Дайна Джеффрис
Пропавшая сестра
Глава 3
Диана, Челтнем, 1921 год
Наконец-то я получила письмо от Симоны. Я так рада, что готова танцевать и кружиться по комнате. Я думаю о ее добрых глазах янтарного цвета, светлых волосах и коже цвета сливок и персика. Как весело мы проводили с ней время в былые годы! Жена моего доктора и моя лучшая подруга времен жизни в Бирме. Увы, новости, сообщенные Симоной, печальны: ее муж, Роджер, умер, и теперь она возвращается в Англию, куда-то в Оксфордшир, что совсем неподалеку отсюда. Я сбегаю вниз, беру из коридорчика садовые ножницы и плетеную корзинку и выхожу наружу. На мгновение подставляю лицо солнцу – мне нравится чувствовать солнечное тепло. Потом срезаю несколько роз для столовой.
Вспоминаю яркие цветы Бирмы и мою тамошнюю жизнь. Мою жизнь! Она была наполнена волнующими событиями и смехом. Коктейли, обеды и эти роскошные садовые вечеринки, длящиеся ночь напролет. Платье из парижского шелка приятно холодит кожу. Мой дорогой муж крепко обнимает меня, так крепко, что я ощущаю себя какой-то особенной, неповторимой. Затем, выпив чересчур много шампанского, я смотрю, как легкий ветерок качает розовые и оранжевые фонарики на фоне темно-синего предрассветного неба.
Тот бирманский сад с ароматными цветами и широкими кронами деревьев, где на ветвях качаются обезьяны. Мы оба смеемся над ними, стоя в обнимку. Мы молоды – во всяком случае, я – и крепко любим друг друга. Мы отправляемся в наш уединенный уголок, где никто не увидит, чем мы займемся, и никто не узнает, как мой внешне суровый и педантичный муж испытывает ко мне такое желание, что у него перехватывает дыхание.
Я останавливаюсь как вкопанная.
Сад – запретная тема для мыслей.
Глава 4
Помахивая сумочкой, Глория перешла улицу. Она широко улыбалась, и Белл тоже улыбнулась. Глория чмокнула девушку в щеку. Сегодня ее губы кинозвезды были покрыты малиново-красной помадой.
– И как нашей певчей птичке нравится в Рангуне?
– Пока еще мало что видела, но я в восторге. Такое обилие впечатлений. – Белл вытерла вспотевший лоб. – Но какая немилосердная жара! Я искала место, где бы выпить холодненького. Просто умираю от жажды.
– Знаю я такое местечко. И раз уж мы здесь, то купим вам шляпу. В «Роу» найдется подходящая. Не сомневаюсь. И обязательно возьмите их каталог. Там есть все, что душе угодно.
– Приятно слышать.
– А как замечательно внутри! Повсюду вентиляторы. Черно-белые мраморные полы и только английский персонал. Настоящий «Хэрродс» Востока.
– Вы очень добры, – улыбнулась Белл.
– Дорогая, вы заблуждаетесь. По правде говоря, вы меня заинтриговали. Я, знаете ли, живу довольно скучно. – Глория протяжно вздохнула, словно подтверждая сказанное. – А вам, как мне кажется, не помешает, чтобы кто-нибудь за вами присмотрел.
Белл почувствовала, что может превратиться в игрушку Глории: сегодня та горячо предлагает ей покровительство, а завтра оно сменится равнодушием. Белл давно научилась жить самостоятельно и не нуждалась в присмотре. Но раз Глории хочется проявить участие, пусть будет так. Белл примерилась к шагу Глории. Они прошли через сад на Фитч-сквер и свернули на Мерчант-стрит.
– Я видела, что лица бирманок покрыты чем-то желтым. Как это называется? – спросила Белл.
– Тханака. Бирманки считают, что эта паста благотворно действует на кожу лица и предохраняет от солнечных ожогов.
– А мне показалось, что она, наоборот, иссушает кожу. Вы пробовали накладывать тханаку?
– Подобные штучки не в моем вкусе, дорогая.
