bannerbannerbanner
полная версияИзнанка чувств

Даша Коэн
Изнанка чувств

Потому что слишком боялась, что Хан вновь примется атаковать меня своим вниманием. А я уже поняла, что совершенно не могу ему противиться. Убежать – да. Но когда он рядом, то все – тушите свет. Я просто улетаю вместе с роем бабочек, что словно по указке начинают осоловело порхать в моем животе.

Не знаю, как это случилось и когда, но, кажется, сколько бы я не бежала от этих запретных чувств, сколько бы не выворачивала их наизнанку, но они все равно упорно лезли наружу. Лезли и расцветали буйным цветом.

Вот только мне нельзя было любить Марка Хана. Любого другого, но только не его…

Он был не для меня и не про меня. Он был недостижимой звездой в небе. А еще, меня съедал жирный, отвратительный червяк сомнения, что этот прекрасный Бог не мог просто так влюбиться в бедную и ничем ни примечательную Таню Сажину. В аутсайдера, которого никто не замечает.

В девочку, которую все с брезгливой гримасой на лице называют обидным словом «Моль».

И мне всего-то нужно было закрыть на все глаза, выдохнуть и пережить последние дни в школе, а потом навсегда забыть про всех этих жестоких детей, которые мнят себя пупами земли. И мальчика с глазами цвета стали я тоже забуду. Мы с разных планет и больше никогда с ним не встретимся.

Надо это просто захотеть. А иначе, Кристина Батурина все-таки опубликует то видео. А мне не нужны проблемы в моем будущем. Ни в институте. Ни дальше по жизни. Я не позволю, чтобы кто-то называл меня воровкой.

Никогда!

До дома добираюсь на метро и без лишних эксцессов. В квартире накурено, но пусто. Выдыхаю облегченно. Переодеваюсь и поспешно собираю в сумку все нужное для художественной школы и бегу туда.

А там, раскрашиваю чистый лист яркими красками. Он – полное отражение моего внутреннего и внешнего мира. Он такой, каким и должен быть. Правильный. Нужный для каждого человека на земле. Нужный для меня.

Вот только легче не становится.

Потому что мой сотовый уже буквально ломится от входящий звонков и сообщений. Марк Хан делает это снова и снова. Вот и сейчас слишком настойчиво просит ответить ему.

Ему, видите ли, нужно поговорить.

Качаю головой, собираю свою сумку и прощаюсь с преподавателем. Она тепло улыбается мне, что непривычно на фоне учителей из «Золотой Лиги». Там на меня смотрят как на человека второго сорта, просто потому что я на иждивении спонсора.

Отмахиваюсь от всего и бреду на выход, киваю знакомым ребятам. А затем выхожу на крыльцо и замираю как вкопанная.

Потому что прямо передо мной, у капота красивой серебристой иномарки стоит Он, смотрит на меня исподлобья и держит в руках букет белоснежных роз.

Спустя минуту, очевидно видя, что я никак на него не реагирую и вообще зависла, он чуть склоняет голову на бок и криво мне улыбается, маня меня к себе ладонью.

Что-ж…

– Что ты тут делаешь? – спускаюсь и оглядываюсь по сторонам.

– Тебя жду.

– А как ты меня нашел?

– Твоя милая соседка Раиса Сергеевна рассказала, где искать.

– М-м… А как узнал, где я живу?

– В учительской. В твоем личном деле, – пожимает плечами так, как будто бы я спрашиваю сущие пустяки.

– Ясно.

– Это тебе, – протягивает мне цветы.

Не беру, прячу руки за спину. Лицо болезненно кривится – это сердце мучительно стонет в груди. Оно не хочет ставить точки над и. Оно хочет его любви, внимания и тепла.

Хоть капельку!

– Что опять не так-то, блин? – рычит и подается ближе, нависая надо мной. Он значительно выше, а я вся скукоживаюсь от его агрессии.

– Марк…

– Что я опять не так сделал, Таня? – тычет мне цветами в грудь.

