– ЗОРА, ты там? – зовет голос прямо в ухо. Нет, скорее даже в щеку, потому что благодаря внезапному натиску пота и ослабленной руке мой телефон соскользнул.
Закрываю рот, чтобы ворона не залетела, и после глубокого вдоха возвращаю трубку к уху.
– Какого рода историю?
Мне все равно, оттого и вопрос звучит иронично.
– О ситуации между тобой и принцем Оуэном, – говорит он так, словно устал от моих притворств.
Я сглатываю, чтобы бублик из желудка не выскочил обратно. Не успели мы разобраться с телефонами, как уже поползли слухи.
Мое молчание побуждает ребенка-репортера разъяснить ситуацию.
– Студент-журналист с твоего курса стал свидетелем, как вас обоих привели в полицейский участок из-за какой-то путаницы с телефоном принца Оуэна. Мы посчитали это событие достойным внимания.
– О. Не знала, что за нами следили.
Мысленно перематываю тот унизительный момент, стараясь найти упущенное. Неужели я не заметила, что кто-то из класса провожал нас в отделение полиции?
Наша беседа приостанавливается, потому что перекричать визг тормозов прибывающего поезда – непосильная задача.
Я уже достаточно долго прохожу в Холстеде летние программы, поэтому знаю, что новички всеми силами пытаются пробиться в круги студентов.
В оцепенении захожу в вагон и занимаю место. Никто даже не посмел меня опередить. Смутно понимаю, что пассажиры сами расступаются.
Тогда слышу комментарий пожилой дамы:
– Что за врач выпустил пациентку с такими глазами?
Отлично. Теперь люди путают мой ступор со слепотой.
Это что-то новенькое. Однако на данный момент у меня есть более насущные проблемы: я до сих пор не могу вспомнить, кто следил за мной вплоть до полицейского участка.
Принимаю решение пойти в наступление:
– Журналисты всегда преследуют студентов?
Собеседник издает смущенный смешок.
– Позволь начать заново. Это не тот вид журналистики, о котором ты подумала. Я хочу основываться на фактах, но, боюсь, ничего не вышло.
Каким-то образом ненамеренно обидела журналиста. Он, похоже, воспринял мой комментарий как сомнение в его честности, хотя на самом деле я просто пыталась избежать вопросов.
– Студент-журналист из твоего класса стал свидетелем, как полиция кампуса подтвердила историю с путаницей. Конечно, мы сочли это достойным внимания. – Я слышу, что он тщательно подбирает слова и говорит с намеком на уважение, которого раньше не было.
Какое облегчение. В конце концов, никто меня не преследовал.
– О, теперь понятно. – Я наслаждаюсь победой.
– Позволь заметить, что история не будет опубликована – университет заботится о конфиденциальности принца. Твой рассказ будет использован только в классе.
Чем дальше поезд отходит от кампуса, тем менее я склонна подыгрывать.
– Что тебе нужно знать?
– Хотим, чтобы ты прокомментировала слова принца. Он был любезен и дал краткое интервью.
Скрещиваю ноги в лодыжках и начинаю ерзать. Сидящий рядом мужчина в огромном костюме встает и выходит, поэтому я занимаю место у окна и поворачиваюсь спиной к вагону. К счастью, журналист не понимает, насколько измученной я себя чувствую.
– Слушаю, – равнодушно говорю я.
– «Произошла невинная путаница, которая, к сожалению, привела к унизительному последствию для мисс Эмерсон. Так случается, когда два ученика с головой погружаются в учебу, а телефоны оказываются двойниками. У меня был телефон мисс Эмерсон, но я не знал ее имени или личности. Прошу прощения за доставленные неудобства. Я бы сделал все возможное, чтобы отвести от нее пристальный взгляд общества. Она прекрасно сотрудничала с официальными лицами и помогала в разрешении ситуации».
Я дышу нормально и впервые откидываюсь на своем месте.
