Дарья Вячеславовна Морозова
Старик и Горе
Жил-был Старик.
Его деревянный домик стоял на маленьком острове посередине широкого озера.
Скромное жилище Старик построил себе сам много лет назад, а так как жил он один, то у него была всего одна комната с печкой. На острове кроме него не было никого, даже мышей.
Рядом с домом росла большая старая яблоня, которая из года в год кормила своего единственного соседа твёрдыми, кислыми плодами. Прямо за домом раскинул мощные ветки высокий дуб. Он был старше самого Старика, потому что рос на этом острове задолго до того, как Старик приплыл сюда. Крона дуба не только давала благословенную тень во время летней жары, но и защищала домик от сильных ветров, дождей и снегов. Молодые жёлуди Старик собирал и перетирал в кашицу, которую ел на завтрак. А старыми любил похрустеть вечерами, устраивая во рту сражения: кто сильнее – засохший жёлудь или его жёлтые зубы? Если зубы просили пощады, то Старик с кряхтением выплёвывал победителя и ворчал, а уж если удавалось разгрызть жёлудь, то Старик улыбался и шутливо грозил дубу сухим кулаком, мол, не дорос ещё со мной тягаться.
Сколько было лет дубу и Старику – неизвестно. Старик жил так долго на свете, что забыл своё имя. Но зачем оно нужно, если живёшь один?
Он ничего не сеял и не сажал на острове, питался яблоками, желудями и рыбой. Скучал ли он по хлебу или душистой землянике? Вряд ли, их вкус затерялся в его памяти, он был доволен тем, что имел.
Так Старик и жил на своём острове, с которого не видно было берегов озера, собирал жёлуди и яблоки, бродил между тремя березками и четырьмя ёлками, что выросли между дубом и яблоней от принесённых ветром семян, сушил рыбу и думал, что так будет всегда.
Однако после особенно суровой зимы, когда лёд громко трещал вокруг островка, старая яблоня не пустила зелёные листочки. Ни одной почки не выросло на её старых скрюченных ветках. Старик заволновался, такого ещё никогда не было!
– Что ты, старая кляча, удумала? – рассердился он. – Думаешь, не проживу без твоих кислых яблок? Если к концу весны не одумаешься, я срублю тебя под корень, а уж за новыми ростками дело не станет!
