Денис Антонюк
Клиника «Обскур»

– То, что вы сейчас говорите, включая и историю про пистолет, это ведь тоже можно считать удачей, ведь до сих пор он тебя не подвёл, думаю, ты и не раз с его помощью спасал брату жизнь. Капитан это говорил, а Роми кивал, соглашаясь. Этот день у меня сегодня был, другого такого я и не могу вспомнить за 35 лет. Я думал, эти одиннадцать домов не закончатся, уже считал, что мы в могиле или же в аду, в котором повторяются эти дома раз за разом. Дик, так что насчёт тебя? Это настоящее имя?

– И да, и нет…

– Ещё один загадочный. Ника, Роми, вы в младенчестве ещё одного брата не теряли?

– Возможно. – Ухмыльнулся Дик. – 8 лет мне было, когда родители отдали меня в приют, после такого можно ли их называть родителями? Я их больше никогда не видел, а до этого – не помню, где жил. Это меня сильно задело, я не понимал причины, что я такого сделал, почему меня выбросили и забыли. Хорошо помню, что родители сказали моё имя на крыльце приюта перед тем, как уйти, и по их потерянным лицам складывалось ощущение, что они его придумали только что. Поэтому я и говорю – и да, и нет. В приюте мне было хорошо. Я познакомился с такими же ребятами, как и я. Со временем их становилось всё меньше, кто—то находил новый дом, кто—то достигал совершеннолетия и уходил. Я точно так же не хотел быть ещё раз брошен, так что принял решение пойти в армию, потом подписать контракт. И вот я здесь.

– А что за сны у тебя? – спросил капитан.

– Не могу точно сказать, ведь это не простые сны, а кошмары. С детства вижу один и тот же кошмар, других у меня и не было. Я постоянно в непонятном месте, чем—то похожем на психиатрическую больницу. Там грязно и неприятно, я боюсь и слышу крики каких—то раненых людей. Не хотел бы я там оказаться в реальности.

– М—да, ты, кажется, ошибся работой. Достаточно нашей одной горячей точки, и уедешь в психушку навсегда. – Усмехнулся Билл. – Возьмём отца Ника и Роми, со всем уважением, но, видимо, у него было посттравматическое расстройство плюс тот самый синдром выжившего, вот это и довело вашего отца, человек безуспешно пытается рационализировать, почему он выжил, почему пистолет заклинил? Загнал он себя в депрессию, постоянно прокручивая тот момент, как надо было сделать, логически пытаясь распутать клубок, который сам же завязал.

– Знаю. Но и такая ситуация, как сегодня, у меня впервые. Поначалу у меня совсем была другая работа. Я сидел в штабе на контракте, заполнял документы, писал статьи на ту или иную тему. Был журналистом, в общем. А потом ко мне пришли с предложением, мол, я подхожу по всем критериям, деньги предложили отличные, пенсию. Было условие – миссии были опасные, меня не будут хоронить, если погибну. Обо мне забудут. Основной критерий – у меня нет семьи, обо мне никто не вспомнит, мы все понимаем, что от нас открестятся. Нет семьи – нет проблем. Не существующие люди. А если какое—то говно поднимется, то есть такие люди в штабе, как я когда—то, они придумают мою историю, выльют на меня говно и напишут в моём деле «Уволен с позором». А то, что мой труп нашли там, где не должны, то это его проблема, человек просто хотел наживы, вот они и нашли друг друга с наёмниками. Отщепенец, и погибли как отщепенцы.

– Да. Солдаты задним числом. Я слышал о таких.

– Так зачем согласился на такой безумный контракт, разве только из—за денег и пенсии? В такой работе, думаю, пенсия не нужна.

– Да, и по секрету скажу, всё—таки приют даёт о себе знать, большого мира я всё равно немного побаиваюсь, так что не вижу себя на гражданке. В глубине души я надеялся, что после ужасы войны мои кошмары поменяются, исчезнут или сам погибну. А насчёт психушки, думаю, всё в моих руках, я же здоров.

