– Как ты смеешь?! Это личное!
– Чего ты орешь из-за пустяка? – невозмутимо спросила Ребекка. – Я нашла ее на полу, причем открытую. Думала, ты не станешь возражать.
– Ты нагло врешь! Я не оставляла книжку на полу.
– Клянусь тебе!
– Не верю. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: записная книжка с моим именем – это вещь, куда другие не имеют права совать свой нос. Или там, откуда ты родом, записные книжки в диковинку?
– Не надо мне грубить. – Ребекка встала. – Я же извинилась.
У Белл кровь горячо прихлынула к щекам, из глаз сами собой потекли слезы. Она сердито смахнула их, но слезы продолжали течь.
Ребекка подошла к ней, положила руку на плечо и осторожно сжала:
– Да не расстраивайся ты так. Это всего-навсего книжка.
– Но она… – всхлипывала Белл, не желавшая продолжать разговор. – Она только для меня, и там есть…
Ребекка подвела ее к кровати:
– Сядь и успокойся, а я принесу тебе бренди.
– Я совсем не… – начала было она, но соседка уже покинула комнату.
Слезы не унимались. Белл пыталась разобраться в клубке своих мыслей. Что, если Ребекка прочла вырезку, где сообщалось об обвинении, предъявленном Диане Хэттон? Белл мысленно отчитала себя за беспечность. Надо было прятать книжку в чемодан. Что, если Ребекка все узнала? Перед глазами замелькали картины. Казалось, все личное, что Белл держала при себе, теперь выплеснулось наружу. Смерть отца, ужасная новость о пропавшей сестре, встреча с полицейским и неприязненное отношение танцовщиц.
В детстве, когда она грустила, ей хотелось, чтобы кто-нибудь спросил о причинах грусти. Миссис Уилкс старалась быть ей кем-то вроде старшей подруги, но эта вечно хлопочущая женщина терпеть не могла «разной чепухи». Постоянные хлопоты составляли образ жизни экономки в этом несправедливом мире. Белл вспомнила ее сверкающие глаза и внушительный зад. Дорогая миссис Уилкс, пекшая потрясающе вкусные пироги с яблоками зимнего сорта «брамли», что росли у них в саду. Те же яблоки она консервировала в банках «Килнер»…
Воспоминания немного успокоили Белл. Она вытерла глаза и впервые попыталась представить старшую сестру, о существовании которой узнала совсем недавно. Младенец. Обыкновенный младенец трех недель от роду.
Вернулась Ребекка. Сев рядом, протянула ей бокал с бренди.
Белл залпом проглотила бренди. По телу разлилось тепло. Наверное, пора менять свое отношение к спиртному… Она же не такая, как ее мать.
– Теперь расскажи, почему ты так разволновалась? – осторожно попросила Ребекка.
– Я думала, что оставила записную книжку под подушкой.
– Честное слово, она валялась на полу.
Белл кивнула:
– Я уходила второпях. Наверное, книжка просто выпала.
– А помимо книжки?
– Меня все ненавидят.
– Девки наши, что ли?
– Да. – Белл скорбно шмыгнула носом.
– Не волнуйся. С этими красотками я разберусь. – Ребекка подала ей носовой платок. – Чистый. И все-таки в чем дело? Вряд ли ты разревелась только из-за своей книжицы и наших девиц.
В окно долетали приглушенные звуки уличного движения. Слушая их, Белл во второй раз за день вспомнила прошлое: смерть отца, разбор библиотеки и обнаружение вырезок с историей о пропавшей малышке. Она опять шмыгнула носом и почувствовала, что вопреки усилиям не придавать особого значения этой истории дело о пропаже старшей сестры вдруг стало более реальным. Ребекка была хорошей слушательницей и терпеливо ждала, пока Белл закончит рассказ.
– Так, а теперь расскажи мне про свою книжку, – наконец попросила она. – Я едва туда нос сунула, как ты влетела.
– Я там писала о своей матери.
– Она по-прежнему жива? – (Белл не знала, как ответить.) – А другие братья-сестры есть?
– Никого.