За окном вместо деревьев мелькают электрические столбы, а на дорогах снуют городские автобусы. Теперь, когда мы находимся вдали от университета, все ожидания исчезают. Даже пассажиры от осторожного и сдержанного поведения переходят к более расслабленному. Пара в возрасте лет двадцати ведет оживленную беседу на испанском языке; проводник выходит из скрытого купе, чтобы поболтать с парнем, которого я узнаю, – это тот несчастный, кому я наступила на ногу. Девочка не старше Анайи чавкает жвачкой, разговаривая с двумя мамами. Ее маленькие ручки и худенькая шея то и дело извиваются в ритме историй. Чувствую себя в безопасности. Чувствую себя дома. Мне больше не нужно притворяться.
– Мы сейчас в туннель заедем – связи не будет. Вешаю трубку, – сообщаю я.
– Хочешь что-нибудь к истории добавить?
Я ничего не должна этому журналисту, особенно то, что мне неприятно делать.
– Нет. Но спасибо, что связался со мной.
Я вне зоны действия сети.
Тем же вечером, поужинав с мамой, отчимом и братом, я кладу голову на подушку и погружаюсь в мысли о цитате. Представляю, как Оуэн произносит речь с очаровательным акцентом и в непринужденной манере. Могу поспорить, журналист уже пляшет под его дудку.
Рада, что Оуэн поговорил с «прессой», потому что я бы этого делать не стала. Меня поражает и одновременно забавляет тот факт, что студент-журналист связался со мной. Я? Стала темой последних новостей? Даже моя школьная газета не хочет брать у меня интервью о регистрации пожилых людей для голосования, а тут вдруг я становлюсь предметом всеобщих обсуждений. Надеюсь, что все-таки ошибаюсь.
Час спустя, все еще проигрывая в голове разнообразные версии интервью, вдруг переосмысливаю извинения Оуэна. Он привык к подобным происшествиям, поэтому необходимость публичных заявлений, должно быть, возникает постоянно. Я думаю обо всех девушках, с которыми видела его на фотографиях. Могу поспорить, он бормочет во сне такие слова, как «невинная путаница» и «прекрасно сотрудничала». В какой бы колледж его ни занесло, он везде будет главный по красноречию. Оуэн, вероятно, и не пытался меня защитить, а просто пиарился, чтобы сохранить лицо. Вот почему я не читаю его сообщения – для начала мне нужно все обдумать.
Не переставая размышлять о нем, взвешивая все плюсы и минусы, наконец засыпаю.
Первое, что делаю утром, – читаю его сообщения.
И снова здравствуй. Я приму твое молчание за просьбу не звонить. Пусть так. Это моя попытка выразить искренние извинения и дать обещание. Знай, что я исправлю все заблуждения относительно инцидента. Зора, мне очень жаль.
В животе порхают бабочки. Тьфу, да что в этом парне вызывает у меня чувства?
Следующее сообщение:
Привет, прости, что снова беспокою. Хотел сказать, что ко мне обратился журналист из университета, и я с ним пообщался. Он, вероятно, свяжется и с тобой. Надеюсь, у тебя все хорошо.
Я чувствую его сожаление в каждом сообщении. У Оуэна все схвачено – при нем и искренность, и смирение… Единственное, чего не хватает, – «Пожалуйста, детка, пожалуйста!». Но, полагаю, королевская семья так не опускается. Я не удивлюсь, если он и так приблизился к позору, какой вряд ли разрешен людям с его родословной.
Раз уж все мои усилия пошли прахом, вновь берусь за Гугл.
Ага. Как и всегда, его окружают улыбающиеся девушки. Как всегда, вокруг одни тусовки. Кажется, он действительно тот, от кого на первом же поезде стоит убираться подальше. Несколько комплиментов в середине интервью и парочка серьезных сообщений не должны изменить мой настрой.
Но… повторный поиск в Гугл – это не самый хороший показатель. Он извинился. Студент-журналист остался доволен ответом. Все кончено. Что еще я ищу? На что надеюсь? И как оказалась в таком положении, что, как привидение, преследую принца?
