Отправив отчёт о последних часах жизни клоаки, Игорь Марков уже собирался домой (ему не терпелось, включив газ, взяться за ложку: в последние дни сонливость нападала на него, начиная душить с обеда), когда ему позвонил Гришин:
– Общий сбор.
– Понимаю.
– Знаю, что понимаешь. Королёв здесь. А вот это ты понимаешь – зачем он здесь?
– Эксперимент входит в завершающую стадию. Нам предстоит пережить сатанинскую ночь.
– Через десять минут в аппаратную пожалует делегация во главе с доктором. Прикажи доставить трупы из холодильника в порт выдачи.
– Слушай, мне надо на пять минут отлучиться к себе в комнату. Я быстро, успею.
– Что ещё?
– Да ничего, просто надо мне.
– Опять?? Только не сегодня, терпи. Даже в туалет не думай отлучаться. Ясно?
– Да понял я, понял, не нагнетай.
Гришин отключился. Однако Маркову становилось совсем хреново, невмоготу. Что делать? Так и доктора можно не дождаться, заснуть прямо за пультом, на глазах у своих подчинённых.
«Хорошо же, хорошо. В башке нарастает вой, защитные барьеры слабеют. Не впервой, выдержу. Сделаем так», – с этими мыслями Марков опустил свои накаченные руки под стол и, взяв мизинец левой руки в кулак правой, сжал до прекращения кровоснабжения, стиснул зубы, нажал. Кость пальца он взял на изгиб, сразу приложив максимум усилий. Кранк! Мизинец сломался, как сухая веточка. Идеальный перелом – острая боль. Голоса в голове затихают, сонливость уползает в нору душевного разлома.
Королёв зашёл в аппаратную прямо к началу, после отбойного сигнала, шабаша. Верхний свет только погасили, и багровые тени психов заметались по клоаке. Поздоровавшись со всеми присутствующими, доктор со свитой приник к экранам.
– Ага! Так, хорошо. Я это и предполагал. Настоящий эмоциональный перегрев, неизбежно переходящий во всеобщую резню судной ночи. За-ме-ча-те-ль-но.
На Маркова, который никогда не видел доктора, Королёв произвёл двоякое впечатление. С одной стороны он привлекал харизмой личности, энергичностью поведения, а с другой, с внешней – походил на циркового уродца: помятый череп огурцом, невыразительная челюсть, лоб в каких-то шишках, большие уши, тонкий длинный нос, неестественно алый рот и сверкающие болезненным блеском глаза, утопающие в фиолетовых синяках нервного переутомления. Да и эта его причёска с выбритыми висками и затылком, подчёркивающая все его физические недостатки анатомического строения черепа. Игорь не мог прочитать этого человека. Проникнуть к нему в душу оказалось ему не под силу. Как он ни старался, энергетический щит, защищающий Королёва от проникновения в его психику извне, выдержал. Самое тревожное, что доктор не оставлял следов в эфире, пожелай того Марков, и он не в состоянии был бы его отследить. С таким субъектами раньше ему сталкиваться не приходилось. Все живые существа оставляли ментальный запах, у кого-то он был сильнее, у кого-то слабее, но пахли все. Доктор же словно вышел из некого стерилизатора мыслей. Так, наверное, мог пахнуть ничем киборг, недавно сошедший с конвейера, но никак не человек.
Доктор Королёв, не присаживаясь, склонился над монитором наблюдения, чуть ли не воткнув в него свой длинный нос, с алчным интересом разглядывая отдельные детали судной ночи, закипающей драками в клоаке.
Бутоны садистской натуры маньяков, получив наркотическую подкормку, закусив тремя дневными убийствами, раскрывшись в гнилую могильную красоту пакостной мухоловки, требовали утоления голода. Все против всех – модель современного общества. Инфракрасные камеры передавали на мониторы изображения негативов с красной аурой, мечущихся в кубе клоаки, летающих в ней крылатым безумием. Осьминоги семеек, начавшие резню, разваливались каждую минуту на отдельные щупальца убийц, продолжающие сокращаться в поиске жертв. О продуманной организации резни не могло идти и речи: хаос сел на трон садистского убийства. Если у кого-то из особо продуманных бесов до начала ночи существовали планы, то с выключением света все они полетели к их лукавому господину, в подземное царство боли.