Судя по лицу Глории, никакие местные косметические снадобья не касались ее точеных щек.
Придя в бар, Глория заказала две большие порции холодного напитка «Пиммз»[3].
– Ой, я спиртное не пью, – запротестовала Белл.
Она не доверяла спиртному. Если вино и напитки покрепче способны изменить тебя в лучшую сторону, они же могут вытащить наружу и худшее, что есть в тебе. К самоограничениям Белл привыкла лет с восьми, когда поняла, что, приложив некоторые усилия, ту же плитку шоколада она может растянуть надолго, превзойдя других детей.
– И потом, еще… довольно рано, – добавила она. – Можно мне чая?
– Чая! – засмеялась Глория. – Здесь это весьма отвратный напиток, если вы переносите чай со сгущенным молоком. Некоторым такая смесь нравится.
– А почему со сгущенным молоком?
– Бирманцы терпеть не могут доить коров. И потом, вы же хотели выпить холодненького. В моем понимании «выпить» имеет только такое значение.
Белл решительно взглянула на нее:
– Тогда просто лимонад. Пожалуйста.
Глория покачала головой и с наигранной грустью посмотрела на Белл:
– Напрасно вы отказываетесь от «Пиммза». Здесь его готовят лучше, чем где-либо. Но будь по-вашему. Расскажите, что успели сделать за это время.
– Не много. Если честно, пока осматриваюсь и привыкаю.
Глория самодовольно улыбнулась:
– Хочу кое-что вам рассказать. Возможно, вас это заинтересует.
– Я слушаю.
Наступил вечер первого выступления. Гримируясь, Белл прокручивала в голове программу. Она смотрелась в ярко освещенное зеркало артистической. Бордовая помада на губах подчеркивает рыжевато-золотистый цвет волос. А как быть с самими волосами, она пока не решила. Распустить? Или сделать высокую прическу?
Нервничала ли она? Немного. Но она умела справляться с нервозностью во время пения. Что важнее, она испытывала какое-то новое ощущение счастья и была исполнена непоколебимой решимости произвести хорошее впечатление. Выступление решили начать с ее любимых песен. Это добрый знак. Она, конечно же, любила Билли Холидей, а также королеву блюза Бесси Смит. Все их песни прочно числились среди ее репертуара, но для первого выступления она выбрала «Nobody Knows You When You’re Down and Out» и «Careless Love».
Поздоровавшись с танцовщицами, Белл целиком сосредоточилась на подготовке к выступлению и почти не обращала на них внимания. Через какое-то время до нее стали долетать перешептывания девушек, упоминавших ее имя. Перешептывания были нарочито громкими, чтобы достигли ее ушей. Не подавая вида, Белл продолжала гримироваться.
Девушки шептались без умолку. Белл узнала, что работу в отеле она получила благодаря знакомству с Глорией де Клемент. Обернувшись, она увидела нахмуренные лица четырех танцовщиц.
– Я едва знакома с ней, – улыбнулась Белл, надеясь рассеять их дурное настроение. – Честное слово.
– Что ты нам сказки рассказываешь? – бросила ей Ребекка. – У Энни был шанс получить эту работу, и вдруг появляешься ты. Приплыла на одном корабле с миссис де Клемент.
– А вчера я видела тебя с ней в баре, – добавила девушка, которую звали Энни. – Щебетали как две подружки.
– Говорю вам, я познакомилась с Глорией на корабле.
– С Глорией? А нам она не позволяет звать себя по имени.
Закипевший гнев заставил Белл вскочить на ноги.
– Это просто смешно! Я увидела объявление о работе в отелях и подала заявку наравне с остальными претендентами.
– Да? В таком случае я английская королева, – ехидно ответила ей Ребекка.
Энни прыснула со смеху. Сжав зубы, Белл повернулась к насмешнице:
– Возможно, ты не получила эту работу, поскольку поешь не так уж хорошо. Тебе такое не приходило в голову?
– Тебе легко говорить. Мы тут насмотрелись на таких, как ты.