Мне нужно очистить голову, и я знаю только одно место, где я могу это сделать. Субботнее утро в моем любимом книжном магазине как никогда пойдет на пользу.
«Книжная лавка Ингрума» – мой любимый книжный магазин, оформленный в стиле старой библиотеки. Там даже стоят деревянные шкафы с крошечными ящиками и ретрокарточками. Он располагается на открытой торговой площадке напротив сквера с фонтаном. Но хотя от Эплтона до лавки всего лишь одиннадцать миль[2], мне, чтобы добраться туда, нужно сменить два автобуса. Когда прихожу, народу еще мало – сейчас около 10 утра.
– Привет! – встречает дружелюбная продавщица своим знакомым приветствием.
– Доброе утро, Элиана, – улыбаюсь я в ответ. – Прошу, обрадуйте меня, что диван свободен.
– На этот раз ты успела.
– Вот так везение!
– Рада за тебя, – смеется Элиана.
– Если кто спросит, у меня сегодня выходной, – предупреждаю я.
Сама виновата, что меня принимают за сотрудницу. Я обладаю привычкой вмешиваться в разговоры, а затем демонстрировать, как пользоваться киоском-поисковиком. Я всегда показываю, где здесь уборная и когда начинаются читательские встречи. За эти годы даже с книготорговцами подружилась, отчего всем остается только удивляться, что я здесь не работаю.
Я нахожусь всего в нескольких шагах от свободного места в дальнем уголке (том, что залит солнечным светом, а розетки в пределах досягаемости руки), но вдруг замечаю, что за место в раю соперничает мужчина средних лет.
Поворачиваю налево и направляюсь к первой вывеске. Раньше я никогда туда не заглядывала – меня не очень интересует раздел путешествий. Не признавая цели перед собой, я сканирую корешки книг, перечисленных в алфавитном порядке, пока не попадаю на букву «Л». Лендерел.
Выбираю книгу с самым разборчивым форматом и самыми яркими фотографиями.
По правде говоря, страницы структурированы для понимания географии даже ребенком, но я оценила формат. На странице выделяются сразу несколько деталей.
Население Лендерела: восемь миллионов.
Вот дела! Это соответствует населению Нью-Йорка!
Размер суши сопоставим со штатом Вирджиния.
Не могу вообразить.
Язык: английский.
С самым милым акцентом.
Действующее правительство:
А вот и фотография семьи Оуэна.
Этот снимок мама узнала бы с первого взгляда: свадьба старшего сына Лайонеля. Он и его усыпанная драгоценностями жена машут обожающей толпе с украшенного гирляндами балкона, стоя в окружении хорошо одетых людей.
«Королевская семья в счастливые времена», – гласит надпись.
Я что-то пропустила?
Переворачиваю несколько страниц назад и вижу фотографию с похорон, на которой под проливным дождем стоят толпы скорбящих. Это было девять лет назад, еще до того, как они приняли участие в Олимпийских играх на международной арене.
Перелистываю еще одну страницу и встречаюсь лицом к лицу с покойной. Это фотография улыбающейся девочки-подростка, похожей на женскую версию Оуэна. Его рыжие волосы и выраженные скулы выделяются так же, как и у этой девушки. Эмили Уиттлси, единственная дочь королевы Милдред и принца-консорта Виктора.
Сестра Оуэна.
Продолжаю читать и узнаю, что она умерла в возрасте пятнадцати лет, когда Оуэну было всего восемь. Видимо, когда она была моложе, королевский биограф назвал ее «рыжеволосой падчерицей». И, к сожалению, прозвище к ней прицепилось. Действия королевского представителя, который все отрицал, возымели противоположный эффект. Подлое прозвище нашло пристанище среди троллей. Похоже, не считая Оуэна, Эмили была единственным членом семьи с рыжим цветом волос. Ко всему прочему, ее считали пухлой девочкой. Стыд за свое тело, беспощадные издевательства, нелестные мемы – все это привело на путь саморазрушения, который в конечном итоге закончился трагической смертью. Ее тело нашли под скалой у южного побережья Лендерела. До сих пор неясно, упала она или прыгнула, но высокий уровень алкоголя в ее организме указывал на несчастный случай. Это был трагический, ненужный конец короткой жизни.