Сильные резали тех, кто послабее, слабые нападали исподтишка; кучка, терзающая одного, получившая в награду смерть жертвы, тут же пожирала саму себя. Кого-то с выпущенными кишками тащили по полу, другого с отрубленными кистями имели в закутке баррикады, построенной из кроватей. Нелюди липли на соседей присосками кровососущих насекомых, поедали живьём, убивали сталью и голыми руками.
Из клоаки сквозь толстые метровые стены до аппаратной доносились лютые вибрирующие на одной низкой ноте злобные крики. Боль, ненависть, ужас и ещё что-то непонятное, но пугающее своей чужой бесконечностью пропасти, развернувшийся прямо за порогом твоего дома, оказывали физическое воздействие на персонал объекта. Офицеры, присутствующие в аппаратной; рядовые, охраняющие тюрьму; часовые, стоящие на вышках вне самого куба, – все они попали под удар: из них будто большой злой невидимка вытягивал душевные жилы, наматывая их на колючую проволоку – состояние шизофреника во время кризиса. А Королёв либо, обладая знанием специальных психотехник, обезопасил себя заранее, либо имел исключительную выдержку, граничащую с гениальностью или безумием. Марков держался из последних сил, наглухо забаррикадировавшись в крепости своего разума, он вёл пассивную оборону. Ворота замка трещали, стены крошили ядра, башни горели; на штурм его личности шли полки душевной болезни. Он и сам не понял, как сломал себе все пальцы на левой руке. Боль помогать перестала.
Через час просмотра антитерапевтического сеанса насилия, Королёв, оторвавшись от ранящего мозги зрелища, проговорил:
– Скиньте им остальные трупы.
Перенесённые из холодильника в порт выдачи тела ранее убитых маньяков выбросили в клоаку через люки. Когда люки открылись, трое из семи солдат потеряли сознание, у остальных из глаз и горла хлынула кровь. Настолько опасным оказался для здоровья нормального человека прямой контакт с реальностью чудовищ. Маньяки сварились в одну общую массу побулькивающей воплями и стонами протоплазмы.
После того как упавших в клоаку мертвецов разобрали на запчасти, Игорю показалось, что доктор потерял интерес к происходящему шабашу. Отвернувшись от монитора, он будничным тоном, натянув костлявыми пальцами нос на губу, сказал:
– Объект необходимо покинуть. Объявляется всеобщая эвакуация.
Марков со всеми остальными сотрудниками проекта «Держатель» отъехал на вездеходах за вертолётную площадку и теперь, с расстояния в километр наблюдал за подсвеченным зелёным светом кубом объекта. Внутри куба не осталось ни одного психически здорового существа. Там, в самой сердцевине росло и крепло непонятное братство сатанинских тварей. Дракон пожирал свой хвост.
Эвакуация не означала, что объект бросили. Им продолжали управлять дистанционно. Став простым зрителем, Игорь заметил, что немного в стороне от сгрудившихся в кучу служебных вездеходов стояла машина на гусеницах, гибрид танка и РЛС. В ней, помимо операторов, сейчас обитал доктор – он направлял, а подчинённые исполняли.
У подножия куба, с южной стороны, из-под земли стали подниматься струйки пара. Марков не мог знать, что происходит, а там, под землёй, в плавильных бункерах разогревалась лава психопластиналя, новейшего изобретения доктора. Обычный пластиналь использовался в строительстве, как синтетическая замена бетону. Психопластиналь получали путём добавления в углеводородный пластиналь токопроводящих органических добавок, имитирующих цепочки нейронных связей. Зёрна добавок имели внешнюю твёрдую оболочку контейнера, покрытую слепыми отверстиями, закрытыми пробками, постепенно растворяющимися в жидком горячем растворе пластиналя. В отверстиях содержался гель псевдонейронов. Когда раствор пластиналя остывал, пробки рассасывались и к моменту его затвердевания поры отверстий открывались, высвобождая гель. Псевдонейроны соприкасались с остывающим токопроводящим пластиналем: так образовывалась нейронная сеть. Токопроводящие добавки обеспечивали реакцию – обмен слабыми низкочастотными токами. При таком раскладе не хватало лишь катализатора, с которым психопластиналь начинал впитывать и транслировать энергии. Выбор доктора Королёва пал на своеобразный материал для создания катализационного ядра, поставив его в зависимость от своих целей. Разбуженные в извращённом естестве маньяков дремучие инстинкты, возможно не характерные для человека вообще, а привитые ему кем-то, делали серийных убийц идеальным катализатором.