– Таких, как я? Да вы ничего обо мне не знаете. – Белл почувствовала, что ее щеки пылают, и, немного успокоившись, сказала: – А сейчас, если не возражаете, я продолжу готовиться к выступлению.
Она села, держа спину прямой, дабы ничем не показывать свое раздражение, затем попыталась отвлечься. Белл умела переключать мысли, что всегда помогало ей избегать конфликтов. Но она надеялась, что отношения с соседкой по комнате сложатся дружеские, и нападки Ребекки тяжело подействовали на нее. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Белл восстановила самообладание, хотя ее не покидало беспокойство за успех первого выступления. Разумеется, этого танцовщицы и добивались. Грош ей цена, если она проделала столь долгий путь и теперь позволит каким-то мстительным, завистливым девицам ей все испортить. Нет, она выйдет на сцену с улыбкой и будет петь от всего сердца.
Глава 5
Диана, Челтнем, 1921 год
Смотрю из окна на Питтвилский парк, наблюдаю за голубями. Их маленькие черные силуэты, сидящие рядком на крыше дома на противоположной стороне этого просторного парка. Мои наблюдения прерывает крик дочери: она зовет отца, должно быть, проголодалась. Полная кипучей энергии, я набрасываю халат и мчусь по лестнице на первый этаж. В доме наверняка найдутся яйца и хлеб. Я сварю ей пару яиц, сделаю ее любимые гренки «пальчики». Предвкушая это, я врываюсь в кухню, где меня встречает аромат говяжьего жаркого. Дочь вместе с нашей экономкой, миссис Уилкс, устроились за безупречно отдраенным сосновым столом. Своим появлением я лишь все испортила. Обе сидят рядом, внимательно глядя на меня. Я смотрю на них, желая напомнить, кто здесь хозяйка. Я прожила в этом доме дольше всех.
Мысленно переношусь в прошлое, когда дом принадлежал моему отцу, а затем, после того как мать умерла от тяжелой формы инфлюэнцы, достался мне. Отец перебрался в Девон, в деревушку Бантам, где у нас летняя резиденция, и с тех пор безвылазно живет там. Он до сих пор не оправился. Я несколько раз пыталась его навещать, пока путешествовать мне не стало слишком тяжело. Но до этого, в детстве, я очень любила туда ездить.
Мне хочется, чтобы окошко в то, более счастливое прошлое подольше оставалось открытым. Однако миссис Уилкс встает и, сама того не ведая, захлопывает окно, грубо возвращая меня в сегодняшнюю реальность.
– Я задержалась. Надеюсь, мадам, вы не возражаете, но девочку нужно было накормить.
Я киваю, однако улавливаю в ее голосе осуждение.
– Дорогая, – поворачиваюсь я к дочери, – хочешь, я почитаю тебе перед сном?
– Спасибо, мамочка. – Она поднимает голову и пристально смотрит на меня. – Папа уже обещал мне почитать.
Я закусываю губу и сглатываю, затем поворачиваюсь и ухожу наверх. На глазах выступают слезы.
Все здесь смотрят на меня с беспокойством и говорят о нервах. Однажды я слышала, как наша экономка сплетничала с посыльным. Подумать только – с посыльным! «Она страдает нервным расстройством». Но дело совсем не в нервах, а в голосе. Я слышу голос.
Возвращаюсь в свою комнату. По оконным стеклам громко барабанит дождь. Сумерки незаметно сменяются темнотой. Парк тоже темнеет, теряя резкость очертаний. Но мне и сейчас видны огоньки в домах за парком. Эти золотистые прямоугольнички светят, словно маяки, даря мне надежду. Я представляю счастливые семьи. Вот муж возвращается с работы, торопливо снимает шляпу и обнимает жену. Дети… возможно, их трое… выбегают на лестницу с криками: «Папа! Наш папа вернулся!» Мать деликатно выпроваживает их в игровую комнату, чтобы папочка мог спокойно насладиться чтением свежей газеты и виски «Лафройг».
«Дорогой, не хочешь выпить?» – привычно спрашивает она, даже не подозревая, насколько хрупок ее счастливый мир.
