Демид Дубов
Дятел
Джейк прогонял все эти мысли как мог, но, как ни крутил бы их, не заворачивал в бараний рог и не пытался засунуть в фантомную жирную волосатую задницу, чтобы не разозлиться еще сильнее, скрипел зубами и хмурил брови. Вот такой вот – с перекошенным от злобы и ярости лицом, с половинчатой коробкой консервов и пустым отсутствующим взглядом – пришел к архивариусу.
– Гарри, я…
Он наконец оторвал свой безучастный взгляд от фантазии в голове, и чуть не выронил коробку с консервами. На него смотрел не живой человек, не Гарри, которого он знал, а обросший желтовато-синеватой кожей скелет с безумными выпученными глазами, которые смотрели только на него. Ребра под его запятнанной кофе рубашкой вздымались, а затем снова стремились к позвоночнику. Он дышал часто и пунктирно, иногда присвистывая через запененные зубы.
– Что это… Джейк…? – опустив свой выпученный и обезумевший взгляд на коробку с консервами, архивариус сделал шаг вперед.
Хорнет моментально сдал назад, оставаясь с ним на расстоянии. Отставил коробку на стойку, не отрывая глаз от заболевшего Гарри.
– Это… – пытался собрать мысли в голове он. – Я обещал принести… Консервы тебе.
– Консервы?! Еда?! – мгновенно оживился тот, облизнув сухие растрескавшиеся губы. – Это еда?!
Джейк услышал, как архивариус слегка засвистел через губы, медленно двинувшись к коробке с консервами. И вдруг необычайно сильно, до побеления ногтей на пальцах, сжал виски и скрючился как креветка, падая на пол. Хорнет едва успел его поднять, и вдруг оказался отброшен в сторону.
Едва поняв, что вообще произошло, Джейк глянул на метнувшегося к консервам мужчину, что жадно вскрыл коробку и достал оттуда одну из консервов. Гарри вцепился в ее жестяную крышку пальцами. Хорнет не мог поверить, что архивариус был способен на такое прежде, но то, что он увидел дальше, совсем повергло его в неописуемый шок. Гарри, распарывая собственные пальцы, кряхтя и сопя через нос, пытался оторвать крышку от банки, даже не попытавшись воспользоваться ключом. Начал жадно грызть ее края и пытался смять ее своими трясущимися руками.
– Гарри! Гарри! – бросился к нему Джейк, пытаясь вырвать банку у него из рук. – Что происходит, Бог мой!?
– Еда! Еда! – как заведённый рычал тот, капая кровью с рассеченных пальцев на пол. – Неужели ты хочешь?! Ты хочешь моей еды?! Я убью тебя за свою еду!
– Эй! – он попытался вырвать банку из его рук, но получил сильный укус в палец. – Твою мать! Какого черта ты творишь! Отцепись от банок!
– Закрыта, она закрыта! – не обращая внимания, твердил архивариус. – Тебе не отобрать ее! Она только моя… Моя еда… Еда!
С мерзким хрустом и скрипом, он вонзился в заляпанную кровью крышку зубами, совсем перестал чувствовать всякую боль. Этого Джейк испугался сильнее. Что за сила двигала его мышцами, его мозгом?.. Полноценное безрассудство, дьявольское безумие и настоящая чертовщина творилась сейчас перед глазами Хорнета. Он не верил, что все это было наяву, что хороший, в общем-то, человек смог превратиться в ревущее и стонущее животное, пытающееся через самоуничтожение добыть себе пропитание.
Но вдруг, замерев, Гарри снова посмотрел на опешившего Джейка.
– …Ты ведь слышишь?..
Джейк сглотнул, отшатнувшись.
– …Слышишь? – архивариус не моргал. А на пол, по капле, падала кровь из изорванных пальцев. – Ты не слышишь… Почему ты не слышишь?! Почему он мучает меня?!
– Кто? – Джейк прижался спиной ко входной двери, собираясь бежать.
– Звук! Этот звук! Который ты тогда принес для меня!
Хорнет почувствовал, как в его ребрах забилось сердце. Оно перекачивало кровь по организму с такой скоростью, что было и не вообразить. Но, наперекор этому, у него похолодели пальцы, лицо стало бледно-землистым, а во рту появилась сухость. И мир вокруг него словно поплыл. Еще немного и от испуга он потерял бы сознание, если бы мозг не решил плеснуть по венам адреналина, когда архивариус резко схватил его плечи. Нестриженные ногти архивариуса внезапно врезались ему в плоть за рубашкой. Придя в себя, все еще перебарывая дикий страх и мурашки, Джейк попытался скинуть рваные руки с сочащимся мясом со своих плеч.
