отирая бороду и пытаясь привести ее в порядок. – Я им, как нормальным, пару партий сдул, потом чуть выиграл пару раз. Они почти при своих оставались за вычетом четвертей. Но этот, в жилетке, раздухарился. Давай, говорит, если не ссыкло, ставочки на ноль поднимем. И хитро так со своим друганом перемигнулся. Типа сейчас разводить будем. Ну я и вернул их с небес на землю.
– Гоша, три мизера подряд взять! С тобой так скоро за стол никто не сядет. Больно явно палишься.
– Местные и не садятся. А залетным я всегда даю шанс уйти с деньгами на такси, если не наглеют, – Чесноков серьезным тоном высказал свою позицию. – Ты лучше скажи чего сам в кабаке ошивался? Ты ведь из-за «забора» только вернулся?
Игорь не стал отрицать – Гоша был в курсе всех его дел. От друзей Фомин не таился.
– Устал жутко, – пожаловался он. – Патруль мне такой забег устроил, еле ноги унес. Да еще и рэксы зачем-то ищут. Ума не приложу, им-то чем я мог насолить?
– Институтские? – хмыкнул Гоша. – Странно. Попробую разузнать что к чему. А то, хочешь, поехали ко мне, переночуешь.
– В общагу? Нет уж, лучше вы к нам. Да и отчим, боюсь, вопросы начнет задавать. И так, кажется, подозревать что-то начинает.
Чесноков нахмурился.
– Не пора ли уже разобраться с этой ситуацией?
Игорь промолчал, отвернулся к боковому окну.
– Дружище, я на тебя не давлю, – не отступал Гоша. – Но, серьезно, сколько можно уже его терпеть? Разберись по-мужски. Хочешь, я подъеду, прикрою.
– Не надо, я сам, – буркнул Фомин. – Есть у меня пара идей.
Он не любил касаться этой темы. Более того, все, что скажет друг, Игорь уже слышал. Да, проблема есть. Да, ее надо решать. Но не теми методами, что предлагал Гоша. И уж тем более не сегодня, не сейчас. Всему свое время.
И все же Фомин не был уверен до конца, насчет своей осторожности в вопросе отношений с отчимом. Опасался, что путает выжидание со страхом. Это гадкое подозрение терзало его, подленько подтачивало уверенность в собственных силах. Но ничего поделать с собой Игорь не мог. Лишь надеялся, что все это временно и он поймет, когда наступит нужный момент.
– Ладно, – Гоша не сдался, а временно отступил. – Если что, только свистни. Куда тебя сейчас отвезти? Домой? К Альбине?
– Только не к Альбине! – замахал руками Игорь, скорчив испуганную мину. – У меня от ее постоянных истерик уже зубы сводит.
– О как, – хмыкнул Чесноков. – Раньше тебя это не беспокоило.
– Раньше это казалось несколько навязчивыми капризами. Но теперь она научилась быть просто невыносимой. У меня после общения с Альбиной ощущение, будто меня выпили и высушили. Я в Зоне меньше устаю, ей-богу.
– Зато у нее тело…
– Это да, – не смог не согласиться Фомин. – Но как-то уже и не радует.
– Стареешь, Горыныч, – сделал вывод Гоша. – Жениться тебе пора.
– На ком?
– Познакомить?
– Иди ты! Хватит с меня твоих стриптизерш и танцовщиц. Я хочу нормальную девушку, не дуру и не истеричку. Чтобы за нее не было стыдно перед друзьями.
– Чтобы борщ варила?
– Да.
– И у окошка ждала?
– Угу.
– И чтобы теплые носки вязала?
– Почему бы и нет.
– Бабушку тебе надо, Горыныч, – обреченно покачал головой Чесноков. – Я же говорю – стареешь.
Игорь выпучил глаза, не зная чем парировать, а Гоша заливисто, по-детски рассмеялся, упершись головой о дверную стойку. Не выдержал и Фомин, вторя другу.
– Дурак ты, Гоша, и не лечишься, – отсмеявшись, прокомментировал Игорь.
– Лечусь, – привычно ответил друг. – Не помогает. Так куда тебя?
– Давай домой. Остановишь за квартал, я дойду.
– Конспиратор…
У Чеснокова звонко пискнули наручные часы. Он заученным движением вытащил из нагрудного кармана пузырек, высыпал на ладонь две белые гранулы. Взял из подстаканника чашку-поилку и запил таблетки. Игорь терпеливо ждал.
– Твое здоровье, – запоздало отсалютовал ему друг, ставя чашку на место. Он аккуратно промокнул платком губы, морщась, потом опустил ручной тормоз и взялся за руль.
– Поехали.
Машина мягко тронулась, скрипя колесами по схватившемуся морозом снегу. «Чайка» Чеснокова вырулила на улицу и величественно покатилась мимо освещенных фонарями сугробов.
– Ты завтра вечером свободен? – не поворачивая головы, спросил Гоша.
– Свободен.
– Подстрахуешь?
– Очередные охотники за артефактами?
– Ага.
– Без вопросов. Во сколько?
– Я позвоню.
– Договорились, – Игорь сладко зевнул. – Надеюсь, рэксы уже уехали.