Глава 6
Наступил вечер второго выступления Белл. Артистическая была пуста. Танцовщицы, исполнившие пару номеров, еще не успели появиться. Белл достала из сумки записную книжку, а из нее – газетные вырезки. Прочитав их впервые, она испытала сильное любопытство, и оно, по правде говоря, до сих пор ее не покидало.
Год назад, когда умер отец, на ее долю выпало незавидное занятие по разбору внушительной отцовской библиотеки и последующей упаковки книг.
Под конец этой утомительной работы, когда она смахивала пыль с очередной книги, оттуда выпали пожелтевшие газетные вырезки. Не потряси она книгу, вырезки так и остались бы внутри. Белл переместила их в свою записную книжку, где они и осели. Сейчас, вновь читая первую из двух вырезок, она качала головой, до сих пор недоумевая, как такое могло случиться.
«Рангун пост», 10 января 1911 года
НОВОРОЖДЕННЫЙ МЛАДЕНЕЦ УКРАДЕН ПРЯМО ИЗ САДА
Наш корреспондент вынужден исполнить скорбную миссию и сообщить о пропаже новорожденной девочки по имени Эльвира Хэттон, трех недель от роду, дочери уважаемого члена отдела юстиции, судьи-магистрата Рангунского округа мистера Дугласа Хэттона и его жены Дианы. Ребенок исчез из коляски, стоящей под тамариндом в саду дома Хэттонов в Золотой Долине. Полиция обращается к возможным свидетелям с просьбой незамедлительно откликнуться.
В артистическую вбежали возбужденные, разгоряченные выступлением танцовщицы. Взглянув на часы, Белл убрала вырезки в сумку. До ее выхода на сцену оставалось пять минут. Белл надела длинное кремовое платье из искусственного шелка, расшитое бисером вокруг шеи и талии. Затем посмотрелась в зеркало и осталась довольна тем, как выглядит. Она не сразу привыкла накладывать на себя столько грима. Вне сцены она обходилась минимумом косметики и не убирала волосы, позволяя им свободно падать на плечи. Подведя губы блестящей красной помадой, Белл добавила в волосы две блестящие заколки, которые сверкали почти как настоящие бриллиантовые.
Вскоре она уже стояла на сцене, испытывая знакомое волнение. Ощущение узла в животе ее не пугало; оно исчезнет сразу же, едва она начнет петь, как это было вчера.
Ее первый номер был встречен бурными аплодисментами, хотя полупустой зал вызвал у Белл разочарование. Но ведь сегодня только четверг. После выступления она прошла в бар и обнаружила там Глорию. Сегодня та была в черном атласном платье, шею украшало колье с натуральным рубином. Глория ничуть не удивилась малочисленности зрителей и сказала, что полным зал бывает только по выходным. Позавчера, во время их встречи в городе, она сообщила, что ее брат, занимающий высокое положение в колониальной администрации, специально придет послушать субботнее выступление Белл. Сейчас Глория поведала своей подопечной волнующую новость, о которой лишь намекнула тогда. У брата есть знакомства в среде американской индустрии развлечений, поэтому, если Белл хорошо себя покажет… последствия могут быть самыми неожиданными.
– Неужели? И вы знаете, кто эти люди, с которыми знаком ваш брат? – спросила Белл, не скрывая волнения и пытаясь понять, что же означали слова «хорошо себя покажет».
– Увы, я с ними не знакома. Но вы, дорогая, были просто великолепны. Я и сейчас слышу это удивительное оркестровое вступление, бархатные звуки труб, а затем ваш голос. Клянусь, ваш голос похож на густую, прозрачную струю меда. Бесподобно! Все повскакали со своих мест. Вы только взгляните на себя! Глаза сверкают, кожа блестит. По-моему, вы созданы для сцены.
Белл ощутила радостный трепет, но вслух сказала лишь, что довольна благосклонным приемом у публики.
– Чтобы преуспевать в этом мире, нужно верить в себя, а если не верите, то… хотя бы верить в меня, – засмеялась Глория.