Я не ожидала, что все это меня настолько заденет. Нет, не сама королевская семья. Мне грустно из-за того, что наш уникальный мир так сильно далек от человеческого восприятия. Эмили называют «чувствительной душой», которая жаждала быть любимой и принятой. Одним из постоянных источников счастья Эмили стал ее младший брат. Четкую фотографию Оуэна найти трудно – на всех общих снимках голова его наклонена в уморительном смехе рядом с улыбающейся сестрой. И это невзирая на то, что остальные члены семьи выглядят серьезно.
Возвращаюсь к фотографии «счастливых времен» и притягиваю книгу ближе к лицу, чтобы получше разглядеть. Кажется, я нашла Оуэна. За машущей рукой в белой перчатке могу разглядеть только правую сторону его юного лица. Уголок улыбки. Половинка от выражения радости. Один мерцающий глаз.
– Да, это я, – соглашается голос позади.
Захлопнув книгу, я разворачиваюсь и вижу Оуэна… который протягивает мне букет ярких, великолепных цветов.
Меня поймали с поличным.
Надо же так… облажаться.
– Привет, Зора, – приветствует Оуэн нежным голосом. – Я надеялся найти тебя здесь. Вспомнил, что ты упоминала любимое место отдыха.
– О…
Дыхание учащается, как будто я только что бежала по лестнице. Все еще вдыхаю небесный запах цветов, что само по себе облегчает горечь неловкого момента. Как бы ни хотела доказать Оуэну, что забыла о нем, теперь это бессмысленно – я предстала перед ним с путеводителем по Лендерелу. Глаза его тотчас устремляются на обложку книги, которая до сих пор томится в моих руках, и уголки рта изгибаются в сдержанной улыбке.
Между нами воцарилось молчание, и я не знаю, как его нарушить.
– Это тебе, – говорит Оуэн.
Нежный голос, ароматные цветы… Все это даже близко не соответствует тому, что я ожидала, когда шла сегодня в книжный магазин.
Снова на нем бордовая бейсболка. Разве его земляки не поклонники крикета? Предполагаю, что кепка – это способ скрыть свою личность. Однако не думаю, что Оуэну стоит беспокоиться об узнаваемости за пределами кампуса. В отличие от старших братьев, он проделал громадную работу, чтобы оставаться скрытым от американского прожектора. Думаю, его семья так и планировала.
Убрав книгу на место, принимаю цветы. Не только потому, что это самый красивый букет, который я когда-либо видела, но и потому, что мне нужно чем-то занять руки.
Букет поистине совершенный и, к счастью, не самых огромных размеров, поэтому запросто смогу взять его с собой.
– Спасибо, – благодарю я.
Обратив все внимание на Оуэна, вдруг понимаю, что мне приятно находиться с ним по одну сторону от книжного шкафа. Он на несколько дюймов выше меня и одет в белую рубашку с короткими рукавами, шорты цвета хаки и коричневые мокасины. Под тенью кепки замечаю покрасневшие щеки.
– Надеюсь, я не нарушаю твои планы. Просто хочу лично извиниться, – говорит он. – В прошлый раз не успел, а сообщения – не самый лучший способ извинений.
– Хорошо, – сдаюсь я, глядя в его карие глаза.
Он снимает кепку и прижимает к сердцу, как бейсболист во время государственного гимна. И я не уверена в серьезности намерений.
– Зора Эмерсон из Нью-Джерси…
– Из Эплтона, – поправляю я.
– Зора Эмерсон из Эплтона, Нью-Джерси, – начинает он снова, – мне безумно жаль.
Слова прозвучали искренне. Вероятно, все сказанное в сообщениях шло от чистого сердца. Но что за озорной блеск появился в его глазах?
– Если я могу что-то сделать…
– Нет, я уже ценю, что ты поговорил с журналистом.
– …или ответить на вопросы о Лендереле или семье, я буду рад рассказать о том, что не написано в этой книге.