Ребекка обняла Белл за плечи:
– Ах ты, бедняжечка! И теперь ты приехала сюда и чувствуешь, что мы жестоко с тобой обходимся.
– Это не имеет значения.
– Имеет. И отношение к тебе изменится. Обещаю.
– Я такая тряпка. Прости.
– Ты успела хлебнуть горя.
– Я познакомилась с одним человеком. Он обещал сводить меня туда, где жили мои родители.
– И кто же он?
– Оливер Донохью. Журналист.
– Ушлый парень, – со смехом сказала Ребекка. – И слышала, что изрядный ловелас.
– В самом деле?
Ребекка пожала плечами и встала:
– Я знаю не больше твоего. А теперь вытри глаза, умойся и надень красивое платье. Мы с тобой, юная леди, отправимся в город.
– У меня все лицо заплаканное. И еще репетиции.
– До репетиций уйма времени. Собирайся… Да, чуть не забыла. Это тебе.
Ребекка протянула ей конверт.
– От кого?
– Разрази меня гром, если я знаю, – улыбнулась соседка. – Открой, и узнаешь.
Белл вскрыла конверт, надеясь, что это от Оливера. Нет, не от него. Она дважды перечитала написанное и лишь потом подняла голову.
– Ты вся побелела, – насторожилась Ребекка. – Что там такое?
Белл передала ей записку. Ребекка прочла вслух:
– «Думаешь, ты знаешь, кому доверять? Присмотрись повнимательнее…»
– Боже мой! – в испуге воскликнула Белл. – Что это значит?
– Это значит, что кто-то хочет выбить тебя из равновесия.
– Но о ком речь? К кому я должна присмотреться повнимательнее? – Голос Белл вдруг сделался хриплым.
– Может, это и взаправдашнее предупреждение, – глядя на Белл, сказала Ребекка.
– Но ты-то сама так не считаешь?
– Нет. Я ж тебе сказала. Полагаю, какой-то идиот пытается испортить тебе настроение.
Белл не знала, что и думать. Настроение ей испортили. Более того, содержимое записки ее напугало.
– Вопрос – зачем, – продолжала Ребекка. – Из всех, с кем ты успела познакомиться, кому ты доверяешь?
Белл не отвечала, раздумывая над вопросом Ребекки.
– В коридоре мне попался мужчина. Кажется, какой-то метис. Это он принес конверт?
– Не видела. Конверт подсунули под дверь.
– Жаль.
– Да забудь ты про эту дурацкую записку.
– Может, обратиться в полицию?
– Ну явишься ты к ним. И что скажешь? «Кто-то прислал мне угрожающую записку»? Они рассмеются тебе в лицо. – Ребекка помолчала. – Слушай, я тебе бренди принесла, а сама даже горло не промочила. Я не прочь тоже клюкнуть. Не составишь мне компашку?
– Я даже навеселе никогда не бывала.
– Да иди ты!
Тогда, в Бирме, они перекопали мой чудесный сад, но не нашли ничего, кроме пинетки. Спрашивается, зачем? А здесь, едва заря пробивается сквозь портьеры моей комнаты, я слышу птичий хор, приветствующий новый день. Долго стою у окна и смотрю, как солнце золотит верхушки деревьев. Взглянув вниз, я вижу человека в серой фетровой шляпе и темно-синем макинтоше. Он сворачивает к нашему дому. Я замираю. Час еще ранний. Неужели за мной уже пришли? Слыша голоса на первом этаже, я украдкой иду к двери, морщась от скрипа половиц под ногами. Приоткрываю дверь. Раздается звонок. Входная дверь открывается, и я вновь слышу голоса. На этот раз они доносятся из передней; уже громче, но слов мне по-прежнему не разобрать.
Я хватаюсь за дверной косяк. От волнения у меня кружится голова, но я все же выбираюсь на площадку, затем, облокотившись на перила, смотрю вниз. Внутренняя дверь закрывается. Передняя пустеет. Становится тихо. Я облегченно вздыхаю и возвращаюсь к себе. Возможно, к Дугласу пришел кто-то из коллег и ко мне это не имеет отношения.