– Мы все так думаем, а потом – раз, и оказывается, нам нужна помощь специалиста, – с грустным лицом сказал Билл.

Вдруг Ника резко поднял палец, чтобы все замолчали. В тишине отчётливо был слышен какой—то шорох, будто лёгкое царапание по бетону. Дик включил камеру.

Капитан тут же упал на колени с пробитой насквозь грудью через бронежилет, кровь вытекла изо рта. «Снайпер!» – кто—то из отряда прокричал. Буффало поднял оружие и вслепую выпустил очередь. В ответ картель открыл огонь.

Перезарядил автомат, вставив новый магазин. Все попрятались за могилами и начали стрелять. Буффало же стоял лицом в сторону картеля, зажав курок, не боясь пуль. Как вдруг его руки вывернулись, он направил на себя автомат, и пули от лба до шеи прошили Буффало. Дик, отстреливаясь, увидел, как Буффало убил себя. Прозрачная энергия белого света вспыхнула возле тела Капитана и Буффало. Отряд остановил пальбу, не понимая, что произошло, зачем Буффало это сделал. Не может быть, чтобы он просто не удержал автомат в руках и не отжал курок.

Билл, не поднимая голову из—за памятников, подбежал к Буффало, проверить его тело, может, ещё можно помочь. Осматривая Буффало, он сам встал во весь рост под пули. Но вот он приподнялся над землёй, будто кто—то взял его, глаза Билла испуганно забегали. Картель продолжал стрелять, и пули прошили насквозь Билла. Тот дёргался, но не упал, стоял как вкопанный и даже успел вынуть гранату и сорвать чеку.

Дик заметил чью—то бледную и прозрачную руку на лице Билла. Она держала его за челюсть. У женщины были длинные тёмные волосы и красные глаза. Она повернула голову и взглянула на Дика. Затем она резко дёрнула руками, разорвав рот Билла. Его рука отпустила гранату.

Взрыв отбросил Дика в сторону, и он ударился головой о памятник. Он не мог встать, был на грани потери сознания. Сквозь дымку взрыва он увидел, что Ника уже лежит у ног своего брата и смотрит на Дика мёртвым взглядом с разорванным лицом.

Роми приставил дуло своего зловещего пистолета к голове и выстрелил в висок. «Действительно, и в этот раз пистолет не подвёл», – подумал Дик перед тем, как потерять сознание.

Когда он открыл глаза на несколько секунд, то почувствовал, что его положили на носилки. Он обернулся и увидел чёрные мешки. Из одного мешка торчала рука – это была рука Роми, он узнал её по часам.

Дик снова вырубился, но когда вертолёт взлетел, он ещё раз открыл глаза. Вокруг были взрывы. Это самолёты бомбили дома.

Куда—то тащат, взяли под руки. Он без сил, боль по всему телу, безумный холод ломает кости. Грязный кафель, меняющийся от чёрного к белому квадратику. Его заносят в камеру с одним окном, кидают на кровать. Он скрутился от боли, трудно даже вздохнуть. Двое мужчин в рубашках и брюках белого цвета, как санитары психбольницы, выходят из комнаты, закрывают за собой дверь с хлопком…

Он открыл глаза, звук ещё стоит в ушах. Впервые за долгое время ему приснилось что—то другое, что отличалось от прошлых кошмаров.

Вокруг всё белое – стены, пол, тумбочка, на которой лежала одежда такого же цвета, кровать с белой простыней. Яркие лампы по всей комнате. Он схватил бутылку воды, во рту пересохло. Не спешил пить, открыл, понюхал.

– Это вода, не беспокойтесь. Можете пить.

Женский голос, раздавшийся из ниоткуда, его не сильно убедил. Понюхал ещё раз и поставил бутылку назад.