Тэны разогрели блоки психопластиналя до нужной температуры, расплавив их в однородную массу. Сработали температурные датчики, загудели мощные насосы, по трубам лава психопластиналя потекла из бункеров наверх к раструбам выходов. Люки открылись и с потолка на головы маньяков полился густой горячий смертоносный ливень. Каждую минуту уровень психопластиналя в подвергнутой тотальной герметизации клоаке поднимался на пару десятков сантиметров, что, впрочем, не останавливало шабаш: озверелые черти продолжали калечить и убивать. Стоя по горло в густой жиже, они сокращались, как кольчатые черви, лезли вверх, отрывисто рявкали, закатывали глаза, ревели пароходными гудками. Прошло четверть часа, и последняя макушка двухметрового людоеда Володи скрылась под рябью серого покрывала психопластиналя. Прошёл ещё час. Всё закончилось. Пластиналь, поднявшись под самую крышу клоаки, закатив волну, успокоился и начал затвердевать.
Утром к кубу поползли тягачи РВСН. Машины до поры до времени стояли, упрятанные от любопытных взоров, в ангарах, находящихся в двадцати километрах от объекта. В ночь суда над бесами их перегнали к кубу. Подцепив крюками железные ушки, торчащие из восточной стены куба, восемь стальных колёсных динозавров, окутавшись сизым выхлопом, приготовились к старту. Тягачи дружно дёрнули, и из стен вылетели толстые стержни многометровых жердей. Что это? Марков, так и не сомкнувший за ночь глаз, мучавшийся пальцами, вышел из кабины вездехода наружу. Сыро, на поверхности кабины посверкивали капли алмазной росы. Солнце взошло, но стыдливо пряталось за серыми тучами, чтобы не видеть того безобразия, которое продолжало происходить внизу.
Из-под куба здания тюрьмы выехал целый пласт земли. Оказалось, что куб стоял не на долговременном фундаменте, а на крышке люка квадратной шахты могилы. Куб, неуклюже качнувшись на краю ямы, рухнул. Могилу рыли с таким расчётом, чтобы куб не встал ребром, чтобы ему хватило места полностью погрузиться под землю. Столкнув целое здание под землю, к работе преступили бульдозеры, прикатившие вместе с тягачами. Они засыпали яму землёй, после чего люк, надёжно закупорив могилу, занял прежнее место. Как и не бывало здесь дома убийц, маньяков и растлителей. Квадратная проплешина посередине меланхоличной тундры. Проплешину обозначили, окружив болванками круглых бетонных пирамид высотой пять метров, а для надёжности и защиты от дурака обнесли столбами забора, между которыми натянули колючую проволоку в несколько рядов.
Персонал объекта поэтапно вывозили на большую землю. В первый день эвакуировали рядовых, во второй приступили к перевозке офицеров. Пока в вертолёты загружали пожитки командиров, Марков разговаривал с Ильёй Гришиным.
– И что это было? Неужели не проще их было просто расстрелять? – удивлялся Игорь.
– Я думал, ты поймёшь. Ты, правда, ничего не ощущаешь?
– Ах вот ты о чём. – Игорь, помолчав, продолжил. – У меня такое впечатление, что они там, под землёй ещё не умерли. Ерунда, конечно, но их энергетическая активность со временем усиливается. Жидкий живой мрак. Кажется, мне там с ними самое место.
– Ну вот.
– Что – вот? Зачем?
– Знаешь, шила в мешке не утаишь. Ходят слухи, что доктор не могилу маньякам выкопал с такой помпой, а выстроил портал для связи с потусторонним злом.
– Этот ваш доктор, по-моему, не в себе.
– Не скажи. Он умный дядя, не чета многим нашим сапогам.
– Внутри периметра здоровому человеку и суток не протянуть, свихнётся. Да и потом, зачем это нужно связываться с каким-то там злоебучим оно?
– В военных целях.