– Это ты убиваешь меня! – обезумевшим взглядом Гарри вцепился Хорнету в лицо. – Я не позволю тебе убить меня! Я не позволю тебе отобрать мою еду! Еда! Моя еда!
– Успокойся, я прошу тебя! – крикнул Джейк, краем глаза увидев парящий кофе в стакане на стойке.
Всего одно мгновение, и движение головы Гарри могло закончиться глубоким укусом в шею. Но, даже не ожидая от себя подобной прыти, не обращая внимание на мгновенно появившиеся ожоги на пальцах, Хорнет плеснул ему в лицо почти кипящий кофе. Руки с его плеч убрались. Заревевший от боли, совсем уже не как человек, архивариус отошел от него. Схватился своими рваными руками за нос и губы. С мерзким чавканьем и всхлипами, стал глодать висящие резаные куски со своих пальцев, отдирая их от костей.
Джейк вылетел за дверь, забыв обо всем. Бросился со всех ног наутек, пытаясь вспомнить дорогу к доктору Митчеллу. Тот мог подсказать, что делать в таких ситуациях, ведь слыл мужиком толковым и в медицине, и в психологии. А вслед бегущему раздавался страшный утробный рев:
– …Я слышу его!..
Хорнет больно упал на колени уже перед самой дверью доктора, перед тем пролетев на одном сбившемся дыхании пару-тройку этажей. Перекачивая литры крови, в груди билось сердце. Пыталось высвободиться из рёберной клетки. А легкие стали замерзать от колкого и холодного чувства нехватки воздуха. В гортани встал острый ком, а ноги подкашивались от такой нагрузки. Все-таки он был не военным, и со спортом, не сказать, чтобы дружил. Едва не задыхаясь от спертого дыхания, он на карачках, отплевываясь и отхаркиваясь прям на пол, дополз до двери. Цепляясь за ручку трясущимися от дикого темпа бега пальцами, сумел подняться. В глазах все потемнело, и от поцелуя с кафельным полом его спас только услышавший шум за дверями доктор Митчелл. Старенький лысенький мужичок в запятнанном белом халате, от которого пахло касторкой и какой-то неведомой медицинской дрянью. Ручка в его кармане больно кольнула Джейка в ребра, но он уже не обратил на это внимания.
– Что с вами, Хорнет? – старик явно узнал своего гостя и поставил его на ноги. Всем своим видом доктор показывал, что не смотря на состояние пришедшего, требовал быстрого ответа.
– Я… там… – стараясь отдышаться и собрать слова, мямлил Джейк. – Что-то с Гарри! С нашим архи… Архиварусом! У него болела голова, а потом… Потом он набросился на меня. Черт подери! Что здесь вообще происходит?!
– Спокойнее, парень. – прихлопнул его по плечу доктор, приглашая в кабинет. – Отдышись и расскажи мне все нормально. Пойдем, я налью тебе кофе.
– Нет, с… – закивал Хорнет, заходя за двери. – Спасибо. Мне бы воды.
– И воды тоже налью. – хлопал его по спине доктор. – Проходи, нечего в проходе стоять.
В кабинете было темновато. И раньше это показалось бы Джейку странным, если бы он не держал в голове тот факт, что неделю назад, когда солдаты пытались на костре в своем ярусе погреть пойманных крыс, они сожгли часть проводки. Теперь половина яруса, где находился медицинский блок, куковала в сумерках. Доктор Митчелл тогда отшучивался, что на его этаже, в то время как на остальных постоянный день, постоянная ночь, и сюда можно водить больных, чтобы они отсыпались, вспоминая о том, как прекрасно было то время, когда время суток менялось по совершенно нормальным земным принципам. Хорнет прошелся вдоль пары кушеток, которые стояли вдоль стены большого медицинского кабинета и присел на одну из них, уперев руки в колени. Он все еще не мог отдышаться, и ждал, когда доктор, вернувшись откуда-то из своих темных кулуаров, предложит ему стакан столь желанной воды. Знал, что она у Митчелла в кувшине в холодильнике, чтобы всегда была прохладная и особенно вкусная.