– Где я? – охрипшим голосом из—за сухости спросил Дик.

– В военном госпитале.

– Откуда вы говорите?

– В дальнем правом углу от вас стоит камера, там же динамик.

– Кто вы?

– Сержант Уоллес. Я наблюдаю за вами… точнее, за вашим состоянием. Моя смена скоро подойдёт к концу, меня заменят. Я уже доложила, что вы проснулись, но отказались пить воду. Вы можете попить, не беспокойтесь, вас не отравят.

– Почему я не должен беспокоиться об этом?

– Как минимум потому, что мы вас и спасли. Вы ещё живы! Если бы мы хотели, вы бы уже не проснулись. Так что это просто вода. Можете не пить, вам всё равно предложат такую же воду чуть позже.

– Сколько я здесь?

– Уже неделю. Вы впервые проснулись за это время. На сегодня это был последний мой ответ, скоро меня заменят и ответят на ваши вопросы, если они будут. А до этого отдыхайте, приходите в себя. Не волнуйтесь, вы в безопасности, советую попить, станет лучше.

Прозвучал звук отключения. Дик посмотрел на бутылку. Открыл, пригубил, чтобы утолить сухость во рту. Чуть позже переоделся.

Ему не сиделось, он начал ходить по комнате. Рассматривал камеру в углу.

– Вы готовы? – внезапно прозвучал мужской голос.

– К чему?

– Встретиться с психиатром, поведать, что произошло на миссии. Доклад, в каком—то смысле.

– А если я скажу «нет»!? – Дик не доверял, пытался узнать, как поведут себя люди, которые следят за ним.

– Я переспрошу позже. – В динамике раздался продолговатый и глухой звук разрыва связи. Дик продолжил ждать – сидел, лежал, ходил по комнате от скуки.

– Вы готовы? – спросил уже другой мужской голос.

– Да, – ответил Дик, понимая, что бессмысленно говорить обратное.

– Ждите!

Чего ждать? Опять появился протянутый глухой гул. Дик продолжил ходить по комнате, попивая водичку. Так ещё два часа он прождал, появилась боль в шее. После открылись двери, в коридоре стояли два солдата.

– Пойдёмте, вас ждут.

Они вышли, прошли по коридору, и Дика провели в пустой кабинет.

Там стоял один стол и два стула друг напротив друга. Дик сел лицом к выходу. В комнату зашёл пожилой невысокий человек в костюме, в белом халате, ему лет за пятьдесят, лысый, в очках. На стол он положил папку и небольшой железный контейнер. Наконец сел напротив Дика.

– Что—нибудь скажете? Почему меня продержали два часа, когда я согласился на встречу?

Доктор не ответил, только достал из контейнера маленький металлический шар.

– Вау! – воскликнул Дик. – Это же новый вид русских камер! Откуда?

Доктор снял силиконовую наклейку с чёрного отверстия, закрепил на висок, глаз шара загорелся синим, а сам он взлетел над головой доктора.

– Теперь можем говорить. Какой сейчас год?

– 2033 год.

– Сержант Дик Адамс, 25 лет. Вы – военный корреспондент, контракт заканчивается через два месяца, правильно?

– Да. – Дик продолжал безотрывно наблюдать за шаром.

– Шар – это подарок русских. От нас тоже был подарок разработки кампании «Мираж».

– Голограммы? А что там такого сложного, сложнее, чем «Глаза»?

– Они неправильно… Скажу своим языком, неправильно распределяли мощность – то, что мы им подарили, поможет наладить свою голограмму по названию разработки компании «Мираж». А мы уже разберёмся с шаром и, возможно, запустим производство в массы. В будущем доступы будут только у военных, медиков, военных психологов.

– Не расскажете, как эта штука работает?

– Почему бы и нет? Это устройство регистрируется на отдельного человека и может подчиняться только ему. Кстати, при регистрации можно назвать его как захотите. Мой сынишка назвал его Кении, правда, мило?