Вот оно. Настоящая причина блеска в глазах.
– О, мы, получается, пропустили смирение и сразу же приступили к хвастовству? Да еще и за меньшее время, чем разгон у спортивной машины, – дразню его с ухмылкой на лице.
– Нет, могу заверить тебя, я изрядно скромен, – уверяет Оуэн и надевает кепку. – Оставленные без ответа сообщения умеют вернуть с небес на землю. Но я заслужил.
– Так-то лучше. – Я улыбаюсь.
Почему с ним так легко общаться? Чувствую, как все сомнения пропадают перед лицом искреннего поведения.
– Но, – говорит Оуэн, и в глазах снова появляется блеск, когда он кивает на путеводитель, – я могу быть полезен, если тебе нужно выяснить, какие у меня черты лица или недостатки. Не стесняйся.
– Ты видел, как я… рассматривала фото.
– Да. – Он снимает с полки случайную книгу, пролистывает ее, затем приглядывается к одной из страниц.
Качаю головой и прикрываю рот ладонью, чтобы скрыть улыбку.
– Поняла-поняла. Хватит, – прошу я. – Ладно, шутки в сторону. Собирай игрушки – за тобой пришли Люди в черном.
Лицо Оуэна в одночасье меняется, даже быстрее, чем вы успеете сказать: «Боже, храни королеву». Он поворачивает голову в поисках костюмов.
– Попался! – Я не могу сдержать смех.
Пытаясь отделаться от внезапного испуга, он убирает руку в передний карман.
– Отлично сыграно, Зора. – Оуэн широко улыбается, отчего становится еще привлекательнее.
Меня раздражает, что сердце в груди колотится как сумасшедшее.
Бросаю на него короткий взгляд, чтобы откровенно не пялиться. Оуэн явно не верит в такой подход, поскольку я вижу, что он не сводит с меня глаз.
– Дай угадаю. В твоем круге нет чернокожих друзей? – шучу я.
Лучше так, чем он поверит, что его восхищение моей внешностью льстит мне. Однако он продолжает смотреть, как будто я выкрикиваю номера лотереи, которые попались в его билете.
– Прости за грубость. Без обид.
Тепло вернулось в его голос и, безусловно, разжигает между нами огонь. Зачем он это делает? Он ведь знает, каково девушке слышать этот сладостный голос? Девушке, которая считает его милым, веселым и обаятельным…
Что он думает о нас? Что между нами? Если, конечно, между нами вообще что-то есть. Представляю, как разговариваю с чопорными аристократами… Я же постоянно буду думать об их мнении! Мир Оуэна кажется настолько нереальным, а мне, если честно, хватает неловких ситуаций и с одногруппниками.
Сомнения начинают возвращаться, и Оуэн читает их на моем лице.
– В чем проблема? У меня что-то в носу? – Кепкой он прикрывает нос.
Он дразнит? Или нет? Конечно же, он шутит? Не может ведь он серьезно говорить?
Я слишком потеряна в мыслях, чтобы реагировать. Постепенно улыбка его угасает, и глаза становятся пронзительными, будто он хочет привлечь все мое внимание. Он ерзает, держа в руках кепку.
– Зора, если я могу…
Внезапно к книжному магазину подъезжают две роскошные черные машины, похожие на автомобили Людей в черном. Оуэн в последний раз извиняется передо мной и выбегает на улицу, пока из машин никто не появился.
Вижу, как он что-то говорит водителю, а потом оборачивается и бросается ко мне в книжный магазин.
– Я бы хотел кое-что показать. Мы можем встретиться в понедельник в коридоре возле Херстон-холла?
Несмотря ни на что, я знаю, что не дам иного ответа.
– Да, – улыбаюсь.
– В какое время тебе удобно?
– В полдень. – Улыбка не сходит с лица.
– Здорово! – Он улыбается в ответ. – Тогда увидимся.
Оуэн бросается обратно на улицу, запрыгивает в ожидающую черную машину, и глянцевый автомобиль уносит его прочь.