Белл тоже засмеялась и вдруг поймала на себе сердитый и завистливый взгляд Ребекки. Белл улыбнулась соседке по комнате, но та хмуро отвернулась.
– Что там у вас? – спросила Глория, заметив этот диалог глаз.
– Ничего особенного, – уклончиво ответила Белл. – Здешние танцовщицы еще не успели привыкнуть ко мне.
– Не волнуйтесь. Привыкнут.
– Они думают, что эту работу я получила только благодаря знакомству с вами.
Глория удивленно изогнула брови:
– Может, мне рассеять их заблуждение?
– Спасибо, не надо. Это я улажу сама, – ответила Белл и после некоторого колебания добавила: – Но есть дело, в котором мне бы очень пригодилась ваша помощь.
В конце концов, почему бы не попытаться?
– Больше всего я люблю помогать друзьям, – тепло улыбнулась Глория. – Выкладывайте начистоту.
– Видите ли, мои родители какое-то время жили в Бирме. Может, вы сумеете познакомить меня с теми, кто знал их тогда?
– И вы до сих пор молчали!
– Да.
– Как фамилия ваших родителей?
– Хэттон, как и моя.
Глаза Глории чуть прищурились.
– Я сейчас вспоминаю, доводилось ли мне слышать эту фамилию.
– Я не назвала их имена. Дуглас и Диана.
Услышанное явно ошеломило Глорию.
– Так, значит, и вы тогда жили с ними здесь? Мне это только сейчас пришло в голову.
– Нет. Они жили здесь до моего рождения. Это невероятно грустная история, честное слово. – Белл замолчала, решая, продолжать ли, но затем сказала: – Они лишились ребенка.
Глория с пониманием посмотрела на нее:
– Ничего удивительного, если учесть здешнее обилие инфекций.
– Нет, причина не в болезни. Они потеряли ребенка в буквальном смысле слова. Младенец исчез из сада в их рангунском доме. Это было в начале тысяча девятьсот одиннадцатого.
– Боже милостивый, какая шокирующая история!
– Так вы ничего об этом не слышали?
Глория запнулась, на мгновение вдруг утратив уверенность. Склонив голову, она принялась рыться в сумочке и, как показалось, Белл, занималась этим дольше обычного. Наконец Глория извлекла портсигар и зажигалку.
– Вот что-о-о-о… – произнесла она, нещадно растягивая гласную, пока не закурила. – Меня тогда здесь не было, но не будем отчаиваться раньше времени. Должно быть, об этом происшествии писали в газетах. Вероятно, мой брат Эдвард что-нибудь помнит. Вы лучше спросите у него… – Глория вновь запнулась и внимательно посмотрела на Белл. – Так это и явилось причиной вашего приезда в Бирму?
– Нет. Я просто искала работу. А случившееся… это ведь было так давно. Двадцать пять лет назад. Я решила, что мне не помешает здесь побывать.
Белл решила больше ничего не рассказывать о родителях, но ей было не отделаться от воспоминаний о том, как в детстве она слонялась по громадному родительскому дому, общаясь лишь с матерью и экономкой миссис Уилкс. Ей вспомнились моменты, когда она ненавидела мать и ее трясло от неукротимого гнева. Это всегда плохо кончалось. Однажды Белл даже заявила матери, что лучше бы та умерла.
– Задумались о чем-то? – спросила Глория.
– Да так, ничего особенного. Расскажите о себе.
– Начну с того, что я никогда не говорю правду. Из принципа. Имейте это в виду. – (Белл засмеялась.) – Моя единственная цель в жизни – нарушать правила.
– А мне всегда казалось: если я что-то нарушу, меня сразу же поймают.
Глория, мастерски умеющая расточать улыбки ослепительные и улыбки язвительные, изогнула бровь и усмехнулась:
– Меня, дорогая, постоянно ловят. Вся штука в том, чтобы не обращать внимания, когда такое случается. Бравада, дорогая, – это прекрасный инструмент. Мне попросту наплевать, кто что думает.
Белл снова засмеялась. Уж с чем с чем, а с бравадой она была очень хорошо знакома.