– Спасибо за цветы, но…

– Бери их. Я целовал тебя и точно знаю, что тебе это понравилось. Или мне надо напомнить? Ты только скажи, Тань, я ж только за.

– Мне не нужны отношения с тобой, – вру я, смотря на него прямо и не моргая.

– А мне с тобой нужны…отношения…

– Ничем не могу помочь, – упрямо стою на своем.

– Это значит «нет»?

Киваю. А потом вижу, как он срывается с места и идет к урне. И понимаю, что мой третий букет сейчас просто возьмут и выкинут. И так мне сделалось от этого постыло, обидно и тоскливо.

– Что ты делаешь? – кинулась я к нему и дернула за пиджак.

– Выбрасываю этот веник к чертовой матери! – рычит он и выдергивает свою руку из моего хвата.

– Отдай!

– Мне подачки не нужны!

– Что? – округляю я глаза.

– Ты со мной или нет? – прищуривается сурово.

– Нет, – со стоном выдавливаю из себя, – прости.

– Тогда в топку! – пытается зашвырнуть он букет в урну, но я успеваю перехватить нежные бутоны.

Вот только и Марк очень настойчив и тянет их обратно на себя. И охапка роз рассыпается, а потом и падает к нашим ногам. Всего секунда и он наступает на нежные лепестки, пока я пытаюсь сдержать слезы отчаяния.

– Вот так ты сделала, Таня.

И пока я вновь беззвучно плачу, Хан только обходит меня, садится в свой дорогой автомобиль и жмет по газам, оставляя меня одну оплакивать наше несбыточное будущее. Внутри все скрипит и стонет, покрывается глубокими трещинами и рвется.

Но я никому не позволю увидеть себя настоящую. Нет…

И когда Марк скрывается из виду, я все-таки присаживаюсь на колени и бережно начинаю собирать лепестки опавших роз, заворачивая их в свою поношенную ветровку. С неба накрапывает дождь.

Наверное, это небеса плачут вместе со мной, исполняя реквием по мечте.

Спустя всего четверть часа мать погонит меня домой, ругая за испорченную блузку, а потом нажрется до поросячьего визга вместе со своим Валерой. Дальше, когда поздно ночью соседи вызовут ментов, моя родительница во всем обвинит меня и обзовет последними ругательствами.

Ну а после будет сетовать на кухне, браня себя за то, что когда-то не сделала аборт.

И все это уже в день моего рождения. Вот и все Таня, детство закончилось…

Глава 14

День рожденья – праздник детства

И никуда, никуда, никуда от него не деться

День рожденья – грустный праздник

Ты улыбнись, улыбнись, улыбнись, не грусти напрасно…

Весь следующий день я хожу по школе, боясь поднять глаза. Мне дико страшно гнева Батуриной и Козинской. И я молюсь, чтобы меня пронесло. Про Марка Хана я даже не думаю, я приказала себе выкинуть этого парня из головы и из сердца.

С головой справиться просто. С сердцем сложнее, но и у него нет выбора.

Я решила и расставила приоритеты. Назад дороги просто нет.

Сегодня в школе без занятий, только несколько консультаций и репетиция последнего звонка. Мне отведена далеко не главная роль, а потому я большую часть времени тихо сижу на последнем ряду в актовом зале, уткнувшись в книгу по программированию.

А потом наступает мой «звездный час», где я произношу лишь пару реплик и меня наконец-то отпускают, и я бегу скорее в класс за рюкзаком, сменкой и домой.

Точнее, к Раисе Сергеевне. Она с утра перехватила меня в подъезде, обещая, что вечером меня будет ждать угощение. Чуть не расплакалась. Вот так – чужой человек обо мне подумал, а родная мать только и делает, что жалеет о нереализованном некогда аборте.

– Сажина!

– Да? – оглядываюсь я уже перед самым выходом из школы.

– Тебя просили помочь, – указывает девочка на класс младше меня в сторону заднего двора.

– Меня? – скидываю я рюкзак.

– Да, Комарова просила помочь в хозкорпусе, она в курсе, что тебя с репетиции раньше отпустили. Говорит, что дело срочное.