– Чегооо? – протянул Марков, как будто ничего более дикого в своей жизни не слышал.
Гришин, махнув рукой, сказал:
– Да не спрашивай ты, я сам ничего не понимаю. Думаю, всем нам будет лучше убраться отсюда подобру-поздорову.
– Ну вот хоть что-то разумное за последние дни. Пошли к вертолёту, не хочу, чтобы нас здесь забыли, рядом с этим, так называемым, порталом…
Мой выход. Режиссёр, как обычно, жужжит: то ему ракурс не нравится, то свет не так падает; признаться, я его не слушаю. Сегодня я не скучаю, надел свою любимую маску чёрного клоуна, занимаюсь тем, что люблю всем сердцем. У моей партнёрши по съёмкам – молодой сисястой дряни, на редкость тугие (все, кроме слюнявого ротового отверстия) для её профессии, дырки. Новенькая? Волнуется, а от этого у них случаются спазмы. Меня так сильнее заводит. Ей неудобно, понимаю, своим мужским достоинством я причиняю алчной актриске настоящую боль. Всё по правде. Девка кривится, морщится. Что, не нравится? Хорошо! Клиенты любят такой натурализм, охочи эти свиньи до таких сцен. Естественные чувства в порно индустрии – редкость. Наслаждайтесь, ублюдки, пока у меня стоит.
После рабочей смены иду в бар – на окраине города, охладиться, снять напряжение в заведении «Гремучий Змей», меня там все знают, как Голема, – рост метр девяносто пять, вес сто пятьдесят кило. В этом баре собирается вся шваль умирающего сити – трэшеры, модеры и прочие хендербоберы. Одним словом, рок-шушера, как я их называю. В среде музыкантов, алкоголиков, зависимых, проституток, представителей уличного криминала, извращенцев, я чувствую себя, как рыба в воде. Знаю, что от них всех вместе, и от каждого по отдельности ждать. Ничего хорошего от них не прилетит, можно не надеяться; в этом-то весь смак – я сам такой же. Плохой, и что? По-другому не получится. Я просто так выживаю и мне нравиться так жить. И тем лицемерам, которые хотят мне нотации читать, настоятельно рекомендую заткнуться – пока их зубы при них.
Играла музыка что-то роковое, но не тяжёлое, скорее быстрое, остервенелое и ненавязчивое. В самый раз. Народ оттягивался, закидывался виски, глотал таблетки, нюхал и громко, очень громко, общался. Отравой здесь никого не удивишь, местечко для своих. Для творческой богемы, разбавленной мелкими преступниками. Полиция сюда редко когда заглядывала, ей и без «Змея» работы хватало. Драки в баре случались на удивление редко, а на остальное копы закрывали глаза. Ну что с этих рокеров взять? Мазафака ублюдки.
О! У стойки бара сидит размалёванная, крашенная в белую блондинку девица с замечательным губастым широким ртом – даже мне с моими габаритами в нём будет не тесно. Её зовут Кортни Лав, жена Курта Кобейна. Настоящего её имени я не знаю, да мне и насрать. Того, что она Кортни – под псевдонимом Лав, мне вполне хватает. Она мне призывно машет. Приглашает присоединиться к ней. К чему бы это? Меня она знает, как угарного персонажа из шоу, устраиваемого хардкор-металл группой «Люцифер». Группа пару раз удостоилась, в недалёком прошлом, играть на разогреве у «Нирваны», когда та ещё не была так популярна. Во время тяжёлых забойных хитов «Люцифера» я изображал на сцене всяких маньяков и героев культовых хоррор фильмов. Джейсон; Тыквоголовый; Пинхед; мясник расчленитель, сбежавший с бойни в сумасшедший дом к своей мамочке – мои любимые ипостаси стенических перевоплощений. Люблю маскарад.
Поздоровавшись со мной, Кортни предложила мне выпить. От дарового бухла я никогда не отказывался. Она сама предложила. Значит, ей что-то от меня нужно. Ну-ну. Стесняться нечего, я потребовал целую бутылку текилы.
– Не много тебе будет? – нервно улыбнувшись, поинтересовалась Кортни. Заботу проявляла, а на самом деле жадность, куда уж без неё. Алчная сучка, я всегда её в этом грехе подозревал.