Дик кивнул.

– Этим глазом, – доктор показал на правый глаз, который стал полностью белым, – я вижу через устройство, за это его и назвали «Глаз». Управление голосовое, смотрите. Кении, облёт стола. – Шар медленно залетел за спину Дику, потом за доктора и прилетел в ту же точку, с которой начал.

– Это классно. Мне бы такую!

– Да, интересно. Русские сейчас пытаются усовершенствовать, чтобы можно было отдавать команды мысленно. Но, надеюсь, мы сделаем это первыми, – гордо улыбнулся доктор. – А теперь давайте приступим к разговору. Воды?

– Если можно.

Через секунду солдат вошёл в комнату с бутылкой воды, поставил возле Дика.

– Неделю назад вас привезли в медицинский центр с небольшими ранениями, ничего серьёзного для жизни: ожог второй степени на шее, ранения в плече, несколько царапин, ушиб головы и по всему телу синяки. После перевели к нам, в психологический центр, чтобы мы могли вас обследовать. Мы просмотрели записи камер, там была мясорубка, хоть вы и выполнили поставленную задачу. Но после случившегося необходимо проверить вашу психику. На данный момент вы на обезболивающих, вы почти всё время в коме пролежали под капельницей. Вам следует пить больше жидкости, чтобы этот препарат вышел из крови, потому что он притупляет мозговую активность. Мы пропишем уже другое обезболивающее, но перед сном будем давать это. Мы вас не сразу вызвали, это была часть наблюдения. У вас появилось параноидальное беспокойство, недоверие ко всему, хотя вы были в безопасности и вам ничего не угрожало. Ну и плюс мы увидели по камере, что у вас появились болевые ощущения, а значит, с вами можно разговаривать, препарат не будет мешать вашему мозгу. Я могу ответить на ваши вопросы, если они есть. От вас же хочу, чтобы вы рассказали полностью – с момента, как сели в вертолёт на задание в Мексике, и до сегодняшнего дня. И да, я доктор Аврор Нейт. Можно просто Аврор. Можете приступать.

Он понимал, что придётся всё вспомнить, пережить снова. Обычная практика после миссии, но в этот раз перед ним сидит психолог, профессиональный мозгоправ, а не простой военный, как раньше. Дик собрался с силами, постарался не обращать внимания на боль, которая усиливалась, и начал рассказывать.

Шло время, стаканы менялись на столе – пустые уносили, приносили полные. От истории Ника Дик решил отказаться, сосредоточился на плену, спасении, в подробностях описывал каждый поход по дому. Глаза постоянно отворачивались от Аврора, Дику было стыдно, ладони потели. Страшно, хоть всё это позади. Доктор слушал внимательно, делал записи в блокноте, не перебивая Дика.

– Что было на кладбище, как погибли ваш отряд?

Дик заколебался, почему доктор спросил про кладбище, этот тон с таким акцентом на словах «как погибли», они что—то увидели на камере? То же, что и Дик? То, что ему даже страшно описать?

– На кладбище был ещё кто—то…

– Кто?

– Первым погиб капитан, в его груди появилась дырка размером с кулак. – Дик не обратил внимание на вопрос, погрузившись в ту ночь. – После у Буффало сорвало крышу, он начал полить по картелю, а потом почему—то расстрелял себя. К Буффало кинулся Билл, и… Произошло ещё более странное. Он буквально взлетел, а потом я увидел её…

– Кого?

– Женщину, точнее, что—то похожее на женщину. Всё было как в дымке, тёмные волосы, она была одета в светлое платье, испачканное кровью, её лицо было бледно, глаза налились. Такое бывает, когда капилляры лопнули. Левой рукой она взяла Билла за верхнюю часть челюсти, правой – за нижнюю. Резко дёрнула, и всё. Билл на тот момент был с гранатой, он уже успел выдернуть чеку. Так что прогремел взрыв, я отлетел, ударился головой, но ещё был в сознании, я помню. Хотел помочь Нике и Роми. Но пока пытался встать, Ники уже лежал, не моргая, а Роми выстрелил себе в висок. Вот тут я отключился. Потом уже смутно помню – черные мешки, вертолёт, и всё. Я здесь.