Эта комната со скошенными стенами на мансардном этаже стала моей тюрьмой. А может, местом уединения? Как бы то ни было, здесь я в полной безопасности. Если глотать таблетки, которые утром и вечером мне приносит экономка вместе со стаканом воды, окружающие скажут, что я не представляю опасности для себя… или для других. Если я вспомню, что их надо проглотить, а не просто держать под языком…
Вновь слышу голоса и на цыпочках возвращаюсь на площадку. С моего наблюдательного пункта я снова вижу человека в темно-синем макинтоше. Он смотрит на меня, потом улыбается, наклоняет голову и начинает подниматься по лестнице.
Несмотря на туман в мозгу, в одном я уверена.
Я не готова уезжать отсюда.
Белл остановилась перед храмом, глядя внутрь. Там было просторно. Балки крыши подпирали красные колонны, расписанные китайскими иероглифами и изображениями. Оглянувшись, она увидела, что Ребекка успела отойти на несколько шагов.
– Что это? – спросила Белл.
– Китайский храм. Если хочешь, зайдем.
Белл кивнула и вошла. Ее тут же окружил густой запах благовоний и дыма, поднимавшийся от чаш, которые были доверху наполнены курительными палочками. Она закашлялась и шмыгнула носом, пытаясь привыкнуть к тяжелому воздуху. Ее окружали китайские львы и фигурки идолов, которых она никогда не видела. Может, это статуи Конфуция и Будды? На черных столах, украшенных резьбой, стояли вазы с желтыми и красными хризантемами. Над ними с балок свешивались фонарики тех же цветов.
К ней подошел человек в монашеском одеянии и на ломаном английском языке спросил, не желает ли она выслушать предсказание судьбы. Ребекка одобряюще закивала, и Белл согласилась. Монах попросил ее задать вопрос. Полученная записка не выходила у нее из головы, и потому она спросила, есть ли в Рангуне человек, которому нельзя доверять. Предсказание судьбы оказалось непростым занятием, потребовавшим деревянных палочек и круглого деревянного предмета, расписанного красным и разделенного на части наподобие апельсиновых долек. Ответ был таков: она задала неверный вопрос. Монах добавил, что вскоре она совершит путешествие.
Белл переглянулась с Ребеккой. Та лишь пожала плечами и сказала:
– Везет же тебе.
Выйдя из храма, они не стали задерживаться возле прилавков с едой. Чайные заведения на перекрестках Ребекка тоже проигнорировала. Они покинули набережную реки и вскоре оказались в шумном квартале, где, по словам Глории, жили китайцы. Здешние улочки и переулки представляли собой настоящий лабиринт. Пахло жасмином и жареным рисом. Белл невольно вспомнились предостерегающие слова Глории: «Там вы изрядно рискуете жизнью».
– Здесь безопасно? – спросила Белл, явно нервничая среди людских толп, снующих по узким знойным улочкам.
Ребекка засмеялась и качнула копной светлых волос:
– Одной, быть может, и нет. Но ты со мной. Все будет хорошо. Обещаю.
– Зачем ты меня сюда привела?
– Во-первых, здесь ты отведаешь лучшие китайские блюда, которые вряд ли пробовала. А во-вторых, немного себя побалуешь.
Белл не стала признаваться, что она вообще никогда не пробовала китайских блюд.
Пространство, куда они попали, было царством торговли. Узкие деревянные домишки стояли впритык. Почти везде на первом этаже находился магазинчик, где продавали готовую еду, рыбу, овощи, безделушки и так далее. На втором этаже жили владельцы этих заведений. На каждом шагу встречались уличные торговцы. У Белл в ушах звенело от их высоких голосов, произносящих непонятные китайские слова. Свой вклад в общий шум вносили кудахчущие куры и визжащие поросята в бамбуковых клетках. Тут же бродили собаки в поисках объедков. Носились беспечные ребятишки, словно не замечая велосипедистов и пешеходов. Это место пульсировало жизнью.