– А-а, понятно, – киваю я и иду за девочкой.

Она тоже из элиты. На ноге позвякивает золотая цепочка вокруг тонкой щиколотки, да и на пальцах поблескивают украшения. А я стыдливо стискиваю лямки протертого в нескольких местах рюкзака. Завидую ли я? А смысл?

Мы добираемся до нужной двери и мне дают последние указания, прежде чем ученица скрывается с моих глаз.

– К хозкорпусу иди. Там тебя уже ждут.

Я как послушная овца иду туда, куда сказано, даже не догадываясь, что меня ждет впереди. И только завернув за неприметное серое здания в самом конце дальней аллеи школьного двора, я резко останавливаюсь, расширившимися зрачками оглядывая толпу поджидающих меня девушек.

Их было семеро.

Кристина Батурина, моя сестра, Стефания и другие закадычные подружки. И они смотрели на меня с нескрываемым триумфом и злобой. А спустя всего секунду появилась и восьмая, которая полностью отсекла мне дорогу назад, подкравшись из-за спины.

– Обидно, – усмехнулась Барби и уверенно сделала шаг ближе, – я верила тебе, Моль, а ты взяла и подвела мое доверие. Ах, как некрасиво с твоей стороны.

– Я не…

Договорить не успела. Удар тут же обжег мои губы. Сильный. Наотмашь. Так что я тут же почувствовала металлический вкус крови во рту.

– Какая же ты лживая, изворотливая тварь, Моль, – покачала головой Батурина, пока я пыталась прийти в себя от шока.

Да не смогла. Девочка, что стояла позади меня, вдруг неожиданно вцепилась мне в волосы, жестко фиксируя меня, и не давая даже возможности вырваться из ее хватки.

А Барби тем временем важно расхаживала передо мной и улыбалась как безумная Харли Квин.

– Я хочу знать только одно, что ты ему позволила, убогая?

– Ничего, – прикрыла я глаза, уговаривая себя не плакать.

– Не ври мне! – и еще один удар прилетел, но уже в ухо с кулака.

– Стелла, – все-таки заплакала я, – пожалуйста, скажи же ей! Скажи, что я ни в чем не виновата. Я убегала от него. Он мне не нужен! Не нужен…

Но сестра с концентрированной ненавистью в глазах только смотрела на меня брезгливо, а потом вынесла мне приговор.

– Она лжет, Крис. Ну что ты хочешь от нее? Дочь потаскухи и наркоманки…Я собственными глазами видела, как эта шваль вешалась на Хана в библиотеке. Буквально умоляла его быть с ней. А потом сама кинулась на него с поцелуями. Жалкое зрелище…

И после этих слов у меня окончательно опустились руки. Я знала, что будет дальше, а потому просто закрыла глаза, безмолвно принимая на себя град ударов от разъярённой Барби, которая принялась за волосы оттаскивать меня, раздирая колени по асфальту до мяса.

 

– Хан мой, тупая ты шавка! Мой! Мой, гнида позорная! Я убью тебя, если ты еще хоть раз прикоснешься к нему своими грязными культяпками. Гребаная безродная Моль!

И все пинала в живот и по ягодицам. Обзывала последними непотребными словами. Щелкала перед носом ножницами, грозясь обрезать под корень мои волосы и почти уже приступила к делу, но тут кто-то из девчонок крикнул:

– Смываемся, Крис!

И они растворились, как будто никого тут и не было, оставляя меня понуро сидеть в грязной луже, что образовалась после вчерашнего дождя. И рыдать навзрыд. В голос. Так, как я не делала этого уже очень-очень давно!

Не знаю сколько я так просидела, пребывая в состоянии аффекта. Вообще не двигалась. Не могла. А потом пришел он – мой лучший и единственный на свете друг.

Стас Гордеев.

И мне было так стыдно, что он видит меня такой. Жалкой. Избитой. Униженной.

О, Господи, как же мне было стыдно!

За то, что я родилась собой. За то, что никак не могу найти себе правильного места в этой жизни. За все на свете!