Врач не спешил вступать в диалог.

– Хотите сказать, что весь отряд убила женщина? Весь отряд мужиков с оружием… И в рукопашную смогла всех перебить?

Дик пожал плечами, ему было нечего добавить.

– Женщина была прозрачная. Как призрак?

– Возможно. Я понимаю, что звучит как бред, но говорю, что видел. Там была эта женщина. Посмотрите по камерам.

Доктор молчал.

– Хорошо, мы посмотрим, как ты и говоришь. А сейчас, – Аврор повернулся к двери, – зайдите.

В комнату вошли уже не солдаты, а двое мужчин в белом, санитары, в руках смирительная рубашка.

– Не сопротивляйся, Дик, будет только хуже!

– Нет—нет, – Дик резко встал, стул с грохотом упал. – Я говорю правду, посмотрите по камерам, она была там! Она убила всех! Она… Я не псих!

Санитары схватили его, скрутили и положили на пол, один держал руки, другой одевал смирительную рубаху. Дик пытался вырваться и кричал.

– Мы смотрели по камерам, Дик, там нет никакой женщины. После того как тебя избивали, после взрыва, после всех передряг твои нервы дали сбой. Плюс травма головы, и это все вылилось в галлюцинации. А твои сны? Кошмары? Думаешь, они не могли повлиять на рассудок, думаешь, ты после такого не сошёл с ума?! Воображение сыграло с тобой злую шутку. Ведь эта женщина похожа на твою мать, не так ли? Ну конечно, ведь тебя бросили родители в детстве, я читал твоё дело. От тебя отказались, страх одиночества раздавливал тебя, а стресс последнего задания добил. Всё говорит о том, что тебе нужно лечение, Дик. Не переживай, мы вылечим тебя. Конечно, придётся прописать много таблеток, возможно, даже использовать электрошок. Не могу обещать, что лечение будет быстрым… Но ты будешь здоров, Дик, это главное. И никаких призраков прошлого.

Доктор поднимает руку, даёт понять, чтобы Дика увели. Он все пытается вырваться, но санитары держат, будто в железных тисках, и Дику остаётся только глотать воздух и кричать о женщине, что она там была…

Именно такие мысли пролетели в голове Дика. Если он скажет, что видел прозрачный силуэт женщины, которая убила его отряд, то кошмары станут явью.

– Я не понимаю, почему капитан встал из своего укрытия. Пуля влетела ему в грудь, пробив бронежилет, и оставила дырку размером с кулак. – Спокойным тоном рассказывал Дик. – Буффало после смерти капитана открыл огонь первым, следом мы, пошла перестрелка с двух сторон. Судя по всему, Буффало пуля попала в левую руку, он отпустил дуло автомата. Из—за боли, шока, может, из—за судороги, он не отпустил палец, автомат потянуло вверх, и он упал на землю уже мёртвый. Билл подбежал к Буффало, думал помочь… Но взорвалась граната, то ли в него кто—то попал, то ли картель кинул свою. Дальше меня отбросило волной, я ударился головой, после слышал ещё выстрелы, а потом уже очнулся здесь.

– Это всё? – спросил Доктор.

Дик подумал.

– Да, это всё, что помню. Всё произошло так быстро, было трудно разобрать.

– Я понимаю.

– Что было на камерах?

– Всё снималось в отличном качестве до момента на кладбище, дальше видны только ноги и слышны звуки пальбы, крики. Ничего конкретного. Вот нам и было интересно, что там произошло.

– А что с Роми и Никой? – Дик знал уже ответ заранее, но хотел узнать, как они умерли.