– Так как вы говорите это все случилось? – раздался голос доктора из темноты.
– Я пришел к Гарри отдать то, что я ему обещал. – спертым голосом, все еще тяжело дыша, начал рассказывать Джейк. – И я заметил, что с ним что-то не то. Он набросился на консервы как животное! Он начал… начал открывать их голыми руками, рвать собственные пальцы! Это было настолько… настолько ужасно, что у меня чуть не остановилось сердце! Я никогда такого раньше не видел. Возможно ему нужна ваша помощь.
– А вы говорили, что у него болела голова. – хмыкнул Митчелл, все еще не возвращаясь.
– Да у него… – сказал Джейк и вдруг заметил что-то за ширмой, которой была отгорожена значительная часть кабинета. – …У него болела голова. Он говорил, что слышит какой-то звук, а до этого…
Не договорив, Хорнет встал, и медленно, озираясь, чтобы доктор неожиданно не вышел из темноты, направился к ширме, за которой виднелся какой-то силуэт. Еще один человек? Но почему тогда он молчал все это время, и почему об этом не сказал доктор? Джейк медленно переставлял уставшие ноги, и не понимал, приближается он к ширме или нет. Все для него стало непомерно невыполнимым, даже самые простые движения после такого марафона выходили у него с диким скрипом и требовали железной воли и мобилизации всех последних его сил. Но, мало по малу, он двигался к белой перегородке, всматриваясь поочередно то в темноту, то в белизну.
– А вы, значит, не слышите? – раздался вопрос доктора. – Интересно… У меня по этому поводу была одна теория.
– Что за теория, доктор? – дежурной интонацией ответил Хорнет.
– Видите ли, Джейк… Этот бункер закладывали с военным назначением. Каждый из находящихся здесь, должен был работать в экстремальных условиях. – начал рассказывать из темноты доктор, хрустя каким-то стеклом и шумя железными приборами. – Пентагон был заинтересован в том, чтобы мы могли работать вплоть до нескольких дней без перерывов на обед, сон и еду. Чтобы мы пахали и пахали, как проклятые, даже после того, как наш мир будет разрушен. Правительству не нужны были люди, ему нужны были биологические организмы с четко определенными задачами. И они получили один из инструментов для этого.
– Что вы имеете ввиду?
– Как же, вы не замечали? Наш кофе, Джейк. Он очень сильно отличается от того, что я пил когда-то в кофейне на Таймс Сквер, где его готовил один усатый рослый макаронник.
– Чем же?
– Хе-хе… – раздался скомканный смешок. – Как вам сказать… Итальяшка не добавлял в мой латте военные стимуляторы на основе героина…
– Ге… – поперхнулся Джейк, резко повернувшись на темноту и остановившись. – Героина?! То есть все это время…
– Да, мистер Хорнет. – доктор все еще вещал из темноты. – Мы все были у них на игле. А теперь, когда их не стало, мы на игле у собственных торговых автоматов. Теперь они не кажутся такими безобидными, да?
– А почему эта теория все-таки «была»? Вы сказали так, словно отказались от нее…
Джейк все же подобрался к ширме, и медленно обхватил пальцами край белого замаранного сукна, за которым явно кто-то сидел. И он уже хотел было его дернуть, как вдруг снова заговорил доктор:
– Это все было хорошо. Эти теории заговоров, героин в кофе… Если бы не всего одно «но». Бедняга Кроули не пил кофе, однако на больную голову все еще жаловался. Он пришел ко мне, чтобы я дал ему таблетку. Тоже говорил про звуки в своей голове, на какие-то вопли, на тикающий, противный и едкий звук…
Голос внезапно оборвался. И шестым чувством своей пятой точки Джейк почувствовал что-то неладное. Доктор изменился: его голос, тембр и скорость, с которой он говорил. И говорил он теперь значительно ближе, чем когда еще только отправился в темноту. И неужели… Неужели можно было ходить за стаканом прохладной воды настолько мучительно долго? Даже видя мрак и зная о том, что в кулуарах его еще больше, Хорнет не верил уже, что Митчелл принесет ему воды. А потому собрал волю в кулак, и решил, что стоит принять неизбежное. Хотя уже и понял, к чему все шло. На столике доктора он заметил пару стаканчиков из-под кофе.
– …Я решил, что могу помочь Кроули… – с мерзкими всхлипами произнес доктор.