– Ты же выпьешь со мной? – сыграл я, в свою очередь, добряка.
Кортни кивнула. От стойки мы, забрав бутылку и два стакана пива, прошли к столику. У стойки общаться неудобно, постоянно кто-то рядом ушами шевелит. А как я понял по её бегающим блядским глазкам, нам с ней есть о чём перетереть и, желательно, без лишних свидетелей.
После первой порции текилы Кортни предложила мне нюхнуть порошка. Невиданная щедрость с её стороны. Я завсегда рад таким подаркам. Мир вокруг стал теплее. Меня здорово взбодрило. Её сраный яд – с банановым привкусом, доставили прямиком из Колумбии. Отличный дорогой чистый товар, сейчас такого качества на улице редко когда встретишь. Баксов 50 за грамм. Знаешь людей, имеешь деньги, так почему себя не порадовать? Себя порадовать – это понятно, но вот меня она за каким чёртом радовала? Получив заряд профессорской уверенности, Кортни перешла к сути её интереса ко мне:
– У меня к тебе деловое предложение.
– Я догадался, милая. Кого надо отдрючить?
Знаете, я предположил самое близкое моей натуре. Немного не угадал, как оказалось.
– Не отдрючить нужно, а помочь кое-кому отправиться на небеса.
Кортни, после того как открылась, напряглась, ожидая моей реакции. Мне-то что? Меня волновало, в первую очередь, только одно:
– Сколько?
– Пять кусков.
– Нормально. – Нет, ну действительно – хорошие деньги. Мне черенок об дыры точить, чтобы столько заработать, надо месяцев семь. – Кто этот урод, который мешает тебе жить?
– Курт.
– Оу. – Я подумал, что ослышался, поэтому уточнил: – Твой муж?
– Да.
– Что же так? Вы же с ним сладкая парочка.
– Тебе не всё равно? Или может ты тоже его фанат, Голем? – Кортни говорила развязно, цинично усмехаясь, как умела только она. Я оценил.
– Мне плевать кто. Лишь бы достаточно заплатили. Пять тысяч за Курта маловато будет.
– Моё предложение – пять. Не устраивает? Забудь тогда о чём мы с тобой говорили. Идёт?
– Угу. – Стерва. Ведь и вправду может сорваться. – Аванс?
– Две.
– Не пойдёт. Четыре.
Кортни, сделавшись серьёзной, сузив глазки, проговорила:
– У меня гарантий нет, что ты договор выполнишь, получив сразу такую сумму на руки.
– Ок. Три.
Немного подумав, Кортни Лав согласилась:
– Хорошо, три – сейчас, а две – после.
Главное мы обсудили, оставалось удовлетворить моё любопытство:
– Так зачем тебе это нужно?
Поджав губы, Кортни посмотрела на меня, налила себе полстакана текилы, махнула залпом.
– Он достал меня, понимаешь? Нытик долбанный. У него от наркоты совсем крыша поехала.
«Кто бы говорил, на себя-то посмотри, на ангела не тянешь», – подумал я.
– Он через день с ружьём нянчиться, всё никак не решится. Ты ему одолжение сделаешь, избавив от мук. Это и не убийство вовсе получиться, а акт милосердия.
«Ну да, милосердия. Вот что акт, я с тобой согласен. Ха».
– Когда? – уже вслух спросил я…
Всё же ей удалось меня развести: отлично понимаю, что после смерти муженька Кортни положит себе в карман несколько лямов. Стерва жадная, жадная стерва. За две недели притворного траура, страданий на публику, получит целое состояние. Неплохо устроилась, можно сказать, за мой счёт. Ведь все риски я беру на себя, получая, при счастливом исходе дела, сущий мизер в сравнение с общей суммой. Нет, на конкретную личность заказанной жертвы мне и вправду плевать: будь это повёрнутая на собственной значимости суперзвезда, талантливый суперребёнок, или хоть сам президент Соединённых Штатов. НО! Всё на свете имеет свою цену и то, что я новичок в деле заказных убийств, не означает, что меня можно надуть.