Сладкий аромат цветов, которые вчера подарил мне Оуэн (пионы, как я выяснила в интернете), помогает отлично справиться с воскресной тоской. Мама еще не заходила, но я слышала, как она задавалась вопросом, откуда исходит небесный запах. Она решила, что это заслуга закрытой коробки с благовониями, и назвала аромат чем-то мощным.
– Замечталась? – Скай выглядит так, будто сейчас проберется через экран и встряхнет меня, чтобы я очнулась.
Лежу на кровати со смятыми комочками бумаги и блокнотом, заполненным пометками.
– Прости, я просто задумалась, чем ты дополнишь ту часть, где говорится о целях и задачах.
Скай только что прочитала мне речь, и я помогаю исправить недочеты. Забавно, что нам обеим предстоит посетить важное мероприятие. Мое, правда, пока под вопросом. Конечно, меня почетно объявят, но премия и деньги не гарантированы. Скай тем временем удостоилась награды за работу в области робототехники. Несколько месяцев назад она участвовала в конкурсе и теперь, благодаря высококлассному изощренному дизайну, демонстрирует творение в классном научном центре.
– Я не буду менять эту часть, – скулит Скай, и я наблюдаю, как подруга опускает голову. Та падает на стол, как срубленное дерево.
Верхняя часть платка заполняет экран, и я не могу отвести глаз от сине-золотых иероглифов.
Мне бы хотелось подольше остаться со Скай, потому что с ней весело. А еще отвлекаюсь от мыслей об Оуэне. Я не рассказываю о желании позвонить ему или о стремлении узнать, что он хочет показать мне завтра.
Скай все еще лежит головой на столе. Нам обеим нужно закончить речь до завтрашнего дня – есть график, который мы составили еще несколько месяцев назад и которого должны строго придерживаться. Он не слишком реалистичен, но все же это прекрасный способ оставаться при деле. Осенью, когда мы погрязнем в суете, связанной с поступлением в колледж, у нас на это не останется времени.
– Ладно, пришло время перерыва. – Я отпускаю ее с крючка.
Внезапно полная энергии, она высовывает голову в стиле игры «ударь крота». Я в ответ качаю головой.
Так между нами со средней школы. Проводим стратегические встречи, пока одна из нас не устает. До седьмого класса соревновались друг с другом, но потом наконец поняли, что играем за одну команду. Помогло то, что заинтересовались двумя совершенно разными областями. Думаю, именно тогда мы и поняли, что разговоры о мечтах и планах помогают воплотить их в жизнь. Мы общаемся друг с другом, следим за прогрессом, помогаем, и эти стратегические ритуалы привели к довольно удивительным результатам.
Слышу, как таймер на духовке выключается.
– Брауни! – Я вскакиваю на ноги с ноутбуком в руке. – Пора на кухню.
– Кого на этот раз подкупаешь? – спрашивает Скай.
Ей известны все мои хитрости. Она видела, как я покупаю или стряпаю сладости для благотворителей и потенциальных спонсоров. Бесплатная еда – лучший путь к деньгам. Это самый быстрый способ заставить пожертвовать или внести свой вклад в дело. Я так много узнала о силе выпечки. И, даже, несмотря на то что такие люди, как Скай, понимают, что угощения – это уловка, моя стратегия продолжает работать.
– Никого я не подкупаю. По крайней мере не на этот раз. Просто готовлю угощения для детей.
Я осторожно вытаскиваю горячий противень, оставляю его на плите на несколько минут и сажусь за кухонный островок, чтобы закончить беседу со Скай.
– А-а-ах! – Зак входит в кухню. На нем синяя фельдшерская униформа – брат готов к ночной смене. – Что же так вкусно пахнет?
– Не трогай, они для детей, – предупреждаю я. – Скай, как тебе его график?
– Где Скай? – Зак нависает над пирожными.
– В видеочате. Она в Атланте на лето.
Брат неожиданно проявляет интерес и пробирается к ноутбуку.
– А-Т-Л-А-Н-что?
