bannerbannerbanner
полная версияДеревня Гниль

Дед Старый Скрипун
Деревня Гниль

– Беги. – Пискнул внутренний голос, но был безжалостно подавлен урчащим от голода желудком, пирогами с капустой, и сладким чаем. Дремота наваливалась с каждым съеденным куском и выпитым глотком, шторками сна закрывая соловеющие глаза. Когда бабка вернулась, я уже практически ничего не соображал, только чудом не выпадая из реальности.

– Ой милок. Перестарался ты. Нельзя же на ночь столько кушать. Пойдем-ка баиньки. До сеновала ты уже вряд ли дойдешь, постелю тебе тут, вон на сундучке, место хорошее, проверенное, там и переночуешь.

С последними словами я провалился в темноту, изредка вспыхивающую мгновениями жутких видений.

Сначала появилось пятно девичьей фигуры, в ночной сорочке из белой воздушной паутины, парящее над полом. Оно приблизилось ко мне, светясь в мраке красивым полупрозрачным лицом.

– Беги. – Прозвучал голос в голове, но я погрузился в мрак, не успев даже осознать, что происходит.

Вновь проблеск. Теперь я уже сижу за столом, с расставленными на нем в виде треугольника, горящими свечами. Справа, рядом бормочущая заклинания бабка, хмурится и сопит носом, пытается чего-то добиться, но у нее не выходит. Слева, улыбающаяся неестественно-красными губами, все та же девушка, что навещала меня ранее в видении. Рассматривает, меняя нагловатым зеленым взглядом из-под черных бровей – ниточек, и задорно подмигивает, куда-то приглашая. Напротив, склонившись над столом, возвышается угрюмый, седой, заросший по брови бородой дед. Он что-то вещает скрипучим голосом, размахивая кривыми пальцами у меня перед носом. Слова слышу, но понять не могу. Вновь туманом наползает на сознание мрак.

Третье виденье выскакивает ужасом, вырывая меня из небытия. Я взлетаю над сундуком, запеленованный простыней как новорожденный младенец, на столько туго, что не могу сделать вдох, и хлебнуть пересушенными губами спертого, воняющего болотом и воском воздуха. Несусь вверх, прямо в искрящую антрацитом паутину. Раскрываю в беззвучной панике искривленный ужасом рот. Долго, очень медленно приближается, замершая в тягучей массе времени и пространства, наливается мелкими деталями, жуткая цель. Рывками меняется из паутины, в гудящую черную воронку, с огненной точкой бурлящего адского пламени внутри.

Треск электрического разряда, дикая боль во всем теле, и вновь мрак.

– Как спалось. Касатик? – Вернул мое вспотевшее тело в реальность ехидный голос улыбающейся, сидящей за столом старухи. – Солнышко уже за полдень перекатилось, а ты все валяешься. – Она отвернулась, гулко отхлебнув из чашки, и причмокнув кусочком сахара, пробубнила в стол: – Вот все вы городские такие, изнеженные. Чуть что и в обморок. Нет на вас надежи. Поди в огород, там Анютка тебе водицей ключевой сольет на руки, умоешься, а то вон как вспотел. Хотя и вправду душно в избе.

Я сел, свесив с сундука ноги, провел вздрагивающей ладонью по мокрому, липкому лицу, стерев пот и прогоняя сон. Спал в одежде, не раздеваясь, да еще в жарко-протопленном доме. «Так вот откуда эти ночные кошмары. От духоты.» – Понял я причину видений. Осознание успокоило нервы, но ощущение какой-то безысходности, не покинуло. Я встряхнул головой, окончательно просыпаясь. «Странная бабка, и деревня, то же не менее странная. Где все жители? Почему так тихо? Уезжать отсюда надо.»

Заскрипев нервной дверью, я вышел наружу, под палящие лучи солнца. Сразу полегчало. Голубое небо, с перистыми, застывшими в безветрии облаками, и сочная зелень лета, своим умиротворением наполнили душу, прогнав ночные страхи.

«Вот дурак. Сна испугался. Выводов наделал». – Подумал я и улыбнулся. – «Довел сам себя глупыми домыслами до дрожи в коленках. Насочинял разного. Даже стыдно вспомнить».

– Доброе утро. – Голос несмотря на то, что был бархатным и приятным, прозвучал на столько неожиданно, что меня пробило электрическим разрядом, а когда обернулся, то вновь покрылся испариной.

На лавочке прислонившись спиной к темной бревенчатой стене, в черной монашеской одежде, скрывающей фигуру мрачным саваном, сидела, отстраненно прикрыв глаза, девушка из ночных кошмаров. Ухоженное, белоснежное до синевы лицо, без малейших признаков косметики, светлым пятном выглядывало из-под опущенного до бровей капюшона.

Она неторопливо, величественно поднялась, стряхнув с головы накидку. Черные длинные волосы, вспыхнув на солнце синими искрами, рассыпались по плечам. Зеленые глаза с усмешкой осмотрели меня.

– Ты красивый, но слабый. – Пухлые ярко красные губы расплылись в усмешке. – Снимай рубаху, полью. – Рядом с ней стояло, незамеченное мной ранее, эмалированное ведро, наполненное искрящейся на солнце водой, с плавающим на поверхности деревянным, покрытым замысловатыми узорами ковшом. – Ну что застыл идолом? Раздевайся, да наклонись.

Я не посмел перечить, и через мгновение, ледяная лава, прокатившись по спине иглами холода, прогнала и сон, и наваждение, наполнив душу уверенностью.

«И чего дурак напугался. Ну странные они. Мало ли чудаков на свете. Подумаешь. Может она монашка, большую половину жизни проводящая в кельи, потому и бледная такая, и одежда как раз соответствует. А у бабки вообще старческий маразм. Ты же современный человек. Все эти страшилки не должны тебя беспокоить после просмотров фильмов-ужасов, и прочей белиберды, ставшей популярной в последнее время. Это все сказки. В жизни ничего подобного не бывает. Это противоестественно». – Взбодрил я себя мыслями и ключевой водичкой. Сразу стало легко, и захотелось похулиганить, приударить, например за этой красавицей. А ведь она действительно великолепна, жаль фигуру не рассмотреть.

– Так ты Анюта? – Я выпрямился, отфыркиваясь и беря у нее из рук белоснежное, вышитое синими цветами полотенце, и вытирая лицо.

Рейтинг@Mail.ru