– Кто это сделал, Тань? – усадил меня на скамейку парень и принялся вытирать заплаканное лицо и поправлять растрепанные волосы.

– Девочки с параллели, – заикаясь произнесла я, все никак не в силах прекратить истерику.

– Идем к директору? Надо наказать…

– Не надо! – всполошилась я, – Я очень тебя прошу! Стас, пожалуйста! Лучше подай рюкзак, – и я трясущимися руками достала из бокового кармана пачку салфеток, принимаясь вытирать испачканное лицо.

Стас же отобрал у меня одну и стал помогать, все так же, по-прежнему, сидя передо мной на корточках.

– Все думают мне их Хан нужен, – всхлипывала я, – сдался он мне! Пусть им подавятся!

– Хочешь я с ним поговорю? – присел на лавку Стас и порывисто обнял меня, покачивая будто маленького ребенка и я тут же уткнулась ему в грудь, ища хоть какого-то утешения.

Такое обращение со мной было на вес золота, и я не могла от него отказаться.

– Я уже пробовала с ним разговаривать. И с его бывшей тоже. Но там меня никто не слышит и не понимает. Ведь у мажоров в лексиконе отсутствует слово «нет». Их с детства учат, что такого понятия для них просто не существует. Но завтра я уйду отсюда и больше не увижу этих людей никогда! – в сердцах выдохнула я и сама обняла парня в ответ за талию, вновь расплакавшись навзрыд.

– Тань, ну замалчивать же нельзя! – напрягся парень.

– Это уже неважно, Стас!

– Их надо наказать.

– Их жизнь накажет, – обрубила я, пресекая дальнейшие разговоры.

А потом я привела себя в порядок и встала на ноги, позволяя увести себя из этой чертовой школы и усадить в такси, которое и довезло меня до самого дома. Я хотела было попросить Стаса остаться, но вновь постеснялась. Потому что на втором этаже, там, где находилась моя квартира, уже громко играла музыка и слышался пьяный треп маминых приятелей.

Я не хотела, чтобы Стас – единственный мой друг – видел изнанку моей жизни. Оттого мне пришлось врать, останавливаясь у двери Раисы Сергеевны. А там уж я только сердечно поблагодарила парня за все. Обняла. Поцеловала в щеку. А затем нажала на дверной звонок, провожая его сильную спину, что скрылась за подъездной дверью.

– Татка! – радостно воскликнула соседка, а затем тут же сникла, – Милая, что случилось? Кто это сделал с тобой?

И я снова заревела в голос.

Это сделала со мной жизнь…

Глава 15

Мне так искренне жаль.

Но я не чувствую вкуса домашнего торта, что с такой любовью и заботой испекла для меня Раиса Сергеевна. Медовик. Но я не способна улыбнуться ей, а только понуро сижу за столом, пока она пытается накормить меня.

Не выдерживаем обе. И женщина настойчиво обвивает меня своими теплыми руками.

Это так прекрасно.

С ресниц беззвучно капают слезы, впитываясь в ее цветастый ситцевый фартук. Потому что я будто Алиса в зазеркалье. В этом дне столько всего, но прежде всего объятья сразу двух важных для меня людей. И мне, наверное, стоило пережить нападки Червонной Королевы, чтобы попасть на чаепитие к Мартовскому зайцу и безумному Шляпнику.

– Останешься у меня, Татка? – аккуратно замазывает заживляющей мазью Раиса Сергеевна мою губу и колени.

– А можно?

– Нужно, деточка, – кивает мне добрая женщина и начинает осторожно и бережно расплетать мою длинную косу.

– Никто кроме вас меня не поздравил, – вдруг вырывается из меня против воли, но я не останавливаю себя, а позволяю словам литься дальше, – ни мать, ни отец, ни Валера этот несчастный, ни ребята в школе. Обычно там от класса делают поздравление, дарят билеты в кино, в театр или еще куда. Ни то, чтобы я туда рвалась, но…

– Я понимаю.