Слышится то ли фырканье, то ли писк, но нам непонятно, кто его издал, ведь Скай пропала с экрана.
– Эй, Скай, нам тебя не видно, – зовет Зак.
– Это мне позвонили по моему номеру, а ты приходишь и посягаешь на святое, – отчитываю я. – Скай, ты там?
Я почти чувствую головокружение, глядя на кадры ее потолка. Звонок перешел в беззвучный режим?
Вероятно, она нас не слышит.
– Эй, Атланта, ты телефон уронила? – посмеивается Зак.
– Странно. – Начинаю переживать. – Скай, пожалуйста, ответь!
– Я здесь! – Она снова появляется, но на этот раз без платка. На губах у нее бледно-розовый блеск.
– Вот и она. – Зак кладет руку мне на плечо и наклоняется, чтобы рассмотреть поближе.
– Ай! – Я скидываю его руку.
Он берет табурет и садится рядом.
– Скай, я, возможно, на недельку в Атланту загляну. Коллега собирается на мероприятие выпускников в Морхауз и хочет познакомить меня с некоторыми людьми.
– О, звучит круто. – Скай хлопает ресницами.
– Да, это хорошая возможность, – убеждаю Зака.
– Мне повезло, что парни хотят взять с собой друга, – хвалится он.
Скай продолжает молча моргать. Похоже, она нервничает, но я не могу понять причину. Что-то здесь не так.
Зак тоже замечает.
– Эй, леди Скай, если тебе в глаз что-то попало, промой холодной водой. – Он бросил обаяние и переключился в медицинский режим.
Покажите ему открытую рану, порез или даже унитаз, полный рвотных масс, и Зак не сможет отвести взгляд. Люди говорят ему, что он фельдшер от бога. Работа в скорой – в месте, где от одних только зрелищ желудок выворачивает, – его призвание.
– На прошлой неделе во время утренней пробежки мне в глаз мошка попала, – рассказывает Зак.
– О да, это было нечто. Раздражение несколько дней не проходило, – добавляю я.
– Гаденыш слишком маленький оказался. Я несколько часов не мог его вытащить, – кивает Зак.
Я замечаю, что Скай снова исчезла.
Зак кричит громче на тот случай, если она находится рядом с телефоном.
– Отпускаю тебя, но во время поездки, если у меня будет возможность с тобой поздороваться, я возьму твой номер у Зоры.
– Здорово. Отлично. – Мы слышим Скай, но не видим ее.
– Как ты устроилась? Тебе там нравится? – спрашивает Зак, спрыгивая со стула и протягивая татуированные руки к потолку.
– Эм, да, без приключений. – Голос Скай четкий, но изображение до сих пор отсутствует.
– Вот и замечательно, – снова кивает Зак.
Как только брат покидает кухню и направляется к входной двери, появляется Скай.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Проклятая искусственная ресница застряла. – Она все еще ковыряется в левом глазу.
– С каких пор ты носишь накладные ресницы? И почему ты надеваешь их вечером?
Скай выглядит смущенной.
– Это генеральная репетиция для мероприятия? Может, и мне стоит попробовать новый образ?
– Это из-за Зака, поняла? Господи, женщина, неужели до тебя не дошло?
Мой брат?
– Зак, подожди… Когда это случилось?
Со времен средней школы Скай и Зак в лучшем случае были равнодушны друг к другу. Как и ночные корабли, они проходили мимо друг друга незаметно.
– Не обращай внимания. Я сама разберусь.
– Уверена, что так и будет, но мне любопытно, когда это началось? – спрашиваю я.
– С тех пор как он пошел в колледж и обрел цель в жизни. Ему это к лицу.
– Да, мама в него не верила. Как и папа.
– Его высокие баллы на экзамене по биологии для поступления в колледж… – Скай качает головой. – Они все испортили.
– Я бы никогда не догадалась. – Наклоняюсь ближе к экрану, но тут же отскакиваю – пряди волос попадают прямо в открытый рот.
– Довольно точно. – Скай все еще раздражена моим невежеством. – Ты бы не догадалась.