Глава 7
Субботним вечером Белл познакомилась с Эдвардом, братом Глории. С первого взгляда он показался ей человеком дружелюбным и общительным. Глория познакомила их во время антракта. Взглянув на Белл темными блестящими глазами, он протянул ей руку. Он не был рослым – их глаза находились на одном уровне, – но Белл почему-то испытала странное волнение. Ей было не выразить это словами, однако в его облике было что-то знакомое, несколько старомодное, напомнившее ей одного из самых обаятельных друзей отца. Судя по всему, Эдвард привык к хорошей жизни, отсюда и его уверенная манера держаться плюс, как показалось Белл, врожденное чувство, что он имеет право на такую жизнь. Волосы у него были темные, с сединой на висках – это она заметила сразу. Эдвард, с его лицом и карими глазами с желтоватым отливом, напоминал ей обаятельного лиса. Она прикинула его возраст. Должно быть, около пятидесяти. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Белл. Подумав о том, как выглядит в его глазах, девушка пригладила разлохматившиеся волосы.
– Наконец-то я удостоился чести познакомиться с недавней протеже моей сестры, – сказал он. – Рад знакомству.
Белл почувствовала, как жар, исходящий из груди, разливается по ее щекам. Помимо веснушек, это было главным недостатком ее лица.
– Я тоже рада знакомству с вами, – ответила она и тут же заслонилась рукой. – Боже, как тут жарко.
– Можно перейти в сад. Или встать поближе к вентилятору, хотя он находится рядом с баром и шума там больше.
Белл кивнула:
– У меня всего полчаса до второго отделения.
– Поздравляю с успехом. Вы пели просто изумительно. Мир в ваших руках, дорогая.
– Разве я не говорила вам то же самое? – вмешалась в разговор Глория.
Белл скромно улыбнулась.
Эдвард отправился заказывать напитки: виски для Глории и лимонад для Белл. Женщины остановились под вентилятором. Зал был набит до отказа, отовсюду слышались возбужденные голоса и смех. Возле бара все это достигало пика.
– Я как-то не подумала, – призналась Глория, вынужденная кричать. – Давайте перейдем в более тихое место. Здесь такой гвалт, что говорить невозможно.
– А как же ваш брат?
– Он нас разыщет. И потом, я хотела вам кое-что сказать.
– Что? – удивилась Белл.
Они вышли во двор.
– Я переговорила с Фаулером по поводу этих танцовщиц, – сообщила Глория.
Известие ужаснуло Белл. Ее рука потянулась ко рту. «Когда тебя берут под свое крылышко, жди беды, – подумала она. – Потеряешь бдительность, с тобой начнут обращаться как с собственностью».
– Не говорите глупостей, – возразила Глория, отметая робкие возражения Белл. – Он лишь присмотрит за бойкими девицами, и только.
– Если он им что-нибудь скажет, это лишь усугубит мое положение.
Глория взмахнула рукой, но тут появился Эдвард в сопровождении официанта.
– Извините, что помешал девичьей беседе, – негромко рассмеялся он. – Дорогая, не позволяйте Глории вмешиваться в вашу жизнь, поскольку именно этим она и займется. Вот увидите.
Глория чуть притушила улыбку. Белл показалось, что она уловила оттенок напряженности между этими двоими. Возможно, они не всегда ладят. Наверное, в отношениях братьев и сестер такое бывает.
– Остынь, сестренка, – сказал Эдвард. – Вот твой виски.
Потягивая лимонад, Белл следила за парой своих новых знакомых, в особенности за Эдвардом. Он был худощавым, но не костлявым, а довольно мускулистым. Она обратила внимание на его изящные руки. Эдвард постоянно улыбался. Может, это помогало ему читать ее мысли? И еще эти глаза. Глаза соблазнителя, притягивающие тебя ближе, чем тебе хотелось бы. Она даже могла вообразить желание сблизиться, невзирая на разницу в возрасте. Ей вспомнился роман с Николасом, режиссером ее последней программы, который тоже был старше. Так что попытка почти удалась. Тем временем Эдвард и Глория с энтузиазмом то и дело отвечали на приветствия многочисленных друзей.