Рассуждая подобным образом, придумывая как бы мне получить всё, что мне причитается, до последнего цента, я сидел, прячась в кустах, рядом с домом неугомонного Кобейна. Слушал, как, не замолкая, истошно орёт музыкант. Долбанный нытик – Кортни права, парню нужна срочная медицинская помощь… патологоанатома. Я не из тех сердобольных типов, кто жалеет паршивых бездомных котят. Надо будет – порву без всяких сопливых сожалений. Подумайте сами, если ты так орёшь, как Курт, то болен без дураков. Неважно, что у него там внутри гниёт – ливер или душа, такой пассажир на качелях бытия – не жилец. Выходит, что я ему действительно собираюсь сделать одолжение. Круто.
Как мне Кортни и обещала, калитка в стене оказалась не заперта. Зайдя во двор, я прокрался к решётке террасы, и по ней взобрался на второй этаж особняка. Дверца, ведущая с балкона в дом, легко поддалась, мне оставалось сделать пару шагов, чтобы напугать до усрачки Курта. Оставался маленький штрих, одновременно бы скрывший мою истинную личность и произведший гарантированный эффект «обосраки» на жертву. Моя любимая часть маскарада – маска. Собираясь сегодня на убийство, я выбрал маску Элвиса. Так будет правильно. Символично. Король, музыкант, и Курт тоже из разряда отмеченных богом звёзд рока.
Курт сидел на полу, держа на коленях, мать его, настоящее ружьё. Судя по цвету лица, ему было плохо, точнее, очень хреново. Отреагировал на моё появление он совсем не так, как я ожидал. Обдолбанный в хлам рокер, нисколечко не испугавшись, завопил:
– Эй, тебе чего здесь надо, чувак!!!???
Действовал я не раздумывая: набросившись на Курта, в первую очередь, овладел его ружьём.
– Да кто ты, грёбанная задница, такой!? – Курт не сдавался, вертелся, намереваясь выползти из-под меня и встать.
Невероятно, но этот хлюпик, лишившись оружия, предпринимал попытки бороться со мной. На его вопрос у меня нашёлся единственный достойный ответ:
– Элвис, – сказал я, приложив дуло его собственного ружья ему под подбородок.
Ощутив давление стального ствола на горло, Курт успокоился. Уверенный, что он успокоился бы всего на несколько секунд, предупредив его возможные действия, я спустил крючок. Выстрел прозвучал не так громко, как я ожидал. Черепушка Кобейна послужила отличным глушителем. Компот из мозгов полетел веером, забрызгав мебель. Мой бог, какое дерьмо!
Вроде бы всё – моя миссия выполнена. Но нет, с этим красавчиком я не закончил. Упустить такой шанс – просто преступление против собственного естества. Когда мне ещё так повезёт. Не удержавшись, стягиваю с Курта портки и, пока он не остыл, пользуюсь случаем засвидетельствовать ему моё почтение доступным мне способом. Думаю, он не будет на меня в обиде. Как он там пел – «Я ненавижу себя. Я хочу умереть. Изнасилуй меня, изнасилуй меня, изнасилуй», – я просто воплотил его мольбы в жизнь…
Кортни Лав, несмотря на мои опасения, всё же полностью со мной рассчиталась. Сразу после похорон принесла ко мне на квартиру причитавшиеся мне две тысячи баксов. Не решилась она меня кинуть. Правильный выбор. Подумав, при виде пачки денег, о её благоразумии, я ошибся. Крашеная сучка приготовила для меня сюрприз.
Через месяц, после того как Кортни со мной рассчиталась, я возвращался домой, когда у железнодорожного переезда мне встретились четверо отморозков с битами и цепями. Первый удар я прозевал. Из-за столба выскочил мужик, озабоченный идеей размозжить мне башку. Я едва успел подставить предплечье под биту. Вытерпев, я кинулся на него. Он не ожидал от меня такой реакции, думал, что я, скиснув, начну ныть, если сразу не улечу во тьму. Перехватив биту, я вырвал её из его рук, угостив придурка по зубам, разом вбив их ему в вонючую глотку.