– Ника с разорванным лицом, видимо, зацепила граната. Роми погиб от пуль в висок.

– Вы мне не скажете их настоящие имена?

– Это незачем, Дик. Вам не нужно знать. Я понимаю, возможно, вы бы хотели сходить на их могилы. Но этого не стоит делать. Не вините себя.

– Простите?

– После таких миссий большинство выживших задаются вопросом, почему именно они остались в живых. Мелькают мысли, мол, может, я выложился не по полной, чтобы их спасти? Но не думайте об этом, Дик, это всего лишь везение, случайность, совпадения. У меня ещё вопрос, вы в силах ответить, не устали?

– Задавайте.

– Я хотел бы поговорить о ваших кошмарах.

– При поступлении в армию я рассказывал о них. Прошёл кучу военных психологов.

– Я знаю. Но хочу, чтобы вы рассказали мне. Как вы живете с этим?

– Ну, всё началось в приюте. Мне снилось не что—то конкретное, скорее ощущения. Жуткий страх, холод, апатия, меня тянуло блевать от запахов сырости, мочи, говна, которые там были… Это жуткое место. Моё тело ломало, я чувствовал боль, когда просыпался. Элайзе было страшно за меня, она не знала, как помочь. Вызывала врачей, они наблюдали за мной, были психологи, но не находили отклонений. Я был здоров как физически, так и психологически, но сны повторялись день ото дня. Позже они нашли закономерность: примерно 80–88 минут после того, как засыпал, я мог спокойно спать до кошмара. Элайза спала со мной и будила, как только меня бросало в пот. Так я научился избегать частично тех ужасов. Сам кошмар я помнил, но тех чувств больше не испытывал. В пятнадцать лет Элайза подарила часы, которые будили меня, когда поднимался пульс.

– То есть вы где—то спали по полтора часа? Вам хватало? Этого же мало.

– Через пару часов я мог снова заснуть, потом опять просыпался. Когда был в приюте, так ещё можно жить, постоянно не высыпаешься, но можно пойти вздремнуть в любую минуту. А вот уже в армии это было невозможно, мой график сна не подходил, и приходилось спать, как обычные люди, погружаться в кошмар.

– И цена была большая для вас?

– Да. – Дик опустил глаза. – К сожалению. Год я служил, проходил разные тесты, за мной наблюдали, чтобы допустить до полноценной службы. Проверяли, как я буду совмещать свой график сна и стандартные военные тренировки.

– Хорошо. Я понял. Раз вы здесь, значит, прошли успешно.

– Когда я был в штабе, писал статьи, у меня получалось спать по полтора часа и работать.

– А когда вам надо было вылететь на точку? – Аврор с интересом наблюдал за ним, за ответами. Это был интересный случай, первый в карьере.

– Я спал, как и обычно. С кошмарами.

– Угу. Думаю, мы закончили на сегодня.

– На сегодня? – Удивился Дик.

– Конечно, ты думал, это всё? Тебя ещё пару раз будет допрашивать офицеры, потом небольшая реабилитация, разговоры с психиатрами. Ты был в полной жопе, сынок, и нам надо убедиться, что, когда выйдешь, не сойдёшь с ума и не нанесёшь вред себе и другим. У тебя ещё два месяца есть по контракту, так что поживёшь в казарме, и, если всё хорошо, то в этот срок мы уложимся. А сейчас – отдыхай. Но могу точно сказать, что эта была последняя миссия, дальше тебя посылать – огромный риск для психического здоровья. Ты и так много пережил.