– Похоже, вы здесь всех знаете, – сказала Белл.
– Почти всех… А теперь слушайте. Глория мне говорила, что вы хотите встретиться с теми, кто знал ваших родителей.
Белл кивнула.
Эдуард взглянул поверх ее головы, затем пристально посмотрел ей в глаза. Белл стало не по себе. Схожее ощущение она испытывала, познакомившись с Николасом: неприятное покалывание под ложечкой. И хотя они с режиссером провели вместе почти год, жили они порознь. Ей хотелось путешествовать, посмотреть мир. Николаса тянуло к оседлой жизни. Его предложение пожениться она отвергла. Белл знала: большинство ее сверстниц руками и ногами ухватились бы за такую выгодную партию, но отец воспитывал в ней независимость суждений, и она ценила это качество. Став женой Николаса, она постепенно переняла бы его мысли и представления. Если уж совсем честно, причина была не только в разнице их взглядов на мир. Она не слишком-то любила этого человека. Когда представление с ее участием завершилось, Белл ушла из его жизни. Более ранний уход был чреват потерей работы.
– Может, здесь есть какая-нибудь миссис де Клемент? – не подумав, выпалила Белл.
Боже, ну зачем она так сказала?
Вопрос немного удивил Эдварда.
– Конечно есть. Она перед вами. После развода Глория вернула себе девичью фамилию.
Глория широко улыбнулась:
– У только что приехавших постоянно возникают недоразумения на этот счет. Они почему-то считают меня женой Эдварда.
Эдвард наморщил лоб, словно желая сказать, что сеять недоразумения – любимое занятие Глории.
– Но есть и еще одна миссис де Клемент. Моя жена, которая живет в Англии вместе с детьми.
Эпизод явно позабавил Глорию. Белл что-то промямлила в ответ. Наверняка сейчас ее щеки имели свекольный цвет.
– Дитя, не позволяйте моему брату вводить вас в смущение. Он это делает для собственного развлечения.
Эдвард покачал головой:
– Белл, дорогая, вскоре вы убедитесь, что моя сестра, женщина замечательная во многих отношениях, порою бывает… чудаковатой.
– Поверьте в это, и вы поверите во что угодно, – вздохнула Глория.
– Так о чем мы до этого говорили? – спросил Эдвард.
– О людях, которые могут знать моих родителей, – напомнила Белл.
– Ах да. Глория мне говорила.
– И как по-вашему, есть шанс с ними встретиться?
– Видите ли, это было четверть века назад. Приличный срок. Многие из тех, кто здесь работал, ушли на покой и вернулись в Англию.
– Я была бы вам очень признательна, если бы вы поискали таких людей. – Белл наградила его самой теплой улыбкой из своего арсенала. – Кстати, а вы сами жили здесь в одиннадцатом году?
– Наверное, но тогда я только-только появился в Рангуне. История моего приезда сюда довольно странная. Я работал в Лондоне, когда вдруг мне предложили службу в военной полиции Рангуна. От такого предложения я не мог отказаться.
– И вы по-прежнему служите в военной полиции?
– Не совсем, – скривив рот, ответил Эдуард.
– Довольно пустых разговоров, – вмешалась Глория. – Вам нужны друзья. Множество друзей. Чем больше, тем лучше. В плавательном клубе вскоре будет вечеринка. Почему бы после выступления вам не прийти туда в качестве моей гостьи?
– Я бы с удовольствием, – ответила Белл. – Но это не слишком поздно?
– Белл, сколько вам лет? – засмеялась Глория. – Двадцать один? Двадцать два?
– Двадцать три.
– Вам еще многому надо учиться.
– Сестра хотела сказать, что из-за жары все здешние увеселения начинаются позже, чем в Англии, и продолжаются дольше. Буду рад снова увидеться с вами, – сказал Эдуард, коснувшись ее руки.