– А представь, если он переведется в университет Атланты? Вы, ребята, будете пересекаться в течение двух лет в одном и том же кампусе. – Это не то, на что я надеюсь (или нет), но мысль сама приходит на ум.
– Давай жить дальше и притворяться, что я не выставила себя дурочкой, – говорит Скай. – Мы можем сменить тему?
– Да, но знай, что Заку плевать на накладные ресницы. Если ты снова захочешь поковырять глаза, делай это для себя, а не для Зака или другого парня.
Я быстро хлопаю одним глазом, и Скай не может удержаться от смеха. Этот прекрасный звук убеждает меня, что она переживет безвыходную ситуацию… и, надеюсь, уйдет от нее.
– Удиви меня, – прошу я папу. – Я останусь на улице и выберу столик.
Он заходит в «Джефферсонс» и вприпрыжку направляется к стойке. Зак унаследовал прыгучий шаг отца.
Папа водил меня в кафе-мороженое с тех пор, как я была маленькой. Так мы проводим время наедине. Не знаю, почему он видится со мной – по старой привычке или по желанию, но пока не готова терять бдительность.
С тех пор как полчаса назад он встретил меня, мы только поговорили о прохладной погоде и дружелюбных соседях. Теперь я сижу за крошечным мозаичным столиком и наблюдаю за миганием светлячков. Интересно, о чем папа хочет со мной поговорить?
– Взял твое любимое, – сообщает он, возвращаясь с мороженым в виде сэндвича.
– Спасибо. – Я улыбаюсь, но не говорю ему, что со времен средней школы мои предпочтения поменялись.
– Считай, что это мини-праздник в честь пятничного торжества.
У меня всегда было чувство, что папа не слишком интересовался моей общественной работой. Несколько лет назад он поймал меня на том, что я пожертвовала изысканными остатками еды, которые он принес после смены в загородном клубе. Он сказал, что это были не объедки, а блюдо, которое он приготовил специально для меня и Зака. Я чувствовала себя ужасно, но была смущена его гневом.
– О, это очень мило с твоей стороны, папочка. – Я приложила руку к сердцу. – Действительно это ценю.
Будь здесь мама, она бы стиснула челюсти и скрестила руки, думая о том, что ее бесчисленные ежедневные поступки не вызывают излияний благодарности от меня и Зака.
Пока пробую холодное лакомство, папа рассказывает о пожаре, который учудил его су-шеф. Никто не умеет рассказывать истории, как папа – он любого заговорит. Я смеюсь над его подражаниями и вокальной акробатикой.
– А потом вжух – и пламя поднимается выше головы Джейвона, а он, между прочим, ростом удался! Кстати, рост его усох, когда он явился на работу подстриженным.
Обожаю шутки отца. Расслабляюсь и рекомендую Джейвону мазь, которая помогла мне в тот раз, когда я обожглась, вытаскивая из духовки печенье с кусочками шоколада.
Как и предыдущий телефонный разговор, вечер становится настоящим сюрпризом. Так круто сидеть и вести непринужденную беседу. Вот почему вопрос в конце вечера совершенно сбивает меня с толку.
– Так во сколько состоится великая гала-пятница? Мне нужно знать, чтобы успеть подготовиться, – спрашивает отец, после того как подъезжает к моему дому.
Он выключает музыку на любимой хип-хоп-станции. Машина работает на холостом ходу, как будто тоже ожидает ответа.
Я не свожу с папы изумленных глаз, потому что ничего не понимаю. Мы припарковались во втором ряду, и мне приходится соображать быстрее.
– Родители приглашены? – спрашивает он.
– Да, но ты не беспокойся. – Я стараюсь звучать как можно более непринужденно. – Тебе необязательно идти. Мама уже собирается.
– Это не проблема. Это моя работа. Пришли мне всю информацию, и встретимся на месте!
Что ж, вторая сторона медали сегодняшнего вечера наконец себя показала. И именно тогда, когда я меньше всего ожидала. Ошибка новичка, Зора. Ошибка новичка.