Ближе к центру квартала аромат жасмина сменился запахами древесного угля, жареной рыбы и сточных канав. Ребекка уверенно шагала, даже не оглядываясь. И вновь в голове Белл зашевелился вопрос: можно ли доверять соседке по комнате? Вдруг Ребекка исчезнет и она останется одна в этом лабиринте? Но через несколько шагов Ребекка остановилась перед магазинчиком, находящимся не на самой улице, а на задворках.
– Тра-ла! – сказала она, взмахнув рукой и улыбнувшись во весь рот.
Белл посмотрела на витрину и изумилась, увидев аккуратные рулоны шелка всех мыслимых оттенков: от желтых и розовых, под стать мерцающим краскам бирманского заката, до нежных перламутрово-голубых.
– Лучшие шелка в Рангуне и к тому же самые дешевые. Англичане не любят сюда забредать. Ну и пусть переплачивают в «Роу». А нам-то зачем?
– Это точно.
Ребекка толкнула дверь, покрытую затейливой резьбой. Звякнул колокольчик.
Войдя, Белл на несколько секунд застыла, зачарованная красочным зрелищем, затем коснулась пальцами образчиков шелка. Ее чувства воспламенились.
– Кое-что мне здесь очень понравилось, но что мне делать с этими шелками?
– Потому-то я и привела тебя сюда. У меня есть подруга-китаянка. Работает официанткой в «Силвер-грилле»… Ты туда уже заглядывала? – (Белл покачала головой.) – Обязательно туда сходим. Так вот, подруга познакомила меня с хозяйкой этого магазина. Ее дочка – потрясающая швея. Она способна скопировать любой фасон лучших модельеров.
– И где она?
– На втором этаже, – со смехом ответила Ребекка. – У нее куча журналов. Она назовет, сколько это стоит по местным ценам. Выберешь себе фасон. Она скажет, сколько ярдов надо купить, а потом иди и выбирай понравившуюся ткань.
– Мы можем к ней подняться?
– Знала, что ты загоришься. Я девчонкам про это место не рассказываю.
– А почему мне рассказала?
– Да посмотрела, какая ты несчастная. Нет лучшего лекарства, чем новое платье, особенно если оно не стоит заоблачных денег. Думала так загладить свой косяк.
Белл захотелось обнять соседку.
По узкой лестнице они поднялись на второй этаж, и Белл познакомилась с портнихой Май Линь. Пролистав несколько номеров журнала «Вог», Белл остановилась на платье-футляре с воротником хомутиком. Платье имело диагональный крой, было не слишком облегающим на бедрах и совсем открытым на спине. В пару ему Белл выбрала вечерний жакет симпатичного прямого покроя. Такой жакет будет нелишним в прохладные вечера. Его можно надеть и в бар, если захочется выпить после выступления.
Угостив девушек зеленым чаем, поданным в фарфоровых чашечках, Май Линь сняла с Белл мерку, после чего все трое спустились вниз для выбора шелка. У Белл, завороженной обилием расцветок, разбегались глаза. После некоторых раздумий, перебрав несколько вариантов, она выбрала довольно простой, но красивый серебристый шелк с едва заметным голубым отливом.
– Теперь идем есть, – сказала Ребекка, когда Белл заплатила за ткань.
– А ты себе ничего не купишь? – удивилась Белл.
– Сегодня ничего. Я только на прошлой неделе расплатилась за новое платье.
Они вышли из магазина. Белл остановилась, оглядывая улицу.
– Поторапливайся, копуша! – крикнула ей ушедшая вперед Ребекка.
Но Белл продолжала стоять на месте, удивленная неожиданной встречей. По противоположной стороне улицы шел Эдвард с рыжеволосой женщиной. Белл уже хотела помахать ему, но он, поглощенный разговором, ее не видел. В его спутнице было что-то знакомое, но что именно, Белл не понимала. И вдруг до нее дошло: эта женщина немного напоминала ее мать. И только? А вдруг… вдруг это и есть Эльвира? Белл тут же отбросила мысль, как слишком нелепую.