Глория с братом повернулись, чтобы поздороваться с кем-то из друзей. Белл продолжала наблюдать за ними. Ее мысли вновь вернулись к отцу; наверное, потому, что разговор касался времени, когда ее родители жили в Бирме. Она вдруг отчетливо увидела отца: искорки в глазах, когда он смотрел на нее, выпяченный подбородок в те моменты, когда он погружался в чтение книги. Отец был хорошим человеком, однако в его характере существовала некая непреклонность, из-за которой Белл еще в детстве научилась не спорить с ним.
Она поймала на себе недоуменный взгляд Глории. Очнувшись, Белл растянула губы в улыбке и коротко сказала:
– Вспомнила кое-что.
– А я не предаюсь воспоминаниям. Сделала это своим правилом. Жизнь дана для наслаждений, чем я и намерена заниматься.
Белл коротко рассмеялась. Лицо ее вновь сделалось серьезным.
– Что случилось с вашим мужем?
– Кто сказал, что я помню?
– Но вы же знаете?
– Как я вам уже говорила… – Глория залилась смехом. Ее глаза озорно блеснули. – Заключаю с вами сделку. Обещайте, что придете в клуб на вечеринку, а я обещаю рассказать вам свою омерзительную историю.
– Разве я могу отказаться? – Белл тоже засмеялась.
После выступления, вернувшись к себе, Белл продолжала думать об отце. Ей вспомнился эпизод из детства… Она подошла к двери отцовского кабинета и уже собиралась постучаться, когда изнутри послышались голоса родителей. Оба говорили громче обычного. Белл застыла, вслушиваясь в спор.
– Что такое эмоции? – услышала она голос отца. – Не что иное, как порождение твоих мыслей. У тебя нет никаких причин настолько терять самообладание.
После этого ее мать, должно быть, бросила на пол какой-то тяжелый предмет. Белл услышала, как предмет шумно ударился о паркет и разбился. Следом послышались материнские всхлипывания.
Отец продолжал, еще более повысив голос:
– Диана, это не более чем продукт твоего ума. Почему ты не понимаешь простых вещей?
Белл не считала эти слова проявлением отцовского жестокосердия. Просто у него был такой способ общения с миром.
Воспоминание погасло. Белл переоделась в просторную ночную сорочку фасона «либерти» и собралась лечь спать. Ребекка по-прежнему отсутствовала. Последний раз Белл видела соседку в баре, вместе с одним музыкантом из оркестра. Вопреки решению больше не заглядывать в вырезки она воспользовалась тем, что была в комнате одна. Белл открыла записную книжку, газетная полоска выпорхнула. Девушка на лету поймала вырезку и принялась читать заметку все из той же «Рангун пост».
«Рангун пост», 15 января 1911 года
ИСТОРИЯ С ПРОПАВШИМ МЛАДЕНЦЕМ ПРОДОЛЖАЕТСЯ. МАТЕРИ ПРЕДЪЯВЛЕНЫ ОБВИНЕНИЯ
Сообщаем читателям о беспрецедентном шаге властей. Миссис Диана Хэттон была доставлена в отделение полиции для допроса об обстоятельствах исчезновения ее новорожденной дочери Эльвиры. По сообщению, полученному нашим корреспондентом из конфиденциального источника, незадолго до исчезновения ребенка миссис Хэттон вела себя подозрительно. Мы располагаем данными, что вскоре ей будет предъявлено обвинение в убийстве. В ближайшее время мы наверняка узнаем новые подробности, и «Рангун пост» сообщит вам о них раньше других газет.
И зачем только она нашла эти проклятые вырезки? Зачем привезла их сюда? Думать о том, почему родители скрывали случившееся, Белл не хотелось. Задуматься, как потеря подействовала на мать, она попросту не решалась. Духу не хватало. Если это сделать, придется пересматривать все свое детство. Белл покачала головой. Не стоит ворошить прошлое. Она приехала в Рангун с одной целью: петь. Естественно, ей было любопытно. Да и кого бы не охватило любопытство? Но копаться в прошлом она не собиралась. Как сказал Эдвард, мир у нее в руках, и она не упустит возможности воспользоваться этим сполна.