– Я раньше думала, что мир – это огромный механизм, в котором каждый человек нужный винтик единого целого. А получается так, что я лишняя деталь. Помню, когда мне было лет пять, отец разобрал поломанный телевизор, починил и снова его собрал, но остались какие-то детальки и он так недоуменно смотрел на них и чесал затылок, будто бы спрашивая у них: и что же мне с вами делать? Так и я.

– Это не так, Татка.

– Нет. Так, теть Рай. В инструкции к винтику, может быть, жирными буквами написано, что он очень нужный, а на деле оказывается, что не очень. И без него все прекрасно работает.

– Ты чего это удумала? – вдруг строго спросила женщина, пристально заглядывая в мои глаза.

– Ничего, – пожала я плечами и потупила взор.

– Глупая ты еще, Татка. Не понимаешь, что где-то на свете есть человек, которому ты очень-очень нужна. Тот, для кого ты станешь смыслом всей жизни. Просто вы еще не встретились. Вот и все.

– Этот человек должен быть моей мамой, теть Рай, – и еще одна соленая капля сорвалась с ресницы.

– Она…

– Знаю. Она уже не человек.

– Иди сюда, – снова обнимают меня ласковые руки.

И такое облегчение сваливает на меня. Выдыхаю, а потом все-таки пытаюсь криво-косо рассказать о том, что, что случилось в школе. Хочется выговориться хоть кому-то, чтобы кто-то понял меня, а не просто осудил за то, что я слабая и не пошла одна против толпы.

– А этот Марк, он тебе нравится? – осторожно спрашивает Раиса Сергеевна.

– Да, – просто отвечаю я.

– Сильно?

– Сильно.

– Красивый он?

– Мечта любой девушки – красивый, высокий, спортивный, умный и с прекрасной родословной, – криво улыбаюсь я и пожимаю плечами.

– А может оно и к лучшему, Татка.

– Почему?

– Кто знает, что у этих золотых мальчиков на уме? Всякое бывает. Может это божий знак, предупреждение? Настойчивое, жестокое, но предупреждение.

– Да уж… по-другому бы не дошло, – смущенно отвожу глаза.

– Ну вот, другое дело, – хлопает меня по спине добрая женщина, – румянец на тебе смотрится гораздо лучше, чем слезы.

Но ответить ей я уже не успеваю, потому что неожиданно в дверь кто-то звонит и мы обе вздрагиваем. Глаза в глаза, и я понимающе киваю, а потом несусь в дальнюю комнату и там замираю истуканом у двери.

Но переживали мы напрасно. Это не моя мать. И даже не Валера. Это была дочь Раисы Сергеевны – Нина и ее муж Степа.

– Мам, – слышу я голос девушки, – ну что за дела? Целый день дозвониться не могу до тебя. Волнуюсь же! Что случилось?

– Ой, доня, наверное, телефон сел, а я и забыла зарядить. Прости дуру старую.

– Пахнет так вкусно, – слышу зычный голос Степы.

– Тортик это, праздник тут у нас. Татка, а ну беги сюда.

И я выбегаю, а потом застенчиво улыбаюсь гостям, чувствуя, что я теперь не к месту в этой квартире.

Винтик.

Но уйти мне не дают. Только поздравляют меня уже и вновь прибывшие.

Как дома себя чувствую, но обмануться этими ощущениями я себе не позволяю.

Совсем вечереет, а вскоре все отправляются спать. Мне стелют в зале на диване, и я почти уже засыпаю, когда телефон под подушкой оживает:

«Выйди, Тань, это срочно».

Марк!

Боже! Но я все-таки пишу ему ответ.

Я: «Ты время видел?»

Он: «Видел. Я стою под твоими окнами. Даю тебе пять минут».

Я: «Да хоть десять! Мой ответ – нет».

Он: «Что-ж, сама напросилась».

И внутренности обваривает страхом. А потому я тут же строчу ему на все согласное:

«Ладно».

«Ладно», – тут же приходит в ответ.