Хорнет дернул белую занавеску. Встретился глазами с мутным и пустым трупным взглядом солдафона, которого еще недавно видел в компании Саманты. Отшатнувшись, Джейк уронил жердь, на которой была ширма, и увидел обезглавленное тело в залитой черной кровью медицинской кушетке.
– Я отрезал ему голову! – завопил Митчелл. – Отрезал ее, отрезал!!! Я убил его! Накромсал на части его поганое тельце!
Что-то в кабинете сдвинулось с места, и Джейк едва успел развернуться, чтобы предупредить удар доктора. Всего в нескольких сантиметрах от его щеки полоснул скальпель, пролетев мимо плеча и уйдя по дуге вниз. Оба упали на пол. Искривив улыбку и выплевывая свои черные едкие слюни, доктор щурился и всматривался своими яростными желтыми глазами прямо в лицо Джейка. А тот едва мог удержать наседающего старика. Ногой отпихнув от себя доктора, Хорнет резко распрямился и схватил ширму. Пихнул ей Митчелла в брюхо, опрокинув на спину. И вдруг тяжело выдохнул, поняв, что старик ловко, с прытью, достойной лучшего применения, ушел от нового удара. Джейк махнул еще и еще, но старик, продолжая скалится и пуская слюну, все не попадал под удар. Он умело лавировал, предугадывал движения оппонента, и, опустившись на четвереньки, как леопард подбежал к Джейку и запрыгнул на него спереди.
Повалившись вместе со стариком на себе, Хорнет ощутил страшный удар спиной об скользкий замаранный кровью армейца пол. Сверху на него снова навалился Митчелл, агонизирующими руками стараясь выцарапать глаза. С его губ не слезала поганая кровожадная, залитая слюной улыбка. Пыхтя и вырываясь, Джейк попытался ударить его, однако оплеухи получались вялыми и не сильными. Они только раззадорили старика, который рвал на нем одежду, расцарапывая руки и лицо.
И вдруг Джейк схватился за что-то холодное и металлическое. По наитию рванув это откуда-то с трупа в кушетке, ударил доктора по голове. И вдруг на несколько секунд оглох. По всему его лицу разлилась бурая кровь с остатками мозгов доктора. А само мертвое тело вдруг потяжелело и одеялом свалилось на него сверху. Джейк сжимал в трясущейся руке большущий наградной Кольт.
– Твою мать! – вырвалось у него. – Вот же, твою мать!
Поднявшись и утеревшись, он осмотрелся. Все вокруг было в крови и мозгах. С развороченным черепом, похожим больше на руины древнего Мачу-Пикчу с его большими каменными и выступающими в небо храмами, на полу лежал доктор, лицом вниз. А рядом на серебряном подносе, как чертово кушанье, была голова Кроули, снятая с его окровавленного тела. И Джейк не мог понять, было ли все это с ним в действительности, или же он уже тоже поддался на провокации и пивнул запретного героинового кофейку? В его голове был шум от выстрела. Мысли заплетались клубком шипящих змей, не способных распутаться самостоятельно. Страшный колокольный набат, но не боль. Тяжесть, но не безумная мигрень… Он все еще был живой.
Широко раскрыв от всего этого действа глаза, и не зная, как завопить так, чтобы на душе мгновенно стало легче, он неровно побрел на выход из кабинета доктора. Ускорив шаг и сжав в руках пистолет, пошел обратно на верхние ярусы. Ожидал, что может быть где-то еще там есть спасение. И вдруг ему подумалось, что стоит все рассказать Гримсону. Полковник, должно быть, как человек военный, сможет оперативно решить эту проблему. Пусть и с применением огнеметов. Джейк боялся настолько, что ему было уже наплевать на то, каким именно способом этот бункерный Гитлер будет искоренять угрозу всем оставшимся жителям.
Хорнет пугливо озирался по сторонам, но все еще шел наверх, упрямо и неумолимо. И вдруг впереди закончилась лестничная клетка и начался новый этаж.
…Это было помешательством. Полнейшим и бесповоротным бредом, который мог созреть только в этом месте, как большой сочный и напитанный мощнейшими токсинами из воздуха гриб. И это безумие, по грибницам этого сраного бункера, по его внутренним переплетениям и коридорам, распространялось как болезнь. Сжирало за раз целые громадные экосистемы в виде этажей и отсеков. Все перемешалось в этом подземном американском королевстве. И все, кто жил здесь, перестали быть людьми.