Дружок первого говнюка хлестнул меня цепью по темечку, содрав кожу с мясом до самой кости. За ним подоспели остальные двое с битами. Поймав цепь, я подсёк мудака, как рыбу, и подтянув к себе, вырубил ударом кулака в висок. Его оставшиеся на ногах приятели допустили типичную ошибку для дилетантов – долбили битами куда им бог на душу положит, в голову спецом не целились, а иначе бы они могли добиться своего. Самого наглого из них я толкнул, уронив на землю, а когда он вставал, схватил поперёк туловища и впечатал головой в каменную насыпь. Полное разрушение, после такого падения никто не в состоянии выжить. Последний из нападавших оказался умнее всех его товарищей – он, бросив биту, убежал.
Пришлось мне допрашивать того, что играл с цепью. Он единственный из троих, валявшихся у моих ботинок челов, мог говорить.
– Мужик, вам от меня чего было нужно? – для верности я угостил парня ударом в ухо. Так, не сильно, чтобы он не расслаблялся, и принял заданный мною вопрос всерьёз.
– Ай. Сссс… Нам заплатили.
– Кто? – задав очередной вопрос, я ударил его в нос. Мне не понравилось, что он тормозит, вот я его и поторопил.
– Псыфф. Я не заю его! – удар в глаз. Пришлось поучить говорить правду. Я не хотел, он сам меня заставил.
– Как он выглядел?
– Кто? – Увидев, что я готов продолжить воспитательную работу, парень затараторил: – Лысоватый такой, мелкий, с пузом. На еврея похож.
– Аааа, – протянул я, и ударил недобровольного информатора в челюсть. Мне стало всё ясно…
Лысого еврея я знал. Единственный в своём роде скользкий тип. Таких совпадений не бывает. Он работал менеджером группы «Дыра», в которой солировала – кто бы думали? – Кортни, конечно, моя старая знакомая шлюха Кортни. Она, решив подстраховаться, натравила на меня этих наркоманов, чтобы они меня, как следует отдубасив, подложили на рельсы, в аккурат под проходящий поезд. Отличная задумка – свидетелей нет, и конец истории с убийством-самоубийством Курта, а у Кортни всё схвачено. Ха ха ха, ха ха… Как бы не так.
Пришлось мне ещё раз посетить тот дом. Моя милашка Кортни до сих пор там обитала: её не смущал тот факт, что она живёт рядом с местом смертоубийства. По проторенной дорожке перебравшись через забор, я забрался на второй этаж; отжав замок, вскрыл балконную дверь. Найти её спальню оказалось парой пустяков – во сне она довольно громко сопела. Наверняка легла в кровать в перманентном для неё состоянии нестояния. Для встречи с ней я прихватил с собой маску клоуна Пеннивайза: люблю разнообразие, особенно – в клоунах. Тушка Кортни с задранной на ней ночнушкой лежала на животе, зарывшись головой в чёрные простыни, отсвечивая срамом и голыми пятками, бликующими в свете, падающим из окна от оранжевой пушистой головки уличного фонаря. Мне оставалось, достав скотч и надев маску, перейти к сладкому.
Драл я её со всей своей нерастраченной любовью ко всем лживым сукам на свете; так увлёкся, что из двух главных её рабочих дырок потекла кровь. Фу, не хватало ещё, чтобы она меня инопланетной чумой заразила. Впав в состояние бешенства от вида её крови, хорошенько ей наподдал. Убивать не стал, сдержался. Хотел, чтобы она осознала своим плоским мозгом ядовитой ящерицы, что ко мне лезть не стоит. Её смерть принесла бы много проблем: копы, проснувшись, начали бы поиски убийцы. Живая, получившая сполна, осознавшая ошибку Кортни для меня нужнее.
Простыни мокрые от крови, безвольно распластанное на них тело – я доволен, почти физически удовлетворён, не хватило самой малости. Стоя в дверях, прежде чем уйти, я обозревал пастельное поле боя.
– Дорогая, если тебе понравилось, можешь ещё раз попробовать достать меня. Я с удовольствием закончу то, что начал сегодня.
Само собой, она мне не ответила, скотч мешал, да и после моих кулаков не до разговоров, но уверен, Кортни меня поняла.
Прекрасным солнечным утром следующего дня я отправился в беззаботное путешествие. Мне требовался отдых, я хотел как следует оттянуться, помастурбировать на океан, позагорать, побаловать себя фруктовыми коктейлями. Честно говоря, не очень-то я и устал, но кто знает этих трахнутых музыкантов. Мало ли что у них на уме…