Крадучись, выбираюсь из кровати и наскоро одеваюсь, а потом, стараясь не шуметь, выхожу в подъезд, отмечая, что у нас в квартире уже все стихло. Запахиваю на груди кардиган и выхожу на улицу. Оглядываюсь и почти сразу же попадаю в плен стальных глаз.

– Сядь в машину, – глухо произносит он и я отрицательно трясу головой.

– Нет. Говори, зачем приехал и прощаемся.

– Я сказал – сядь в машину! – он не кричал, просто давил интонациями.

А еще я отчетливо поняла, что Марк сильно не трезв.

– Нет, – упорно стою я на своем, а потом разворачиваюсь и иду назад.

Но не успеваю сделать даже пары шагов, как меня дергают обратно, разворачивают и прижимают к металлической подъездной двери.

– А как надо сделать, чтобы ты сказала, да? – от него пахнет табаком и шоколадом, замешанном на алкоголе.

– Ты пьян, – бормочу я, а потом замираю, когда его ладонь сжимается у меня на шее.

– Сколько ты хочешь? – хмурится и еще ближе склоняется надо мной. Так, что наши дыхания смешиваются.

– Что?

– Гордеев же делал это за бесплатно. А я готов заплатить. Тебе же нужны бабки? Слушай, ну точно в этой дыре будут не лишними. Да и мне много не надо, Танюха. Одного раза за глаза, – и его лицо перекашивается от скабрезного оскала.

Это не улыбка, о нет-нет!

– Я не понимаю…О чем ты говоришь?

– Оу…будешь ломать комедию, да? Ну, ок. Я, знаешь ли, не гордый.

– Марк, – пытаюсь я отцепить его руки со своей шеи.

– Я хочу тебя получить. Сколько ты хочешь за это?

И внутри меня после этих слов все умирает и превращается в тлен.

– Чего задумалась? Прикидываешь сколько с меня слупить? Да ты не стесняйся, Тань, я не твой нищеброд Гордеев. Или…оу…ты все еще собираешься корчить из себя мисс-невинность. Поздно, дорогая моя, я уже видел кадры, где ты страстно обжималась на школьном дворе со своим Стасиком, а потом притащила его прямо сюда. Так что, давай, оставим глупости. Я хочу. Ты делаешь. Сколько?

Кадры? О чем толкует этот идиот?

– Иди к черту! – выдыхаю я и понимаю, что практически задыхаюсь от беззвучных рыданий, – Убирайся!

– Десять тысяч. Что нет? Двадцать? Давай так, я даю тебе полтос, и ты спокойно садишься в тачку, а потом по-быстрому раздвигаешь передо мной свои ноги. Идет?

– Да пошел ты!

Что есть мочи, я пинаю его по голени, а потом, замахнувшись, выписываю этому куску дерьма звонкую пощечину. Рычит, пытается впиться мне в губы, но я снова луплю его, дергаясь всем телом и намереваясь вырваться на волю.

– Цветочки тебе таскал, идиот! – зло смеется он, скручивая меня своими сильными ручищами, а я рыдаю, – Знал бы я какая ты блудливая дрянь, то сразу бы зашел с козырей.

– Пусти! Пусти, ублюдок!

– Назови цену! – его шатает из стороны в сторону.

– В задницу себе свои деньги засунь! И утрамбуй хорошенечко! Понял? – и я все-таки вырываюсь из его рук, а потом отбегаю на безопасное расстояние, оглядываясь по сторонам в поисках помощи.

Но тщетно. Вокруг никого.

Только в машине, на которой приехал Хан, за рулем сидит водитель и безучастно смотрит вдаль. Такой же бездушный, как и этот зажравшийся мажор.

– Таня, – пьяно тянет Марк и протягивает мне руку, будто ждет чего-то.

Боже, как мне это чудовище могло нравится вообще? Спасибо Барби! Спасибо, Стелла!

– Клянусь Богом, если ты приблизишься ко мне, то я так заору, что половина района сбежится сюда. Так что, прошу последний раз и по-хорошему – убирайся отсюда!

Рейтинг@Mail.ru