Одни с диким ревом и воплем, впивались зубами в других. Те с нетерпением ласкали первых, раз за разом проговаривая им самые нежные слова, как дьявольское радио, истекая кровью и наслаждаясь этим. Глаза закатывались, и люди срывались друг на друга с ножами, с обломками бутылок и с голыми руками. Кто-то раздевался и танцевал прямо в коридоре, измазывая себя сочащейся кровью из своих или чужих ран. Девушки, которые еще остались в бункере, немедленно зазывали к себе мужчин и прямо посреди всей этой вакханалии светили своей грудью, раздвигали перед ними ноги, разрезая себе вены и вскрывая артерии. А мужики, завидев такой пир, срывались до состояния свиней и начинали, обсасывая изорванное женское мясо, втягиваться в процесс, и вставлять своим новообретенным невестам до самого упора. То тут, то там слышались шлепки, глухой звук разрезаемой плоти, хруст костей и черепов, лязг зубов и золотых врываемых коронок. Вопли, крики, еще больше воплей! Одни пищали, другие визжали. Звали собственную мать, а другие поклонялись дьяволу, считая, что это их избавление от всего пережитого.
Прямо перед Хорнетом из дверей выскочила пышногрудая девица, и начала собственными ногтями, с болезненным криком разрывать себе лицо, рвать челюсть вниз, и давить свои глаза, срываясь на крик:
– Я слышу его! Я слышу…!
Вдавив собственные ногти себе в горло, она обхватила трахею и с хрустом начала отрывать ее от позвоночника, продолжая при этом кричать, но уже с хлюпающим гортанным звуком:
– Я слышу его! Я слышу…
Изрыгнув кровью прямо на рубашку и ботинки Джейка, она все же оторвала свою трахею, и улыбнувшись, показала ее перед собой. Упав на колени, и истекая кровью, поползла к нему, нежно хватаясь руками за ноги, за икроножные мышцы, за бедра и за пах. Окровавленной щекой прислонилась к его ширинке, начав скользкими пальцами ее расстегивать. Хорнет отшатнулся назад, и тогда девушка снова поползла к нему, но не успела. Умерла от потери крови, шваркнувшись лицом об плитку на полу.
Вдали раздался шум. Тройка мужиков, ревя как медведи, громила кофейный автомат. Они ломали себе руки, разбивали лбы и кулаки, пытаясь пробиться в железные внутренности кофемашины. Наконец оттуда начала бить струя кипятка, под которую собрались все, кто был вокруг. Горячущая бурая вода облила всех, кого только смогла. В воздух подался белесый пар, и мгновенно тошнотворно запахло сваренным в кофе мясом. Несколько человек упали замертво. А те, кто уцелел, смогли еще на последок засадить друг другу в неповрежденные горячим кофе места. Просто животная похоть овладевала всеми, кто был еще жив – пол жертвы уже не имел абсолютно никакого значения. Хорнет едва отбился от троих бросившихся к нему изуродованных кипятком мужчин. Он высадил шесть пуль и попал лишь два раза. Третий упал от потери крови и сильнейших ожогов на лице. Но даже после этого продолжил ползти к своей цели, и умер у самых ботинок Джейка.
Повсюду была кровь, кофе и дерьмо. Мертвые овосковевшие лица, замаранные желтой семенной жижей. Люди перестали быть людьми. И все твердили одно и то же, иной раз прерываясь в своем дьявольском пиршестве:
– Я слышу его! Я слышу его!
Около самого кабинета Гримсона на Джейка бросился один из его подчиненных. Этого негра он практически не узнал: лицо было невероятно перекошено от безумия, а пожелтевшие глаза не знали на что им посмотреть, и постоянно вращались в орбитах. Завопив, чернокожий сжал и разжал кулаки, стараясь схватить бывшего начальника, но не успел – последний патрон оказался в его коленке. Джейк едва успел выстрелить и отбился от ползущего к нему негра только дверью кабинета.
– Сэр! – что было сил заорал Хорнет, и остолбенел. То, что он увидел, было уже ожидаемо.
Полковник жадно насиловал мертвую секретаршу на своем столе. А вторая, держа в руках обломки стекла, резала себе глаза, дьявольски улыбаясь во все свои тридцать два белых зуба. Рыча, Гримсон свободной рукой взял еще живую секретаршу за волосы, и резко вогнал свой главный орган прямо ей в пустующую глазницу.