В среду Белл надела ярко-голубое хлопчатобумажное платье и невольно засмеялась, увидев Оливера в рубашке такого же цвета, подчеркивавшей синеву его глаз. Трамвай довез их до улицы, утопавшей в зелени деревьев. Вот она, Золотая Долина, где когда-то жили ее родители. По одну сторону улицы выстроились большие дома в колониальном стиле, окна которых выходили на лес с другой. Белл шла молча, стараясь поспевать за шагом Оливера. Эти особняки – символы величия и процветания – строились в конце прошлого и начале нынешнего века и были отделены друг от друга просторными садами с высокими оградами. От ворот к дому вела подъездная дорожка, и сквозь ограду Белл видела индийцев-садовников, поливавших лужайки, а также молодых служанок-китаянок, которые подметали террасы и протирали плетеную садовую мебель.
– Вы встречались с Норманом Чаббом? – вдруг спросил Оливер, наградив ее одной из своих кривых улыбок.
– Его не было на месте. – Белл покачала головой. – Я говорила со старшим инспектором Джонсоном.
– И ничего толкового он вам не сказал.
– От него я узнала, что пожар уничтожил все полицейские архивы.
– Какой своевременный пожар! – усмехнулся журналист.
– Вы не верите?
– А вы сами что думаете? – вопросом на вопрос ответил Оливер.
Они подошли к дому под номером девятнадцать.
– Мы почти у цели, – сказал Оливер. – Вы говорили, родители жили в доме двадцать три?
Белл молча кивнула. Было странно идти по улице, по которой когда-то ходили ее родители. Какую роль суждено ей сыграть в той давнишней истории? И суждено ли вообще?
Увидев бывший родительский дом, Белл застыла на месте.
– Дом выглядит покинутым, – сказала она, глядя на высокие пальмы, затенявшие фасад. – Этого я никак не ожидала.
– Попытаюсь открыть ворота, – предложил Оливер.
Вскоре обнаружилось, что ворота закрыты на ржавый висячий замок. Их красивые изогнутые створки тоже сильно заржавели.
– Может, зайдем через заднюю дверь?
– Вдруг там кто-то живет?
Оливер выпятил подбородок:
– Может, и так, но я в этом сильно сомневаюсь.
Краска на дверях и оконных рамах успела сильно облупиться, а некогда белые стены были в грязных потеках. Веранда вдоль второго этажа местами просела, деревянные ставни изрядно покосились и уже не защищали от солнца окна, покрытые слоем грязи. Казалось, уезжая отсюда, родители вообще позабыли закрыть ставни.
– Когда-то это был потрясающе красивый дом, – сказала Белл, и ее обдало волной грусти.
– Настоящий особняк. Ваши родители были состоятельными людьми.
– Вам это, конечно, не по нраву, – сказала она, прочитав выражение его глаз.
– Мне не по нраву сама колониальная система, а не отдельные люди. Мы вторгаемся в чужие страны и захватываем их, словно сам Бог наделил нас этим правом. – Оливер двинулся вдоль ржавой ограды, почти утонувшей в зелени.
– Я нашел вход, – вскоре сообщил он.
Белл не спешила идти следом. Она оказалась в безлюдном месте, с едва знакомым мужчиной, имевшим репутацию ловеласа. А она-то думала, что увидит такой же дом, как все остальные: чистый, содержащийся в безупречном порядке. Полюбуется с улицы, и все.
– Входите первым. Не возражаете?
– Ничуть.
Заброшенный дом неприятно будоражил Белл, но она все же пошла дальше и пролезла через обнаруженную Оливером дыру в заборе. Сам Оливер скрылся из виду.
– Осторожнее! – крикнул он. – Тут кусты ежевики.
Белл заметила, что он примял траву, устроив подобие прохода. Она по-прежнему не решалась входить. Устав ждать, Оливер снова выбрался наружу.
– Мне кажется… мы поступаем неправильно, – призналась она. – Как будто я собралась шпионить за прежней жизнью моих родителей.
Оливер подошел к ней и протянул руку:
– Вам решать, заходить туда или нет. Меня устроит любой ваш выбор.