Коттедж отчима так и не стал для Игоря родным домом. Он до сих пор с чувством светлой ностальгии проходил мимо старой трехэтажки с желтыми окнами коммуналок. Сколько времени прошло с тех пор, как в жизни их семьи появился невысокий, хромающий мужчина с сухим и скучным голосом, не любящий смотреть при разговоре в глаза? Лет десять? Да, примерно так и есть. Именно это событие Фомин считал вехой, разделившей его жизнь на «до» и «после». Жизнь «до» казалась беззаботной и яркой, вспоминалась как время безвозвратно утерянных безмятежности и счастья, тепла и уюта. Жизнь «после» превратилось в грубое и неприятное нагромождение мрачных событий, горьких переживаний, потерь и болезненных откровений. И хотя сам по себе Шиповалов Александр Сергеевич почти никак не был связан с большинством произошедшего «после», в памяти Игоря именно отчим стал триггером, запустившим их.
Гоша сделал пару лишних кругов по кварталу, удостоверившись, что опасность миновала. После остановился за углом и выпустил друга, сердечно попрощавшись. Не уезжал, пока Фомин не взошел на крыльцо и не исчез за створкой входной двери.
Отец пропал, когда Игорю было десять лет. Но как-то это случилось не разом, не вдруг. Он и раньше мог не появляться по несколько дней, но потом каждый раз приходил, уставший, потухший и тихий. Отсыпался, отъедался, помогая аппетиту рюмкой водки, и становился сам собой, любимым и любящим. А потом, через несколько дней, опять собирался и уходил в ночь, когда Игорь уже спал.
То были сложные года. Друг за другом остановились или закрылись все искитимские заводы и минеральные выработки. На улице оказались сотни людей, среди которых был и отец Фомина. Некоторые начинали нещадно бухать, пропивая последнее, некоторые смогли вырваться из режимного предзонья на заработки в Новосибирск, некоторые нашли свое призвание в криминале, бомбя дальнобойщиков на трассе и обирая торгашей.
Но были и те, кто решился пойти ва-банк, разменяв собственную удачу на призрачную возможность сорвать большой куш. Эти полезли в Зону, наплевав на патрули и Уголовный кодекс. И тащили, тащили внеземные объекты, продавая их любому, кто даст подходящую цену.
Пусть сейчас стало модным рассматривать события тех лет сквозь призму современной морали, но Игорь не считал, что вправе судить поступки отца. Такие были времена, такие были условия. И если вышло так, то, значит, иначе было нельзя.
Здесь люди поколениями срастались с Зоной, платили ей дань своими жизнями и жизнями детей. Здесь иной раз преступник не отличался от представителя власти. Здесь за каждым окном пряталась личная трагедия, неразрывно связанная с землей по ту сторону охранного Периметра. Здесь Игорь уяснил, что главными ценностями являются семья и друзья. Остальное – пыль и тлен.
Отец Игоря был сталкером. И отец Чеснокова был сталкером. Как и отцы некоторых одноклассников – тоже хаживали за артефактами. Почти все отсидели срок или больше. Почти всех «лизнула» Зона – среди сталкеров найти человека без увечья большая удача. Однако обо всем этом дома редко говорилось вслух, практически никогда об этом не откровенничали с детьми.
Потом отец не пришел: ни через неделю, ни через месяц – никогда. Он погиб, если быть точным, хотя тело найдено не было. Такое случается, ловушки инопланетян частенько превращали тела людей в нечто неопознаваемое. А спустя два года в жизни Фоминых появился Шиповалов Александр Сергеевич, больше известный как Саша Восток. С тех пор они и стали жить в его коттедже, переехав вместе с нехитрым скарбом.
И как-то сразу у Игоря с отчимом не заладилось. Они невзлюбили друг друга с первых же минут общения. С тех пор эта мрачная вражда тянулась годы и годы, отравляя и без того не слишком веселую жизнь.
Игорь прикрыл за собой дверь, прислушиваясь. Домашние спали. Все два этажа были погружены в темноту и тишину, лишь мерно тикали часы в гостиной. Игорь включил небольшую лампу возле зеркала в прихожей, которая загорелась неярким светом, и, стараясь не шуметь, разделся. С удовлетворением отметил, что дверь комнаты отчима плотно закрыта, а значит, встречи с ним можно избежать. Осмелев, он даже пробрался на кухню, приоткрыл холодильник, отломил себе кусок сырокопченой колбасы и, зажав добычу в зубах, пошел к лестнице, ведущей наверх.
На полпути он замер и тяжело вздохнул. Из-под двери его комнаты пробивался приглушенный свет. Это могло означать лишь одно.
Уже не таясь, Игорь поднялся на второй этаж.
– Здравствуй, сынок, – с кривой улыбкой на узком лице поприветствовал его Саша Восток, как только Фомин появился на пороге. – Ты знаешь который час?
Отчим сидел за компьютерным столом вполоборота к двери и небрежно крутил в пальцах свою любимую зажигалку, сделанную из когтя медведя.
– У меня были дела, – довольно грубо ответил Игорь, проходя в комнату. – И не называй меня сыном.