Контракт Дика подошёл к концу, всё это время он восстанавливал своё физическое и ментальное состояние. К нему приставили одного офицера, чтобы наблюдал за его формой, было несколько психологов, которые разговаривали о жизни до армии, о нынешних проблемах, последней миссии и планах на будущее. Офицер не так сильно гонял Дика, как новобранцев, как—никак, Дик уже одной ногой на гражданке, его задача – восстановить тело и дух, так что просто надо дать цель, чтобы он от скуки не шатался по казарме. Смотреть за его психическим здоровьем, не давать думать о прошлой миссии – это уже задача психологов. Они поднимали этот вопрос, и Дик рассказывал ту же историю, что и доктору Аврору Нейту. Не отходил от неё, никаких женщин на кладбище.

Всё это время он и сам себя переубеждал. Столько всего навалилось за один день, вероятно, это была галлюцинация. Никакой женщины не было, это чёртов картель расстрелял его отряд. А он был не в своём уме и не смог помочь отряду. Чувство вины давило на Дика. Он подвёл их всех.

Аврор Нейт уже ждал его в кабинете. Здесь он был побольше, чем тот закуток, где они разговаривали в первый раз. Но всё равно скромный, не огромный, зато светлый, два окна выходили на солнечную сторону. Весь стеллаж забит книгами, и удобное кресло рядом со столом. Туда Дик и сел.

– Ну что, сынок. Могу тебя поздравить…

– Я здоров?

Доктор улыбнулся.

– Нет, Дик. Никто не здоров. Прости, всегда становится забавно, когда так пациенты говорят. Просто ты можешь сосуществовать в обществе, не навредив им и себе. И это хорошо. Но твоё психическое состояние может в любой момент ухудшиться, помни это. Хватает одной высадки в горячей точке, и солдаты уходили после контракта. И через месяц, два, полгода, год, пять лет… Появлялись отклонения от нормы.

– Какие?

– Посттравматическое стрессовое расстройство. Галлюцинации слуховые или зрительные – всё это может привести к плохому сну. Хотя в твоём случае это уже не грозит, – доктор усмехнулся. – Потом алкоголь… Запомни, если алкоголь начал помогать тебе в стрессе, то это всего лишь кажется, на деле он лишь ухудшает состояние. Лучше не закрывайся в себе, обращайся к врачам, мы никогда не бросим. Но мы не можем быть нянькой и следить за тобой во внешнем мире, об этом ты сам должен позаботиться. Понимаешь? Мы дадим тебе хорошую рекомендацию как журналиста. Можешь не спешить с работой, у тебя хорошая пенсия.

– Хорошо. – Дик понял. Но его напугало, когда доктор сказал про галлюцинации, он сразу вспомнил чёртово кладбище.

– Ладно, Дик. – Доктор подал ему руку, прощаясь. – Можешь собирать вещи. Ну, я думаю, тебя ещё встретит офицер, сопроводит. Так что отдыхай, узнай этот мир другим взглядом, а не через призму войны.

Дик уже сделал пару шагов, когда Аврор ещё раз его остановил.

– Хочу ещё повторить, Дик. Напомнить, что твой отряд не являлся твоими друзьями. Это бывает частая проблема, люди путаются после трагедии. Есть большой шанс, что ты начнёшь грузить себя, и я хочу, чтобы ты сразу пришёл, когда это начнётся. Плюс твой мозг начнёт скучать по той энергии, которая была в экстремальных условиях. Начнёшь вспоминать о той трагедии, тебе будет становиться всё хуже, неправильные вопросы будешь себе задавать. Мы не плачем из—за каждого умершего человека, по статистике, в год умирает пятьдесят миллионов людей, почти сто сорок тысяч в день. По каждому человеку мы не бьёмся в истерике, как за родным или знакомым, ведь они для нас пустые, и это нормально, слез столько не хватит, это психологическая защита. Мы не знаем их, их истории. Те, кого вы убили в Мексике, тоже были люди, но вряд ли ты будешь корить себя за них. Так и не кори себя за сослуживцев отряда. Надеюсь, мои опасения напрасны.

Дик поблагодарил врача и вышел из кабинета. Но у него уже возник страх перед чем—то новым для него.