Белл набрала побольше воздуха и медленно выдохнула, собираясь с мыслями.
– Ладно, идемте, – сказала она.
Оказавшись по другую сторону забора, они добрались до ступеней крыльца. Массивная входная дверь успела выгореть на солнце. Ее древесина еще не начала гнить, но отчаянно нуждалась в пропитке олифой. Поднявшись на крыльцо, Оливер постучался и подергал дверь.
Никакого ответа.
Белл вдруг обуяла кипучая энергия. Она сбежала с крыльца и устремилась по гравийной дорожке.
– Присоединяйтесь! – крикнула она Оливеру. – Я хочу осмотреть дом со всех сторон.
Он быстро ее догнал, и они вместе побежали по выщербленному гравию дорожки, огибавшей дом. По пути им встретился бывший пруд, от которого остались лишь очертания. Вместо воды там буйствовала зелень. В задней части дома Белл увидела широкую террасу, выходящую в большой сад.
– Боже милостивый! – пробормотала она, останавливаясь и глядя на заросли. – Это просто джунгли.
Оливер нашел незаколоченное окно и теперь смотрел сквозь пыльное стекло. Должно быть, и это окно было заколочено наравне со всеми, но кто-то успел оторвать доски.
– А мы здесь не первые визитеры, – сказал он.
– Что там внутри?
– Какая-то мебель.
– Вы уверены, что в доме никто не живет? – спросила Белл, подходя к окну.
Оливер вопросительно посмотрел на нее:
– Хотите, я попробую открыть одну из задних дверей?
Белл согласилась. Оливер попробовал большую дверь, находящуюся сбоку. Безуспешно. Он перешел к двери поменьше и повернул ручку. Та не поддавалась. Тогда Оливер плечом навалился на обшарпанную дверь и сильно надавил. На этот раз дверь чуть приоткрылась.
– Не заперта, – сказал он. – Просто заклинило. Думаю, я сумею ее открыть.
Белл ободряюще улыбнулась ему.
После нескольких толчков дверь пронзительно заскрипела и отворилась.
– Пойдемте. – Оливер протянул руку, однако Белл вновь обуяли сомнения. – Дом совершенно пустой. Я в этом уверен.
– Я не про возможных жильцов… сама не знаю, в чем дело. Такое ощущение, словно я подглядываю. – Она пожала плечами и виновато улыбнулась.
– Я же вам уже сказал: выбор за вами. Можем уйти. Возможно, после ваших родителей в доме жили другие люди.
– А мне что-то подсказывает, что нет, – покачала головой Белл.
Они вошли в темную комнату.
– Сейчас достану фонарик, – объявил Оливер и полез в карман.
Вспыхнувший луч высветил дальнюю стену и ряды грязных полок. Оливер последовательно освещал разные части комнаты, заставляя Белл шумно вздыхать. С люстры свисали тяжелые, густые слои паутины. Свет фонарика натыкался на углы, прячущиеся в сумраке. На шатком столе беспорядочно громоздились сломанные стулья, покрытые изрядным слоем мусора. Плитки пола почернели от густого слоя пыли и мертвых насекомых. Повсюду валялись старые газеты, разрозненная обувь и грязные пакеты. В воздухе пахло плесенью и мертвечиной.
Они обошли комнаты первого этажа, куда успела проникнуть растительность, плотно обвив оконные рамы. «Наверное, какая-то местная порода вьюнка», – подумала Белл. А может, иные растения, способные проникать сквозь самые узкие трещины в стенах. Ей не хватало воображения, чтобы представить, как этот дом выглядел в лучшие времена. С трудом верилось, что когда-то полы здесь начищали до зеркального блеска. Сейчас ей и Оливеру приходилось смотреть под ноги, дабы не провалиться или не наступить на сгнившую половицу. Вдоль стен гостиных фасадной части – просторных, с высокими потолками – стояла забытая мебель. Громоздкая, которую не очень-то подвигаешь. Неудивительно, что на нее никто не позарился. Окна в этой части дома не были заколочены. Беглый осмотр показал: все, что можно было вынести отсюда, давно вынесли. Не было ни кофейных столиков, ни ламп, ни прочих предметов интерьера. Штукатурка на стенах покрылась пятнами. Ползучие растения добрались и сюда.
Каждая комната встречала их запахом плесени и гнили, и в каждой Белл останавливалась, принюхиваясь. Ее охватила необъяснимая грусть. Поначалу, убедившись, что дом заброшен, она рассчитывала наткнуться на какие-то секреты, которые за давностью лет уже невозможно раскрыть. Однако она не почувствовала ни малейших следов напряженной обстановки, когда-то наполнявшей дом. Только стойкую меланхолию.
Оливер ушел вперед, а теперь вернулся. Его лицо светилось энтузиазмом. Он улыбался, приглаживая всклокоченные волосы. «Он мне положительно нравится», – подумала Белл, не желая верить в его репутацию ловеласа. Он был таким живым, куда более открытым и свободным, чем здешние англичане с их чувством долга, честью и правилами поведения. Может, рассказать ему об анонимной записке?
Она вновь огляделась по сторонам. Похоже, ее родители покидали дом в спешке. Может, им пришлось бежать из Рангуна? Эта мысль вызвала у нее дрожь.
– Все в порядке? – спросил Оливер.
Невзирая на беззаботность характера, в его улыбке было что-то нежное.
Они стояли в просторном холле и смотрели на парадную лестницу.
– Красное дерево, – сказал Оливер. – Жутко видеть это в подобном состоянии. Ну что, поднимемся наверх?
Белл кивнула.
Осторожно ступая, они поднялись на площадку второго этажа, шесть дверей которой вели в залитые солнцем комнаты.
– А тут получше, – улыбнулась Белл.
Стекла в первой комнате были грязными, но целыми. Здесь стояли громадная кровать без матраса и два громоздких платяных шкафа. Наверное, какая-то из комнат служила родителям спальней. Зайдя во вторую комнату, Белл увидела застекленные двери на веранду. Может, родители спали здесь? Белл взялась за ручку, и застекленная дверь со скрипом открылась. Белл вышла на веранду, старательно обходя дыры в полу. Вид отсюда открывался потрясающий. Легко было представить родителей, стоящих на этом месте и любующихся… нет, не хаотичными зарослями, а красивым, ухоженным садом.
Они вернулись в комнату. Оливер открыл дверь в стене.
– Давайте заглянем сюда, – предложил он.
Белл вошла и остановилась на пороге небольшой пустой комнаты, ведущей в ванную. Может, в этой комнате находилась детская? До сих пор она не ощущала следов присутствия матери. В этой комнате все было по-другому. Здесь материнское присутствие чувствовалось настолько сильно, что казалось, мать куда-то вышла и сейчас вернется. Здесь было нечто. Какой-то особый запах.
Оливер открыл дверцы стенного шкафа, но не нашел ничего, кроме сухих цветочных лепестков и листьев. Он раскрошил их между пальцами и бросил на пол. Вот откуда этот запах.
– Какие-то травы, – сказал он. – И вроде бы розы.
Белл подошла и тоже осмотрела внутренность стенного шкафа.
– А это что?
Внизу имелся выдвижной ящик. Белл взялась за ручку из слоновой кости. Ящик оказался запертым. Оливер достал из кармана куртки перочинный нож. Повозившись несколько минут с замком, он сумел выдвинуть ящик почти наполовину.
– Там пусто, – сказал он.
– Позвольте мне. У меня руки тоньше.
Белл нагнулась, сунула руку в ящик и почувствовала что-то мягкое. Предмет словно застрял на месте и не хотел извлекаться. Она потянула сначала осторожно, затем все энергичнее и извлекла пожелтевший детский муслиновый нагрудник. В него был завернут какой-то твердый предмет.
– Боже, какой же он старый! – пробормотала она, разглядывая пыльный нагрудник.
– А что внутри? – полюбопытствовал Оливер.
Белл осторожно развернула муслин. Увидев то, что скрывалось под тканью, она не смогла сдержать слез.